Следственный эксперимент

Сторожевский стоял посреди комнаты и думал. Он всегда думал. Делал он это так:  вбирал мозгом окружающее пространство, стараясь, чтобы все углы и линии, все объемы и плоскости, все цвета и оттенки, все звуки и запахи вошли в его мысль и сложились в единую коллажную конструкцию. На первом этапе она имела, как правило, причудливую дадаистскую форму, но потом, как цыпленок из яйца, как динозавр из рухнувшего дома, как дикая утка из зарослей, из нее извлекалась структурная основа - живая статуя смысла, целостный и завершенный мобиль, олицетворяющий символическую сущность данного пространства.
Важную роль играли в этом деле иррациональные элементы: зубчатые края разорванного листа бумаги, пятно на линолеуме, детская игрушка среди письменных принадлежностей, царапина на принтере, запах чеснока, хлопанье форточки, - словом, все, выходящее за пределы прямых углов и линий. Подобные аномалии и делают мобиль мобильным.
Однако в данной комнате Сторожевскому удалось найти только пустой граненый стакан с алюминиевой ложечкой и остатками сахара на дне. Немного…
Наморщив свой высокий лоб,
Стоял он, догадаться чтоб…
Такого зигзага Петр Петрович от своей мысли не ожидал. Стихотворную форму она принимала крайне редко. Вероятно, на нее наложила отпечаток специфическая функциональность данного места. Ибо здесь обитал орган судебной власти. Сторожевского привлекли, точнее – собирались привлечь, к участию в уголовном расследовании. Без сомнения, мобиль «Догадка» был бы очень уместен в кабинете следователя прокуратуры.
-…услышавший грохот сотрудник музея обнаружил тело поэта Сидорова…
Вот оно что! Вот почему мысль облеклась в ямбический размер! Неплохо, подумал Сторожевский.
Женщина в милицейской форме негромко и внятно читала протокол. На вид ей было больше сорока. Полноватая, но крепко сбитая. Возможно, дзюдоистка в прошлом. Волосы светлые, средней длины, слегка завитые, прическа горшок, глаза маленькие, нос прямой, губы узкие, подбородков – два. Зовут, судя по дверной табличке, старший лейтенант Анна Ивановна Минина. Типичный продукт системы.
Ему читали документ…
Напрашивающаяся рифма не устраивала Петра Петровича ни с эстетической, ни с фактической точки зрения, тем решительнее он ввел ее в текст:
О том, как был повержен мент.
-… труп находился на полу в положении навзничь. Рядом лежали осколки монумента, изображающего копию греческого бога Аполлона…
- Древнегреческого, - поправил Сторожевский.
Старший лейтенант наклонилась, чтобы внести изменение в текст официального документа. Ее округлые формы напряглись. Лицо выразило сдержанную ненависть. Такие, наверно, и работают надзирательницами в тюрьмах. Фантазия Петра Петровича пустилась в рискованное исследование данной темы. Он представил, как Анна Ивановна Минина принуждает к сексуальному сношению молодую заключенную. Получилось убедительно. Затем Сторожевский представил ее верхом на матером зэке. Кожаные аксессуары, позаимствованные воображением на каком-то порносайте, сделали кадр по-настоящему возбуждающим. В ушах Петра Петровича нарастал дикий женский рев, на пике оргазма увенчавшийся ударом резиновой плетью по морде. Пленка оборвалась…
-… удар лобовой части статуи пришелся в височную часть черепа означенного субъекта, вызвав немедленную смерть последнего…
О том, как некий монумент
Сразил несчастного поэта
В момент божественного света…
- Да ну ее к черту, эту бредятину! – сказал Сторожевский.
- Что?
- Нет-нет, я о своем, читайте дальше, пожалуйста.
- Может быть, вы все-таки сядете?
- Потом.
Женщина-милиционер продолжила чтение:
- В кармане покойного был найден лист бумаги, содержащий неясные буквенные сокращения и знаки…
Загадку мертвый нам оставил:
Чем уважать себя заставил…
Похоже, дело намечалось серьезное. 
- Спасибо-спасибо, я потом сам все прочитаю. Лучше объясните, каким образом мне оформиться? По совместительству? Или по договору? – спросил Сторожевский.
- Есть договоренность с вашей организацией об освобождении вас от выполнения служебных обязанностей на время расследования, - ответила женщина, закрывая папку.
Петр Петрович усмехнулся.
- Ага! Понял! Значит, мои лекции перенесут ближе к сессии, и я опять буду пропадать в институте с утра до вечера! Очень хорошо! Рад был познакомиться.
- До свидания, - не поднимая глаз, сказала старший лейтенант и принялась что-то писать. Пропуск, догадался Сторожевский.
Какой-никакой, а результат есть. Стихи в сознании начали складываться раньше, чем он узнал, что потерпевший был поэтом. Следовательно… Однако мысль Петра Петровича отказывалась пережевывать этот жалкий метафизический объедок. Всеми своими щупальцами она вцепилась в несчастного поэта Сидорова, статую Аполлона, таинственную записку, папку с документами. Основные части мобиля находились там!
- Так и быть. Попробую договориться с шефом, чтобы мне нашли замену. Хотя это нелегко сделать в середине семестра. А можно поинтересоваться содержимым папки? Хочется узнать, с чем придется иметь дело. Смогу ли я, вообще, быть вам полезен?
Старший лейтенант посмотрела на него устало и строго.
- Завтра в 8.30 собрание следственной группы, - сказала она, убирая папку в стол.

Петр Петрович проснулся в 11.00. Плотно позавтракав (черт их знает, сколько продержат), оделся и пошел в прокуратуру.
Старший лейтенант ничего не сказала об опоздании. По расчетам Сторожевского, утром она должна была позвонить шефу и попросить найти замену присланному консультанту. Тот наверняка принялся ее отговаривать и объяснять, что лучшего специалиста они не найдут и что у Петра Петровича есть некоторые странности, на которые не следует обращать внимания. А что еще он мог сказать, если в вузе остался один филолог? Посоветовать обратиться в другой вуз? Только не это.
- Бумаги, над которыми Сидоров работал последние несколько месяцев, - сказала Анна Ивановна, протягивая не очень толстую папку.
- От вас требуется установить, имеют ли эти записи отношение к вскрытию системы сигнализации, - сказала Анна Ивановна таким тоном, как будто Сторожевский уже был принят в штат и поставлен на довольствие.
Не дожидаясь приглашения, он сел и открыл папку. Вырезки из художественных журналов, ксерокопии статей, блокнот, распечатки.
- А на компьютере у него что-нибудь было? – спросил Петр Петрович.
- У него не было компьютера.
Сторожевский рассматривал картинки и думал. 
- А что это была за работа? Научное исследование? Критическая статья? Художественное произведение? – спросил он.
- Точно не установлено. Самой работы в завершенном виде обнаружить не удалось. Но есть подозрение, что в бумагах гражданина Сидорова находится ключ к его записке, на которой  зашифрован порядок вскрытия музейной сигнализации, - отчеканила Анна Ивановна.
Сторожевский взял ксерокопию записки. Мысль отказывалась видеть в ней музейную сигнализацию. «Т-то ТВ» – Тинторетто «Тайная вечеря», цветная репродукция которой находилась в папке; «Х Б» - Хогарт «В Бедламе», снимок черно-белой гравюры здесь же, «Б ПДП» - Брюллов «Последний день Помпеи», цветная репродукция здесь же. Увлекательный ансамбль!
- А сама по себе научная тема, над которой он работал, вас не интересует? – спросил Петр Петрович немного насмешливо.
Женщина сделала паузу, вместив в нее все последующие тупые вопросы подобного рода:
- Нас интересует, каким образом подозреваемый проник в музей. Больше ничего.
- Но вы же будете писать какой-то отчет? Наверняка, укажете причину, по которой он захотел проникнуть в музей? Дураку понятно, что она как-то связана с его научными изысканиями, – настаивал Сторожевский.
- Причина – попытка хищения произведений живописи, - категорично заявила Анна Ивановна Минина.
И неожиданно добавила, опустив глаза:
- …но Бог его наказал…
Петр Петрович готов был разразиться фонтаном издевательских реплик. Но сдержался и внимательно посмотрел на сидевшую напротив женщину в форме. Нет, это не каламбур. Она, действительно имела в виду Высший Разум, а не древнегреческого Аполлона. Однако признаков религиозности в ее облике литературоведу обнаружить не удалось. Имело место элементарное гипостазирование служебного идеала.
Сторожевский снова принялся разглядывать три хрестоматийные картины. Положил их в ряд. Выстроил столбиком. Развернул веером. Наморщил лоб. Все ясно! Волна интеллектуального счастья накрыла его с головой. Мобиль завелся с пол-оборота!
Анна Ивановна пристально следила за консультантом. Спохватившись, Петр Петрович попытался залить мутным научным скепсисом свой загоревшийся взор. Но поздно – в душе бдительной сторожихи закона уже сработал противопожарный датчик. Она сняла трубку и набрала номер.
- Федр Иванович, тут товарищ доцент спрашивает, нужна ли нам тема научных исследований гражданина Сидорова?..
- Ну, может быть, какие-то новые обстоятельства выяснятся... – сказала она таким голосом, чтобы на том конце поняли, что это не досужее предположение.
- Хорошо…
- Да…
- Я?!...
- Слушаюсь, товарищ майор.
Ну вот, напросился, подумал Петр Петрович.
Или это они напросились?
- А я как раз хотел сказать, что нет смысла излагать вам суть научных исследований господина Сидорова. При осмотре содержимого папки мне не удалось найти ни одного намека на экспонаты, находившиеся в музее. Так что ваша гипотеза о попытке хищения представляется мне сомнительной.
Петр Петрович взял в руки уже не представлявшую для него никакой тайны записку.
- Что касается «шифровки», то она относится к области интертекстуальных отношений, а не к системе сигнализации. Хотя если рассматривать последнюю в метафорическом плане, то здесь, безусловно, есть хорошая перспектива. Но для вашей организации, как и для академической науки, это не может представлять никакого интереса. Короче говоря, в отчете советую написать, что заметки гражданина Сидорова содержат отрывочные дилетантские суждения об искусстве живописи, и этим ограничиться.
Женщина-милиционер, судя по ее решительному виду и суровому взгляду, находилась в самом что ни на есть рабочем состоянии. Враг юлит. Враг получил какую-то ценную информацию и пытается ее скрыть. Враг собирается ограбить лучшие российские музеи, воспользовавшись неосмотрительно переданными ему бумагами.
Петр Петрович тяжело вздохнул.
- Майор Первых не исключает, что информация о научной работе поэта Сидорова может быть нам полезна, - сказала она.
- Майор Первых заблуждается, - снова вздохнул Сторожевский.
- Что вы имеете в виду? – строго спросила она.
- Я имею в виду репутацию людей вашей профессии, - третий раз вздохнул Сторожевский. – Вашу неспособность воспринимать тонкие духовные материи. Вашу уверенность в изначальной подлости человеческой натуры. Вашу тупость, одним словом.
Сторожевский откровенно наглел. Так было надо. Началась Большая игра. Важно, чтобы не он втягивал в нее, а его втягивали. Он дал этой злой и некрасивой женщине прекрасный повод попрощаться с ним навсегда.
- Майор Первых поручил мне контролировать вашу работу и оказывать вам всяческое содействие, - дипломатично и даже несколько психотерапевтично сказала Анна Ивановна.
- Всяческое? – Петр Петрович демонически расхохотался.
Старший лейтенант проигнорировала его пошлую шутку.
- Чашечку кофе, пожалуйста, - сказал Сторожевский, перестав смеяться.
Он погрузился в изучение бумаг, краем глаза созерцая застывшую в неподвижности Анну Ивановну и краем рта потешаясь над ее внутренней борьбой.
Петр Петрович взял в руки чек, лежавший между бумагами.
- Отлично! – сказал он и отложил чек в сторону.
Старший лейтенант Минина полезла в стол. Достала банку растворимого кофе. Включила электрочайник.
- А у вас есть фотографии с места происшествия? – спросил Сторожевский, сделав глоток.
Анна Ивановна открыла стол и протянула стопку снимков.
Крупные планы на первых трех ни о чем не говорили. Труп и осколки статуи на четвертом фото вызвали ассоциацию с иероглифом. Петр Петрович задержался, пытаясь его прочитать. Но без знания восточных языков это было сделать невозможно. Пятый снимок изображал постамент, на котором стоял Аполлон. На шестом был запечатлен зал: в левом углу – мертвый человек и обломки бога, справа два высоких пьедестала с одной уцелевшей статуей. Кажется, это была Артемида. На заднем плане - стена со старинной географической картой в центре.
Сторожевский пригляделся. Его снова накрыла волна интеллектуального счастья.
- Что-нибудь нашли? – спросила женщина-милиционер.
- Где у вас можно покурить? – спросил консультант, допив кофе.
Старший лейтенант задумалась. С одной стороны, пора было прекращать потакать его капризам. С другой стороны, если отпустить этого типа на время из-под надзора, он придумает ложную версию и снова постарается ввести следствие в заблуждение.
- Курите здесь, - разрешила она.
Сторожевский достал пачку «Золотой Явы» и закурил. Анна Ивановна нашла в столе жестяную пепельницу и поставила рядом с ним.
- Ну и что вы там увидели?
Петр Петрович смотрел на нее, выбирая вариант ответа. К тому, что ему открылось, можно было подойти с разных сторон. Наконец он развернул папку.
- Вот, смотрите. Это картина Тинторетто «Тайная вечеря».
Слово «тайная» произвело эффект. В глазах Анны Ивановны блеснул огонек азарта.
- Видите мистические огни над столом? – спросил Сторожевский.
- Вижу.
- Это своего рода небесная сигнализация. Происходящее в комнате вышло за пределы земного измерения и охраняющие их силы активизировались.
Сторожевский улыбнулся, довольный своей метафорой.
Но огонек в глазах старшего лейтенанта потух.
- Я нашел в бумагах Сидорова счет из кафе «Белочка», в котором столы расположены подобным образом. Полагаю, что он часто там бывал и… предавался размышлениям, - сказал Петр Петрович.
- Ну и что? – равнодушно спросила Анна Ивановна.
Сторожевский затушил сигарету.
- Я же говорил, вам будет неинтересно, - сказал он.
Анна Ивановна поняла, что следующей его фразой будет прощание.
- Я хотела бы знать, какое это имеет отношение к делу? – сказала она.
- Ага! Значит, вот так сразу! Быка за рога! Да? – спаясничал Сторожевский.
- Ну, хорошо. Вобщем, мы сейчас идем в кафе «Белочка», - сказал он почти ультимативным тоном. – Если не хотите, я пойду сам. Случай господина Сидорова меня чертовски заинтересовал, и я хочу проверить кое-какие детали. Разница только в том, что если мы пойдем вместе, платить будете вы, то есть ваша организация.
Вымогатель и жулик, подумала Анна Ивановна.
- Чтобы вы не считали меня жуликом и вымогателем, договоримся так: если вас не устроит полученная информация, за обед я расплачусь сам.
- Обед? – удивилась Анна Ивановна.
Сторожевский посмотрел на часы.
- Или ужин. Не знаю, какое у них там расписание.

- Тинторетто – это кризис Возрождения. Царство духа погружается во тьму. На первый план выступает быт. Слуги, животные, кухонная утварь, пищевые продукты, физиология. Близится семнадцатый век. Век, когда человек соскочит с теологической лошади и попытается оседлать лошадь научную. А потом наступит и восемнадцатый, когда теологическую лошадь окончательно загонят в стойло. 
Сторожевский, между делом, доедал бифштекс. Анна Ивановна ковырялась в салате. На ней был коричневый костюм, старивший ее, по сравнению с униформой, лет на пять. Она поглядывала то на «Тайную вечерю», лежавшую сверху папки, то на соседние столики.
Петр Петрович понял причину ее беспокойства.
- Я тоже сначала подумал, что столы переставили. Но потом понял… Да, их действительно переставили, но когда Сидоров пришел сюда в первый раз, был какой-то банкет и столы составили в ряд у стены, а напротив, в другом конце зала, оставили один стол с напитками, салатами и фруктами, чтобы желающие сами восполняли уничтоженные блюда и опустошенные бутылки. Получилось почти в точности, как у Тинторетто.
- Вы уверены? – спросила Анна Ивановна, глядя в глаза собеседнику.
- Я сам был здесь только один раз. Лет пятнадцать назад пировали со студентами по случаю вручения дипломов. Столы тогда тоже были составлены по-тинтореттовски.
Анна Ивановна взяла меню. Петр Петрович понял, что она хочет прикинуть, сколько с него причитается за ужин.
- Посмотрите лучше сюда.
Он достал из папки шестой, панорамный, снимок зала в музее и ткнул пальцем.
- Это – старинная географическая карта Европы. Век шестнадцатый, наверно. Кстати, вы не знаете, проход справа от нее куда ведет?
- Насколько помню, в туалет.
- Я так и думал. А теперь посмотрите сюда.
Женщина-милиционер повернулась вправо и увидела сзади на стене в метрах трех от себя в точности такую же карту, точнее, ее репродукцию. На ее лице снова выразился рабочий настрой.
- А проход справа от карты?
- Ведет в туалет, насколько помню - сказал Сторожевский.
Анна Ивановна встала и пошла проверять. Петр Петрович тем временем успел заказать коньяк.
- Сколько там кабинок? - спросил он следователя, когда та вернулась.
- Одна мужская, одна женская, - был ответ.
- И что это значит? – спросила она, глядя на коньяк.
- Не знаю, - простодушно ответил Сторожевский и разлил коньяк по рюмкам.
- Совпадение, - сказала Анна Ивановна и выпила свою рюмку залпом.
- Не произносите это страшное слово, - посоветовал Сторожевский.
- Чем оно страшное?
Сторожевский сделал глоток коньяка и наткнул на вилку черную маслину.
- В свое время узнаете, - проговорил он так мрачно и тихо, что Анна Ивановна побоялась переспрашивать.
- Не слишком ли много совпадений? – спросил Петр Петрович уже другим, веселым, тоном. – Столы Тинторетто, карта на стене, проход в туалет и самое главное – поэт Сидоров, труп которого, если спроецировать зал музея на этот зал, был найден на том месте, где мы сейчас сидим. Кстати, у вас есть его фотография? Только живого, а не мертвого?
Анна Ивановна порылась в сумке и достала карточку.
Сторожевский оглянулся и подозвал жестом молодую официантку с бейджиком.
- Машенька, скажите, пожалуйста, сей вдохновенный муж часто бывал в вашем заведении?
Маша улыбнулась.
- Иногда заходит и садится за этот столик. Вы его ждете? 
Петр Петрович бросил торжествующий взгляд на следователя прокуратуры.
- Отчасти. А во вторник он здесь был?
- Во вторник работала Лиза. Она завтра выходит на смену.
- Спасибо, - сказал Сторожевский.
Анна Ивановна, как только отошла официантка, принялась что-то записывать в блокноте.
- Вы не против, если я возьму еще грамм двести коньяка? – ехидно спросил Сторожевский. – Сможете рассчитаться? 
Анна Ивановна кивнула, не отрываясь от блокнота.
- Спасибо, Петр Петрович. Вы нам очень помогли, - наконец сказала она, убрав блокнот в сумку и взяв ее в руки, что говорило о готовности покинуть заведение.
- Интересно – чем? – усмехнулся Сторожевский.
- Думаю, теперь мы сами разберемся.
Анна Ивановна достала кошелек и принялась отсчитывать купюры.
- Вы ошибаетесь, - сказал Сторожевский, насмешливо глядя на деньги.
Анна Ивановна посмотрела на него с отработанной профессиональной подозрительностью.
- Администрация кафе здесь не при чем, - сказал Сторожевский.
- Откуда вы знаете?
- По вашему получается, что вся шайка базировалось в этом кафе и оно обустраивалось так, чтобы служить полигоном для ограбления музея. Зачем тогда вешать такую же карту на стену? С целью вызвать в исполнителе замысла нужное психологическое состояние? Или дать зацепку следствию? Ведь рано или поздно вы бы вышли на это заведение.
Анна Ивановна снова полезла в сумку за блокнотом.
- И самое главное… Машенька! – подозвал Петр Петрович официантку. - У вас здесь есть сигнализация?
- Скоро установим, - бодро ответила девушка, начиная подозревать, что имеет дело с проверяющими. – Мы, вообще-то, работаем круглосуточно. Нам она не очень нужна. Всегда дежурят два охранника.
- Спасибо, - сказал Сторожевский.
Девушка ушла.
- Как видите, не только музейной, но и вообще никакой сигнализации у них нет. Полигон отпадает.
Анна Ивановна уставилась на пустую рюмку. Петр Петрович налил ей еще коньяку. Она выпила.
- Тогда в чем дело? Вы знаете?
Петр Петрович сделал глоток и снова потянулся за маслиной.
- Мне кажется, я могу рассказать, в чем суть открытия, которое сделал господин Сидоров.
- Открытия? – удивилась Анна Ивановна.
- По крайней мере, он считал, что – открытия. И я так считаю. Но я, как и он, не искусствовед. А искусствоведы дали ему от ворот поворот.
Петр Петрович достал из папки конверт, на котором стоял вензель журнала «Искусство и жизнь».
- И ведь обратно статью не выслали, гады, - сказал он.
- Все-таки я предпочла бы обратиться к специалистам, - сказала она.
- Пожалуйста, - Сторожевский вынул из конверта листок и протянул следователю.
Анна Ивановна взяла и развернула.
- «Вынуждены сообщить, что проведенные Вами сопоставления не имеют никакой научной ценности. Советуем получить соответствующее образование…»
Она положила листок на стол.
Петр Петрович вертел в руках прихотливое канапе, изучая его на предмет съедобности.
- Однако для вас, как и для меня, важен ход мысли не этих надутых старых индюков в просторных блузах на выпуск, а безвестного поэта Сидорова. Или я ошибаюсь?
Сторожевский пристально посмотрел на сидевшую перед ним женщину. Она не была пьяна, но очень хотела домой.
- Насколько я помню, майор Первых поручил вам получить от меня сведения, касающиеся научной деятельности покойного поэта Сидорова? Вы еще не раздумали выполнять приказание начальства? – спросил он строгим казенным тоном.
Анна Ивановна бросила на него злобный взгляд и развернула перед собой блокнот.
- Только, пожалуйста, поподробнее, - попросила она, явно рассчитывая, что консультант не откажется отработать истраченную на него казенную сумму.
Сторожевский закурил. Машенька все чаще попадалась ему на глаза и, что было приятнее всего, не прятала от него глаз. С таким источником вдохновения он мог работать бесконечно.
- Мы остановились на Тинторетто, - начал Сторожевский. – Тип композиции, который он применил в «Тайной вечере», был новаторским. По крайней мере, по отношению к этому библейскому сюжету. Картина получилась великой, картину знали все. Не мог не знать ее и Уильям Хогарт, художник эпохи Просвещения, не раз упоминавший Тинторетто в своих теоретических работах. Правда, о его «Тайной вечере», он, похоже, ничего не писал.
Оговорюсь, я могу судить о фактах только по вырезкам, распечаткам и выпискам, которые находятся в папке Сидорова и которые я просмотрел довольно бегло. Но он, судя по всему, досконально проштудировал тему.
Сторожевский взял один из листков.
- Вот хорошая цитата: «Особое впечатление на зрителя производит диагональ стола - она зримо отделяет мир божественный от мира человеческого».
Анна Ивановна цитату не оценила.
- Вернемся к Хогарту, - продолжил Сторожевский.
Он достал из папки репродукцию гравюры и положил рядом с Тинторетто.
-  Вы видите перед собой гравюру «В Бедламе», которая завершает цикл «Карьера распутника», состоявший из восьми картин. Главный герой цикла молодой и беспутный Томас Рейквелл в результате своих неразумных действий оказывается в сумасшедшем доме.
- Туда многие от суда прячутся, - пояснила Анна Ивановна хитрость развратного англичанина.
- Гравюра замечательна целым рядом ярких персонажей и продуманным расположением их в пространстве, - продолжил Сторожевский. - Две основные группы делит незримая диагональ, проходящая из нижнего левого в правый верхний угол. Причем практически вся левая группа выстраивается вдоль этой диагонали. Тут как бы напрашивается некий предмет, нечто, делающее их подобное расположение в пространстве мотивированным, так сказать…
Сторожевский водил пальцем по гравюре туда-сюда, выжидательно глядя в глаза следователя прокуратуры.
- Стол? – наконец несмело сказала она.
- Правильно! – воскликнул Сторожевский и сделал большой глоток коньяку.
Анна Ивановна бросила взгляд на свою рюмку, но воздержалась.
- Именно его господин Сидоров нашел на картине Тинторетто. То есть, вспомнил сей бессмертный шедевр. И понеслась!
Последнее восклицание ободрило Анну Ивановну.
- Вслед за диагональю, которую в «Тайной вечере» обозначает стол, а у Хогарта – стена, поэт заметил целый ряд общих мест. Во-первых, деление композиции на две неравные части – бОльшую слева и мЕньшую справа. Видите?
Старший лейтенант Минина кивнула.
- Обе части заполняют асимметричные группы персонажей: и у Хогарта, и у Тинторетто по три человека справа, остальные (у Хогарта – больше десяти, у Тинторетто – больше пятнадцати) слева.
На гравюре Хогарта мы видим широкий коридор и лестницу сбоку, ведущую, возможно, на второй этаж. На картине Тинторетто – два стола, пиршественный и для приготовления пищи.
Петр Петрович обрисовывал пальцем все упоминаемые предметы.
- Далее. Расположение и акцентирование источников света. У Тинторетто – лампа над потолком, вокруг которой роятся ангелы. У Хогарта, как видите, на этом месте зарешеченное окно в камере фанатика, объятого суеверным ужасом.
Анне Ивановне очень не понравился этот персонаж. Она поморщилась.
- Но у обоих есть и другие источники света: в «Тайной вечере» - нимб вокруг головы Христа, в «Бедламе» место расположения второго источника неясно, но больше всего светятся две дамы, которые в проекции тинтореттовской композиции находятся почти на месте Христа.
Сторожевский закурил еще одну сигарету и подмигнул проходившей мимо Машеньке. Анна Ивановна, перехватившая этот жест, осудила консультанта строгим взглядом.
- Перейдем к отдельным персонажам, - сказал Петр Петрович и замолчал, дожидаясь, пока ученица снова приступит к конспектированию.
- Первый хогартовский надсмотрщик очень напоминает занимающего у Тинторетто то же место апостола: наклон головы, прическа, выражение лица, активность рук. При наложении совпадают, как говорится.
Анна Ивановна согласилось, что сходство разительное.
- Сложенные руки фанатика перекликаются с жестом апостола, сидящего с краю стола и пространственно ему (суеверному безумцу) соответствующего. Жестикуляция портного и его расположение поперек композиционной диагонали почти совпадают с тинтореттовским Иисусом. С ним же в пространственном и смысловом плане корреспондирует хогартовский «царь». Просекаете фишку?
- Какую? – удивилась недогадливая женщина.
- На месте Иисуса – дурак с короной на голове и дурак с замашками шарлатана, - расшифровал Сторожевский смысл замены.
Анна Ивановна не нашла в этом ничего странного.
- За спиной Христа, в почти одинаковых позах сидят двое учеников, у Хогарта за спиной портного – две упоминавшиеся дамы: источник света и символ Просвещения. Как вы думаете, что они здесь делают?
- Наверно, тоже пациентки, - простодушно ответила женщина-милиционер.
- В то время в дома сумасшедших ходили, чтобы поразвлечься. Как в зоопарк, - пояснил Сторожевский.
Анна Ивановна покраснела.
- Сара, жена Томаса, похожа на служанку на переднем плане «Тайной вечери». Не находите?
Анна Ивановна нашла.
- Тинтореттовскую кошку, пытающуюся залезть в корзину с посудой, у Хогарта, как видите, заместила собака. Что-то наподобие корзины или котелка с ручками стоит у ног Сары.
Петр Петрович вылил оставшийся коньяк себе в рюмку.
- Принести еще? – спросила неизвестно откуда взявшаяся Машенька. Теперь она была почти уверена, что симпатичный мужчина – модный дизайнер, а толстая женщина – богатая заказчица, и они обсуждают проект обустройства ее новой квартиры.
Петр Петрович кивнул.
- Вобщем, у господина Сидорова были все основания заподозрить, что Хогарт написал пародию на «Тайную вечерю» Тинторетто.
Анна Ивановна что-то чиркнула в блокноте. Было видно, что полученная информация не произвела на нее особого впечатления.
- Но искусствоведческий сюжет получил продолжение, - многообещающе объявил Сторожевский и хлебнул коньяка.
– Господин Сидоров припомнил еще одно полотно.
Петр Петрович достал из папки репродукцию «Последнего дня Помпеи».
- Эту картину я знаю, в школе по ней сочинение писали, - сказала Анна Ивановна и некрасиво засмеялась.
- Ну, и что вы написали? – спросил Сторожевский тоном учителя.
- Не помню, содрала что-то у соседа по парте. Он был отличник. Сейчас автомобили продает. А жена его…
- Здесь мы тоже видим так называемую восходящую диагональ, - перебил ее Сторожевский. – Она обозначена уходящей вдаль улицей и красным заревом на небе. Стены домов образуют подобие стены коридора. Как и у Хогарта с Тинторетто, у Брюллова две группы персонажей. Одна, более многочисленная, слева, другая, малочисленная, справа. И еще заметьте: у всех трех художников соблюдены одни и те же пространственные пропорции.
Анна Ивановна изобразила непонимание.
- Скажем так, берется комната одного и того же размера (в случае с Брюлловым необязательность такого выбора особенно очевидна) и где-то на четверть объема заполняется человеческими фигурами, каждая из которых ростом вдвое ниже высоты холста.
Анна Ивановна изобразила понимание.
- Перейдем к отдельным персонажам. С Томом перекликается старик, которого несут сыновья. Он тоже лысый, жест рукой похож на хогартовский, положение в пространстве – аналогичное, хотя и расположение на картине несколько иное.
- Заметьте еще, что у Хогарта на этом месте сидит меланхолик, страдающий от неразделенной любви. Он тоже лысый.
- Откуда вы знаете, от чего он страдает? – спросила Анна Ивановна, очевидно, только для того, чтобы сделать передышку в конспектировании.
- Здесь написано, - Сторожевский ткнул пальцем в надпись на перилах.
Его ученица не успела ничего разглядеть.
- С хогартовским Томасом перекликается также человек, укрывающий плащом жену и детей. Его жест, кроме того, напоминает движение правой руки хогартовского «портного» и жест хогартовского больного, устремившего «подзорную трубу» в ту же точку…
- Какую? – спросила дотошная женщина.
- Вот, - указал Петр Петрович. – Брюлловский помпеянин словно пытается остановить рукой падение кумиров. Если мы наложим гравюру, то получится, что хогартовский астроном смотрит как раз на них.
Анна Ивановна промолчала.
- Повернувшийся спиной атлет напоминает стоящего у стены хогартовского «астролога». Видите?
Госпожа Минина кивнула.
Машенька поставила на стол графинчик с коньяком.
Анна Ивановна сама налила себе рюмку и выпила.
- А вот этот молодой человек с ящиком красок на голове – сам Брюллов. Забавно, что он, с одной стороны, напоминает хогартовского сумасшедшего с соломенной короной, а с другой – испуганного фанатика из соседней камеры.
- Что ж он так себя опустил? – поинтересовалась женщина-милиционер.
- Романтики любили сравнивать себя с царями и сумасшедшими, - пояснил ей специалист по романтизму. - Но с «соломенным царем» перекликается и языческий жрец, пытающийся спасти драгоценный жертвенник.
В правом нижнем углу у Брюллова, как и у Хогарта, сгрудились четыре персонажа: бородатый мужчина с крестом и женщина с двумя детьми Причем, центральная фигура этой группы – христианский подвижник – обнаруживает смысловое и пространственное родство с хогартовской Сарой.
- Вы же говорили, что она жена Томаса? – усмехнулась Анна Ивановна.
Петр Петрович проигнорировал дурацкое замечание ученицы.
- Таким образом, у господина Сидорова были достаточно веские основания полагать, что Брюллов в своей знаменитой картине ориентировался на не менее знаменитую гравюру Хогарта.
Анна Ивановна переводила взгляд с одной репродукции на другую.
- Не вижу ничего общего, - наконец сказала она.
Сторожевский расхохотался так, что Машенька на другом конце зала оглянулась.
- Ну ладно, - сказал Сторожевский, успокоившись. - Главное, что общее видел поэт Сорокин. Ведь речь шла о его научных изысканиях, а не достижениях.
Петр Петрович достал из папки записку и положил перед носом следователя Мининой.
- Теперь, думаю, вы сами в состоянии расшифровать эти таинственные письмена.
Она склонилась над бумажкой.
- Тин-то – Тинторетто? Диаг.восх. – восходящая диагональ? Астр.- 6 апост? А, поняла. Так, это тоже. Худ. – художник? Сара, Том, религ. Просв. Угу. Стрелки. Ясно. 3-3-8, 15-12-15?
Она подняла голову.
- Количество персонажей в правых и левых углах, - пояснил Сторожевский.
- А схема?
- Общая для всех трех картин композиционная модель.
На лице Анны Ивановны изобразилось удовольствие от преодоленной интеллектуальной трудности. Но оно тут же сменилось неудовольствием практического порядка.
- Все ясно, - сказала она, подводя итог.
- Все ясно? – улыбнулся Сторожевский. – Тогда примите во внимание еще пару деталей. Вот эту!
Он взял гравюру Хогарта и ткнул пальцем в рисунок астролога, в то же время указывая взглядом за спину Анны Ивановны.
Она оглянулась и в глаза ей снова бросилась старинная карта на стене, а также проход справа, в точности соответствующий расположению камеры «соломенного царя».
- Карта не похожа, - неуверенно сказала Анна Ивановна.
- И вот эту! – Сторожевский ткнул пальцем в «Последний день Помпеи».
- Падающие статуи? Но тут их две! – воскликнула Анна Ивановна, обрадовавшись несовпадению.
- Там тоже две, - сказал Сторожевский и отвернулся в сторону, давая понять, что тема закрыта.
Анна Ивановна начала собираться. Машенька уже была тут как тут. Она положила счет перед дамой и улыбнулась Петру Петровичу:
- Ой! Потолок – как у нас! – воскликнула официантка, кивнув в сторону брюлловской репродукции.
Петр Петрович и Анна Ивановна подняли головы. Действительно, невысокий потолок заведения представлял собой чередование наползающих друг на друга ярко-красных и темно-коричневых полос. Полосы были широкими и неровными, с расплывчатыми краями. Сторожевский вспомнил картины Марка Ротко, Анна Ивановна – фильм «Дракула».
Машенька ушла.
- Вы остаетесь? – спросила Анна Ивановна, отсчитывая казенные деньги.
- Нет, пойду с вами. Я завтра еще сюда приду, - ответил Сторожевский и незаметно для собеседницы подсунул в стопку купюр еще сотню.
- Зачем? – насторожилась женщина-милиционер, укладывая бумаги в сумку.
- Хочу увидеть Лизу и поговорить с ней.
Анна Ивановна ничего не ответила, поднялась и направилась к выходу. Сторожевский пошел за ней. На выходе он оглянулся и помахал рукой наблюдавшей за ним Машеньке.
- Я вас провожу, - сказал Сторожевский даме на улице.
Она строго посмотрела на него.
- Спасибо, я на такси.
- Проедусь с вами, а потом домой, - ответил джентльмен.
Когда они остановились, он вышел первым и подал ей руку. Она опасливо посмотрела, оперлась и не без труда вылезла из салона. Он задержал ее руку в своей, поднес к губам и поцеловал.
- Спасибо за приятный вечер! – сказал Петр Петрович.
- До свидания, - ответила ошеломленная дама.

 На следующий день Анна Ивановна пришла в кафе «Белочка» раньше Сторожевского. На ней была бордовая юбка и слава-богу-не-прозрачная розовая блузка. Этот наряд старил ее, по сравнению с коричневым костюмом, еще лет на пять.
- Вы уже разговаривали с Лизой? – спросил Петр Петрович, занимая свое вчерашнее место.
Он поздоровался с дамой вчерашней прощальной улыбкой. Ей удалось повторить вчерашнее изумление.
- Да, - ответила Анна Ивановна после небольшой паузы – Получается нечто невообразимое. Во вторник он был в кафе и сидел за этим столиком до одиннадцати вечера. Потом пошел в туалет и не вернулся. По счету не уплатил. Ровно в одиннадцать его труп был обнаружен в музее.
- Я так и знал, - сказал Сторожевский, открывая меню. – Что вы будете заказывать?
- Что вы знали? – удивилась Анна Ивановна. – Что он телепортировался отсюда в музей? 
- Сегодня плачу я! – громко сказал Петр Петрович и, нарочито игнорируя реакцию собеседницы, задержал взгляд на человеке, сидевшем за столиком справа.
Это был мужчина примерно его лет весьма меланхолической наружности. На столе перед ним стояла нетронутая яичница. Мужчина смотрел на нее, как на последнее в своей жизни блюдо.
В проходе появилась Лиза. Красивая блондинка с длинной шеей, маленьким аккуратным носиком и высоким лбом. Рост вполне позволял ей попробовать себя в качестве манекенщицы, но несколько покатые формы были явно не модельного формата. Лицо Лизы показалось Сторожевскому чересчур флегматичным, хотя, с другой стороны, он понимал, что кое-кого оно могло соблазнить на предмет выявления водящихся в тихом омуте чертей. В руке она держала целлофановый пакет.
Подойдя, Лиза грациозным наклоном головы поздоровалась со Сторожевским.
- Директор попросил передать, что вы можете угощаться за счет заведения, - сказала девушка официально-доброжелательным тоном.
Петр Петрович досадливо ударил кулаком по столу – его гусарская акция сорвалась.
- С какой стати? – сурово спросила Анна Ивановна, давая понять о возникших у нее подозрениях.
Лиза понимающе улыбнулась. 
- Вот этот пакет оставил тот мужчина.
Анна Ивановна взяла пакет.
- Мы оплатим его счет, - сказала она.
- Он в пакете, - сухо ответила Лиза.
Пока Сторожевский делал заказ, Анна Ивановна осматривала добычу. Упаковка йогуртов, несколько салфеток с записями, счет. Она ожидала большего.
Лиза перешла к столику меланхолика и, выслушав какую-то его короткую просьбу, неспешно удалилась.
- Вам она понравилась? – спросила Анна Ивановна.
- Нет, - честно ответил Сторожевский, - я не люблю длинноногих худощавых блондинок.
- Худощавых? – удивилась Анна Ивановна.
- Главное, что она понравилась Сидорову, - сказал Сторожевский.
- Откуда вы знаете? – удивилась Анна Ивановна.
Сторожевский попросил достать папку. На репродукции «Тайной вечери» он указал на служанку, изображенную с правого края картины; на гравюре Хогарта ткнул пальцем в даму с веером; из персонажей «Последнего дня Помпеи» выделил девушку с кувшином на голове.
- Действительно, очень похожа на всех троих, - согласилась собеседница, – правда, последняя – брюнетка. Но почему вы решили, что это служит доказательством его влюбленности в официантку?
Лиза принесла соседу справа графинчик водки.
- А что на салфетках? – спросил Сторожевский, очередной раз проигнорировав вопрос женщины-милиционера.
Та протянула салфетки ему.
- Я не разобрала. Стихи, кажется.
Сторожевский развернул первую, пробежал глазами, выбрал одну строфу и зачитал:

Мы не умрем! Рок лишь над вами властен.
Ты барабан в его руках, пастух.
И Он всегда испытывает счастье,
Коль удается мелодичный стук…

Сторожевский взял следующую салфетку:

В тебе слились три героини эти:
Служанка, дама, девушка с горшком.
И никаким из памяти на свете
Не смоешь этот образ порошком.

Анна Ивановна вытаращила глаза. Проницательность научного консультанта начинала ее пугать.
Сторожевский самодовольно улыбнулся и положил салфетку на место.
Анна Ивановна перегнулась через стол, взяла ее, осмотрела со всех сторон и затряслась от смеха. Салфетка была абсолютно чистой.
Петр Петрович виновато улыбнулся.
Лиза принесла им мясо по-французски, салаты, коньяк и вино.
- Пора переходить к делу, - сказал Сторожевский. – Я вчера обрисовал вам  в самых общих чертах суть открытия, сделанного Сидоровым. Но мы практически не коснулись связи данного открытия с внутренними переживаниями покойного. А она, как я понимаю, должна представлять для вас определенный интерес? 
Анна Ивановна кивнула. Сторожевский налил ей бокал красного вина. Сам же ограничился рюмкой дорогого коньяка.
- Рискну предположить, что история научного исследования Сидорова началась с гравюры Хогарта. В пользу чего говорит ряд материалов, не имеющих отношения ни к Тинторетто, ни к Брюллову, но связанных с отголосками хогартовских мотивов в русской литературе. В частности, ксерокопия статьи О.В. Барского из 5-го выпуска «Московского пушкиниста», в которой высказана гипотеза, что свое знаменитое стихотворение «Не дай мне бог сойти с ума» Пушкин писал с оглядкой на гравюру «В Бедламе». Вероятно, от Пушкина Сидоров и скакнул в сторону английского карикатуриста. Интерес же его к теме безумия несомненно был вызван…
Анна Ивановна понимающе кивнула.
- Нет-нет, вы ошибаетесь. Психических расстройств на ту пору у него не наблюдалось. Наш поэт всего лишь окунулся в тему чудесных совпадений и вытекающего из них предположения о существовании иных структурных оснований бытия. О чем говорит вот эта распечатка статьи Карла Густава Юнга «Синхроничность» и собственные тексты покойного. Например, этот:

Не сократить ценой обмана
И не продлить нам жизни срок.
Мир – это просто обезьяна,
А не таинственный игрок.

Или этот:

Скажи А, включи телевизор –
Телевизор скажет Бэ.
Добро пожаловать, всемирный кризис!
Всего хорошего, полковник Шабер.

- А кто такой полковник Шабер? – спросила Анна Ивановна, хотя это был не главный из возникших у нее вопросов. 
- Своего рода французский подпоручик Киже, - сомнительно спаралеллил Сторожевский, но, к его счастью, ответ удовлетворил собеседницу.
- В таком вот безосновном, или прямо скажем, экзистенциальном состоянии Сидоров и забрел в кафе «Белочка». Здесь был банкет и его не пустили, но самое главное он увидел: стол, карту на стене и милое женское личико, кого-то ему сразу напомнившее. Поэт побежал домой, полез в свои художественные альбомы и нашел там…
Петр Петрович достал из папки знакомую репродукцию.
- …Тинторетто. Сходство картин его заинтриговало. Весь следующий день он провел в библиотеке и интернет-зале. А вечером снова зашел в «Белочку», но не увидел там ни длинного стола вдоль стены, ни милого личика, похожего на даму с хогартовской гравюры. Несколько дней он упивался своим открытием, оформлял его в статью, а потом снова заявился в «Белочку».
На этот раз Сидоров попал в смену Лизы. Увидев ее, он пережил сильный шок. Девушка как две капли воды была похожа на тинтореттовскую служанку. Еще больше, чем на хогартовскую даму. Вероятно, и сфера ее обязанностей сыграла роль, ведь она тоже прислуживала пирующим. Данное совпадение уже не говорило ему о хаосе, в который погружен мир. Наоборот, у этого мира появился прочный стержень, и этим стержнем была любовь. С большой буквы. Кстати, а почему вы не пишите?
Анна Ивановна покраснела.
- Или вы считаете, что с майора Первых достаточно вчерашнего конспекта?
Анна Ивановна покраснела еще больше.
- Хорошо, если не сможете что-то вспомнить, позвоните мне. Я продиктую.
Итак, острый интерес к совпадениям, который довел его сначала до глубокой депрессии, теперь стал причиной его неслыханного счастья. Он почувствовал, что прикоснулся к той загадочной структуре бытия, о которой сигнализировала так часто встречавшаяся ему синхроничность разнородных явлений. Он почти ежедневно заходил в «Белочку»: если Лизы не было, работал над своей статьей; а в ее смену наслаждался своим тихим счастьем.
Как-то раз он загляделся на потолок и вдруг вспомнил «Последний день Помпеи». Дома, проведя новую серию сопоставлений, поэт Сидоров понял, что поле его научных исследований расширилось. Еще какое-то время он пропадал в библиотеке и интернет-зале, а затем выслал результат своего труда в журнал «Искусство и жизнь». Ответ вы видели. Статью обратно они не прислали. А это, вероятно, был единственный вариант. Возможно, рукописный.
- Мы сделаем запрос в редакцию, - деловито сказала Анна Ивановна.
Петр Петрович нахмурился: он не понимал, для какой надобности Анне Ивановне, после того как он все разжевал и разложил по полочкам, потребовалась статья Сидорова.
Сторожевский потушил недокуренную сигарету, положил ее на край пепельницы и, пряча обиду, продолжил:
- Наш поэт не почувствовал, однако, большого разочарования, поскольку главную свою награду рассчитывал получить в другом месте. Сидоров решил объясниться Лизаньке в любви.
Сторожевский пригубил коньяку и несколько минут молча поглощал французское мясо, издеваясь над нетерпеливым ожиданием Анны Ивановны.
- Разумеется, ему отказали. И, как ни странно, он снова не почувствовал большого разочарования. Его члены налились каким-то густым и теплым веществом. Произошедшая с ним трагедия еще крепче привязала его к таинственной структуре мироздания. Перенесенное им страдание как бы послужило пропуском на следующую ступень…
Петр Петрович зажег отложенную сигарету, вынул из папки хогартовскую гравюру и снова сосредоточился на соседе-меланхолике. Тот с разных сторон разглядывал пустой графин из-под водки.
- А дальше? – не вытерпела Анна Ивановна.
- Дальше я не знаю, - признался Сторожевский.
- Может быть, он пошел потом в туалет и там... – осмелилась предположить собеседница.
- Нет, - сказал Петр Петрович, - до этого что-то еще произошло.
- А как узнать – что? – не унималась Анна Ивановна.
- Очень просто, - сказал Сторожевский, искривив рот в добродушной улыбке.
Анна Ивановна посмотрела по сторонам и увидела Лизу. Она помахала девушке рукой, прося подойти.
Сторожевский, продолжая улыбаться, одобрительно кивнул.
Когда официантка подошла, старший лейтенант Минина предложила ей сесть.
- Лиза, тот человек, о котором мы говорили, делал вам предложение? – спросила она.
- Делал, - спокойно, как автоответчик, промолвила Лиза.
Сторожевский самодовольно кивнул.
- Вы ему отказали?
- Да, - так же спокойно ответила Лиза.
- А что было потом? – вкрадчиво спросила Анна Ивановна.
- Я встала и ушла.
Анна Ивановна посмотрела на Петра Петровича.
- И больше ничего не было? – спросил он таким тоном, как будто точно знал, что девушка умалчивает о каких-то важных обстоятельствах.
Лиза не отвечала.
Сторожевский докурил сигарету, но не торопился опустить начинающий тлеть фильтр в пепельницу, ибо знал, что это послужит знаком окончания разговора.
- Потом я разносила заказы и увидела, что он что-то пишет на салфетке. Когда проходила мимо, хотела посмотреть – вдруг про меня? – споткнулась и опрокинула ему на штаны горшок с грибным супом. Он вскочил, как-то дико посмотрел на меня, крикнул «девушка с горшком!», потом оглянулся по сторонам и пошел в туалет. Как только он скрылся, произошло короткое замыкание, везде потух свет, но через минуту снова зажегся…
Лиза сделала паузу и продолжила, не подымая глаз:
- Я потом сказала администратору, что в темноте упала и с меня ничего не высчитали.
- А он? – спросила Анна Ивановна.
- А он, наверно, пока света не было, сбежал, - неуверенно проговорила официантка.
- Спасибо, - сказала Анна Ивановна.
Лиза ушла.
Анна Ивановна закурила.
Сторожевский не обратил на это никакого внимания. Его целиком увлекло клубничное желе. В углу зала появился ансамбль и начал играть традиционную джазовую пьесу.
- Откуда вы знали, что перед тем, как он пошел в туалет, что-то произошло? – спросила дама серьезным милицейским тоном.
Сторожевский не отвечал.
Несколько пар уже топтались под музыку в центре зала.
- Анна, а пойдемте потанцуем! – предложил Петр Петрович.
- Пойдемте, - согласилась она.

Сторожевский провел самую безумную ночь в своей жизни. Анна Ивановна жила одна в двухкомнатной квартире. Муж давно от нее ушел. Дочь вышла замуж и уехала из города. Гастрономические и хореографические преамбулы остались в кафе «Белочка», поцелуйная разминка – в салоне такси. Ворвавшись  в квартиру, Петр Петрович тут же затащил раскрасневшуюся Анечку в спальню, изорвал в клочья всю бывшую на ней одежду и почти до самого утра проделывал с нею все штуки, которых насмотрелся за последнее время на порносайтах. Неистовство его не знало предела. Анечка охала и стонала, но не сопротивлялась и, в целом, осталась довольна. В коротких перерывах Сторожевский читал вслух стихи Бодлера, подгадывая так, чтобы в кульминационной точке снова наброситься на близкую к катарсису партнершу.
Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым…
Так что пик эстетического удовольствия у Анны Ивановны зачастую приходился на момент очередного оргазма.
Утром она чувствовала себя похудевшей килограмм на десять, помолодевшей лет на двадцать и поумневшей томов на пятьдесят. Перед работой нужно было прибраться в комнате. Анна Ивановна действовала очень тихо, боясь потревожить спящего Сторожевского. Какими глазами он посмотрит на нее по пробуждению? Что скажет? Она была готова к худшему, но хотелось, чтобы худшее наступило как можно позже, хотя бы по окончанию рабочего дня.
Лежавший ничком Петр Петрович открыл один глаз:
Анна Ивановна, нагнувшаяся, чтобы поднять изорванные панталоны, замерла в некрасивой позе.
- Дорогая, мы сегодня вечером пойдем в «Белочку»? – проговорил в подушку ее пылкий возлюбленный. 
- Как тебе будет угодно, - ответила счастливая женщина.

Едва войдя в кафе, Анна Ивановна увидела Машеньку. Хотя узнать ее с точки входа/выхода было нелегко. Но старший лейтенант Минина опытным взглядом сразу угадала в фигуре молодой женщины, склонившейся над их столиком, вертлявую официантку. Мысль о ней приходила сегодня Анне Ивановне неоднократно. В частности, в салоне причесок, где она перекрашивала волосы в черный цвет.
Сторожевский заметил любовницу в метрах трех от столика. Он сразу встал и широко улыбнулся. Черные завитые волосы и свободное темно-синее платье в цветочек молодили Анну Ивановну, по сравнению с вчерашней экипировкой, лет на пятнадцать.
- Прекрасно выглядите, Анна Ивановна! – воскликнул Петр Петрович.
Обращение на вы резануло ее по ушам.
- Что будете заказывать? – спросила, резко обернувшись, Машенька.
- Ничего, - мрачно ответила посетительница.
- А я тут объясняю Марии символический смысл названия их кафе, - сказал Сторожевский.
- Да, а то мужчина, который на вашем месте сидел, говорил, что у нас очень опасное название, - подтвердила официантка.
- На моем? – удивилась Анна Ивановна.
- То есть, на месте Петра Петровича, - поправилась девушка.
Она уже знает, как его зовут, заметила Анна Ивановна.
- Вообще-то, отношение к белкам у разных народов было разное, - начал Сторожевский, - Например, у японцев белка считалась символом плодородия и носителем не иссякающих идей.
Петр Петрович сделал паузу, чтобы женщины осознали, насколько близко последнее обстоятельство касается его. Он достал пачку «Золотой Явы», но, поймав осуждающий взгляд Анны Ивановны, спрятал ее обратно.
- Беременным хорваткам запрещалось употреблять в пищу мясо белок, так как считалось, что ребенок может родиться черным.
- О ужас! – воскликнула Анна Ивановна.
- Словаки вышивали символ белки на занавесках, которыми отгораживали роженицу. А новорожденного сразу заворачивали в беличьи шкурки, чтобы не подпустить к нему злых духов.
Белка фигурировала в гороскопе зороастрийцев в качестве покровительницы людей, родившихся в определенные годы. Например, в 1916, 1948, 1980, 2012 гг. Согласно их верованием, люди, рожденные в год белки, должны иметь мелкие черты лица, обладать подвижностью, неровным характером, живостью, умом, высокой работоспособностью, домовитостью, стремлением создать семью, а также консервативностью во взглядах. Хотя в то же время считается, что для всего человечества в эти годы происходит подмена сложившихся моральных устоев.
На этот раз Сторожевский все-таки достал сигарету и закурил. Анна Ивановна не смотрела на него, о чем-то задумавшись.
- А у русских? – спросила Машенька.
- Русский поэт Пушкин вывел белку в «Сказке о царе Салтане»:

Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка в нем живет ручная,
Да чудесница какая!
Белка песенки поет
Да орешки все грызет;
А орешки не простые,
Скорлупы-то золотые,
Ядра - чистый изумруд;
Белку холят, берегут.

Женщины переглянулись, не уловив символического содержания образа.
- А еще у него есть «Повести покойного Петра Ивановича Белкина», каждая из которых представляет золотой орешек с изумрудом. Сам же Белкин поселился в деревне, где и умер тридцати лет от роду, так и не женившись.
Женщины снова опасливо переглянулись.
- Белорусы верили, что в образе белки к человеку приходят домовой, водяной или русалка, которые, согласно поверьям, могли перемещаться с молниеносной скоростью. А весь беличий народ, по их мнению, управляется лешим.
- А русские? – несмело повторила вопрос Машенька.
- Касательно русских мне никаких сведений в интернете найти не удалось, - признался Сторожевский, - но там говорится, что древние славяне называли белку хитрой за присущую ей ловкость и сходство с лисицей. И, пожалуй, самое главное: они видели в белке воплощение бога-громовника, поскольку скачущее по деревьям, это животное, ассоциировалась у них со сверкающей молнией.
Все трое посмотрели на потолок и только сейчас разглядели сходство красных полос с беличьими хвостами.
- Возможно, это и имел в виду поэт Сидоров, - задумчиво проговорил Петр Петрович.
- Хотелось бы знать, что имел в виду человек, который придумал это название? - сказала Анна Ивановна.
- А возможно, господин Сидоров намекал на скандинавскую мифологию, - сказал Сторожевский. – Согласно Эдде, белка Рататоск (что в переводе означает «грызозуб») бегает по Мировому дереву Иггдрасиль, символизирующему триединство Небесного, Земного и Подземного царствований, и выполняет своеобразную посредническую функцию между живущим в его ветвях орлом и обитающим у корней драконом Нидхеггом. Она передает их бранные послания друг другу. Вследствие чего, белке автоматически переходит символическая функция сеятеля недоброжелательства, неразберихи и хаоса.
- Ужас какой! – сказала Машенька и ушла выполнять прямые служебные обязанности.
Анна Ивановна разглядывала «Последний день Помпеи».
- Брюллов тоже на белку похож, - сказала она.
Сторожевский пригляделся, и по телу у него пробежала дрожь. Действительно, у художника было беличье лицо, а зарево в небе древнего города напоминало его пушистый беличий хвост. Впрочем, Петр Петрович не счел данную ассоциацию продуктивной в научном отношении.
- Как у тебя прошел день? – спросил он пасмурную возлюбленную.
Однако та все еще находилась под впечатлением его приветственного вы.
- Как обычно, - холодно ответила она. – Ты вчера так и не сказал, откуда тебе известно, что после отказа Лизы с поэтом Сидоровым что-то произошло? И что стряслось с ним в туалете? Я уверена, что у тебя есть какое-то мнение на этот счет.
- Будешь вина? – спросил Сторожевский.
- Перестань увиливать от вопросов, - грозно потребовала Анна Ивановна. – Ты все три дня нашего знакомства только этим и занимаешься.
- Правда? – Петр Петрович обиженно вздернул брови. 
Анна Ивановна смущенно засмеялась в увесистый кулачок.
- Нет, не правда, но все-таки ответь мне, пожалуйста, на этот раз, - попросила она уже гораздо более мягко.
Сторожевский закурил.
- Знаешь, когда человечество перешло к единому исчислению времени?
- Кажется, в начале ХХ века.
- В 1884 году. Теперь на всем земном шаре одно и то же время, разница только в первых двух цифрах, обозначающих удаление от Гринвичского меридиана. А как ты думаешь, возможно ли подобное единое исчисление пространства?
- А разве его нет? – резонно спросила Анна Ивановна. – Сантиметры, метры, километры…
- Я имею в виду согласованную с единовременностью, единую пространственную модель. Если все происходит в одно время, то почему везде не происходит одно и то же? А может быть, происходит? Случаются же совпадения? Может быть, совпадения – это только точечные засветы каких-то более масштабных процессов? Косяки некой единой пространственной структуры? Может быть, мы просто еще не нашли позволяющую ее выявить единую пространственную меру?
- Как в этих трех картинах? – спросила Анна Ивановна.
Петр Петрович глубоко вздохнул.
- С самими картинами, судя по всему, все нормально. То есть, трехмерно и причинно-следственно. Здесь, скорее всего, имела место сознательная ориентация последователей на предшественников. Ненормально с итоговой комбинацией – тремя картинами, кафе «Белочка», музеем, покойным поэтом Сидоровым и...
Сторожевский повернул голову вправо. Там сидел вчерашний меланхолик. Перед ним стояла тарелка салата и графин водки.
- Особенно с Сидоровым…
Сторожевский заговорил тихо, медленно и как бы помимо воли.
- Его случай свидетельствует, что ту самую таинственную меру надо искать в человеке. Причем, важно, чтобы он сам ее тоже искал. Когда  человек выбирает такую цель, его сознание перестает держаться привычного логического центра, становится текучим. То есть, время от времени становится текучим…
Сторожевский заметил странного субъекта, занявшего столик за спиной Анны Ивановны. Он зачем-то снял и развязал свой галстук и проделывал с ним разные манипуляции, видимо, стараясь его снова завязать. Движения субъекта были очень нервные, так что достичь успеха в своем предприятии ему не грозило. Меланхолик справа все так же гипнотизировал салат.
- В один прекрасный момент оно вливается в вожделенную замочную скважину, - продолжал Сторожевский, чувствуя сильное волнение, - и попадает паз в паз со всеми пластинами замка, становясь ключом, или, может быть, отмычкой…
Анна Ивановна обратила внимание на семью, занявшую столик справа от Петра Петровича, но в другом ряду, так что он не мог их видеть. Семья состояла из высокого бородатого мужчины, красивой черноволосой женщины, дочери лет тринадцати и сына лет десяти, тоже черноволосых. Взгляды, жесты, телодвижения заставляли заподозрить в них сектантов.
- Так или иначе, он открывает дверь, - продолжал Сторожевский, - и возникает сквозняк, который может втянуть оказавшихся поблизости…
И тут Сторожевский увидел…
- Ты сказал: комбинацию с картинами, кафе, музеем, Сидоровым и кем еще? – тихо спросила Анна, не отрывая взгляда от четырех помпеян.
- Тобой и мной, - ответил Сторожевский, глядя в одну точку. Волосы на его голове шевелились.
Анна оглянулась через левое плечо и замерла от ужаса…
По проходу шла Машенька, держа перед собой поднос, на котором стоял дымящийся горшок. Она улыбалась им обоим, как своим старым знакомым.
Сторожевский выставил в проход ногу, видя по машенькиной траектории, что она неизбежно натолкнется на медленно начинающего разворачиваться меланхолика, которого официантка не видела из-за горшка и из-за того, что глядела в другую сторону. При таком раскладе суп должен был вылиться прямо на штанину Петра Петровича.
Но Машенька сделала движение вправо, намереваясь за спиной Анны выйти в другой проход и доставить горшок заказавшим его помпеянам. Столь извилистый путь она выбрала потому, что в начале того прохода стоял электрик с небольшой лесенкой, собиравшийся что-то делать с висевшей под потолком люстрой. Не исключено, что у Машеньки была и другая цель: вероятно, она хотела дать Петру Петровичу возможность сравнить свою стройную фигурку с огибаемой ею крашеной толстухой.
Однако в самом начале маневра ее замысел потерпел фиаско. Галстучник, развязывая очередной неудачный узел, нечаянно толкнул стол, угол последнего ударил в бок Машеньки, поднос наклонился… и суп вылился на новое платье Анны.
Девушка вскрикнула. 
Анна повернула к Петру свою черную голову. Глаза ее встретились с его глазами. Он смотрел на нее, как завороженный. Он не знал, что делать, и не мог ничего делать. Тело его словно приросло к стулу.  Анна грустно улыбнулась, медленно встала и, глядя прямо перед собой, как сомнамбула, пошла в туалет. Едва она скрылась, в районе электротехнических работ что-то заискрило и щелкнуло, свет потух, раздался трехэтажный мат, и в следующее мгновение свет зажегся снова.
В углу начинали готовиться к выступлению музыканты.
Через пять минут ожидания Сторожевский увидел, как в проход, ведущий к туалетным кабинам, забежала маленькая девочка. Еще через минуту она с веселой улыбкой выскочила обратно.
Петр Петрович нащупал в кармане пачку сторублевок, но потом бросил взгляд на оставленную Анной сумку, достал из нее кошелек, отсчитал несколько купюр, положил на стол, спрятал кошелек обратно в сумку, поставил ее на место и направился к выходу.

Майор Федр Иванович Первых ходил по кабинету, мерно постукивая деревянным протезом. После всего, что он выслушал от уважаемого ученого, волей судеб замешанного в это темное дело, у него оставался только один выход: классифицировать произошедшее как следственный эксперимент с трагическим концом. Кроме того, налицо был самоотверженный героизм, проявленный опытным сотрудником при исполнении служебного долга за месяц до выхода на пенсию.
Глаза майора увлажнились. Он подошел к столу, за которым сидел Петр Петрович, и положил руку ему на плечо. Взгляд его упал на карандашный рисунок, лежавший перед консультантом.
- А это что? – спросил Федр Иванович, пытаясь настроить страдающие сильной дальнозоркостью глаза на объект изображения. – Похоже на беличье колесо…
Сторожевский грустно усмехнулся.
- Нет, здесь два колеса, - сказал он. – Анна Ивановна собиралась установить в своем кабинете мобиль и попросила меня сделать проект.
- Мобиль? – переспросил старый вояка.
- Да, движущуюся скульптуру небольшого размера. Сейчас это модно. Ее подвешивают под потолок или ставят куда-нибудь в угол.
- Не могу разглядеть, что здесь, - признался майор. 
- Мобиль «Догадка», - приступил к презентации Петр Петрович. - Два велосипедных колеса, без камер и покрышек. Одно большое, порядком изогнутое. В правом верхнем углу, над первым колесом и немного перед ним, так, что в перспективе окружности немного пересекаются, – аккуратное маленькое колесо. Оба вращаются. Под действием ветра или вентилятора. Изгиб большого, описав окружность, то и дело касается обода маленького, издавая глухой скрежещущий звук. Колеса поддерживает конструкция, напоминающая отчасти велосипедную раму, отчасти металлический кустарник. На его третьей, одинокой, ветке, обращенной к зрителю, висит черный бюстгальтер среднего размера. Вся композиция прикреплена к простому деревянному табурету. Желательно также поставить на табурет граненый стакан с алюминиевой ложечкой и остатками сахара на дне.
- Хм, - сказал Федор Иванович. – Интересно.
Он задумался.
- Хорошо! Мы установим его в кабинете Анны Ивановны как памятник. Только вместо бюстгальтера повесим…
- Палитру с красками, - помог ему закончить Сторожевский.