Гори оно огнем

Стою себе на остановке и гадаю – на фига я поперся в этот край города? Посмотреть захотелось на сослуживца, с которым вместе коротали ДМБ в части. Дела у него – не надо лучше, торговля идет бойко.
У него было много забот, но я подошел к нему и хотел с ним поговорить, назвал по имени. Он очень удивился, странно посмотрел на меня и спросил: "Что вы хотели сказать?" И тут же матом обругал и прогнал маленькую, грязную девочку, у которой не хватило мелочи на леденец. Я дал ребенку пятисотку, и счастливая девчушка умчалась с пакетиками леденцов, жвачек, шоколадками, предусмотрительно запихав сдачу глубоко за пазушку.
Раньше мы с ним были между собой на "ты". Он явно узнал меня, но не пожелал разговаривать. А я ведь был в сером с блеском костюме, белой рубашке с полосатым галстуком и самых моднючих шузах. Я замолчал и, сделав вид, что вовсе не называл его по имени, купил сигарет и отошел.
Фиг с ним. Пусть себе торгует. Ехать домой у меня не было желания. Не успеешь зайти, главная квартиросъемщица (я к ней подселен) без конца достает, - требует квартирную плату, не разрешает курить, злится и выговаривает мне за все, к чему можно только придраться.
В те времена, когда мы служили на полигоне, всем приходилось туго, и оба мы были, хоть и в нарядной дембельской форме, но в унынии. Когда я был при деньгах, то и было на что поесть и выпить. А когда у меня денег не было, он угощал меня сигаретами. Потом оказалось – он втихаря приторговывал барахлом, которое тырил из каптерки, и денежки складывал в захоронку.
После дембеля мы разъехались, и я сначала двинул в свой поселок, на родину. Семья обрадовалась, что жив-здоров, дедовщиной не изуродован. И огорошили – все хорошо, но заводик наш закрылся, еле перебиваемся с картошки на крольчатину. Шкурок валом, сбыть некуда.
Потолковали, набили два баула обработанными шкурками послали в центр; сдать куда-нибудь и да за них выручить кое-каких хрустов. На поезд меня погрузили, проводнику самогонки и сала дали, чтобы провез. К ночи выехал, к утру прибыл и на станции слез, где мой кореш обосновался.
Нашел я его к вечеру. Он было обрадовался, но из-за плеча выглянула фифа в бигудях и халате из сирийского шелка и что-то зашипела ему в ухо. Кореш втолкнул ее в квартиру, а сам, извиняясь, сказал, что приютить не может. Но баулы взять на хранение согласился.
С самого начала я мог бы сразу нормально устроиться, если бы не случайность. После того, как я оставил у кореша свои баулы со шкурками (батя мой классно их выделывал, под сурка, из них дорогие шапки получались), то поканал на станцию переговорить с дивчиной в газетном киоске – она пообещала пристроить меня во времянке во дворе своей тетки. Они мне угол, я им – ремонт крыши. Пришел, а киоск уже закрыт. И где искать ту дивчину с ее теткой – один бог знает. Ладно, думаю, перекантуюсь до утра в скверике на скамейке. Отыскал уголок, прилег и закемарил.
Поспать не дали. Разбудил патруль, потребовал документы. Я хвать по карманам – нет ничего, ни ксивы, ни денег. Патрульные сказали: «Тогда ты наш». Я же еще в дембельской форме был. В общем, отвели, закрыли. Пока разбирались – месяца два прошло. Кормили, конечно, на произвол судьбы не бросили, а потом новые доки вручили, от себя денег немного дали и выпустили. Лети куда хочешь. Я, конечно, сразу к корешу, а по его адресу уже другие люди живут. Знать ничего не знают и знать не хотят, и шел бы ты парень…
Я на станцию – дивчину искать. Тоже ту-ту, то ли замуж пошла, то ли работу сменила. Деваться некуда, на билет домой не хватало, надо на время определяться. Нанялся в сторожа, пожил в подсобке. На дежурстве не спал, а все равно какая-то сволочь стащила что-то из инвентаря. Хозяин и погнал в шею, заработок не отдал. А у самого рожа злорадная. Потом доперло до меня, что наверняка он эту кражу подстроил.
В общем, зажил я как вольная птица. Это сейчас меня определили на подселение. А до этого и жить было негде.
На учет безработных и бездомных я встал, - это меня командир патруля надоумил и даже настоял. Военкомат уже не смог бы опекать, на все есть свои сроки и правила. По моей армейской службе мне хорошая льгота была из-за полигона. В костюм «ДМБ» оденусь – и по инстанциям, и везде от меня отмахнулись – это не к нам, это в такой-то кабинет, это по такому-то адресу. Словом, иди не знаю куда, получи там то, не знаю что.
Нормальную работу я долго найти не мог. Что из того, что у меня несколько специальностей и высшее образования? Работы все равно не было, - я имею в виду ту, которую я могу, хочу и умею выполнять.
Мне навязывали другое занятие убирать мусор, таскать камни, полоть газоны, тыкать острой палкой-собиралкой бумажки и прочее. Когда я был вынужден принимать это, идти на «общественные работы», я злился не меньше моей квартирной хозяйки, потому что на очищенном мною месте типы вроде моего бывшего кореша (предприниматели, коммерсанты, негоцианты) построят ларек или кафешку, стоянку или автомойку.
Они были при деньгах, а я должен был еще мыкаться по коридорам и кабинетам, чтобы вырвать из жадных чиновничьих лап свой жалкий временный заработок. Но как только получал - тут же растрачивал, хватало лишь на выпивку с закусью и сигареты. Что же делать, если на муниципальный заработок можно только курить и пить водку. Еще я огороды людям вскапывал, заборы и крыши чинил. Давали еду, давали одежду с обувью.
Убранство свое дембельское я в рюкзаке хранил, как парадный костюм. В нем я ходил в городскую администрацию по совету тетки – «красной шапочки», дежурной по вокзалу. Она мне не раз помогала. Я ей про кореша своего рассказал, имя-фамилию назвал, так она рукой махнула и протянула: «И-и, паря, на нем правды не ищи, знаю я эту семейку. Давно уже твои баулы проданы, и концов ты не сыщешь».
Она мне и место для жилухи указала. Она в общаге ютилась, там подвал имелся. В нем я и жил сперва, у меня даже была печка. Я таскал отовсюду картонки, деревяшки, наламывал хворост с деревьев школьного парка. «Красная шапочка» порой к себе поесть зазывала. Но неудобно было, у нее там семейство, как горошек в банке.
Так вот жил себе, подвал общаги обогревал, мусорщиком и чернорабочим подрабатывал. Каждый день ходил, искал работу по диплому (инженер точного приборостроения). Куда ни приду - поглядят на мой «подветераненный» ДМБ и находят отговорки. По глазам же вижу, что специалист нужен.
В один прекрасный сидел в своей норе, форму чистил и штопал. Вдруг откуда-то явились местные репортеры с видеокамерами, засняли меня и показали по местной сети ТВ под названием «Бедствия образованного дембеля-бомжа». Много чего спрашивали. Я ответил им про главное: устроиться бы мне на приличную работу, иметь бы комнату. Отмыться бы, откормиться.
Ну, показали это кино, и тут же чиновная братия, потирая зады от полученных сверху пинков, разыграли вокруг меня хоровод сердобольных отцов родных и матерей родимых. Что удивительно, именно те, кто меня футболил подальше в аут. Мне и комната нашлась, и талонами отоварили – в баню, в магазины, в столовку, на проезд.
Словом, поднялся. Приоделся, приобулся, стрижку сделал. Съездил в поселок, диплом забрал – и обратно, работа уже ждала в местном вузе, главным инженером.  С первой же зарплаты созвал тех, кто помогал мне – и патрулеров, и «красную шапочку», и пару служащих из управы, которые не выталкивали за дверь, - сделал им шикарную «полянку».
Еще немного – и нормальное жилье будет. Все ничего бы, но, как говорится, точит червь… Вот и прогулялся к новому месту пребывания кореша, те же патрулеры помогли отыскать. Стою на остановке, посматриваю на его шикарный магазинчик, из силикатного кирпича. Он выглядел прекрасно – с крылечком, карнизами, черепицей, металлосайдом, с площадкой для авто. И то ли слеза набежала, то ли туманцем зрачок подволокло – привиделись мне на месте строения два громадных баула, набитые до отказа шкурками.
Пошарил пачку, в ней одна сигарета осталась. Надо же, ведь десять минут назад купил и уже всю выкурил. Вынул я «мальборошку» с золоченым ободком, прижег кончик зажигалкой. Тут подошел сбоку полицман, документы спросил, осмотрел их, козырнул и поинтересовался – зачем я тут стою, на магазин смотрю. Мол, хозяин тревожится.
Ну, я не сдержался и выложил ему вкратце. Полицман послушал, вежливо покивал: вот ведь что, да-да, бывает, вы уж держите себя в руках… Я его успокоил – все будет в порядке, судьба сама распорядится. Тут мой трамвай подошел, и вскочил в него. И надо же – проехали пять остановок, а мимо нас по встречке несется пожарный «ЗИЛ», с сиреной и синими мигалками. Я к заднему окну трамвая и вижу из него столб дыма. Вернулся домой, телик врубил, и смотрю - во всей крае горит мой магазинчик. И почему-то ни к селу ни к городу вспомнилось из «Берегись автомобиля»: «Тебя пасодют, а ты не воруй…».
Я вынул зажигалку, подкрутил ограничитель и щелкнул. Вспыхну длинный, высокий язык пламени. Да, гори оно ясным огнем! Стало легче на душе, словно отвалилась от нее надсадная опухоль. Сзади в мою комнату заглянула главная квартиросъемщица, увидела в свете пламени сосредоточенность и спокойствие на моем лице. Я загасил огонь, женщина вздохнула и впервые промолчала.