Зеленый фордзон

Богатое село Хлеборезково ожидало 13-го по счету начальника районной милиции. Предыдущего сняли за утерю личного именного оружия и бессистемное пьянство.
Прибывший на попутной телеге начальник был очень молод. Он спрыгнул с воза, сурово посмотрел на собравшихся и явно робеющих хлеборезковцев, вытащил из кармана галифе наган и шумно дунул в его вороненое дуло. Надо отметить, что вид новый начмил имел самый что ни на есть воинственный: грудь его перекрещивали пулеметные ленты, а на боку висела длинная сабля, которую в старые времена называли «селедкой».
- Где трактор, товарищи красные селяне? - угрюмо спросил начальник,  и взгляд его уперся в милиционера Горемыкина.
- Не могу знать, ваше благородие, - натужно выдавил из себя тот, клацая от смущения затвором «драгунки».
- Какое я вам «благородие»? Всех оставшихся благородий мы на корню истреблять должны… Спрашиваю вас еще раз, красные пахари, где заграничный трактор системы «фордзон»? В третий раз спрашивать не буду…
И начальник двумя руками, натужно покраснев, потянул заржавленную «селедку» из ножен. Толпа шарахнулась и быстро рассредоточилась за ближайшими хатами.
После чего новый начмил вынул из кармана выпукло-вогнутую линзу, и, встав на колени, буквально пополз по дороге, надеясь взять след исчезнувшего «фордзона». Горемыкин следовал за ним, и на лице его, кроме крайнего удивления, можно было разглядеть и безусловное почтение к начальству. На восьмом километре тракта, ведущего в город, новоявленный «пинкертон» обнаружив следы тракторных колес, выкрикнул что-то, отдаленно напоминающее боевой клич индейцев. После чего проползал в пыли еще полчаса, прежде чем подозвал к себе милиционера… «Так, трактор зеленый, железный, им управляет коренастый мужчина, предположительно в лаптях большого размера. В правом кармане преступника трубка. На скрипке он не играет», - объявил начмил. Горемыкин посмотрел на него с утроенным уважением, решив на всякий случай запомнить новое для него слова – скрипка, чтобы блеснуть во время очередной самогонное «пати» с односельчанами.
- Так что сегодня, в крайнем случае – завтра, мы настигнем пособника империализма, укравшего революционный «фордзон», и покараем его вот этим мечом революции, - торжественно произнес начальник и вновь попробовал вытащить из ножен «селедку», но с прежним успехом, вернее, неуспехом. - Вы верите мне, товарищ Горемыкин?
- Как себе, ваше благ… простите, товарищ начальник. И как это вы все так быстро расследовали? У нас курицу украдут, так я неделю разбираюсь, кто украл да зачем. Не меньше…
- Дедукция, брат Горемыкин, она всему голова. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом методе Шерлока Холмса, который все тайное делает явным. 
- Как говорите - Херлок? Надо так своего кабанчика назвать... Только, товарищ благо… тьфу… начальник, одна неувязочка получается. Наш-то деревенский «фордзон» люди разобрали на запчасти еще три года назад: мужики понаделали самогонных аппаратов и мотоциклетов, а бабы забрали все, что сгодилось для швейных машинок… А вот в другом Хлеборезкове, что за речкой, трактор, правда, недавно пропал - где-то с полгода назад. И тракторист там был точь-в-точь, как вы описали, - и здоровый, и в лаптях. Только умер от запоя, сердешный, после Троицы, - выпалил на одном дыхании Горемыкин. После чего заискивающе попросил: - А дайте мне в ваше волшебное стеклышко разок посмотреть, может, где пропавшую позавчера рябую курицу Кривошапки увижу…
Новый начмил сурово глянул на милиционера, поправил на груди пулеметные ленты, и, ткнув милиционеру прямо в лицо грязной дулей, бодрым шагом отправился в сторону города.
С тех пор хлеборезковцы его больше и не видели…
А Горемыкин и впрямь назвал своего кабанчика Херлоком.