Дети человеческие. Основная часть 4

Поверхность воды оказалась на редкость твёрдой и Никита сильно ушибся о неё. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на полу, а сверху на него смотрит удивлённый Иван.

          - Приснилась какая-то белиберда, – объяснил Никита, поднимаясь.
          - Бывает, - усмехнулся Иван. - Ну как, пойдёшь с нами на «дикий» пляж?
          - Если ещё не раздумал меня брать.
          - Тогда собирайся.
          После завтрака они пошли за Надей. Иван сказал:
          - Всегда так: нет бабы – жутко её хочется, есть – не знаешь, как от неё избавиться.

          Она уже ждала их.
          Надя была как и тысячи других девчонок её века. Она жаждала любви и счастья и в свои 19 лет знала всё, что может быть между мужчиной и женщиной. Она также знала, что есть обманутые женщины и что наиболее часто это случается с ними на юге. Но она не могла представить, что это может случиться и с ней. С кем другим – пожалуйста, но только не с ней. Она влюбилась в Ивана, хотя лишь после того как отдалась ему, и не считала этот свой поступок безнравственным. А Иван уже столько встречал девушек, соглашавшихся лечь в постель в первую же ночь, что относился к Наде как к любой другой гулящей девчонке и, окручивая её, завлекая разговором, намекая, делал всё это с одной единственной целью – получить от неё всё, что возможно получить от женщины за эти несколько коротких южных дня. А когда Никита спрашивал, как он может так бесстыдно обманывать её, Иван отвечал:

          - Каждый человек достоин своей судьбы. Я презираю девчонку, которая отдаётся без сопротивления, как только её попросишь об этом.

          Они пешком довольно долго добирались до «дикого» пляжа и когда он раскинулся перед ними узкой полоской мелкой гальки, солнце уже вовсю палило над головой. Кое-где из воды торчали большие плоские отшлифованные волнами камни, а ровно через каждые сто шагов пляж перегораживало нагромождение обломков камней, кем-то аккуратно сложенных и замазанных глиной.

          Они расположились на одном из плоских горячих камней, и Никита сразу полез в море. Собственно, именно за этим он сюда и шёл. Он плавал только с маской, трубкой и ластами. Отсутствие одного из этих предметов было достаточно, чтобы он отказался от купания.

          Погрузившись в воду, он лениво пошевелил ногами, и подводный мир поплыл под ним. Камни, покрытые длинными бурыми и зелёными водорослями и маленькими ракушками мидий; голубые медузы, размерами от ногтя мизинца до абажура; маленькие крабики, греющиеся на камнях и тотчас убегающие, как только тень от Никиты накрывала их; маленькие шустрые рыбки.

          Волны перекатывались через Никиту и неслись к берегу, а он не чувствовал их и знал о них только потому, что дно то удалялось, то приближалось к нему.

          Метрах в пятидесяти от берега глубина уже достигала пяти метров. И если раньше Никите приходилось даже плыть среди водорослей, настолько они были высоки, то сейчас они колыхались где-то внизу.

          Время от времени Никита нырял на дно, заглядывал под камни, нависшие скалы, рассматривал вблизи привлёкший внимание предмет. Иногда он опускался в расщелины между двух высоких бородатых камней и, касаясь боками их шероховатых поверхностей, ощущал себя в мрачном лабиринте.

          Неожиданно вся картина дна изменилась. Камни исчезли, глубина увеличилась в два раза. Дно – сплошной песок. Никите стало жутко. Даже несмотря на оптический обман водной толщи, приближение ею дна, до него на глазок было не менее десяти метров. Он огляделся по сторонам. Видимость была ограниченной, и это только усугубляло положение. Каждую минуту из сумрака морского может показаться акула. В Чёрном море они тоже водятся.

          Чудовищным усилием воли ему удалось подавить страх, так разжигаемый воображением. Хотя бы и на время, но Никита успокоился, нырнул и, работая ластами, быстро пошёл вниз. Вверху розовыми блёстками сверкали воздушные пузыри. Без ласт Никита не смог бы нырнуть даже на трёхметровую глубину. Одолев половину расстояния до дна, он ощутил в ушах боль и с каждым сантиметром погружения она всё усиливалась. Когда он коснулся дна, она была уже значительной, и хотелось кричать, чтобы облегчить её. Донный песок был чистый, мягкий, в разные стороны по нему расползались раки-отшельники. Никита лёг спиной на песок и посмотрел вверх. Он ничего не увидел там кроме непроницаемой толщи бело-серо-зелёно-розово-голубой воды, искрящейся, пузырящейся и пытающейся вытолкнуть его из своего тела. Кислород в лёгких закончился, в ушах трещало от боли и Никита, с силой оттолкнувшись от песка, торпедой пошёл вверх. Боль быстро прошла, но как же ему хотелось вдохнуть! Но вдохнул он лишь когда выскочил на поверхность и с силой выдохнул воду через трубку.

          Больше часа проплавал Никита и вылез из моря когда зуб на зуб не попадал. Вылезал он далеко от того места, где входил в воду, и даже дважды вылезал. Первый раз закончился неудачей. Вынырнул он из воды вблизи от берега, снял маску, протёр глаза и увидел такую картину, что поскользнулся на склизком камне и упал в воду. Второй раз вылез более удачно. Естественно, Никита ничего не стал рассказывать об этом Ивану и Наде, тем более что при его приближении Иван убрал с Нади руки. Никита рассказывал только о море.
          Иван выразил опасения насчёт кессонной болезни.
          - Нет, кессонная болезнь только с глубины 20-25 метров начинается.
                *

          Декомпрессионные заболевания возникают в результате образования в крови и тканях организма свободных пузырьков газа: у водолазов и кессонщиков образуются пузырьки азота... При погружении в воду через каждые 10,3 метра давление увеличивается на одну атмосферу, соответственно повышается и количество растворённого азота в организме. Насыщение им происходит до тех пор, пока не наступит равновесие между парциальным давлением азота в лёгких и его напряжением в тканях. При быстрой декомпрессии избыток азота высвобождается из тканей. Азот не успевает при этом диффундировать из крови через лёгкие наружу и, выходя из растворённого состояния в газообразном виде, образует газовые пузырьки.
                *
          Они разговаривали, лёжа на гладком горячем камне, и пили сухое вино.
                *
          Солист английской группы «Силвер Сити Саунд» не прекратил воплей и после того, как музыка смолкла. Не мудрено – ведь он случайно схватился за оголённый провод, и трясло его не от избытка эмоций, а от электрического напряжения. Публика была в восторге от этого «трюка». Даже когда солиста утащили за сцену и начали делать искусственное дыхание, она продолжала требовать повторения номера на «бис».
                *
          У нас... всерьёз пытались путём воспитания из яблонь делать груши, и на этом веянии пытались строить биологию.
                *
          Говорят, один чудак-англичанин 20 лет крысам хвосты рубил. Всё ждал бесхвостого потомства. Не дождался и плюнул. Что с него взять, с англичанина!
                *
          Нелепые и злобные преследования Окуджавы были чуть ли не первыми преследованиями поэтов, совершавшимися на наших глазах.
                *
          Испанцев, французов, англичан, евреев и русских группами по три человека (двое мужчин и одна женщина), расселили на необитаемых островах.

          Учёные, проводившие этот опыт, уехали на несколько месяцев, а потом вернулись на остров, где они оставили испанское трио. На острове нашли только одну женщину. На вопрос: «Где же мужчины?» она удручённо ответила: «О, они убили друг друга на дуэли из-за меня».

          На острове, где были англичане, они обнаружили всех троих в тех же углах, где они их оставили. На вопрос: «В чём дело?» один из мужчин ответил: «Вы забыли представить нас друг другу как полагается».

          На французском острове царил образцовый порядок и один из мужчин возделывал превосходно ухоженный сад. Учёные поинтересовались, как ему удалось вырастить такой сад и где остальные, на что француз ответил: «Очень просто. Три месяца он был её любовником, три месяца я. Теперь снова его очередь и они где-то уединились, а я пока могу поработать в саду».

          Прибыв на остров, где они оставили троих евреев, учёные в удивлении обнаружили, что тех стало четверо: двое мужчин и две женщины. «Откуда взялась вторая женщина?» - вопросили они, на что один из евреев ответил: «Было очень трудно, но мы достали».
          И прибыв, наконе
ц, на русский остров, учёные застали обоих мужчин за столом, покрытым зелёным сукном, и уставленным бутылками. Они проводили собрание: произносили, обращаясь друг к другу, речи. «А где же женщина?» - спросил учёный. «Массы?- переспросил один из мужчин. - Массы в поле на работе»
                *
                Ехал грека через реку,
                Видит грека: в реке мрак,
                Сунул грека в реку руку -
                Среди сбросов – дохлый рак.
                *
          Когда солнце стало опускаться к горизонту, Никита, что-то чиркавший в альбоме, сообщил, что написал рассказ.

          Изнывавшие от желания и его неосуществимости здесь, Иван и Надя с энтузиазмом выразили желание послушать.

          Никита прочитал.
          Понравилось. Долго смеялись.
          - Хорошо. Захватывает, держит в напряжении и конец неожиданный, как у О' Генри.
          - Могу я стать писателем?
          - Ну откуда я знаю. Наверное, можешь.
          - Я так чувствую, что талантливый из меня вряд ли получится, а обычным, рядовым, очень даже просто могу...
                *
          ...Определение «талантливый» писатель – есть тавтология. Не талантливый писатель – это вообще не писатель... 90% а то и больше членов Союза Писателей и есть не писатели. То есть. Они исписывают, конечно, некоторое количество бумаги текстом, который потом набирается, печатается, заключается в твёрдую или мягкую обложку и перед сдачей в макулатуру выставляется на прилавках магазинов, но он – этот текст – чаще всего не имеет никакого содержания, ни морального, ни этического, ни даже политического.
                *
          Вскоре Никита ушёл. Ему захотелось есть, а к тому же он чувствовал, что атмосфера накалилась настолько, что они могут начать в его присутствии.

          Ивану же с Надей не везло. Дальше поцелуев и объятий дело не двигалось. Стоило настроиться на что-то более серьёзное, как на горизонте показывались люди.

          Измученные и раздражённые они где-то около пяти покинули «дикий» пляж.
          - Я завтра улетаю домой, - сообщила Надя. - Ты будешь мне писать?
          - Обязательно. У тебя во сколько автобус?
          - Полседьмого.

          Около шести они были у автовокзала.
          Прощание очень нехорошая вещь, потому что все нервы напряжены и всегда кажется, что что-то отрываешь от себя, какой-то кусочек, который уже никогда не сможет вернуть. Их прощание было ещё более неприятным ибо целый день, вертясь вокруг одного желания, они так и не сумели его удовлетворить.

          Перед расставанием зашли в бар. Иван взял по 150 водки и бутерброды. Через 15 минут страсть стала просто непреодолимой. А ведь Наде уезжать. Она тоже что-то хмурится, переминается с ноги на ногу.

          - Следующий автобус когда?
          - Только утром.
          - Если ты на нём поедешь – успеешь?
          Надя думала очень недолго.

          Когда Валера, дядя Вася и Никита пришли домой ночевать, Иван с Надей уже немного успокоили свою страсть после целого дня неудач.

          Всю ночь Иван трудился на износ, а остальные спали и каждому снился сон, только вот просыпаясь не всяк помнил о чём он был.
                *
          - Сейчас мы с вами находимся в коридоре Трубецкого бастиона.
          Неширокий, шага четыре, не больше, коридор, в одной его стене двери в одиночные камеры, в другой – окна с решётками во внутренний дворик.

          - Каждая камера – это чья-то трагическая судьба. Пройдёмте сюда, товарищи. В этом камере с первого марта по четвёртое мая 1887 года сидел Александр Ульянов. Член террористической фракции партии «Народная воля», арестованный вместе с другими членами группы, он, и его товарищи были приговорены к смертной казни через повешение за намерение покушения на жизнь Александра Ш.

          Трое из них обратились к царю с прошением о помиловании. Лукашевичу и Новорусскому казнь была заменена бессрочным заключением в Шлиссельбургской крепости. Шевырёву в этой «милости» было отказано.

          А. Ульянов отказался подать прошение царю, хотя об этом его просила мать. Александр сказал, что сам факт обращения к царю с просьбой равносилен признанию своей вины, а её-то и нет, и потому никаких покаянных слов он вырвать у себя не может.
          Мать больше не настаивала.

          Однако, неожиданно пришёл дальний родственник. Он сказал, что Мария Александровна в тяжёлом состоянии, она или сойдёт с ума или умрёт от горя, если Александр немедленно не подаст прошение. Понимая, что никакое раскаяние его судьбу не изменит и не желая идти на сделку с совестью, Александр пишет, но не прошение, а всего несколько строк в которых во имя матери и семьи, а не облегчения собственной участи просит о замене смертной казни каким-либо иным наказанием.

          Отказавшись от униженной просьбы раскаявшегося грешника, Александр тем самым определил судьбу своего «прошения». Письмо его даже не показали Александру Ш. Оно осталось в архиве полиции.

          4 мая приговорённые были отправлены в кандалах в Шлиссельбург и 8 мая Ульянов, Шевырёв, Андреюшкин, Генералов и Осипанов были повешены.

          - Пройдёмте в камеру. Размеры её небольшие: три на два метра. Маленькое щелевидное окно под потолком, дававшее лишь видимость света, заделано толстыми металлическими прутьями. В камере всегда царила сырость, с потолка капала вода, по стенам ползали мокрицы. Посередине камеры находится койка с не пружинящей металлической сеткой. Заключённым давались две простыни и одеяло. Подследственному ещё и тонкий соломенный тюфяк. На койке было запрещено сидеть и лежать днём. Ночью же можно было лежать лишь лицом в двери или на спине и если во сне переворачивались на другой бок, то надзиратель будил их стуком колотушки. В камере находился также столик для еды и электрическая лампа. Сначала в камерах были керосиновые лампы, но после того как 8 февраля 1897 года заключённая Ветрова облилась керосином из лампы и подожгла себя, все они были заменены на электрические.

          Теперь, товарищи, пройдёмте дальше.
          Экскурсанты толпой проследовали в коридор. Там, недалеко от камеры, они остановились, и экскурсовод продолжила объяснения. Никита же заинтересовался надписями на стенах камеры. Как из них явствовало, последними узниками в камере были Серёга и Света из Ташкента, и выпущены они были совсем недавно, в феврале 1979 года.

          Изучив надписи, Никита приступил к обстановке: посидел на железной койке, ощупал её, поплевал в парашу, попытался дотянуться до окна, потом снова подошёл к стене и воровато оглянулся вокруг. Экскурсовод что-то вещала слушателям в коридоре, и никто не следил за ним. Тогда Никита достал из кармана перочинный нож и принялся выскабливать на стене свои инициалы. Закончив имя и дату, он отступил на шаг и с удовлетворением стал оценивать свою работу, как вдруг за спиной что-то предательски заскрипело. Никита обернулся. Дверь медленно закрывалась.

          Никита слышал монотонный, равнодушный голос экскурсовода, дверь медленно закрывалась, а он стоял онемевший и оцепеневший, точно в каталепсии.
          Дверь закрылась, хлопнул запор.

          Шутят, успокаивал себя Никита, и закричал.
          Отошёл «иудин зрачок» и насмешливый чёрный глаз посмотрел на Никиту, и он услышал сдавленный смешок. Зрачок исчез и послышались удаляющиеся шаги. Никита испугался до холодного пота, стал колотить в дверь и кричать, но никто больше не подходил и не смотрел в зрачок. Он кричал и бил в дверь кулаками и ногами так долго, что бессильно упал на бетонный пол и потерял сознание. Когда он очнулся, то снова стал бить и кричать. В изнеможении засыпал, а просыпаясь, повторял ту же операцию.

          Однажды очнувшись, он понял, что потерял счёт дням. Было темно. Сколько времени определить он не мог – часы остановились. В узкое зарешеченное окно не проникало ни молекулы света. Ощупью Никита добрался до кровати, улёгся на жёсткий холодный металл и тут вспыхнул тусклый электрический свет. Всё было по-прежнему. Никита не мог понять, что произошло. Не только понять, но и поверить. Ведь это невозможно!!! Ведь должен же кто-то прийти, проверить, уборщица в конце-концов! Так чего же я сижу?

          Он снова бросался к двери и колотил в неё руками и ногами.
          Вдруг ему послышались шаги. Он затих и прислушался. Действительно, по коридору шли десятки шаркающих ног.

          - Выпустите меня! - с новой силой закричал Никита.
          Со скрипом открылся «иудин зрачок» и на него воззрился чей-то глаз, потом другой... третий... и так далее. А голос за дверью объяснял:

          - А в этой камере находится последний представитель «мещанина обыкновенного» второй половины ХХ века, за абсолютную вредность и ненужность приговорённый к пожизненному заключению и выставленный здесь для обозрения.