Фьонн. Книга 4. Звёзды Сумеречной долины. ГлаваIII

Таинственное Камнебежье, словно магнит, всё сильнее притягивало научно-практические интересы короля Сумеречной долины. При внимательном ознакомлении с этим загадочным географическим объектом в склоне одного из близлежащих холмов обнаружилась полузасыпанная землёй тяжёлая дверь – вход в некие помещения неведомого назначения. Открыть дверь удалось с большим трудом, настолько она вросла в землю: за ней начинался подземный коридор, который вскоре разделялся на несколько тоннелей, кажущихся абсолютно одинаковыми даже волшебникам, которые, как известно, способны постигать суть вещей глубже, чем обычные люди. Углубиться в подземные переходы никто не решился, тем более что уже у порога явственно ощущалась гнетущая энергетика, которая усиливалась с каждым шагом. Проанализировав собранные данные, Фьонн логично предположил, что странные подземные помещения и «проклятие» Сумеречной долины, по-видимому, каким-то образом связаны между собой; однако сделать окончательные выводы мешали серьёзные информационные пробелы.
Однажды, чуть ни целые сутки просидев над путаными отчётами и наспех записанными преданиями, касающимися Камнебежья и некоторых других мест со сходными свойствами, Фьонн решил привлечь к научным исследованиям Альвина – помнится, в студенческие годы тот написал неплохую дипломную работу, посвящённую магико-географическим аномалиям. Хотя час был уже довольно поздний, Фьонн, собрав древние хартии и новёхонькие пергаментные листы с таблицами и расчётам, уверенно направился в апартаменты лорд-канцлера. В Сумеречной долине ощущение времени, которое у сына Архимага и так было весьма расплывчатым, размазалось окончательно, главным образом из-за отсутствия солнца: лишь изредка Фьонн обращал внимание на то, что настал вечер или, скажем, утро.
Толкнувшись в кабинет лорд-канцлера и никого там не обнаружив, кроме двух домовиков, которые развлекались тем, что перепрыгивали с одного предмета мебели на другой и на ходу бросали друг другу рваный шерстяной носок, Фьонн досадливо передёрнул плечами и слегка пнул сапогом дверь спальни лорд-канцлера.
– Эй, Альв, ты дрыхнешь, что ли? – не слишком любезно окликнул король Сумеречной долины.
– Нет, – глухо донеслось изнутри. – А чего стряслось?
Дверь с лёгким скрипом распахнулась.
– Дело есть, – уклончиво ответствовал Фьонн, входя в комнату.
Альвин валялся на кровати и читал при свете небольшого огнешара. В комнате было сильно накурено; в полумраке, подёрнутом табачным дымом, очертания предметов лишь смутно угадывались…
– Ну и дымище, не продохнёшь! – сдавленным голосом произнёс Фьонн, ощупью пробираясь в окружающем беспорядке.
– А ты попробуй разрубить дым боевым топором, – неуклюже сострил Альвин, переворачивая страницу.
Однако король Сумеречной долины предпочёл пойти более простым и эффективным путём: он настежь распахнул окно и сел на подоконник, прислонившись к косяку. По комнате очень скоро запорхали снежинки, вброшенные в помещение небрежным дуновением ветра. Альвин с заметным неудовольствием отложил книгу и забился под одеяло.
– Напустил холода, – проворчал он. – В сосульку превратиться можно…
Дым понемногу рассеивался, и Фьонн обратил внимание на красный нос приятеля и нездоровый блеск его глаз – зримые последствия злоупотребления алкоголем.
– Да ты никак опять надрался?! – король Сумеречной долины кинулся к своему лорд-канцлеру и бесцеремонно схватил его за шиворот. – И как можно читать при столь слабом освещении? А что за скудные культурные запросы! – горестно вздохнул Фьонн, мельком взглянув на раскрытую книгу, лежащую вверх корешком на прикроватной тумбочке. – Опять низкопробные готические романы, ужастики! И как ты можешь спать, начитавшись этой дребедени? Наверное, только спьяну такое и можно читать! Сколько раз я тебе советовал прочесть что-нибудь достойное, например, жизнеописания великих магов древности, героический эпос…
– Вот от них-то я засыпаю после первых же строк, – пробурчал Альвин, резко высвобождая ворот своей рубашки из рук Фьонна; при этом раздался громкий треск рвущейся ткани.
– Всё! Хватит! – гневно заявил Фьонн. – Моё терпение лопнуло! Пройдёшь курс принудительного лечения от алкоголизма – тогда я буду с тобой разговаривать, как с полноправным членом Ордена Мон-Эльвейг и главой кабинета министров Сумеречной долины! А пока что, друг, извини…
Через пару минут в дверях появились два дюжих тролля. Повинуясь короткому кивку государя Элиара, они неторопливо приблизились к лорд-канцлеру, вяло мямлившему какую-то ахинею в оправдание своему невоздержанному поведению, подняли злополучного мага с постели, взяли под руки и поволокли к выходу.
– Это уже слишком! Что ты себе позволяешь, король! Ты нагло попираешь своими сапожищами права и свободы человека и мага! – вопил пациент, стараясь вырваться из лап провожатых.
Тщетная попытка! Хотя удерживающие лорд-канцлера лапы были отнюдь не железными, а каменными, как и выражение туповатых морд исполнительных троллей, качество клещевого захвата от замены материала ничуть не пострадало.
– Извини, дружище, – мягко промолвил Фьонн, небрежно листая книгу, оставленную Альвином на тумбочке. – Придётся тебе временно позабыть о цивилизованных правовых нормах и межмировых конвенциях. Я же теперь Тёмный Властелин – иными словами, харизматический лидер, все начинания которого, даже самые мудрые и справедливые, оборачиваются диктаторским режимом. Вот вылечишься ты от своего пагубного пристрастия к алкоголю, накопим мы деньжонок и вернёмся домой, и стану я снова благородным и гуманным магистром Фьонном, главой Ордена, являющегося оплотом Добра и Правосознания…
– Я на тебя жаловаться буду, тиран! – Альвин предпринял ещё одну попытку освобождения из плена; окончательно обессилев телесно в неравной борьбе, он всё никак не мог смириться с ожидающей его перспективой принудительного лечения.
– Кому, Альв? – спокойно поинтересовался Фьонн. – Стенам? Оконным решёткам и дверным замкам? Или, может, Архимагу, моему отцу? – язвительно добавил он.
Лорд-канцлер попытался придать своему лицу стоическое выражение; между тем тролли спокойно стояли на месте, придерживая пациента под локотки и ожидая распоряжений короля. Фьонн неторопливо поднялся с места, подошёл к приятелю и, отстранив троллей, сунул в руки Альвину меховой плащ.
– Не переживай, Альв, всё не так ужасно, как ты воображаешь, – обнадёжил король Сумеречной долины. – И прекрати, пожалуйста, представлять себе тёмное и сырое подземелье с грязными нарами и кувшином заговорённой воды, накрытым волшебным сухарём! За мной, дуболомы! – скомандовал он, обращаясь к троллям. – Не отставать! Шире шаг, пугала саг!
В молчании они миновали многочисленные изгибы коридоров, спустились по лестнице и вышли во двор. Альвин обречённо плёлся туда, куда тащили его лапы троллей, которых король Сумеречной долины одомашнил от скуки и ради эксперимента. К неизъяснимому изумлению Альвина, Фьонн решительно направился в сторону зимнего сада, цветущего под огромным стеклянным колпаком.
– Привет, сестрёнка, – весело произнёс Фьонн, очутившись внутри прозрачного помещения, которое он в шутку называл «Хрустальной горой».
– Привет, братец, – донёсся из-за живой лиановой ширмы голос Хьёрди; выйдя навстречу прибывшим, волшебница, заметив троллей, с негодованием набросилась на своего короля и родича. – Как тебе ни стыдно приводить сюда этих растениегубов! Пусть эти каменюки немедленно уберутся отсюда, если не хотят превратиться в статуи! Кстати, – оживлённо добавила она, – мне как раз нужны две каменные колонны, на верхушки которых я планирую поставить кашпо с плющом…
Волшебник махнул троллям рукой – и те с огромным облегчением торопливо покинули территорию зимнего сада.
– Хьёрди, сестрёнка, не забывай – я здесь король, – чуть резковато напомнил Фьонн, располагаясь в плетёном кресле-качалке под большим драконьим деревом. – Мне решать, кого во что превращать и требуется ли это вообще!
– Что прикажете, ваше величество? – насмешливым тоном произнесла волшебница.
Среди больших розовых кустов, усеянных бутонами, хлопотала Кельгара – после ночи, едва не поставившей точку в истории верности Фьонна Аэльхе, король-магистр поручил дочку трактирщика-самодура попечению Хьёрди. Волшебница охотно приняла девушку под своё покровительство, не слишком досаждая родичу щекотливыми вопросами; однако Фьонн с тех пор не раз ловил на себе враждебные взгляды Кельгары, раздосадованной хладнокровной невозмутимостью мага, подчёркнуто дистанцировавшегося от пылкой поклонницы. Сейчас девушка поспешно ушла в дальний уголок зимнего сада, делая вид, что не замечает предмета своей страсти.
– Хьёрди, сколько раз я тебе говорил – назойливые поучения меня раздражают, – сдержанно промолвил Фьонн, обращаясь к троюродной сестре. – Я же никому не запрещаю высказать своё мнение – но право принимать решения принадлежит руководителю. Это ж прописная истина, по-моему! Что с вами всеми тут творится, помилуй нас Создатель! У меня к тебе огромная просьба, сестрёнка. Твои целительские таланты…
– Ты поручаешь мне излечение Альва? – деловито перебила волшебница. – Отлично. В магико-садовом хозяйстве помощник не помешает, а трудотерапия – одно из мощных лечебных средств.
– Согласен; но не стоит ограничивать лечебную программу только ею, – подхватил Фьонн, метнув испытующий взгляд в сторону понурившегося пациента. – Ежедневное восхождение по моей лестнице и употребление воды, заряженной мощными антиалкогольными заклятьями…
– Я ещё и по твоей треклятой лестнице должен карабкаться?! – не выдержал лорд-канцлер. – И мандрагоры пересаживать? Нет уж, король! По мне, так лучше отправь меня на усмирение диких зверей и нецивилизованных народов!
– Идея неплохая, – кивнул Фьонн, – но подобные подвиги пока не входят в программу действий для рыцарей моего двора. Зато мне нужен трезвый и здравомыслящий глава кабинета министров!
– Я и сам могу бросить пить, если захочу, – гордо отозвался Альвин.
– Только ты почему-то до сих пор этого не захотел, – ехидным тоном ввернула Хьёрди.
– Я буду искренне рад, если увижу, что твоя воля сильней алкоголя, Альв! – с энтузиазмом подхватил Фьонн. – Поклянись на перстне мага, что самостоятельно покончишь со своей пагубной привычкой – и ступай на прежнее рабочее место. Мне забот меньше – не надо думать, кого назначить временно исполняющим обязанности лорд-канцлера.
Альвин нерешительно топтался на месте, не говоря ни слова и машинально поворачивая на пальце упомянутый перстень.
– Да уж, если кто нарушит эту клятву… – мрачно начала Хьёрди – нарочно, чтобы поддразнить злополучного волшебника.
– Да пожалуйста! – вскинулся Альвин. – Клянусь, что не выпью и капли вина, пока мы сидим в этой треклятой дыре – Сумеречной долине! Вы довольны, мучители?!
– Вполне! – кивнул король «треклятой дыры». – Но помни: твоя клятва отныне записана в блокноте Создателя, – негромко резюмировал Фьонн.
* * * * *
Клятва на перстне мага, священная для всех без исключения волшебников независимо от их специализации и цвета парадной мантии – как для Светлых, так и для Тёмных – заставила лорд-канцлера Сумеречной долины в корне изменить свой образ жизни. Однако к служебному рвению, внезапно пробудившемуся в Альвине, вскоре присоединилась изрядная доля сварливости. Трезвый и оттого хмурый лорд-канцлер настолько дотошно вгрызался в финансовые отчёты и юридический смысл документов, так ожесточённо критиковал малейшие погрешности, что остальные члены кабинета министров крайне неохотно вступали в прения с этим новоявленным знатоком; лишь у Фьонна хватало выдержки выслушивать пространные речи своего закадычного приятеля.
Между тем король Сумеречной долины продолжал собирать и обобщать материалы относительно загадочных подземных сооружений в окрестностях Камнебежья. Фьонн всё больше склонялся к мысли, что именно там нужно искать причины лежащего на Сумеречной долине проклятья. По мнению магистра-изгнанника, следовало бы на месте удостовериться в правильности – либо ошибочности – этой гипотезы.
Желая с глазу на глаз переговорить на эту тему с Альвином, который, как ни крути, всё же был и оставался его главным доверенным лицом, сын Архимага однажды утром без стука вошёл в кабинет лорд-канцлера. К удивлению Фьонна, Альвин никак не отреагировал на появление короля, хотя после своего чудесного перерождения он с излишним формализмом стал следовать обременительному придворному этикету, на соблюдении которого государь Элиар вовсе не настаивал, когда поблизости не было народа.
– Над чем это ты так сосредоточенно пыхтишь, Альв? – поинтересовался Фьонн, видя, что его первый помощник с необычайной старательностью корпит над слегка потёртым пергаментным листом, украшенным огромными заглавными рунами ядовитых оттенков.
Альвин пробормотал что-то неразборчивое и приступил к таинственным подсчётам, то и дело исправляя и перечёркивая цифры на клочке надушенной розовой бумаги.
– Покорнейше прошу ваше величество простить меня, я мигом… – монотонно забубнил он.
– Выражайся по-человечески, Альв, – чуть раздражённо сказал государь Сумеречной долины. – Мы же не перед народом или на совете военачальников!
– По-человечески… – недовольно буркнул его собеседник, подводя жирную итоговую черту под своими выкладками. – Да я уж в твоих именах напрочь запутался, так что «ваше величество», пожалуй, проще всего сказать… Погоди ещё минуту… Фьонн – так, что ли, себя величать прикажете, ваше величество?
– Да как хочешь – я ведь уже не раз тебе говорил, – нетерпеливо обронил погрязший в долгах магистр Мон-Эльвейга. – Нет, всё-таки над чем это ты так добросовестно трудишься, Альв? Неужели ты наконец-то соизволил взяться за составление проекта указа о мерах по пресечению самовольной вырубки чертополоха? Или, может, это будущая инструкция, детально раскрывающая права и обязанности королевских оружейников? Но, извини за недоверчивость, которая, возможно, покажется тебе предвестницей моей грядущей неограниченной тирании – однако та мазня, которую я вижу на твоём рабочем столе, ничуть не напоминает мне родной дизайн наших документов…
– Ну они и сволочи! – с чувством произнёс вдруг первый помощник государя.
– Документы? – равнодушным тоном уточнил Фьонн.
– Тинховы подголоски, вот кто! – отозвался Альвин и добавил, протягивая Фьонну пергаментный лист с излишне яркими миниатюрами. –  Тинх-то, похоже, воображает, что сможет создать принципиально новый Орден магов – наши лавры и тернии, видно, ему, бедолаге, покоя не дают, – пояснил лорд-канцлер и добавил, указывая на пёстрый лист пергамента. – Вот, государь Элиар, магистр Фьонн, лорд Кьёртэн – не желаете ли пройти тест, определяющий высоту, ширину и глубину ваших моральных качеств? Оказывается, я даже в оруженосцы не гожусь в их Орден! Разве что в послушники третьей категории…
– А ты собирался переметнуться к нашим конкурентам? – выразительно приподняв брови, спросил король-магистр.
– Как ты мог подумать такое, Фьонн! – возмутился его первый помощник. – Нет, я надеялся быть полезным моему государю в качестве лазутчика, который проникнет в это осиное гнездо, если потребуется!
– Не расстраивайся, Альв, я постараюсь вознаградить твою добрую волю, – задумчиво пообещал Фьонн. – Но знаешь, я не верю, что сторонники Тинха, если они существуют, все такие уж добродетельные, так что не вижу препятствий к твоему внедрению в их Орден. Если, конечно, это действительно потребуется – я очень надеюсь, что мы без этого обойдёмся. У меня-то шансов на совершение подобного подвига нет никаких, хотя бы я был добродетелен… как твой дядюшка, например. Видишь ли, Альв, я полагаю, Тинх довольно быстро узнает меня в любом обличье, превращусь ли я в лосося или в выдру. Но меня сейчас занимает другое – как эта писулька, сама по себе никчёмная, оказалась в твоих руках?
– Её сегодня нашли дозорные возле Серых Ямин, – охотно пояснил Альвин.
– Возле Серых Ямин, говоришь? Сегодня? – государь Сумеречной долины нахмурился и сурово поглядел на помощника. – Ты хоть понимаешь, Альв, что это значит?
– Конечно, – кивнул тот. – Наш народ никак не приучится к культурной утилизации бытовых отходов.
– Шпионы бродят по Сумеречной долине, вот что! – рявкнул Фьонн, грохнув кулаком по столу, так что многочисленные статуэтки животных бодро запрыгали, словно превратились в живых зверей. – Ты хоть немного пошевелить мозгами можешь или уже нет?! Я должен тут за всех думать, раз я король этот треклятой дыры?! Пошевеливайся, Альв! Объяви повышенную боевую готовность! И чтоб за десять минут… нет, за пять, собрал мою ближнюю дружину! О, проклятие! Я даже такое мелкое дело, как поимка лазутчиков, никому не могу доверить, придётся самому тащиться! Давай, топай, Альв!
Когда через пятнадцать минут король Сумеречной долины вышел во двор, он, к немалому своему изумлению, застал свою хеордвэрд в полном составе. Даже в лучшие времена, когда Фьонн, не задумываясь о будущем, лихо гарцевал во главе праздничных шествий Мон-Эльвейга или сражался с нечистью, тревожащей сон и совесть правителей сопредельных Миров, подобное явление было чудом – магам из его свиты обычно требовалось на сборы никак не меньше получаса, а то и больше.
Разделив дружину на небольшие отряды, человек по пять-десять, магистр-изгнанник приказал тщательно прочесать все окрестности и не возвращаться в замок до тех пор, пока лазутчики не будут пойманы – те, кому посчастливится это сделать, должны оповестить всех остальных с помощью мыслеречи. Фьонн учёл и то, что Тинх – как ни неприятно думать, что это он бродит под боком, но нельзя исключить и такую возможность – что Тинх знает в лицо большинство рыцарей Мон-Эльвейга, поэтому магистр велел всем надеть маски и лично подал пример.
Когда со всеми приготовлениями было покончено, воины покинули Башню Звёзд и быстро разъехались в разные стороны. Фьонну всё же удалось обеспечить свою дружину лошадьми, хотя в Сумеречной долине эти животные были редкостью; во время визита в Эльхарру волшебник приобрёл некоторое количество коней, которые, к счастью, легко перенесли существенную перемену климата и, похоже, не испытывали какого-либо дискомфорта, порождаемого проклятием Сумеречной долины.
Сам Фьонн в сопровождении Альвина, Вэндара и Хьюлларда направился в сторону Серых Ямин, где, по словам лорд-канцлера, был найден пергамент, подписанный руной Тэйх: небрежные размашистые штрихи живо напомнили сыну Архимага почерк Тинха, давнего недруга Фьонна ещё по Академии Магии.
Король и его спутники тщательно осмотрели редкий кустарник, растущий вдоль обрывов Серых Ямин, нагромождения обомшелых валунов и даже кучу бытовых отходов, сваленных на дно оврага несознательным местным населением, не имеющим чётких представлений об экологии и цивилизованной утилизации мусора. Однако никаких подозрительных следов волшебники не обнаружили, что ещё больше насторожило Фьонна – раз так хорошо скрываются, значит, магический уровень лазутчиков достаточно высок.
По холмистой местности, на которой неприглядным пятном смотрелись захламлённые Серые Ямины, протекала бурливая и быстрая речка; перепрыгивая по естественным ступеням, вода образовывала целый каскад небольших, но всё же весьма впечатляющих водопадов. Шум падающей воды неясным отголоском долетал и до Серых Ямин, возле которых с кислыми минами топтались волшебники; но внезапно за шелестом ветра и журчанием воды Фьонн расслышал отдалённый лай собак.
Не говоря ни слова, маг вскочил в седло и направил коня в ту сторону, откуда доносился лай. Спутники Фьонна недоумевающе переглянулись, но тем не менее последовали за своим предводителем.
Вскоре взорам магов предстала картина, которая художнику, возможно, показалась бы неплохим сюжетом для живописного полотна, но едва ли вызывала восторг у центральных действующих лиц. Каменистый берег реки нависал над течением, примыкая к водопаду; на этой-то площадке, при каждом порыве ветра обдаваемой фонтаном ледяных брызг, спиной к реке разместились двое. Мужчина лет тридцати с небольшим, в сером дорожном плаще, под которым тускло поблёскивала кольчуга, заслонил собой мальчишку лет десяти, который, однако, порывался встать с ним рядом. В руках у старшего, в котором магистр-изгнанник тотчас узнал мага Тинха, был длинный кинжал, остриём которого он грозил двум десяткам отчаянно лающих псов – ослепительно белых, с алыми ушами. Оскаленные пасти и недобро сверкающие глаза животных не предвещали ничего хорошего; но, завидев приближающегося Фьонна, собаки как по команде приветливо завиляли хвостами, повернув морды в его сторону.
Фьонн, разумеется, узнал собак из Иного Мира, которые, по словам Призрачного Владыки, должны стать его верными помощниками. Волшебные животные переводили взгляды с напряжённо замерших на валуне чужаков на нового хозяина…
– А ну назад! Сидеть! – властно рявкнул Фьонн, обращаясь к волшебным псам.
И Тинх с мальчишкой, и соратники Фьонна выпучили глаза от изумления, когда свора Иного Мира послушно расселась двумя полукружиями, ненавязчиво вызывающими мысленную ассоциацию с клещами, грозящими сомкнуться на вражеском горле или иной части тела, которая подвернётся на зуб.
– Бросай оружие, ты! – Фьонн повелительно вскинул руку по направлению к Тинху.
– Беги, Эртх! – шепнул Тинх своему юному спутнику. – Живо! Ну, кому я сказал! – при этих словах мальчик, подбодрённый легким толчком локтем, мгновенно превратился в нутрию, которая плюхнулась в водопад и скрылась в потоке.
– Останови его, тупица! Ах ты, тролль тебя расплющи! – дёрнулся Фьонн, когда метко пущенный кинжал Тинха слегка оцарапал ему запястье. – Дракон тебя зажарь! Идиот! Дубина!
Едва ли Тинх узнал голос своего давнего недруга – произнося надменное приказание разоружиться, Фьонн нарочно говорил изменённым голосом. Собаки, рассерженные тем, что чужак осмелился ранить хозяина, с рыком метнулись к Тинху; тот выхватил меч, но одна собака, ловко уклонившись от оружия, прыгнула на грудь чужаку и опрокинула его на спину. Борясь с псом, злополучный чародей выронил оружие; меч со звоном покатился по камням и сорвался в поток.
– Назад! Не смейте его трогать! – суровый окрик хозяина удержал собак от решительной расправы над чужаком, однако они не торопились подаваться в сторонку; белые гончие настороженно взирали на Тинха, окружив его тесным кольцом, и горячее дыхание волшебных животных касалось его лица.
– Назад, я сказал! – повторил Фьонн, обращаясь к собакам; затем он повернулся к своим спутникам. – Свяжите ему руки. И передайте всем нашим – пусть обязательно найдут мальчишку! В здешних краях ребёнку блуждать небезопасно… И пусть берегут его, как зеницу ока! А если кто-то посмеет хоть чем-нибудь обидеть ребёнка, пусть не рассчитывает на моё снисхождение!
Грозное предостережение Фьонна скорей было продиктовано тем, что в данный момент он играл роль короля, чем подлинной необходимостью. В Ордене Мон-Эльвейг свято чтили права подрастающего поколения (разумеется, не в ущерб уже выросшему); борьба за эти права, включающая истребление гнусных совратителей малолетних и иных мерзавцев, название которых и произнести-то противно, являлась одним из значимых направлений деятельности прославленного Ордена магов. Более того: даже подзатыльники и тычки, которыми некоторые простые смертные нередко награждают своих чад, в среде магов единодушно считались абсолютно недопустимым явлением.
Ближняя дружина короля-волшебника привыкла спокойно реагировать на иногда излишне театрализованные речи и выходки своего предводителя – а потому не обиделась в ответ на высказанное им предположение, нелепое и ужасное одновременно, будто кто-то из магов Мон-Эльвейга может позволить себе ударить или как-то иначе обидеть юного сорванца, путешествовавшего в обществе мэтра Тинха.
Между тем Фьонн, поморщившись, досадливо посмотрел на свою руку: из раны, хоть и неглубокой, обильно струилась кровь.
– Тьфу, гадость, не хватало ещё новый плащ испортить, – кисло пробормотал он. – И как жжёт! Ты, гад, ядом, что ли, свой клинок смазал? – обратился он к Тинху, который с нескрываемым удивлением во взоре наблюдал за тем, как Альвин торопливо перевязывает рану предводителя своим носовым платком.
Пленник отрицательно качнул головой; изумление, плещущееся в его взгляде, которое, казалось, вот-вот потоком прорвётся наружу, одновременно разозлило и позабавило короля Сумеречной долины. «Он что, серьёзно полагал, что я какое-то неуязвимое мифическое чудо-юдо?!» На миг Фьонну отчаянно захотелось сорвать маску, чтобы полюбоваться рожей, которую скорчит Тинх при виде закадычного недруга. Э, нет, подождём!
– Возвращаемся, – обронил Фьонн, натягивая поводья здоровой рукой. – За мной!
Маги неспешно поехали назад; привязанный к стремени Вэндара Тинх – бледный, но внешне спокойный, шёл крупным и торопливым шагом, так что его скорость совпадала со скоростью передвижения всадников.
Фьонну не терпелось узнать, что привело Тинха в Сумеречную долину; однако он намеревался получить эти ценные сведения в обстановке, которая, по его мнению, наилучшим образом соответствует его теперешнему положению Тёмного Властелина. Конечно, сын Архимага отнюдь не собирался прибегать к пыткам, запрещённым не только межмировыми конвенциями, но и его собственными убеждениями; однако немного торжественности не помешает, равно как и эффект неожиданности слегка оживит скуку существования в Сумеречной долине.
Распорядившись, чтобы пленника развязали и отвели в тронный зал, где и оставили одного, Фьонн зашёл в свои апартаменты. Надев на голову королевский венец, поправив маску и набросив на плечи мантию из чёрной парчи с серебряным узором, волшебник мельком взглянул на своё отражение в зеркале. Маг остался вполне доволен созданным образом. Теперь можно перейти к главной части спектакля…
Гордо подняв голову, он величественно вошёл в тронный зал, где уже около часа маялся Тинх, от нечего делать принявшийся разглядывать новые светильники, недавно изготовленные гномом Фолли при активной помощи самого Фьонна, но пока не пущенные в эксплуатацию и хаотично составленные в центре помещения.
– Добро пожаловать в Башню Звёзд, пленник, – с подчёркнуто мрачной интонацией произнёс король Сумеречной долины, привычно опускаясь в кресло, которое соратники Фьонна с подчёркнутым сарказмом именовали троном.
– Благодарю за проявления учтивости, которые в данной ситуации, должен признаться, куда больше похожи на издевательство, – отозвался Тинх  и без особого почтения добавил. – Так, значит, это тебя называют Призрачным Охотником?
Сидящий на троне тип в маске пренебрежительно хмыкнул и нетерпеливо передёрнул плечами.
– О, я тоже не позабыл головоломную философскую заморочку, утверждающую, будто всё, что мы видим вокруг – не более чем призраки, – снисходительным тоном промолвил он.
Тинх вздрогнул – о, до чего знакомый голос, да и все жесты! А загадочный властелин Сумеречной долины поднялся с места, неторопливо спустился по ступенькам трона и направился к пленнику, продолжая развивать свои рассуждения.
– Возможно, тот бред, что пребывает в наших умах, и является некой особой реальностью; но, во всяком случае, я не более призрачен, чем ты, – с этими словами он снял маску, и Тинх, охнув, инстинктивно попятился.
– Ты… – выдохнул он, выпучив глаза.
– А ты, конечно, полагал, что повстречаешься здесь с фосфоресцирующим скелетом в золотой короне и зловеще громыхающих доспехах, заржавевших несколько веков назад? – съязвил Фьонн. – Извини, я очень сожалею, что мне пришлось так грубо вторгнуться на территорию твоих заблуждений, но ничего не поделаешь, должность у меня такая. Как-никак, а я ведь теперь ещё и король в придачу ко всем моим прежним титулам! – он изящным жестом поправил серебряный венец.
– Повелитель Фьонн? – уточнил Тинх. – Или государь Кьёртэн?
Фьонн отрицательно покачал головой.
– Так как же теперь тебя величать, ваше величество?
– Для моих подданных я зовусь Элиаром – Изгнанником, – с кривой усмешкой ответил магистр Мон-Эльвейга. – Но какое им, в сущности, дело до моего имени, если их поля приносят хороший урожай, стада множатся, а на охоте им сопутствует удача? Удача короля – это дар Создателя, который частично переходит и на подданных; по крайней мере, многие в это верят.
– Если это и выдумка, звучит убедительно, – согласился Тинх. – Итак, ты теперь сир Элиар. Но куда же подевались магистр Фьонн и лорд Кьёртэн?
– А почему они непременно должны были куда-то деться? – осведомился правитель Сумеречной долины, меряя шагами просторный тронный зал; сын Архимага то и дело сбивался со счёта и потому чувствовал лёгкое раздражение. – Фьонн, этот избалованный и самовлюблённый мальчишка, некогда всерьёз верил, что весь его родной Мир – да что Мир, всё Упорядоченное! – задумано и изготовлено исключительно для его удовольствия. Кьёртэн?.. То был беззаботный и весёлый странник, романтичный и задиристый, любитель острых ощущений и любимец прелестных женщин. Из-за проделок этих двух обаятельных молодчиков я здесь и очутился…
Фьонн остановился, прислушиваясь к завыванию ветра за окном. Помолчав, магистр продолжал:
– Тебе, Тинх, может, это кажется странным: бродяга звался «Владеющим», а, став королём, мрачно именует себя «Изгнанником»? Но ведь свобода – немалое владение, в то время как корона, при ближайшем рассмотрении, весьма смахивает на оковы… Не замечал? Тогда ладно, не буду забивать тебе мозги излишней философией. И пусть тебя не удивляют и не напрягают мои имена, которых с годами становится всё больше. Моя личность многогранна, и каждой из этих граней, будь на то воля Создателя, хватило бы на отдельную душу, воплощённую в живом существе. Однако Творец рассудил иначе и не пожалел материала на меня, грешного. Разве не естественно, что каждой грани моей души хочется иметь собственное имя?
– Хорошо, должно быть, иметь так много граней души, – с нескрываемой завистью проговорил Тинх.
Фьонн неопределённо пожал плечами.
– Не знаю, хорошо это или плохо, – спокойно ответил он. – Я никогда об этом не задумывался. Я всегда был уверен, что подобная многогранность, иногда, признаюсь, даже несколько усложняющая жизнь, является тем, что выделяет мага из среды всех прочих людей! А ты разве этого не знал, Тинх? – добавил государь Сумеречной долины, заметив удивление собеседника. – Да, конечно, профессора Академии ничего подобного нам никогда не говорили; но я всё-таки считал тебя достаточно смышлёным парнем, который способен иногда самостоятельно пошевелить мозгами, чтобы сделать некоторые умозаключения! Выходит, я настолько неисправимый оптимист, что даже враги видятся мне сообразительнее и интеллектуальнее, чем они есть на деле?..
Тинх тяжело вздохнул.
– Да, я хотел тебя спросить, – проговорил Фьонн, глядя в окно, – тот мальчишка, которого с тобой видели и который так ловко улизнул от всех преследователей – это твой сын? Лучше бы ты мысленно побеседовал с ним и велел ему явиться сюда: ничего плохого с ним тут не случится, а гоняться просто так по здешним краям не то что ребёнку, а и взрослому-то не каждому стоит. Однако какой шустрый мальчишка! – с искренним восхищением добавил Фьонн. – Понятно, мы его отыщем, но, похоже, придётся повозиться… Честное слово, я бы таким сыном гордился!
Тинх молчал, опустив голову так, что Фьонн не видел его лица.
– Нет, – наконец глухо промолвил он. – Он мне не сын, хотя, видит Создатель, я по мере сил старался заменить ему отца. Это твой сын, Фьонн.
– Что ты болтаешь? – Фьонн с некоторым беспокойством взглянул на Тинха.
Уж не повредился ли он рассудком, промелькнуло в мыслях Фьонна. Что бы там ни замыслил Тинх, но лгать, не заботясь о правдоподобии?..
– Вспомни Лилах-Эр-Фиарлах, – негромко проговорил Тинх. – Айрин и ты… Да, когда я узнал об этом, я готов был убить тебя, только попытка эта сорвалась – Создатель тебя хранит, несмотря на все твои прегрешения. А уж когда я узнал, что у неё будет ребёнок от тебя… Она всегда любила только тебя, а все прочие возлюбленные были для неё лишь забавой, не более того. Наверное, следовало её прогнать…
– Что ты с ней сделал? – хмуро спросил Фьонн, приближаясь к своему давнему противнику.
– Женился на ней и признал её сына своим, – коротко ответил Тинх и с вызовом посмотрел на короля Сумеречной долины.
– Да, и по мере сил внушал мальчишке ненависть к магистру Фьонну, своему заклятому врагу? – мрачно продолжал король Сумеречной долины.
– Нет, – твёрдо произнёс Тинх, глядя в глаза собеседнику. – Правда, у меня была мысль воспитать его так, чтобы он считал тебя врагом. Но я не сделал этого. Более того, он знает, что я ему не родной отец, а его настоящий отец – Фьонн, магистр Мон-Эльвейга.
– Что-то я тебя не понимаю, Тинх, – удивился Фьонн. – По-моему, это была бы превосходная возможность отомстить мне за всё, в том числе и за то, что было у меня с Айрин. Поединок отца и сына! В высшей степени бесчеловечно и трагично, и неважно, кто возьмёт верх! Что за сила заставила тебя отказаться от надежды на столь изощрённую месть? Или Айрин тебе не позволила?
– Я был там, – чуть слышно произнёс Тинх.
Эта фраза была произнесена странным тоном и вообще казалась настолько не к месту, что Фьонн снова засомневался относительно целостности рассудка своего давнего недруга. Или Тинх комедию ломает?..
– Где же это тебя угораздило побывать, что ты там настолько духовно переродился? – недоверчиво вопросил король Сумеречной долины.
– Нигде, – услышал он в ответ.
– Я бывал там однажды, – словно невзначай обронил Фьонн и присел на ступеньку трона. – Да не стой, как вкопанный, Тинх, – добавил он. – Сядь и расскажи мне, как ты выбрался оттуда. Признаюсь, нам с Гвейфом тогда пришлось несладко.
– Следы… Значит, это были ваши следы, – задумчиво произнёс Тинх, не столько отвечая на вопрос собеседника, сколько рассуждая вслух. – Да, иначе бы я вряд ли выбрался…
– Там остаются следы? – изумился Фьонн. – Но мы там ничьих следов не обнаружили!
– Следы оставляют только те, кто сумел выбраться оттуда, – всё с тем же сомнамбулическим выражением лица сказал Тинх.
Фьонну совершенно не нравился полубезумный вид Тинха. Поднявшись с места, король-магистр энергично встряхнул своего пленника и силой заставил его сесть.
– Очнись, Тинх! – резко прикрикнул сын Архимага. – С тех пор уж вон сколько лет прошло! Самое главное, выбрался живым… – Фьонн хотел добавить «и здоровым», но блуждающий взгляд Тинха ничуть не рассеял сомнений относительно данного пункта, и король Сумеречной долины тактично умолк.
– Живым… – как эхо, повторил пленник. – После я полгода не мог сплести даже простенького заклятья… Или даже дольше… До тех пор, как твой сын появился на свет. Я уж думал, что всё, придётся мне из волшебников переквалифицироваться в бродячего торговца или овечьего пастуха…
Фьонн внимательно слушал, всё ещё с сомнением следя за движениями Тинха. Если он и безумен, то на социально опасного субъекта вроде бы не смахивает, заключил король Сумеречной долины. Конечно, для установления окончательного диагноза нужно посоветоваться с Хьёрди и другими магами, имеющими достаточный опыт целительской работы. Возможно, странное поведение Тинха – результат длительной депрессии, вызванной деформацией самооценки. Если он и впрямь временно утрачивал профессиональные навыки, это вполне вероятно.
Вообще-то Фьонн никогда не был особенно высокого мнения относительно магических талантов своего давнего недруга. Конечно, в студенческие годы Тинх мог продемонстрировать пару-тройку забавных магических фокусов, управиться с каким-нибудь зашалившим стихийным духом или изготовить примитивный амулет, предназначенный для привлечения удачи в рыбной ловле или на охоте на мелких пушных зверьков, но что-то серьёзное – гм… К тому же Фьонн не без оснований полагал, что временная деквалификация Тинха в значительной степени была вызвана тяжёлыми раздумьями о губительных свойствах Нигде и связанным с подобными мыслями стрессом, нежели самим фактом непродолжительного пребывания вне живых Миров. Ведь и Фьонн тоже там побывал, но способностей к магии, а также иной активной деятельности не растерял!
Однако магистр-изгнанник не стал высказывать эти соображения вслух. Хотя он не отличался особой добротой по отношению к врагам, даже бывшим, но у Тинха был настолько мрачный, пришибленный вид, что Фьонн счёл не очень порядочным поступком окончательное моральное добитие поверженного обстоятельствами недруга.
– Итак, этот мальчуган – мой сын? – вернулся он к прежней теме разговора. – Надеюсь, ты обучил его обмениваться мысленными речами на расстоянии? Да? Отлично! И, надеюсь, ты сам не разучился это делать? Вот и поговори с ним, – потребовал Фьонн. – Пусть идёт сюда. Он мой старший сын, и он должен быть здесь, а не шляться по непролазным лесам и топким болотам!
Через несколько минут, когда Тинх, сжимая виски ладонями, отрывистым тоном сообщил, что примерно через полчаса мальчик обещал быть в королевском замке, Фьонн осведомился, как же зовут его сына, о существовании которого он не подозревал столько лет.
– Эртхелер, – ответил Тинх.
– Эртхелер? – чуть поморщившись, переспросил Фьонн. – Звезда в пыли?
«Бедолага Тинх! Совсем помешался после той экскурсии за пределы Миров. Это надо же – этак назвать ребёнка! Мне в своём-то имени чудится излишний пафос перед Светом, а уж это… Эртхелер! Ничего не скажешь, подходящее имечко для эпических сказаний и возвышенных баллад – только не каждый менестрель с первого раза правильно его произнесёт!..»
– Припоминаю, Эртхом звали наставника Сервэйна Премудрого, – небрежно обронил Фьонн. – Но скажи-ка ты мне вот что, Тинх: какого тролля тебя угораздило отправиться в экскурсию по Сумеречной долине? Каковы твои цели и задачи? Только не пытайся выдумывать правдоподобную ложь, – с кислым видом предостерёг он. – Ты же знаешь, у меня на враньё нюх, какой и не снился старине Ордэйлу – многолетнее общение с эльфами здорово развивает тягу к искренности! И зачем ты потащил сюда моего сына? В смысле назидательности для подрастающего поколения это место, гм… Ты сам, наверное, уже убедился, что это за местечко! Нет, я, конечно, всё понимаю – у тебя с соображением, похоже, стало туговато после той прогулки, но Айрин-то как отпустила мальчишку неведомо куда?! Нет, не уверяй меня, что вы не знали, что я тут обосновался! Что у вас за диковинные замыслы созрели? Повторяю – не врать! – строго добавил Фьонн, заметив лёгкое движение губ Тинха, свидетельствующее о том, что пленник намеревается что-то сказать.
– Айрин… она ушла от меня, – с трудом выговорил Тинх, сосредоточенно глядя на светильники, кое-как составленные в кучу. – Просто исчезла, и всё. Раньше с ней такое бывало… иногда. Но она всегда возвращалась, и я ни о чём её не спрашивал. Эртха она устроила в закрытую школу для юных волшебников, лучшую во всём Арландуне; он проводил с нами только праздники и выходные дни, в это время она всегда бывала дома. Но потом… полгода назад… она ушла и больше не возвращалась. Сначала я не беспокоился, но потом… Видишь ли, я боялся, не случилось ли с ней чего… Я чувствую, что она жива, но на мыслеречь она не откликается. В общем, я решил отправиться на поиски. А Эртх… он нагнал меня на Тропе Междумирья и сказал, что пойдёт со мной. Как он узнал о моём решении отправиться в путь – одному Создателю известно. Я, во всяком случае, ничего ему не говорил об этом и старался уверить, что мама скоро вернётся… Похоже, тягу к странствиям и пренебрежение к дисциплине он унаследовал от тебя. Однако я и правда не знал, что это ты тут царствуешь. Мне вообще было всё равно, кто тут король – или в любом другом месте: ведь, как я уже сказал тебе, я ищу Айрин.
Тинх умолк, продолжая смотреть в пространство отстранённым взором. Молчал и Фьонн; вдруг Тинх спросил:
– Почему псы Призрачного Властелина послушались тебя?
– Так, – коротко обронил Фьонн. – Настоящий Призрачный Повелитель то ли ушёл на пенсию, то ли решил отправиться в длительное турне – вот и передал мне руководство над своим зверинцем, как временно исполняющему обязанности Тёмного Властелина.
К облегчению Фьонна, не особенно желавшего распространяться на эту тему, беседа прервалась в силу обстоятельств: окно распахнулось само собой, в зал влетел белоснежный лебедь и опустился подле Тинха. Через миг на месте птицы стоял десятилетний светловолосый мальчишка, недоверчиво озирающийся по сторонам.
– Познакомься со своим настоящим отцом, Эртхел, – устало произнёс Тинх и указал на Фьонна, после чего отошёл к дальнему окну.
Юный волшебник устремил испытующий взгляд на человека в серебряном венце и чёрном одеянии; зелёные глаза мальчишки встретились с глазами Фьонна, и магистр-изгнанник увидел в ясных глазах сына своё отражение.
– Ты найдёшь мою маму? – с надеждой в голосе спросил мальчик.
– Постараюсь, – ответил Фьонн, у которого, если честно, перспектива встречи с Айрин не вызывала особого восторга. – А ты хотел бы вернуться домой, Эртх?
Мальчик отрицательно помотал головой.
– Нет, – решительно заявил он. – Чего я там не видел? Нет, я хочу странствовать по разным Мирам, как ты… Тинх, – он кивнул в сторону упомянутой личности, – рассказывал мне, что ты побывал во многих Мирах. Вот здесь, в этом Мире – как он называется? – мне нравится! Правда, тут темновато – но зато приключения сами липнут, не то что у нас в Арландуне, где их и в солнечный день нужно искать и искать с большущим осветительным огнешаром!
– Я, помнится, находил их там без труда, – усмехнулся Фьонн, которому рассуждения новообретённого наследника пришлись по душе.
– Ну, может, поэтому они и стали у нас такой редкостью, – рассудительно пожал плечами Эртхелер. – А можно мне тут остаться, а? Раз ты мой папа…
Фьонн замялся. Он и сам был бы рад, если бы этот неожиданно явившийся сын остался с ним. В непосредственности и непоседливости мальчишки маг узнавал самого себя – юного и беспечного; но Сумеречная долина – разве это подходящее место для ребёнка?..
Потрясло Фьонна и то, что Тинх, которого он никогда не считал особенно достойной личностью, оказался способен на столь благородное поведение по отношению к сыну своего недруга – и, соответственно, и к самому недругу тоже.
– А хотел бы ты познакомиться со своим дедушкой, Архимагом Льювином? – осторожно спросил Фьонн.
Пожалуй, это самое лучшее – отправить мальчика к деду; правда, неизвестно, как Эртх поладит со своим младшим братом – Гвэйнир нравом очень похож на родичей своей матери, вспыльчивых и воинственных сыновей Йорунда.
– Может быть, – неопределённо протянул мальчишка. – Только я пока хочу тут побыть. А дома и в школе вечно так скучно! Мама… конечно, она хорошая, и Тинх тоже, но они всегда или расстроены чем-то, или втихомолку переругиваются, когда думают, что я не слышу их. Папа, а почему вы с мамой не вместе?
Фьонн ожидал подобного вопроса, вполне естественного и логичного. Но вот ответить на него… Легкомысленная игра, не отягощённая глубокими чувствами, мимолётное дорожное развлечение – разве задумывался молодой повеса Кьёртэн, что пройдут годы, и последствия его приключения с Айрин встанут перед ним во плоти? В этом мальчишке всё говорит о том, что он – его сын; Тинх не лгал, достаточно раз взглянуть на Эртха и Фьонна, чтобы не сомневаться в этом.
– Да нет, можешь не говорить, если не знаешь, как лучше ответить, – неожиданно произнёс Эртхелер. – Не всё просто объяснить, я знаю. Вот, например, Тинх меня спрашивал – как я узнал, что он пошёл искать маму, да ещё ухитрился нагнать его на Тропе Междумирья? И как я сумел ускользнуть из школы – там ведь учителя строгие, так просто не отпустят, да и убежать не так легко? А что я ему скажу? Я и сам толком не знаю, как у меня всё это получилось…
* * * * *
Соратники магистра слегка изумились, узнав, что у их предводителя, оказывается, имеется старший сын. Но вскоре волшебники уже воспринимали присутствие Эртхелера как нечто само собой разумеющееся. Открытая натура мальчика быстро расположила к себе всех без исключения. Лорд-маршал Фэлинд охотно объяснял сыну государя, как нужно выращивать волшебные деревья, умеющие ходить и сражаться, и даже пару раз продемонстрировал потешные бои саженцев. Хьёрди постоянно угощала Эртха сладкими пирожками собственного изготовления, слава о которых шла ещё со времён её обучения в Академии Магии, а также лично сшила ему тёплый плащ и тунику с модной вышивкой. Гном Фолли подарил ему лёгкую и прочную кольчугу, серебряный пояс, украшенный драгоценными камнями, и длинный кинжал, который вполне годился на роль детского меча.
Эртхелер вёл себя приветливо и доброжелательно со всеми, но особенно ему нравилось проводить время в обществе своего отца. Мальчик пришёл в восторг от «лестницы Фьонна», как прозвали маги высоченный шпиль, опоясанный спиралью из бесчисленных ступеней: отец с сыном нередко взбирались на вершину этого странного архитектурного сооружения и подолгу вглядывались в окутанную туманным флёром даль.
Фьонн учил сына обращаться с оружием; выяснилось, что для своего возраста мальчишка немало умеет – как скромно сообщил однажды Эртх, никому из сверстников ещё ни разу не удавалось одержать над ним верх, будь то обычная драка, сшибка с применением элементов боевой магии или тренировка на учебном оружии. О поисках матери Эртх больше не заводил речи, да и вообще редко говорил об Айрин – у Фьонна сложилось впечатление, что сын не очень сильно к ней привязан.
Тинх, которому государь Сумеречной долины в силу своей гуманности предоставил относительную свободу – очерченную стенами Башни Звёзд, разумеется – первое время никак не мог вписаться в новые условия. Хоть он и воспитывал Эртхелера в любви и уважении к настоящему отцу, полагая, что когда-нибудь мальчику следует познакомиться со своим родителем, лично для себя Тинх не ожидал особых перемен в жизни. Фьонн оставался его недругом, Айрин – любимой, хоть и неверной женой, а сам он в этой застывшей картине мира выглядел жалким неудачником, которому вряд ли суждено подняться выше уровня ничем не примечательного волшебника заштатного королевства – будучи вынужден покинуть Лилах-Эр-Фиарлах, он со временем исхитрился найти местечко придворного мага в подобном же овцеводческом государстве, территориальная ширь которого была более чем скромной.
Неопределённость положения, в котором он оказался теперь, несколько озадачила Тинха. С одной стороны, он вроде как пленник, а с другой – никто его сильно не притесняет, хоть он и находится в замке врага. Но врага ли? Фьонн не проявлял по отношению к былому недругу никакой враждебности. Может быть, государь Сумеречной долины позволит ему уйти, снова отправиться на поиски пропавшей жены? Эртх останется с отцом, и вечная тревога за мальчишку больше не будет помехой в пути. Конечно, одному будет совсем тоскливо… Ну, что ж, видно, так Создателю угодно…
Тинх долго не решался обратиться к Фьонну – память об их прежней вражде останавливала его всякий раз, когда он уже готов был заговорить с королём Сумеречной долины о своей дальнейшей судьбе. Тинх и злился на себя, и отчаянно завидовал своему былому сопернику – он-то везде как рыба в воде, счастливчик!
Однако Тинха доконало бездействие. Он видел, что вокруг все заняты целенаправленной деятельностью; он и сам не привык сидеть безо всякого занятия – но ему, номинально являющемуся пленником короля, соратники Фьонна не предлагали принять участие в их работе. Скука, бесплодные раздумья, тоска по Айрин, которую он любил и ненавидел одновременно – все это настолько утомило Тинха, что он вознамерился решительно поговорить с Фьонном и отправился в библиотеку замка, где, как он узнал у одного из молодых волшебников, в данный момент находился государь Элиар.
Помещение, в которой Фьонн разместил солидные архивы, доставшиеся ему в наследство от местных жрецов, было, наверное, ничуть не меньше тронного зала, но, как и полагается библиотеке, всё заставлено шкафами, из-за которых периодически доносился шорох и тяжёлые вздохи. Но не маги, спешно разыскивающие необходимые сведения, издавали эти звуки – то забавлялись замковые призраки и домовые. Эти безобидные существа в присутствии Фьонна и его соратников обычно вели себя тише воды, ниже травы; появление свежего человека воодушевило их на шутки, которых Тинх не понимал и не желал понимать.
Тинх торопливо шёл мимо массивных дубовых стеллажей с книгами, настороженно озираясь по сторонам, как человек, ежеминутно ожидающий какого-нибудь подвоха. Пару раз книги пролетали перед его носом, а один фолиант невнятно бормотал что-то, судя по интонации, стараясь в чём-то убедить незнакомого посетителя. С огромным трудом удалось Тинху отвязаться от назойливой книги и выбраться из-за стеллажей, за которыми сдержанно хихикали привидения.
Фьонн спокойно сидел на широком подоконнике и листал небольшую изящную книжку с гравюрами. За высокими окнами библиотеки безраздельно царила темнота. Светильником Фьонну служил простой огнешар, какими во время размолвок швыряют друг в дружку волшебники, ещё не достигшие высокого уровня культуры общения и владения магическими техниками. Но этот огнешар был не совсем обычным – полупрозрачный, значительно крупнее большинства своих «собратьев», он испускал ровное, нежно-золотистое свечение.
– А, Тинх, – не поднимая головы, протянул Фьонн и перевернул страницу книги. – Привет. Присаживайся, – государь Сумеречной долины указал на длинную лавку у стены. – Чувствуй себя как дома… Ты же о тоске по родному очагу хотел поговорить со мной? Соскучился по Айрин, а? – при этих словах Фьонн многозначительно улыбнулся.
– Не твоё дело, – но старой привычке грубо огрызнулся Тинх и тотчас смертельно побледнел, вспомнив о многочисленных титулах своего прежнего антагониста, в особенности же о его нынешнем высоком сане. – Я… Прошу простить, государь…
– Да ладно, чего уж там, – равнодушно махнул рукой Фьонн. – Между старыми друзьями и недругами не должно быть мелочных подсчётов, у кого в стаде больше бурых ослов, а у кого – чёрных баранов! Но вот насчёт того, чтобы выпустить тебя отсюда, хотя бы и не на все четыре стороны, а лишь на одну на выбор, пока не может быть и речи. Да не бойся ты, я же не о вечном заточении в сыром подземелье говорю! – пояснил Фьонн, подметив сумрачно-несчастное выражение лица собеседника. – Но пока я не выколочу из этой треклятой долины и других попутных проектов такое состояние, которое позволит мне полностью рассчитаться с долгами, я отсюда никого просто так не выпущу, а то ещё мои кредиторы узнают, где я обретаюсь, да и захотят нанести мне визит! Конечно, местечко тут, как говорится, то ещё; возможно, некоторые из них полегли бы в здешних снегах и болотах на дальних подступах к моему логову – но где, спрашивается, полная гарантия, что никто не проберётся в этот прелестный замок?! Миры не без чудес, Упорядоченное не без Хаоса – помнишь, так всегда говаривал старина Ордэйл перед началом экзаменационной сессии?
– Я даю тебе слово, что я никому… – приосанившись, начал Тинх.
– Брось ты эти псевдорыцарские игры, Тинх, – строго оборвал его Фьонн и добавил чуть мягче, но с неподражаемой иронией. – Мы же с тобой слишком хорошо друг друга знаем, чтобы верить на слово, разве нет? Лучше сразу смирись со своей участью. Поверь, она будет отнюдь не столь горемычной, как ты сейчас пытаешься себе вообразить. Да, согласен, место здесь гнусное, пока что мы не отыскали средств и способов это исправить; однако же все удобства, которыми мы располагаем на данный момент, будут предоставлены в твоё распоряжение – если, конечно, ты будешь вести себя благоразумно.
Послышались чьи-то шаги, и вскоре из-за стеллажей вывернулся Альвин, который с насупленным видом нёс большущую стопку пергаментных листов.
– Альв, друг мой, подбери, пожалуйста, подходящее занятие для мэтра Тинха, который любезно согласился внести посильный вклад в наши неустанные труды ради процветания Сумеречной долины, – весело промолвил Фьонн.
– Метлу ему в руки – и вперёд, – хмуро процедил лорд-канцлер, опуская свою ношу на край скамьи.
– Ну, ну, как можно! – живо возразил государь Элиар и обратился к Тинху. – Помнится, в былые времена у тебя получалась замечательная черепица… Но смотри, если у моих башен слетит кровля – твоей крыше тоже не поздоровится! – тут же предостерёг Фьонн. – А пока ступай в кузницу и поколдуй там вместе с мастером Фолли. Только, ради Создателя, не вздумай с ним спорить! У него-то лоб железный, а мозги дубовые, но секиру в руках он держит крепко.
Тинх с задумчивым видом кивнул и вышел. Альвин пару секунд смотрел в окно, за которым практически ничего нельзя было разглядеть, пошуршал документами, потом устало вздохнул.
– Это что за премудрый труд? – спросил он, указывая на книгу, которую читал Фьонн.
Тот молча повернул к приятелю обложку с заглавием, выведенным заковыристым узорно-цветочным шрифтом.
– «Письма…» «Письма Онта», что ли? – Альвин тщился разобрать среди прихотливых завитков орнамента очертания рун.
– «Письма с Гонта», дружище, – поправил Фьонн и, положив закладку, протянул книгу Альвину.
– Ой, стихи, – лорд-канцлер было раскрыл книгу, но тотчас захлопнул её и торопливо вернул Фьонну, словно обжёгшись.
– Ты стремительно деградируешь, Альв, я давно это замечаю, – горестно констатировал Фьонн. – А ведь когда-то ты сам сочинят недурные стихи!
– Да ладно тебе, король, – Альвин густо покраснел. – Подумаешь, сочил в нетрезвом виде пару застольных песенок и три стишка в честь корыстолюбивых куртизанок! Ты мне лучше вот что скажи – зачем ты этого прохвоста допускаешь к нашей работе? Неужели ты можешь ему доверять?
– Конечно, нет, – усмехнулся Фьонн. – Но в этом и нет необходимости, дружище Альв. Если он не круглый или квадратный идиот, он сам отлично понимает, что заниматься вредительством не в его интересах. А потом, я вижу, он сильно сдал с тех пор, когда мы походя устраивали дурацкие поединки. Всё-таки трухлявая у него личность, как ни говори!
– Ну, и зачем тебе такой соратничек? – не унимался Альвин. – У тебя что, мало верных и преданных друзей, которые готовы подхватить любую твою идею, какой бы безрассудной она ни была?
– Ах, Альв, я ничуть не сомневаюсь в вашей поддержке, твоей и всех остальных, – улыбнулся король Сумеречной долины. – Но, видишь ли, мудрость, на мой взгляд, состоит не только в дружеской взаимопомощи, но также и в том, чтобы даже врагов по возможности использовать во благо своих великих целей.
– Ну конечно! – с иронией подхватил Альвин. – Ты ещё про вершины мудрости расскажи, пока что не покорённые мыслительными усилиями человечества, но терпеливо ждущие тех, кто всё-таки на них рано или поздно вскарабкается, или про извечные противоречия двух магико-философских школ! Тебе бы проповедником стать, Тёмный ты наш государь!
Король-магистр сдержанно усмехнулся. Его приятель, в лице которого Упорядоченное, несомненно, лишилось талантливого лицедея комического образа, выпрямился, горделиво расправил плечи и надменно задрал подбородок, нарочито изящным жестом встряхнул откидными рукавами туники и заговорил, подражая интонации и манерам Фьонна:
– «Что мы знаем о магах, называющих себя сторонниками теории Равновесия? Сам факт существования этих скучных типов иногда подвергается сомнению, и недаром. Мы судим о личности по её деяниям: кузнец славится своими изделиями, воин – бранными подвигами, волшебник – искусностью в магии. Однако многомудрые сторонники теории Равновесия до сих пор не пришли к однозначному умозаключению, в каких же случаях магу позволительно применять на практике свои знания и профессиональные навыки…»
– Нет, пора производить кадровые перестановки! – расхохотался Фьонн. – У тебя, Альв, есть все шансы занять вакантную должность королевского шута! Только в следующий раз, когда тебе вздумается повторить этот фрагмент из моей воображаемой речи, обращённой к Собранию магической общественности, добавь, пожалуйста, что, в отличие от упомянутых тобой ископаемых особей, представители школы Конструктивной Неустойчивости – к которой я причисляю себя и весь наш славный Орден – суют нос везде, и где можно, и где, вероятно, нельзя. Конечно, иногда подобная активность влечёт неприятные последствия, и сторонники теории Конструктивной Неустойчивости иногда получают по носу и другим, не менее важным местам – зато слава наших деяний будет жить в веках, да и некоторые результаты нашей деятельности долгое время будут служить народам Упорядоченного в качестве наглядных пособий, орудий труда и прочего.
Возможно, Фьонн разглагольствовал бы и дольше – противостояние двух магико-философских школ было одной из его излюбленных тем – но тут среди стеллажей явственно послышались звуки шагов, голоса, смех и шелест одежды: маги явились на внеплановое совещание. На повестке дня стоял вопрос, давно намозоливший всем мозги – пути и способы преодоления проклятия Сумеречной долины.
Едва соратники расселись по местам – кто на широкой дубовой лавке, кто в креслах сомнительной прочности, кто на столах и подоконниках – Фьонн, не глядя в свои записки по рассматриваемому вопросу, составившие средних размеров том, вкратце изложил всё (не исключая и самых нелепых россказней), что удалось узнать о Камнебежье и других подобных же таинственных местах. В заключение волшебник сделал вывод, что, по его мнению, проклятие Сумеречной долины уходит корнями в подземные ходы возле Камнебежья, следовательно, и работы по выкорчёвыванию конкретной формы зла нужно производить в указанном районе.
После того, как отзвучала последняя фраза, подхваченная слабым эхом высокого потолка, в помещении воцарилась продолжительная тишина. Первой не выдержала Хьёрди.
– Не слишком ли длинное предисловие, братец? – хмуро спросила она. – Мы все знаем, что у тебя на уме – да только мы, в отличие от тебя, ещё не настолько спятили, чтобы отпустить тебя в эти земляные норы! Очень вероятно, и даже скорей всего, это лабиринт, а у нас нет ни его схемы, ни волшебной нити, которая поможет выбраться оттуда, ни личности, которая знала бы все эти ходы-выходы…
– Я знаю, – неожиданно прозвучал звонкий девичий голос, и Кельгара, смущённо краснея, вышла из-за книжного шкафа.
– Что ты здесь делаешь?! – нахмурилась Хьёрди.
– Ты знаешь – и до сих пор ничего мне об этом не сказала?! – одновременно с Хьёрди воскликнул Фьонн.
От волнения маг позабыл о необходимости сохранять величественный вид и принялся механически скручивать в руках верхний лист пергамента из стопки документов, посвящённых исследованию проклятия Сумеречной долины.
– Ты не спрашивал… государь, – коротко ответила девушка, опустив глаза.
Фьонн ощутил на себе тревожный взгляд Хьёрди. «Не ходи с ней, брат, – отозвалось в мыслях мага. – Девчонка злится на тебя. Я не могу разгадать, что она замышляет, но, поверь, я чувствую недоброе!»
Он и сам чувствовал враждебность девушки, однако это обстоятельство ничуть не устрашило отчаянного волшебника. То, чему суждено быть, не отвратишь, трусливо прячась от опасностей – но, если дерзко шагнуть им навстречу, кто знает, может, сама Судьба ошалеет от подобного нахальства, и выпряденные нити в Её дрогнувшей руке соединятся иным узором?..
Фьонн хмуро покосился на Кельгару. Нет, девчонка не врёт…
– Откуда ты знаешь? И что именно? – отрывисто спросил он, не сводя с неё пристального взгляда.
Ему показалось, что лёгкая усмешка скользнула по её губам; впрочем, возможно, то была лишь игра света.
– Моя покойная бабушка в юности была жрицей подземных богов, – негромко ответила девушка. – Она подробно рассказывала мне о том, как однажды побывала там.
Альвин насмешливо присвистнул и возвёл очи к потолку.
– Я знаю, по какому коридору нужно идти, – уверенно проговорила Кельгара, метнув строгий взгляд на лорд-канцлера Сумеречной долины, выражение лица которого недвусмысленно говорило о несерьёзном отношении к тем сведениям, которые могли иметься у девушки относительно таинственных подземных ходов. – Бабушка мне не раз рассказывала, и я точно помню, где нужно сворачивать, а где – идти прямо…
– А куда идти-то, красавица? – прищурившись, перебил Фьонн. – К Тьме на рога? И что это за подземные боги такие? Родичи славного Хорраха, позорнейшим образом уступившему руководящий пост какому-то бродячему магу? Что же, выходит, это они наложили проклятие на сию цветущую страну? – криво усмехнулся волшебник.
Невесёлые усмешки промелькнули и на лицах многих его соратников: хотя миновало весеннее равноденствие, за окнами валил частый мокрый снег.
– Не знаю, – покачала головой девушка. – Все вы говорите о каком-то проклятии, но для меня самое худшее…
– Не надо об этом, – поспешно оборвал Фьонн, который по её тону и страдальческому взгляду понял, что она имеет в виду свою безответную страсть к нему. – Поверь, милая, эта чепуха очень скоро выветрится из твоей головки… Всё-таки что является конечным пунктом путешествия по подземному лабиринту? – вернулся он к основной теме разговора. – Есть у этой системы кротовых коммуникаций другой выход?
– Нет, вход – он же выход – только один, – решительно опровергла Кельгара предположение мага. – Там, в глубине, есть древний город… Так говорила бабушка. Этот город кажется брошенным, глазами там никого не увидишь, но…
– Но – что? – подхватил Фьонн, видя, что девушка умолкла. – Какие-нибудь беспокойные духи витают над руинами? Скучные типы, согласен; но едва ли им подобные способны на что-то грандиозное, вроде загадочного энергетического пресса, попросту именуемого проклятием Сумеречной долины!
– Бабушка говорила мне, что подземные боги вечно пребывают там, – чуть слышно произнесла девушка.
– Ох, ну до чего живучи суеверия! Скорей уж это они пребывают вечно – в умах людей! – с чувством воскликнул Фьонн и добавил, уже гораздо спокойнее, с оттенком раздумья. – Хотя – кто знает, всякое бывает… Боги, может, не самое подходящее название… Иногда подобные существа бывают вполне нормальными, а иногда – очень странными! Но не побоишься ли ты идти туда, где обитают эти бессмертные подземные жители?
Кельгара дерзко вздёрнула подбородок – этот жест врезался в память Фьонна после посещения трактира Дорлака, где хорошенькая дочка хозяина подарила магу нежный поцелуй.
– Нет, – решительно отрезала она, для вящей убедительности тряхнув головой. – А ты сам не побоишься идти со мной? – она насмешливо прищурилась.
И мыслей Фьонна снова коснулась беззвучная речь Хьёрди: «Брат, остановись! Тут не о любовных шалостях, тут речь о жизни идёт! Девчонка не лжёт – но и скрывает многое, очень многое! Любовь и ненависть вперемешку – взрывоопасный состав, как известно! Остановись, прошу тебя!»
– Забавно! – произнёс вслух Фьонн, задумчиво глядя на Кельгару. – Те, кто осмеливался обвинять меня в трусости, обычно очень скоро сожалели о подобной опрометчивости суждений. Надеюсь, через пару дней, когда мы приедем к той двери, твои сомнения в моей решимости прогуляться по археологическому лабиринту рассеются – подобно тому, как это обычно происходит с утренним туманом, наголову разбитыми вражескими войсками и финансовыми ресурсами, не имеющими разумного управления.
* * * * *
…В подземных коридорах было сыро и затхло; огонёк огнешара тускло мерцал под низким земляным потолком, и Фьонн по достоинству оценил прагматичность Хьёрди, почти заставившей его взять с собой обычный фонарь и запас ароматических свеч – постоянно поддерживать в тоннеле магическое освещение становилось всё труднее. Ощущение тяжести, душевного гнёта с каждым шагом становилось всё сильнее; коридор периодически разветвлялся, и всякий раз Фьонна охватывало неприятное чувство, весьма похожее на неуверенность, когда Кельгара отсчитывала боковые проёмы справа или слева.
Земляной пол имел чуть заметный уклон, уводящий вниз; коридоры постепенно становились шире, а потолки – выше. Порой ощутимо скользила струя свежего воздуха; видимо, в подземных ходах где-то имелись скрытые отверстия, в которые он проникал.
Ощущение времени, которое у Фьонна всегда было достаточно причудливым, сейчас и вовсе стало туманным и зыбким. Впрочем, волшебник не столь часто задавал себе вопрос: сколько же мы идём? Гораздо больше мысли Фьонна занимал вопрос – а куда мы держим путь? То, что ему удалось вытянуть из Кельгары ещё до начала подземного путешествия, представлялось не менее расплывчатым и неопределённым, чем временное измерение в субъективном ощущении мага. Если девушка и знала что-то ещё, она предпочитала об этом помалкивать, а Фьонн счёл, что было бы неэтично изучать мысли Кельгары, используя для этого доступные волшебнику его уровня методики.
Маг и его провожатая шли молча; между тем ощущение гнетущей тяжести всё усиливалось. Волшебнику, правда, пока удавалось не подпасть под влияние странных сил, царящих в подземном лабиринте; что же касается Кельгары, то она, по наблюдениям Фьонна, словно бы и не испытывала особого дискомфорта. Сыну Льювина казалось несколько странным, что человек, не обременённый талантом волшебника, может быть столь устойчивым к аномальной магической агрессии; но Фьонн приписал это «памяти крови» – как-никак, а бабуля девицы тут прогуливалась, видимо, тоже не слишком страдая от гнёта загадочного «проклятия».
…Неожиданно стены тоннеля широко расступились в стороны... Фьонн чуть не споткнулся на ступеньке, ведущей вниз, да так и замер на лестнице, поражённый открывшимся видом. Город, раскинувшийся на огромном пространстве…
Однако рассмотреть подземный город как следует магу помешали. Знакомый лай послышался совсем  близко – а через мгновение волшебная свора белых гончих с огненно-алыми ушами скользнула мимо Фьонна и окружила Кельгару: угрожающие позы собак и ярость, звучащая в их голосах, недвусмысленно свидетельствовали о враждебности волшебных животных. Девушка вскрикнула и смертельно побледнела, когда собаки почти вплотную подступили к ней.
– Назад! Кому я сказал – назад! – Фьонну не единожды пришлось повторить это приказание суровым и властным тоном, прежде чем псы неохотно отступили от девушки на несколько шагов.
Собаки приветливо помахивали хвостами, поглядывая на волшебника; однако тут же поворачивали морды в сторону девушки и грозно порыкивали. Когда Фьонн сделал шаг в сторону таинственного города, ощетинившегося тонкими шпилями и мерцающего призрачно-серебристым сиянием, похожим на свет луны, собаки, не переставая вилять хвостами, преградили ему путь. Волшебные животные преданно смотрели в глаза магу и умоляюще тявкали, словно желая сказать: «Не ходи туда!»
– Что за чепуха? – произнёс волшебник, обращаясь не столько к Кельгаре или волшебным собакам, сколько выражая вслух своё изумление. – Ну, чего вы на меня так смотрите, барбосы? – обратился он к собакам, выразительность взгляда которых и впрямь была сильнее слов. – Отсюда открывается впечатляющий вид, согласен: но я ведь сюда не затем пришёл, что сделать пару-другую набросков для картины «Бредовый сон о подземном городе»!
Кельгара вдруг всхлипнула… и рухнула на колени перед Фьонном. Волшебник нахмурился – только нервных расстройств тут и не хватало для полного счастья!
– Я… ты за это можешь меня убить… Я заманила тебя сюда… – сквозь рыдания прорывались сумбурные фразы и отдельные слова.
– Оставь этот мелодраматический тон! – резко бросил Фьонн, рывком поднимая девушку на ноги. – Что за чушь! Я вовсе не маньяк, красавица! И что ты имеешь в виду, говоря, что заманила меня сюда? Насколько я помню, я сам изъявил желание побывать здесь с ознакомительной экскурсией!
Кельгара стояла перед магом, низко опустив голову. Девушка чуть заметно кивнула в сторону собак, настороженно и недоверчиво на неё косившихся:
– Почему они явились сюда? Они почуяли… Да, верно говорят, что от этих псов не скроешь злой умысел. Ты отверг мою любовь, и я хотела отомстить тебе. По древним поверьям моего народа, тот, кто войдёт в жилище подземных богов, не вернётся в мир живых…
– Перестань молоть чепуху! – строго прикрикнул волшебник, убеждаясь всё больше и больше, что девчонка сошла с ума. – А твоя бабуля? Она что же, привидением тебе являлась, когда рассказывала о прогулке по этим катакомбам?!
– Она… была жрицей, – с трудом выговорила Кельгара. – Она знала слова… заклинания, вроде приветствия… Тот, кто их произнесёт, может без опаски войти под кров богов – в определённое время, получив знаки богов. Приглашение, так сказать. Но кто дерзнёт явиться незваным, не произнеся священных слов…
Фьонн скривился и глухо пробормотал что-то. Едва ли то была сакральная формула входа в обиталище тайны! Сын Архимага Льювина, подобно своему отцу, не отличался чрезмерно трепетным отношением к традиционным способам мышления и поведения. Род дерзких магов восходил к древним героям, некогда почитавшимся, как боги; потому почти любое местное божество – разумеется, реальное, а не липовое или прогнившее, как Хоррах – Фьонн и его отец расценивали как равного себе.
– Сюжет для ужастика, – в голосе мага прозвучала скука. – Перестань ныть! Нет, я вовсе не исключаю возможности, что тебе захотелось поквитаться со мной за свои нереализованные эротические грёзы. Советую полистать героический эпос, когда мы выберемся отсюда и вернёмся в замок – может, отыщешь более оригинальный способ мщения. А пока пошли вперёд! Чего бы там эти пёсики не учуяли, – он небрежно потрепал по загривку ближайшую собаку, – не поворачивать же назад с полпути!
Кельгара не шелохнулась.
– Посмотри на город внимательнее, – чуть слышно прошептала она.
Фьонн чувствовал, что начинает закипать; однако, учитывая смятение, очевидно, царящее в рассудке девушки, маг предпринял героическое усилие, дабы проявить терпение и мягкость по отношению к особе, чей разум не вполне адекватен.
– Как раз это я и собираюсь сделать, – стараясь говорить спокойно и доходчиво, произнёс волшебник. – Только я хочу вблизи посмотреть. Изучить особенности архитектуры…
– Ты полагаешь, что я спятила? – с нарочитой резкостью печально промолвила Кельгара. – Может быть, только дело сейчас не во мне. Посмотри сам! – и она выразительным жестом указала на город, мерцающий льдисто-стальными отсветами.
Фьонн пожал плечами и тоскливо вздохнул. Магу прежде нечасто доводилось общаться с сумасшедшими; запас же его терпения был весьма ограничен. Пробормотав «Помоги мне, Создатель», волшебник хмуро воззрился на подземный город. Н-да, не хотел бы я жить в подобных сооружениях, неприязненно думал Фьонн. Они так же похожи на нормальные здания, как призрак или неупокоенный – на живого человека. Великие Стихии, а это ещё что такое?!
Приглядевшись повнимательнее, маг начал различать многочисленные нити всё того же серо-стального цвета: они тянулись вдоль улиц, а на перекрёстках соединялись с другими нитями. Складывалось впечатление, что весь город оплетён огромной паутиной. Её центра, правда, не было видно за зданиями, да и «нити», концы которых обвились вокруг домов и башен на окраине города, правильнее было бы назвать канатами – но из чего они? Явно не из пеньки, шерсти, льна, шёлка и иного сырья, обычно употребляемого в нитяной и канатной промышленности! Как и по стенам зданий, по зловещей паутине пробегали холодные отсветы, благодаря которым она казалась живой, пульсирующей и шевелящейся.
Это ещё что за штука, нахмурился Фьонн. Волшебник ощутил, как в его душе зашевелились смутная тревога и растерянность. Он поймал себя на том, что охотнее всего сейчас повернул бы обратно. Фьонн постарался подавить эту трусливую мысль. Эх, пожалуй, стоило бы взять с собой волшебный Меч Королей, всколыхнулась запоздалая идея, но отважный сын Архимага Льювина героически преодолел и эти никчёмные сожаления.
Меч иль копье
Наносит удар –
Удар, что героя
Рука направляет
И сердца отвага
Неколебимого.
Что пользы трусу
В славном клинке?
А храбрый снискает
Победу и славу
Обломком меча
Иль клинком,
В бою затупившимся.
…Фьонн, Кельгара и собаки остановились возле глубокой борозды, за которой начинался город, опутанный паутиной. Девушка шла, понуро опустив голову; не требовалось особых навыков в прочтении мыслей, чтобы понять – её мучает глубокое раскаяние. Собаки больше не обращали на неё внимания – их взоры были устремлены на мага; волшебные животные не оставляли попыток остановить Фьонна на избранном им пути – собаки жалобно повизгивали, а некоторые, самые решительные и предприимчивые, хватались зубами за край плаща волшебника, упираясь лапами в каменистую почву, в результате чего порядком изодрали верхнюю одежду мага.
Однако все эти ухищрения лишь ненадолго задержали продвижение Фьонна.
– Возвращайтесь-ка назад, барбосы, – дружески предложил волшебник, остановившись у городской черты. – Да и тебе я бы посоветовал то же самое, – это уже относилось к Кельгаре. – Не бойся, они тебя не тронут…
Кельгара молчала. Собаки, выстроившись перед магом тесным полукругом, усиленно виляли хвостами, сопровождая эти энергичные движения жалобным воем. Лишь после того, как волшебник деликатными тычками принялся расталкивать животных, не дающих ему прохода, свора нехотя расступилась; однако когда маг зашагал по мостовой, поглощающей отзвуки шагов, собаки направились следом. За ними, словно в полусне, брела Кельгара.
Оглянувшись через плечо, Фьонн вздохнул. Однако вскоре главным объектом его внимания стала «нить» паутины, протянувшаяся над мостовой на высоте около трёх локтей. Сын Льювина, не желая склоняться перед какой-то верёвкой, пусть даже она является результатом магических манипуляций, а не продукцией прядильной промышленности, недолго думая, рубанул по преграде мечом.
Раздался неприятный звук, похожий на скрежет металла по стеклу; два-три волоконца в странной «нити» лопнули, и стальные всполохи заметались по паутине, словно бешеные. Кое-как перерубив злополучную верёвку, Фьонн пришёл к безотрадному выводу, что он потратит уйму времени на неквалифицированный труд, если будет таким же образом поступать с подобными преградами и дальше.
Однако повреждение, нанесённое магом таинственной паутине, видимо, всколыхнуло некие силы, которые и попытались нанести ответный удар. Мостовая под ногами загудела и заколебалась; нарастающий гул и грохот стремительно приближались: по улицам мёртвого города катились потоки огромных округлых глыб толщиной в два локтя…
– Что ты застыла на месте?! – рявкнул Фьонн, хватая в охапку Кельгару, в ужасе замершую посреди дороги.
Маг опрометью взбежал на крыльцо какого-то дворца; волшебные собаки метнулись следом за ними. Девушка безвольно повисла на руках у Фьонна.
– Не время сейчас для обмороков, дура! – раздражённо процедил он и энергично встряхнул девушку. – Куда идти дальше?
– А я знаю? – огрызнулась она в ответ, приходя в себя. – Ты хоть чего ищешь тут?
– Не притворяйся, милая, – мягко отозвался волшебник. – Я ищу возможность покончить с магическим безобразием, которого я достаточно натерпелся в этой мерзкой Сумеречной долине и на поверхности, и здесь, в этих кротовых норах. Что твоя бабушка рассказывала про здешних «богов»? Вспомни хорошенько!
– Она говорила, что на центральной площади, на которой пересекаются все основные улицы, стоит алтарь богов, – ответила Кельгара, стараясь унять нервную дрожь.
– На центральной площади? Долгонько же нам туда топать, если дело и дальше пойдёт так, как началось, – пробормотал Фьонн. – А это что такое?! – он невольно вздрогнул, услышав странный зловещий звук, не то стон, не то смех, многократно усиленный эхом.
Кельгара, дрожа, прильнула к магу. Волшебные собаки навострили уши и плотнее сгрудились вокруг Фьонна и девушки, словно готовясь отразить нападение.
Не касаясь мостовой, над «нитями» загадочной паутины по улицам мёртвого города плыли безобразные тени, облик которых, растекаясь, словно чернильные пятна, постоянно менялся. При виде этих призраков собаки Иного Мира громко, заливисто залаяли, словно увидели добычу: призраки поблёкли, их очертания стали изменяться быстрее, и сами они существенно увеличили скорость передвижения.
Белые гончие напряглись, готовые сорваться с места. Воспоминание молнией озарило мысли Фьонна. «Кто твоя дичь?» – спрашивал он у Короля Иного Мира.
– Это страхи, – вслух промолвил он, хладнокровно глядя, как проносится мимо длинная вереница безобразных теней.
Белые гончие глухо рычали: собаки явно жаждали начать преследование уродливых ночных кошмаров и отражений человеческих комплексов. Псы нетерпеливо оглядывались на Фьонна, недоумевая, почему хозяин медлит дать команду «марш».
– Ладно уж, барбосы, раз вам так не терпится, бегите за этими страшилками, – снисходительно промолвил волшебник.
Собаки лавиной скатились с крыльца и с громким лаем помчались за призраками. Ни тем, ни другим верёвочные ограждения на перекрёстках не были помехой.
Фьонн с огромным сожалением отказался от мысли продолжить путешествие по мёртвому городу в обличье птицы или какого-нибудь зверя, чтобы быстрее и с меньшими усилиями добраться до центральной площади. Волшебник далеко не был уверен, что в лабиринте, являющемся средоточием зловредных магических импульсов, превращение не повлечёт печальных побочных эффектов. Поэтому Фьонн скрепя сердце предпочёл самый обыкновенный способ перемещения по городу – пешком; разумеется, магу и его спутнице не раз пришлось подлезать под паутинными «нитями». Несколько раз паутину без видимых причин охватывало пламя; не единожды за очередным поворотом прятались жуткие страшилища – не призрачные, а вполне ощутимые, ведь иначе для их обезвреживания едва ли хватило бы только близкого знакомства с мечом мага.
– Вот тебе и никого нет, – хмуро процедил Фьонн после особенно изматывающей стычки с диковинным монстром, вероятно, являющим собой гибрид гигантского горностая и обезьяны. – Прямо пустыня!
Негодующий возглас мага, разумеется, был адресован Кельгаре; однако, вспомнив о мотивах, побудивших девушку на отчаянное путешествие по проклятому лабиринту, волшебник кисло усмехнулся и примирительно махнул рукой – дескать, с безумцев какой спрос.
Несмотря на многочисленные технические остановки, вне всякого сомнения, вызванные противодействием неких враждебных сил, волшебник и его спутница всё-таки добрались до главной площади, где и увидели воочию центр паутины, оплетшей город. Им оказался огромный глаз всё того же мертвенно-стального цвета, что и сама паутина, и мёртвый город. Тёмный сгусток в глубине камня – вот на что походил зрачок; окружённый красноватым ореолом, он медленно двигался, озирая всё вокруг. Взгляд из бездны вот-вот готов был остановиться на Фьонне…
Волшебник не стал дождаться этого. Наитием он понял, что взгляд одинокого зрительного приспособления, неведомо как существующего без какого-либо тела, отравляет всё, чего ни коснётся; Фьонн выхватил меч и ударил, насквозь пронзая зловещий зрачок. В то же мгновение маг ощутил, как его подхватила воздушная волна; потом его словно поглотило ватное облако, и чувства покинули Фьонна.
* * * * *
Аэльха внезапно проснулась среди ночи. Смутные образы какого-то страшного сна ещё витали в памяти; не в силах сразу стряхнуть оцепенение, вызванное пережитым во сне ужасом, молодая женщина неподвижно лежала на спине, глядя в потолок широко раскрытыми глазами. В груди гулко отдавались удары сердца, но постепенно оно возвращалось к своему обычному, размеренному ритму. И вдруг Аэльха ощутила лёгкий толчок под сердцем…
Ребёнок Фьонна. Аэльха догадывалась о крохотном госте, зародившемся в ней после той ночи; но как послать весточку Фьонну? Никому, если не считать Гвэйна, не известно о том, что под Йоль изгнанник навестил свою жену; люди, конечно, подумают, что супруга магистра Мон-Эльвейга изменила мужу… Сын слишком юн, чтобы защитить мать от незаслуженных обвинений…
Однако маги в подавляющем большинстве обладают способностью без особых усилий отличать ложь от правды, а Вэйлинди всегда относилась к своей невестке с поистине материнской заботой; но при мысли о том, что придётся рассказать свекрови о тайном визите мужа, Аэльха в темноте покраснела от стыда. Молодая женщина уткнулась в подушку, тихо плача, и незаметно для себя задремала…
* * * * *
Очнувшись и открыв глаза, Фьонн с некоторым изумлением увидел праздничную гирлянду из парных огоньков, свет которых хоть не рассеивал плотного сумрака, но хоть немного его оживлял. Однако, приглядевшись, маг вскоре понял свою ошибку: перед ним была отнюдь не гирлянда вроде той, какими под Йоль украшают хвойные деревья – во мраке светились глаза волшебных гончих. Фьонн понял, что смутное ощущение прикосновения чего-то тёплого и шершавого к щеке и ладоням ему не примерещилось – одна из собак быстро лизнула руку хозяина и жалобно заскулила.
– Ну, ну, нечего выть, пёсик!
Намереваясь погладить собаку, волшебник шевельнул пальцами правой руки – и обнаружил, что сжимает рукоять меча, который как будто стал значительно меньше весить. Присмотревшись к своему оружию в свете собачьих глаз, Фьонн обнаружил, что приблизительно половина лезвия отсутствует. Что же это за буркало такое было, если об него эльфийские клинки ломаются, ужаснулся маг. Хорошо хоть, пальцы не прилипли к рукояти: Фьонн неловко приласкал собаку, и темноту наполнило радостное повизгивание всей своры.
– Лучше б вы умели говорить по-человечески и сказали, где мы сейчас и как отсюда выбраться! – пробормотал волшебник, желая унять всплеск собачьего ликования.
– Наконец-то ты пришёл в себя! – услышав голос Кельгары, Фьонн с запозданием сообразил, что подушкой ему служат её колени. – Я так испугалась за тебя, милый…
– Вот чепуха, – хладнокровно промолвил волшебник. – Что за странная логика! Сначала хотела мне отомстить, а когда для этого появились реальные возможности, даёшь задний ход! Кстати, ты дорогу назад в такой темнотище найти сумеешь? – с тонкой беспокойства добавил Фьонн.
Пальцы Кельгары нерешительно прикоснулись к его руке.
– Ты сможешь идти? – шёпотом спросила она.
– Глупый вопрос, – отрезал волшебник, забрав её руку в свою; не выпуская руки девушки, Фьонн поднялся на ноги и решительно потянул за собой Кельгару. – Глупый и никчёмный! Об этом думать не время! Я об этом потом поразмыслю, в относительно комфортной обстановке, а сейчас – вперёд или назад, уж не знаю, как будет вернее сказать! К выходу, прочь отсюда!
Глаза мага немного привыкли к темноте, слегка рассеиваемой лишь фосфоресцированием глаз волшебных животных; для усиления освещения Фьонн добавил огнешар, не преминув отметить, что теперь это не требует столь значительных затрат энергии, как в первой половине подземного путешествия. К удивлению мага, никаких признаков города, опутанного паутиной, поблизости не было и в помине. Волшебник, девушка и собаки находились в подземном коридоре, ничем не отличающемся от множества подобных же. Фьонн почувствовал, как дрожит рука Кельгары в его руке.
– Я не знаю, как мы очутились в этом тоннеле, – виновато прошептала девушка. – Когда ты ударил мечом по тому странному глазу, стало темно… Наверное, я потеряла сознание; а когда пришла в себя, мы с тобой были здесь. И они тоже, – она кивнула в сторону собак. – Сначала я перепугалась – они были так близко, что я подумала: наверное, они сейчас разорвут меня. Но им словно и дела до меня не было…
Услышав признание Кельгары, что она вряд ли сумеет отыскать дорогу назад, Фьонн невольно поёжился от крайне неприятного ощущения. Однако сын Архимага немедленно взял себя в руки, дабы мужественно взглянуть в лицо действительности и попытаться разглядеть, если удастся, за злорадным оскалом судьбы дорогу к свободе и тусклому дневному или ночному свету Сумеречной долины.
– Прости меня, любимый, – всхлипывала Кельгара, обвив руками шею мага. – Пожалуйста… И если уж нам не выбраться отсюда… Обними меня, Фьонн… Теперь уже не имеет значения, сохранишь ли ты верность своей жене!
– Позволь мне самому решать, что имеет значение, а что – нет! – устало огрызнулся волшебник, высвобождаясь из объятий девушки.
Фьонна в данный момент куда больше занимало поведение волшебных собак: животные, растянувшись цепочкой, принюхивались и прислушивались, словно искали что-то. Потом собаки сгрудились в стаю; отрывистые рыки, которыми они обменивались, смахивали на обсуждение. Наконец одна из собак подошла к магу и, поймав его взгляд, пару раз коротко тявкнула. Видимо, находя её речь недостаточно убедительной и красноречивой, другая собака ухватилась зубами за плащ волшебника и легонько потянула ткань на себя. Собаки явно приглашали мага следовать за ними.
– Идём! – Фьонн поспешил за волшебными животными, увлекая за собой Кельгару.
Маг не пытался считать боковые ответвления: он просто шёл за гончими, которые то и дело оглядывались на него, желая убедиться, что он не отстаёт от них.
…Фьонну уже казалось, что он всю жизнь бредёт по тёмному, затхлому тоннелю, когда в лицо повеяло свежим ветерком. Коридор давно не разветвлялся; очень низкий вход одинокого бокового ответвления, скорее не вход, а лаз, слегка удивил мага – он отлично помнил, что не видел подобного, когда они с Кельгарой блуждали по подземному лабиринту. Вдруг вся свора белых гончих опрометью кинулась в этот лаз; лишь одна собака задержалась, преграждая путь магу, дружелюбно тявкнула – и тоже скрылась. Лаз тотчас исчез – на его месте была такая же земляная стена, как и напротив.
Однако освежающее дуновение ветерка, приятно охлаждающего разгорячённое лицо, убеждало, что выход рядом. Фьонн внезапно почувствовал, что еле держится на ногах; преодолевая предательскую слабость, он торопливо пошёл вперёд, не выпуская руку Кельгары, послушно шедшей за ним.
Когда Фьонн выбрался на простор, серенький день, обычный для Сумеречной долины, ударил ему в глаза необычайно ярким светом. Фэлинд, Хьёрди и другие друзья, которые с тревогой ожидали возвращения Фьонна из подземного лабиринта, бросились к магистру Мон-Эльвейга с радостными возгласами; но Фьонн, не отвечая на их приветствия и расспросы, внезапно рухнул без сил.