Прокоп

Был Прокоп на всю округу непревзойденным мастером печных дел. Откуда только за ним ни приезжали! Не только со своего, из соседнего района даже. А раз как-то из города прикатили. По фамилии его мало кто знал. Все Прокоп да Прокоп. «Где Прокоп живет?» – спрашивали приезжие, и ребятня указывала небольшой деревянный домик с синими ставнями, палисадником, сплошь заросшим золотым шаром.
Был он уже на пенсии, но заслуженного отдыха пока не выходило. Когда его звали, старался не суетиться, хотя это мало ему удавалось. Согласия сам обычно не давал. «как вон баба скажет». И пока Клавдия вела переговоры о сроках, цене, Прокоп краду-чись шел в предбанник, где у него хранился инструмент и досадовал, чего Клавдия ре-зину тянет.
Попервости, как они только поженились, прокоп уходил класть печи, не спрашиваясь у жены. Той это не понравилось.
–Как мальчик. Его еще и позвать не успели, а он уж бежит. Пущай они сперва со мной потолкуют, согласна ли я тебя отпустить. А то гляди-ка, хвост морковкой и бе-жать.
Ему и впрямь не терпелось скорее взяться за работу. Прямо зуд в руках. Разговари-вал с хозяйкой, а сам обмозговывал, какой будет печь, видел ее выложенной до послед-него кирпичика. Не любил, когда заглядывали, отрывали от дела. Любовно обхаживал каждый кирпич. Душа радовалась в предчувствии того, что печь будет как невеста пе-ред венцом.
И волновался, когда предстояло затопить ее в первый раз. Скинув рубаху, мылся по пояс, закуривал. Но, не докурив, затаптывал папиросу, раскалывал несколько  полешек потоньше, клал лучинки. Слабый огонек несколько секунд колебался, дым, отыскивая выход, слепо тыкался в стенки и сначала робко, а потом, осмелев, устремлялся по лаби-ринтам, и пламя весело плясало на поленьях.
Кроме теплоты и аккуратности хозяйки ценили Прокоповы печи за то, что они не щелялись, не трескались. Что он добавлял в раствор, про то никому не сказывал. Отшу-чивался, мол, слово такое знает. Не все, но кто-то ему и верил.
Закончив работу, Прокоп садился за стол. Ему нравилось, что его потчевали как до-рогого гостя. А как иначе? Печнику не угодишь, как бы боком потом тебе это ни вы-шло. После первой рюмки пускался он в философию.
–Вот ты мне скажи, что такое – совесть. И как лучше – с ней жить или без нее? Взять меня, например. Есть у меня совесть или нет? Я-то думаю: есть. А ты по-другому мыс-лишь. Думаешь, я бессовестный. Потому что слупил с тебя денежку немалую, да еще за угощением сижу. Ну и что – цену тебе Клавка назначила? Если хочешь знать, она – де-ло третье. Моя Клавка фасон любит держать. Я сам и без Клавдии вижу: не бедно ты живешь. Машина есть, мотоцикл, мебели всякой натолкано, скотины полно. А вот На-стасья, соседка моя, проишачила всю жизнь на ферме, а пенсия – шиш с маком. Да если я с нее хоть рупь возьму… И Клавке своей шороху нагоню. А ты говоришь, совести у меня нет.
–Да разве я говорил? – удивлялся хозяин.
–Не говорил, дык думал.
Домой всегда возвращался навеселе. Казался себе молодым, сильным. Пробовал петь.
Окрасился месяц багрянцем,
Где волны бушуют у скал.
Поедем, красотка, кататься,
Давно я тебя поджидал.
Это была его любимая песня, а Клавдия ее терпеть не могла. Как только он ее заво-дил, жена накидывалась: «Пьянчужка, наелся опять».
Чем ближе подходил Прокоп к дому, тем все меньше казался себе молодым да силь-ным. Доходил до крыльца, разговаривал будто с Клавдией.
–Это у тебя профессиональное заболевание, Клава. Попробуй-ка, всю жизнь крыс потравить. Не токо крыс, родного мужа запросто можно извести. Поикшайся-ка с яда-ми. А рази чо плохого тебе делаю? Деньги не пропиваю.
Тут он шарил в кармане пиджака, где лежал нынешний заработок.
–Пальцем тебя ни разу не тронул, не то что другие. Ты все недовольная. Чо недо-вольная? Кабы я тебя ругал, материл. Вот, мол, нежрамши мужик, а ты где-то болта-ешься. Я и сам с руками, картошки долго что ли нажарить? И чо бы нам с тобой душа в душу не жить? Ведь уже тридцать годов вместе. Сели б на крылечко, обнялись…
                Поедем, красотка, кататься,
                Давно я тебя поджидал.
Клавдия приоткрывала дверь.
–Пришел.., – язвительно говорила она. – А ну, заходи, булгачишь тут сидишь.
Прокоп покорно шел в избу, вытряхивал на стол деньги. Ему хотелось по-хорошему поговорить с женой, пожалеть ее. Но тогда Клавдия обозлится еще больше. И так вон шумит.
–Всю ты жизнь мне отравил, идол проклятый, последние нервы вымотал. Чтоб ты сдох вместе со своей водкой.
–Вот это ты зря, – возражал Прокоп. – Я ведь нужён людям. Кто имя печи класть бу-ду, ежли я сдохну?
Этим он только подливал масла в огонь. Пытался соглашаться с женой.
–Конечно, ничо хорошего в водке нету. И сам это знаю. Ну и без нее тоже как? Не ставил бы мне хозяин бутылку. Я рази его просил? Он же меня уважить хотел. Обычай у нас такой, не нами заведенный. Обмыть надо. И рази я напился? Посидели, поговори-ли. Чо уж я такого плохого сделал?
–Клавдия продолжала ругаться, а он сидел на пороге и думал, где бы взять закурить. Шарил на всякий случай по карманам, хотя точно знал, что там нет ничего. А у Клав-дии спрашивать бесполезно.

*  *  *
В середине лета жена вдруг заявила:
–Давай выкинем русскую печь. Вон сколь места занимает. Складешь голландку да и хватит.
–Еще чего придумала?
–А то и придумала. На шута она мне? Хлеб не стряпаю. На зиму газ в избу занесем, дров столько не жечь.
–Ты рехнулась? – опешил Прокоп.
–Сам рехнулся. Говорю, выкинем русскую.
–Я тебе выкину.
Вечером Клавдия прибежала к участковому.
–Заберите драчуна. Руки начала распускать. Да хоть бы пьяный был.

…Прокоп ломом рушил печь. Клавдия запричитала: «Не убрано же ничего».
Через день печи не стало. Не хотелось заходить в избу. Пусто там было и холодно. Клавдия притихла. И уже жалела, что высунулась со своей затеей. Корила опять же Прокопа: «Не посоветовался, ничо. Скорее за лом». И вздыхала: «Хорошая печь-то бы-ла. Прокоп, как остынет, сроду никаких таблеток не знал. На печь залезет и к утру здо-ров. А пекла-то как, варила – не обидишься. Бывало, комелек подтопишь, а в русской хоть барана вари. Соседки, как Прокоп изладил такую, не верили, глядеть приходили».
Прокоп молча выносил кирпичи. Привез на лошади песок, глину, замесил раствор. Голландку сложил быстро, на другой же день. Проверять, как топится, не стал. Куда-то ушел. И не явился. Ни на другой, ни на третий день. Клавдия забегала по соседям.
–Чо делать-то? Пропал.
–Кто?
–Да кто? Прокоп. Как ушел третьего дня, так и нету.
–Печь кому-нибудь кладет.
–Не-е, это чо-то не так, – хлюпала носом Клавдия.

…Нашли Прокопа на пасеке – у своего дружка жил. Домой явился только через ме-сяц. Клавдия хотела было ругаться, да остановилась, встревоженная чем-то. Истопила баню. Прокоп вымылся и ушел спать на сеновал. Клавдия лежала одна в пустой избе и на душе у нее было тоскливо.
На другой день за Прокопом пришли: склади печь. Он молча покачал головой, по-шел в сельсовет. Там попросил листок бумаги, ручку. Написал: «Заявление. Печником меня больше не щитайте. Ведерников П.».