AP28875S

05 октября, вечер.

С чего же начать… Я старался придумать заранее, какие слова могли бы послужить достойным началом для ведения этого дневника, но мне не очень-то это удалось. Я… Не знаю. Я просто однажды пришёл к выводу, что в моей голове слишком много невысказанного. Это и мои воспоминания, которыми не с кем поделиться за чашкой сладкого чая, и соображения относительно взгляда на вещи, на мир вокруг, и многое другое, что ютится в моём мозгу, жаждущее выхода в жизнь и донесения до кого-нибудь.
Конечно, никакой гарантии нет, даже если появится эта маленькая книжица, сборник моих, возможно, бестолковых мыслей. Однако, я ощущаю потребность в том, чтобы добросовестно заполнить имеющиеся чистые страницы, робко надеясь, что найдётся человек, который в один прекрасный день сотрёт пыль и чьи-то пальцы бережно будут переворачивать ставшие ветхими листы.
И ещё… Произошедшая со мной история не даёт мне покоя. Я стал другим. Она изменила меня… Я хочу закрепить, сохранить эти воспоминания, ибо память является крайне ненадёжным хранилищем. Меня не станет и эта история сгинет вместе со мной. Не хотелось бы, чтобы так было. Поэтому я и взялся за перо.
В следующий раз я начну свой рассказ. Сегодня мне было очень важно суметь заложить начало, посеять семена будущего повествования, откровения. Мне кажется, что удалось это сделать. В голове уже формируется правильный порядок изложения и нужные смысловые акценты.

6 октября, утро.
Я проснулся и сразу же взялся за дневник. День обещал быть солнечным и ярким, и это добавляло мне настроя и рвения. Приступим. Я назову его… АР28875S. Почему, спросите вы? Это мой розыскной номер.         



AP28875S

Мне удалось скрыться в одной из подворотен, откуда теперь, старательно прижимаясь к стене, я опасливо выглядывал на дорогу в просвет между зданиями. Преследователи промчались мимо, и я с облегчением выдохнул, скользя вниз, чтобы присесть и наконец-то отдохнуть хоть немного. Дождь лил, как из ведра, и к настоящему моменту окончательно вымочил всю одежду. Только сейчас я осознал, насколько мне холодно, ибо раньше, откровенно говоря, у меня были заботы посерьёзнее этой.
Отдышавшись, я поднялся на ноги и пошёл к выходу из своего убежища, чтобы отправиться на поиски более  подходящего, сухого и безопасного, где можно было бы перекусить и посушить вещи.
Чёрт побери, надоело каждый день цеплять за собой погоню из блюстителей мнимого законопорядка. Как будто, кроме меня, им больше ловить некого. Выдастся ли мне хотя бы один спокойный денёк? Пожалуй, нет. Со спокойными деньками мы тут все давно уже распрощались. Лет так двадцать назад.

Глава 1.

Теперь постоянно с напряжённой для внезапного удара спиной. Такой вот он, мой странный мир, рождённый двадцать два года назад, если быть точным. Мой ровесник, к слову. Хотя «мир» - это громко сказано. «Мирок» скорее, ибо он стал неимоверно мал по сравнению с тем, каким был раньше, судя по рассказам старшего поколения, которые мне доводилось иногда слышать в детстве.
Помню, как дедушка рассказывал мне разные интересные истории про старый мир, про то, как он когда-то жил и где успел побывать, будучи в командировках по работе.
Мне всегда было интереснее всего слушать про его путешествия. Я сам мечтал, когда вырасту, объездить весь мир вдоль и поперёк… Однако, действительность моих планов не оценила и заперла меня на острове, который, видимо по иронии судьбы, не соединяется с какими-либо другими материками или островами. Пока был маленький, не особо печалился на эту тему, потому что и дедушка, которому я рассказывал о своих мечтах, постоянно подбадривал меня, говоря, что, мол, ничего, скоро мосты наведут, и поедешь ты, куда только пожелаешь, и власти долго делали вид, что прикладывают все усилия, чтобы снова наладить пути сообщения. 
 В конечном итоге всё осталось на своих местах, а Правительство через год заявило, что поблизости нет ни одного континента или острова, чтобы к нему присоединиться или просто связаться, и что дальнейшие поиски и вкладывание огромных средств в эту операцию совершенно бессмысленно, и вместо этого будет полезнее заняться вопросами внутреннего устройства и возвращения жизни в старое русло.
 Помню, когда шёл этот выпуск новостей по радио, я бежал к деду, чтобы радостно поделиться чем-то, но когда услышал, о чём рассказывают, мгновенно позабыл, зачем пришёл, а по щекам моим хлынули слёзы обиды и разочарования. Дедушка, услышав моё хныканье, повернулся ко мне и обнял за плечи, пытаясь улыбаться, говорить, что это временное явление, что всё совсем не так, просто они не там ищут или недостаточно тщательно, и что быть такого совершенно не может, что никогда нам не узнать, как поживают соседи на других материках. Однако в его взгляде проскакивало моментами опасение с нотками грусти и обречённости, что всё это - лишь отчаянное самоубеждение; ведь не только для меня он так уверенно говорил всё это, но и для себя тоже, потому что не мог он свыкнуться с мыслью, что, кроме жалкого маленького клочка земли, на котором мы обитаем, больше не осталось ничего… А если и осталось что-то, то всё равно нет ни единой возможности подать сигнал, рассказать, что мы здесь тоже выжили. Он, как и многие другие, согревался мыслью, что просто надо продолжать искать, пусть это и занимает годы.
Дед старался не касаться темы того, что же, в общем-то, произошло тогда, когда мир раскололся на куски, и в чём была причина сего. Он всегда больше любил мечтательно рассказывать мне о добром прошлом, задумчиво покуривая трубку и смотря с улыбкой куда-то сквозь пространство, погружаясь в свои драгоценные воспоминания, которыми, как я позже понял, он и жил всё время после катастрофы, потому что его разум отказывался сливаться с новой реальностью, отказывался считаться с этим ничтожным подобием жизни, которое теперь всецело заменило его прежнюю.
На мои любопытные вопросы он отвечал сжато и кратко, без подробностей, как будто для меня стоял какой-то обязательный лимит в этой отрасли знаний, в рамки которого вписываются только самые необходимые сведения, а остальные мне знать было не нужно, то ли в силу их нынешней бесполезности, то ли потому, что тогда я из-за возраста не смог бы понять всего, что мой родственник мог бы мне поведать. Правда, сейчас я думаю, что он не рассказывал мне всего в первую очередь по причине того, что ему было просто больно говорить об этом. Не хотелось снова переживать весь ужас той поры, которую он встретил ещё полным сил, стремлений, которым не суждено теперь было воплотиться; поры, которая безжалостно переломила его жизнь, как неистовый поток ветра ломает пополам молодое деревце; и обрёкшая к существованию и постоянному возвращению к тому далёкому, задуманному, но так и не исполненному.
Будучи успешным учёным в области ядерной физики, он все свои силы тратил на совершенствование старых и разработку абсолютно новых способов приручения этого вида энергии, такого опасного и зачастую просто непредсказуемого; хотел сделать атом по-настоящему, максимально «мирным» вместо того, чтобы почивать на лаврах, как его коллеги, считавшие, что всё необходимое ими уже сделано, а остальное есть не более чем попытки недоучек-неудачников заново открыть Америку, добавляя новые, непринципиальные подробности, не имеющие практического толка и ценные разве что для теории, где и так полно ненужной никому чуши, с единственной целью хоть как-то заявить о себе. Кстати сказать, успешной карьера моего деда была как раз до того момента, пока он не начал решительно отрицать позиции тех самых сослуживцев, орудуя мощной аргументацией. После этого его идеи и проекты начали отметаться, подвергаясь явно несправедливой оценке, которая никаких разумных оснований под собой не имела, кроме очевидного факта негласного нашёптывания одних другим по поводу неугодной персоны. А потом, видимо тоже благодаря какой-то доброй душе, дедушку в принудительном порядке перекинули в противоположную отрасль той, в которой он хотел работать – по особому распоряжению он теперь был обязан присоединиться к отделу, работавшему над атомным вооружением и всем тем, что с этим связано, ибо «такой исключительный ум абсолютно необходим в данной отрасли, особенно в момент подготовки к войне», как насмешливо разъяснил начальник мотивировку распоряжения. При слове «война» дед перестал даже злиться по поводу ничем не прикрытого издевательского тона голоса руководителя, ставившего его в известность того самого «особого» распоряжения. Спросив, есть ли у него какая-нибудь возможность избежать перевода, и, получив язвительный ответ, общим смыслом которого являлось: лишь в случае увольнения по собственному желанию, дед вскипел с тройной силой. Заявив, что он всегда заботился только о безопасности использования атома и теперь абсолютно не намерен заниматься совершенно противоположным - придумывать пути причинения максимального вреда людям, он через пять минут уже клал своё заявление об уходе на стол начальства, которое, впрочем, не упустило шанс снова подколоть, что, мол, все придумывают себе сразу благородные цели, лишь бы не признавать, что способности банально не соответствуют требованиям.            
Дед молча покинул кабинет, собрав свои вещи, и навсегда с громким стуком захлопнул за собой дверь, чтобы никогда больше её не открыть.
Ему оставалось совсем немного до пенсии, и было, чем занять это время – уже был я, и мой родственник, давно мечтавший повозиться с внуками, теперь всё время отдавал новорожденному карапузу. Причина, правда, была ещё и в том, что моя мать, к горькому сожалению отца и дедушки, умерла незадолго после того, как я появился, а папа, будучи так же учёным, хотя и совершенно другой отрасли, часто уезжал на различные конференции, либо был просто по горло загружен работой.
А через год началась ненавязчиво обещанная война. Причиной её, якобы, стало подтверждение того, что разрастающийся экономический кризис, всё сильнее накрывавший безжалостными волнами страны одну за другой, имеет вполне реальные корни где-то на западе. Вроде бы даже всплыли конкретные имена. Разразился страшнейший скандал мирового масштаба; каждое государство вспомнило, у кого перед кем какие долги, и кто с кем и когда несправедливо обошёлся. И все они решили раз и навсегда выяснить отношения, так сказать. Ну конечно, это я сейчас вкратце, но суть, думаю, ясна. Снова получили возможность выйти в жизнь захватнические настроения, и карусель закрутилась.
Случилось то, чего опасались долгие годы: третья мировая война, которая на этот раз могла стереть с лица земли всё человечество при тех достижениях и разработках, которые имелись. И началась она с атомного взрыва на территории того самого государства, то ли виновного, то ли, на самом деле, нет в этом треклятом кризисе. Первый решительный шаг был сделан… Все с замиранием сердца стали следить за тем, как будут разворачиваться события. Люди боялись. Боялись, что если продолжится в том же ключе, то обречены в конечном итоге будут все… Внутри страны, осуществившей первый взрыв, стали подниматься народные восстания; сначала просили, а потом стали требовать прекращения бомбардировок. Последовали беспорядки, которые примирялись грубой силой властей.
 Неизвестно, до чего бы дошло, если бы земля сама по себе не начала содрогаться. Военные действия были приостановлены, так как повсеместно в мире, в каждой стране, внезапно начались ничем не обоснованные катаклизмы: начались землетрясения, извержения вулканов, пошли расколы земной коры. Будто бы природа сама объявила войну наглому человечеству, которое со своим хамством перешло уже все разумные границы, считая себя венцом творения, к слову, не понятно с какой стати.
Учёные судорожно ломали голову, что же случилось, что могло вызвать такие страшные последствия. Все они гласно и негласно пришли к выводу, что с началом этой страшной войны нарушился и без того бывший шатким природный баланс, и теперь мы пожинаем плоды. Было ли это действительно правдой – до сих пор не известно. Возможно, просто наше стремление себя уничтожить совпало с тем же желанием оказавшейся слишком терпеливой природы, уставшей от нас и наших самодовольных и самонадеянных выходок.
Так или иначе, сомнений не оставалось. Настал долгожданный конец света, безжалостно наколовший на штык любые надежды на хэппи энд. И конечно, не тогда, когда его предсказывали, что, впрочем, удивления ни у кого не вызвало. Год был 2020. Конечно, не настолько символично, как, например, 2000, год миллениума, но тоже ничего.
Люди пытались бежать, власти всех стран старались организовать эвакуацию в безопасные места, руководствуясь расчётами учёных, но все усилия в большинстве своём были, увы, тщетными. Мир раскалывался в самом, что ни на есть, буквальном смысле этого слова. Неизвестно, во сколько самостоятельных частей превратилась наша страна, но пятачок, на котором мы сейчас живём, есть мизерная часть того, что было раньше.
Мою страну населяло около 140 млн. человек, и она громко звалась одной шестой частью суши. Сейчас и сказать страшно: всего с два десятка областей вырвало из общей карты когда-то огромного государства. Границы нашего новоиспечённого островка проходили по следующим городам: на севере мы упирались в Москву и Брянск, далее разлом шёл вглубь на северо-восток, где край пролегал близ Кирова и Перми, а потом упирался в Екатеринбург, от которого линия разлома двигалась в сторону Челябинска. На юге всё осталось тем же, что и до катастрофы, а на юго-западе сохранились Волгоград с Саратовым, от которых границы уводили нас снова на север, плавно примыкая к Воронежской области.
Я сам не видел, но говорят, что Москву разлом разделил пополам, а что стало с той частью, где осталась Северная столица, вообще не известно.   
Живу я как раз таки в той самой Воронежской области, в её, так сказать, столице, как теперь стало модно говорить, ибо каждая область теперь является самостоятельным мини-государством со своими законами, доктринами и тому подобным. Так ещё бы: Москва-то еле живая после всех этих фееричных событий – уникальная возможность заявить о себе провинции.
Что касается внутреннего устройства, то у нас крайне прочно воцарилась военная диктатура. Когда всё началось, естественно, ввели чрезвычайное положение, которое потом плавно переменилось в военное, хотя в войну мы, к общему удивлению, ещё ввязаться не успели, и наступать пока никто на отечество не собирался. Так и пошло, властям - удобно донельзя. Вспомнили старые добрые, и давай устраивать тотальный контроль над и так измученным умелой политикой населением. Вместо милиции солдаты маршируют, а вместо изнеженного всем, чем только можно, отца демократии и заступника народного в президентском мягком кресле теперь вояка, брызжущий слюной с трибуны, рвущийся в первых рядах махать шашкой и сменивший прежнее кресло на диктаторское, правда, не менее мягкое.
Конституцию, конечно же, изменили. Сократили, скорее. Ну действительно, о каких правах и свободах может идти речь, когда чуть что - неугодный отправляется под конвоем на расстрел. Извращённая вариация военного трибунала заменила суд присяжных. Правда, в этом есть небольшой плюс: нет дурацкой тягомотины и куч писанины, дела не затягивают и суд всегда прав не только в теории, но и на практике. Всё просто, как пять копеек, ибо если ты не доволен чем-то, это никого абсолютно не волнует. Никаких жалоб, никаких апелляций тебе с кассациями. Да и забота тут одна: лишь бы не расстреляли, а там… Остальное не смертельно.
Наверное, нужно рассказать, куда делось наше прежнее руководство. Президент и вся его свита погибли с кучей министров при попытке эвакуации, а, что касается нашей области, то у нас просто вовремя совершили военный переворот да перебили всю администрацию. Не совсем всю, потому что, как только первая кровь – остальные как-то сразу приняли новую политическую позицию и стали усердно поддерживать захватчиков.
Как-то глупо, по-русски с плеча опять. Что толку, что власть поменялась? Доблесть стражей правопорядка изменений не претерпела: они по-прежнему настолько же самоотверженны, как и непоколебимо честны. Просто форма сменилась с синей на зелёную. Да и, что не маловажно, теперь колотят не только дубинками, но и прикладом могут огреть по затылку, что всегда стоит иметь в виду. У населения, к слову сказать, оружия как не было, так и нет. Чтоб со стражами этими, так сказать, язык общий находить. И, судя по всему, не предвидится. Ну, само собой, за редким исключением.
Тоже забава. В школах теперь с первого класса ввели военную подготовку и курс обучения сократили на два года. После неё сразу армия. Не был там - не поступишь ни в один ВУЗ. Вот и идут люди выкидывать на ветер здоровье и нервы, чтобы хоть как-то дальше была возможность крутиться. Российская армия и так дело крайне суровое, а сейчас я вообще лучше промолчу.      
Одним словом, жизнь странная вокруг меня сложилась. Настолько странная, что тут и не поймёшь, какие цели даже перед собой ставить. Естественно, после цели просто выжить. Потому что выжить надо везде. И, признаюсь честно, дезертировавшему из рядов славной отечественной армии это крайне сложно, ибо разыскивают таких практически не смыкая глаз, по-видимому. И с течением времени поиски не прекращаются, а только статус дезертира постепенно меняется на более серьёзный и опасный. Интересно, может на меня уже и кучу убийств понавешали? Не исключено, долго бегаю. И быстро.
Меня зовут Спринтером. А так я Саня Прохоров.


8 октября, ночь.
Мне удалось вымучить из себя первую главу… Я никогда не писал ни стихов, ни рассказов, поэтому в первый раз это несколько затруднительно в смысле точной передачи моих впечатлений и того, что же я именно хочу донести до читателя, если он, конечно, вообще будет. Я уже переживаю за результат. Обдумываю по пятнадцать раз каждое предложение… Пишу, зачёркиваю, снова пишу и снова зачёркиваю… Почти не ем. По ночам думаю о рассказе. Пытаюсь понять, на чём и как именно нужно заострить внимание потенциального читателя\собеседника, чтобы в итоге достичь желаемого эффекта... Размышляю, что же именно кажется мне столь ценным в том, что я хочу поведать, в этой истории, и как она бы могла помочь другому, который ищет ответы на внутренние вопросы. И могла бы вообще помочь кому-либо… Я прогоняю хмурые мысли, наливаю в потемневшую уже от постоянного использования чашку традиционного кофе и продолжаю печатать.


Глава 2.
Теперь я держал путь на север города, где можно было бы отыскать себе какое-нибудь местечко для ночлега. Была у меня там одна точка, неподалёку от того места, где я жил раньше. Объект АЕ-14. Это заброшенный ангар, принадлежавший одной промышленной компании когда-то, но на сегодняшний день давно уже обанкротившейся.
Добравшись до окружной дороги, которая когда-то была достаточно оживлённым местом, я прибавил шагу, потому что уже смеркалось, вот-вот должны были показаться военные патрули, а попадаться им на глаза не очень-то желательно. Особенно с моими общественными достижениями.
Показался, однако же, первый патруль. Я юркнул в старый павильон с полуоблетевшими красными буквами на стекле большой витрины: ШИНОМОНТАЖ. Прямо с порога я полетел вперёд руками, споткнувшись об какой-то крупногабаритный хлам, оставшийся со времён автосервиса. Лёжа на полу, быстро и нервно моргая, я старался даже не дышать, потому что шум, который я навёл, скорее всего, привлёк внимание военных. Да не «скорее всего», а двести процентов, что это именно так. Я стал прислушиваться и тихо отползать за стол, стоявший, как оказалось, в метре от меня; в угол за ним, чтобы незаметно, снизу, заглянуть в мутное окно витрины, которое выходило прямо на дорогу, как-то спрятаться и иметь хоть пару секунд в запасе, чтобы выхватить нож и метнуть его первым, если придётся обороняться. Ага… Так и есть. Старый УАЗик камуфляжной раскраски остановился прямо напротив моего укрытия. Я наблюдал, как из него выходят две фигуры с автоматами и направляются, видимо, к той двери, через которую прошёл я.
Быстрым рывком перекатившись в противоположный угол, я замер, прижавшись к старой сырой стене, зайдя за стенд, на котором раньше, видимо, выставлялись автомобильные диски для колёс. Поразмыслив, каким образом действовать, я достал пистолет и снял с предохранителя. Заткнув его в пояс так, чтобы было удобно резко выхватить, положил ладонь на рукоять небольшого ножа. Осталось ждать.
Послышался полушёпот, отдающий распоряжения. В комнату, крадучись, вошёл человек в спецназовской форме, держа наготове автомат. Мне снова захотелось не дышать, потому что именно сейчас из-за моей невнимательности, по собственной глупости, меня могли схватить. Да, конечно, можно в эту же секунду метнуть нож ему в грудь, пока он меня не нашёл и застрелить второго, который остался ждать на выходе, но, во-первых, я не убийца, а, во-вторых, я не хочу им становиться. Естественно, если такого развития событий получается избежать. Да, мне приходилось убивать. И, когда я вспоминаю об этих случаях, на сердце становится тяжелее, чем обычно. Увеличивать эту тяжесть я, признаться, не хочу.
У нас здесь нет тех фееричных историй, как в старом героическом кино, когда какой-нибудь скуластый спаситель всего мира великодушно отводит дуло своего пистолета от корчащегося на земле врага (за которым, к слову, он гонялся весь фильм, теряя всё, что ему дорого в жизни) из-за того, что в его огрубевшем сердце вдруг просыпается христианская жалость и сострадание к тварям божьим, которые хоть и ошибаются, но имеют, мать твою, шанс на прощение или же в качестве альтернативного решения с наслаждением разносит ему башку, после чего разворачивается и уходит с чувством выполненного долга и собственного достоинства. У нас всё далеко не так эпично. Нужно всегда быть начеку и попадать под чьё-то дуло безоружным не стоит. Тут его чёрта с два отведут в сторону. Но и таких «альтернатив » тоже не надо. Нужно человеком пытаться оставаться, да и если есть шанс потихоньку смотаться без жертв, то лучше им пользоваться, а не баловать своё самолюбие пулей в чьём-то лбу. Даже в тех случаях, когда ты вроде бы вполне уверен в своих силах, всё может неожиданно перевернуться с ног на голову. Это нужно учитывать, пожалуй, абсолютно всегда.
 Нельзя также надеяться, что твоё великодушие здесь оценит какой-нибудь ублюдок, которого ты пожелаешь не убивать, если вдруг так уж сложится. Любой расценит это как бонусный шанс ещё раз постараться тебя прикончить. За твои, чёрт подери, патроны или сапоги.
 Нет тут полумиллиона прихвостней суперзлодея, с которыми нужно непременно расправиться, чтобы выжить. Нет и суперзлодеев, посягающих на наш бренный мир. У нас всё до изнеможения просто и даже порой тупо. Либо шайка уголовников заявляется в место, ставшее временно твоим домом, и ты обороняешь всё нажитое, как говорится, либо друг, измордованный военными во время патруля до степени превращения в кровавое, прерывисто дышащее месиво, просит добить его, чтобы не умирать в страданиях и мыслях о том, почему всё закончилось именно так, а не в восемьдесят и под тёплым пледом, и ты, глотая слёзы, с трясущимися руками и губами жмёшь на этот чёртов курок. Так что строить из себя героя и валить всех потенциальных врагов на своём пути не есть выход. И строить не перед кем, и героического в этом ничего нет. Только лишняя тяжесть и бессмысленная чужая кровь. Зачастую, когда ты уходишь, это не трусость, а благоразумие. Те, кто не в состоянии это понять, раньше других встречаются с леди в чёрном.
Патрулирующий заглянул за стол, где я сначала сидел, после чего опустил автомат и стал прислушиваться, ожидая, что если кто-то здесь есть, то он непременно сделает что-нибудь не так. Я не дышал и не двигался. Военный обратил внимание на стенд и стал медленно подходить к нему. В этот момент в дверях прозвучал настороженный тихий голос, сообщающий, что метрах в двухстах мигнул огонёк фонаря и что, скорее всего, это именно тот, кого мы бросились искать здесь. Человек, названный капитаном, быстро отвёл автомат назад и стремительными шагами покинул комнату. Я выдохнул. Это ж надо. Я так и сидел за стендом, пока они не прыгнули в машину и не уехали, хлопнув дверьми, после чего я вышел из-за него и, озираясь по сторонам, покинул павильон. Оставшееся время до АЕ-14 я шёл крайне осторожно, прислушиваясь ко всему, но больше ничего подобного, да и просто чего-то, со мной не случилось.
Подойдя к воротам ангара, я обернулся, снова прислушался и, убедившись, что всё тихо, потянул за ручку двери, проделанной в одной из створок ворот на объект. Вместо неё, дико заскрипев, стала открываться вся створка. Эти звуки мгновенно разрезали тишину своим стоном, заставив меня невольно вздрогнуть. Просто на фоне чудом пережитого сегодня вечером приключения казалось, что теперь любой шум точно предаст меня. Этого не случилось: с мерзким скрипом сразу же безжалостно расправилась многотонная тишина, и всё снова погрузилось в полное молчание.      
Внутри ангара было темно, хоть глаз коли. Когда-то под потолком были небольшие окошки, но их давно выбили, а потом наглухо заколотили досками. Да и толку от них, когда на дворе уже успело окончательно стемнеть.
Я шёл аккуратно, потому что пол был завален всяким мусором, и где-то скоро должны были начаться работавшие раньше напольные автомобильные железные подъёмники, прикладываться лбом об которые в кромешной тьме у меня желания совсем не было.      
Пройдя через весь зал, я попал в короткий узкий проход и свернул направо, на лестницу, ведущую на второй этаж, где давным-давно располагалась небольшая столовая для инженеров этого ангара, кабинет руководителя и уборная.
Стараясь бесшумно идти по ржавой металлической лесенке, всматриваясь изо всех сил и прислушиваясь, я про себя сетовал, что вдребезги разбил свой фонарь, когда накануне уходил от пары головорезов, с которыми я очень некстати столкнулся нос к носу, наивно полагая, что отыскал-таки себе шикарную улочку для ночлега.
Мёртвая тишина. Ни звука, ни скрипа. Поднявшись, я увидел, что столовая закрыта на массивный навесной замок, появившийся тут явно недавно. Скорее всего, это патруль тут был. Зачем только… Что в ней самой ничего ценного не осталось – всё давно растащили – что вообще в ангаре в целом.
Осмотрел кабинет, никого. Зашёл, закрыл за собой дверь и подпёр ручку стулом. Кому надо, тот, конечно, вышибет, да зато я успею приготовиться к визиту незваного гостя, пока он будет этим заниматься.
Я бросил рюкзак на старую софу и стал готовиться ко сну, то есть снимать ботинки и заводить будильник на наручных электронных часах. К рассвету тут и следа моего быть не должно, а там решим, куда дальше.
Проснувшись среди ночи, я ощутил чьё-то присутствие. Меня прошиб жар. Как вышло, что кто-то смог проникнуть в комнату, не отодвигая стула и не выбивая двери? Я точно помнил, что ни одного окна в кабинете не было.
- Вставайте, вставайте,- произнёс мужской низкий голос. Спокойно и почти непринуждённо. Я попытался нащупать рукой рюкзак, но его не оказалось там, где он был оставлен.
Я медленно сел на софе и увидел, что незнакомец восседает за столом напротив, закинув ноги на него и держа двумя руками автомат.
- Как вы сюда вошли?- негромко поинтересовался я. Уверенность в том, что меня сейчас прикончат, была полная, и, как бы глупо это ни звучало, мне было, правда, крайне любопытно, как же он это сделал.          
- О, это секрет фирмы. Вы уж извините, - усмехнулся мужчина, разводя в сторону одной рукой, ибо второй он придерживал оружие.    
В этот момент я обратил внимание, что мой бэг лежит на столе, судя по всему, пустой, а всё прочее, что было внутри него, разложено вокруг.
- Иди, собирай барахло своё, - кивнул он на рюкзак. – Да поскорее, разговор есть.
Я обулся, встал и не торопясь пошёл исполнять сказанное.
Подойдя вплотную, я, наконец, смог лучше разглядеть своего гостя. На вид лет 42-45; в камуфляже куда более новом, чем у меня, по модели; увешан патронами и гранатами плюс комплект метательных ножей и прибор ночного видения. Серьёзный, видать, дядя. На бандита совсем не похож. Им такая экипировка и не снилась. Спецподразделение, что ли какое, не знаю… Не патруль, однозначно. И делать ему тут нечего в это время, и вид у них другой, да и был бы патруль, вещички мои собирал бы уже их брат в свой рюкзак, а я бы об этом ничего не узнал бы уже никогда.
И тут до меня дошло. Ослиная моя башка… Вентиляция. Труба. Под самым потолком в углу напротив. Через неё он сюда попал. Это единственный вариант, правда, по идее, там высоковато, должно быть, забираться. Хотя, это уже мелочи. «Секрет фирмы»,- хмыкнул я про себя.
- Ты не думай, я не взял ничего. У тебя там и брать-то толком нечего, да и не надо мне чужого. Своего хватает пока,- проговорил военный тем же тоном, наблюдая, как я проверяю и складываю вещи.
Когда процедура сборов была завершена, я взвалил на плечо свою ношу и глянул на собеседника.
- Да ты не спеши, собрался он, ишь ты,- мужик жестом указал на софу, видимо, желая, чтобы сел. Я послушался.
-Так вот,- он встал, наконец, со стула и подошёл ко мне.
- Я ищу человека с номером AP28875S, - выдержал паузу, - И я его наконец-то нашёл.
Обычно после таких слов логичнее всего в продолжение разговора вписываются звук выстрела и шорох оседающего тела, но у меня было какое-то странное стойкое чувство, что не за этим этот человек сюда пришёл. Слишком много слов.
- Александр Олегович Прохоров, 3 января 2020 года рождения, не так ли?- военный, не отрываясь, смотрел на меня.
-Д… Да,- замявшись, выдавил из себя я, - Ааа… Что, собственно, вам от меня нужно?
Мой взгляд давал понять, что я стал не менее заинтересованным в сложившейся ситуации, чем он.
- Меня послал за вами ваш отец. Олег Геннадьевич Прохоров. 5 апреля 1989 года рождения, - он снова выдержал паузу, видя неподдельное замешательство в моих глазах.
Голова шла кругом. По спине прокатилась волна жара. Закружились воспоминания и события прошлого. «Как?»,- думал я, - « Как это может быть возможно?..»
 Мой отец мало того, что жив, так он ещё и кого-то отправил меня найти? Бред. Сущая белиберда. Я его и не помню толком-то. По фотографиям только, да и всё. Когда фигня вся эта началась, он вроде как за границей был, на конференции международной. И домой вернуться он не мог: из страны перестали выпускать. И война началась у них там, и земля-матушка серчать стала, разрывая пути сообщения без какой бы то ни было жалости дымящимися разломами. Мы с дедом всегда ждали, что он всё-таки вернётся, что всё с ним хорошо, но ни весточки, ничего. Да и откуда весточке-то быть… Остров, чёрт его дери.
Мысли захлестнули меня.
-А откуда вы с ним знакомы? - поднял я глаза на незнакомца.   
-Мы коллеги по службе,- кратко ответил он.
-Мой отец – учёный-лингвист, - произнёс я. – Судя по вам, вы человек же военный. Поправьте, если ошибаюсь.
-Хм, да уж, прав. Чего уж тут спорить с очевидным, - военный сел рядом и положил рядом с собой автомат.
Через пару секунд он продолжил.
- Понимаешь ли… Твой отец…- незнакомец замялся,- Он не совсем по профессии работает сейчас. Да и раньше, впрочем, тоже… Долго рассказывать. Поверь, если я сейчас начну, то, во-первых, ты банально сочтёшь меня пронырливым лжецом с каким-то корыстным умыслом, либо тронутым на голову, но главное, мы потеряем время даром. Мне задерживаться в Воронеже совсем нежелательно. Да и тебе, впрочем, тоже. Поэтому просто реши, готов ли ты мне довериться. Моё повествование произведёт на тебя, боюсь, такое же впечатление, как в данную минуту производит его отсутствие. А то и хуже. Я расскажу тебе всё, что нужно будет. Но чуть позже. А времени на это у нас будет полно. Путь неблизкий.
- Куда путь? – в этот момент у меня зазвенел будильник на часах, который я сразу же отключил.
- Туда, откуда прибыл я, и где тебя ждёт твой родственник и мой близкий друг,- у него была такая интонация, как будто вот эта одна, с заявкой на высокопарность, фраза должна была мне всё объяснить.
- Весьма сомнительно, по правде говоря, - ответил я, параллельно отковыривая от рукава комочки засохшей грязи.
- Да, но тебе придётся принять решение. Олег снимет мне голову с плеч, если, найдя, я не доставлю ему тебя. Но, полагаю, этого не произойдёт, потому что если ты откажешься, я вырублю тебя, свяжу и ты, так или иначе, отправишься со мной.
Он ухмыльнулся и подмигнул мне, жестом показывая, что, мол, всё крайне просто.
По правде говоря, мне очень хотелось согласиться идти с ним, хотя, я понимал, что это безумие. С другой стороны, окидывая взглядом собеседника, я осознавал, что в случае моего отказа он непременно исполнит всё обещанное, и сил ему на это хватит.
- Ах да, естественно, я забыл, - военный закопошился, снимая что-то с шеи.- Ваш отец просил передать вам в знак подтверждения моих слов.
Он протянул мне на раскрытой ладони кулон на серебряной цепочке. Да… Я узнал его. Орёл ацтеков, один из двух. Второй висел на моей шее с самого детства. Я уже давно не помнил, что он символизировал. Для меня это был, прежде всего, папин подарок, а потом уже всё остальное. Я осторожно переложил его на свою ладонь, а потом повесил рядом со своим. Повисла напряжённая пауза. Как поступить… Он говорит про долгий, по-видимому, путь и экономит на него время. Любопытно. Шанс на шикарное путешествие это, конечно, замечательно. Я всегда хотел отправиться куда-нибудь подальше пыльного городка. Но… Где гарантия, что всё, сказанное военным, правда? Во всяком случае, ему нет смысла придумывать. Это мог быть какой-нибудь спецагент, действительно долго искавший меня за все мои и откровенно не мои чудеса, но если бы это было так, то он банально пустил бы мне пулю в лоб, пока я спал. Ну или разбудил бы, поиздевался, и всё равно сделал бы то же самое. История слишком уж фантастичная… Мысль о том, что он лжёт и нашёл меня, чтобы использовать в каких-то своих целях, которых я пока что не понимаю, с помощью запудривания мне мозгов внезапным воскрешением давно ушедших родных, заставляет моё сердце высекать искры злобы, переходящей в ярость. Хотя… Есть что-то в самом этом человеке, говорящее о том, что он не хочет мне зла. Что у него действительно есть задание найти меня не для того, чтобы уничтожить. Нет, стоп. Не нужно быть столь наивным. По-моему, я уже достаточно повидал, чтобы не ждать хорошего от незнакомцев. Что-то внутри ёкает при мысли, что вдруг, если я не соглашусь, то упущу уникальную возможность и встретиться с единственным родным человеком и наконец-то выбраться из этой области. И всё-таки…
- Нет, - твёрдо произнёс я, - Я не верю вам. Оставьте свою лапшу для чьих-нибудь ещё ушей.
Я поднялся с дивана, взял рюкзак с пола и направился к двери.
- Всего доброго, - не оборачиваясь, я потянулся к ручке, чтобы открыть дверь. Мне не удалось заметить молниеносного отточенного движения, рывка, который совершил ко мне военный. Всё, что я помнил после - застилающая глаза темнота и стремительно приближающийся пыльный пол.

Я очнулся примерно через полчаса, о чём узнал, взглянув на часы на одной из моих, к этому моменту уже связанных, рук.
Как ни странно, я застал своего собеседника в той же позе и том же месте, где он находился в начале нашего знакомства. Практически эффект де жа вю.
- Ну что ж, мы потратили ещё сорок минут впустую, - он говорил спокойно и уверенно. – Дуть губки и обижаться не стоит. Я тебя предупреждал. А теперь, - он встал из-за стола, подошёл ко мне и одним сильным рывком поставил на ноги. – Пора. Уже совсем светло, а мне тебя развязывать не очень хочется, чтобы не привлекать особого внимания. Вдруг попробуешь ещё раз передумать.
Я взглянул на него исподлобья со жгучим желанием зарядить тем же прикладом, которым он вырубил меня, ему поддых. Затылок ныл дико.
- Я не стану передумывать, - после небольшой паузы ответил я, - Развяжите. Я обещаю.
- Ох, вон как мы заговорили, - приподнял военный одну бровь, - Дай-ка подумать.
Он замолчал, делая вид, что всерьёз задумался о моём предложении, хотя, издевательский тон в голосе однозначно намекал на то, что он и не думает меня освобождать.
- Знаешь, - потёр он небритый подбородок, - Пожалуй, я отклоню твоё предложение. Давай, двигай к выходу, малой.
Он указал дулом автомата на дверь, которое, впрочем, сразу же упёрлось мне между лопаток, когда я к ней направился. Просто превосходно.
- Шустрее давай, - подтолкнул военный, когда мы уже подходили к воротам в ангар. Я толкнул створку плечом и, озираясь по сторонам, вышел на улицу. Солнце сразу ослепило яркими лучами и, щурясь, я обернулся на спутника.
- Куда пойдём-то? – спросил я.
- Узнаешь, - спокойно ответил он, - Ты-то поспал, а я на ногах вторые сутки к ряду. Идём к моему старому знакомому. Там разберемся. У меня ещё кое-какие дела есть в городе до вечера. В ночь выдвинемся. Если ничего не изменится.
Он помолчал несколько секунд, потом взглянул на меня и добавил:
- Меня Глебом звать. Будем знакомы.
- Будем, - буркнул я в ответ.       

Глава 3
Через минут пятнадцать мы стояли у двери в квартиру. Мой спутник позвонил в звонок указанное количество раз и теперь ждал ответной реакции. Наконец, она бесшумно отворилась, и показалось бородатое лицо маленького ростом крепкого мужичка постарше Глеба на несколько лет.
-Ай, какие люди,- протянул мужичок, широко улыбаясь.- Ну, милости просим.
-Так, Эдик, твои щенячьи радости давай на потом, - торопливо произнёс военный, а после жестом указал мне на дверь.
- Эх ты, занудливая скряга, Глеб, - нисколько не обидевшись, ответил Эдик, пропуская нас внутрь квартиры.
Как только мы зашли, он запер дверь на несколько массивных засовов. В квартире было сумрачно, хотя, на улице стоял ясный весенний день. Глеб развязал мне руки, я разулся и направился с остальными, как позже стало ясно, на кухню.
Квартира была трёхкомнатной. Оказалось, что планировка знакома мне до боли. Моя имела такую же когда-то. Правда, окна были плотно зашиты железными листами, а вся прочая обстановка говорила о том, что живущий здесь человек всегда готов к бою и обороне, что, само собой наводило на мысль, что отношения с властями у Эдика непростые и весьма трепетные. В таком случае, странно, почему его крепость ещё не вынес патруль. Этих же гадов, как ни крути, больше, да и танк они с собой прихватить на особый случай вполне могут.
Мельком я отметил, что на полу в большой комнате, мимо которой мы шли, на грязном паласе, рядами разложено разнообразное оружие ближнего и дальнего боя, а на стареньком диване – несколько комплектов новой камуфляжной формы.
Кухня светилась неярким жёлтым светом нескольких свечей, так же, как и гостиная-оружейная.
Эдуард практически с порога завалил Глеба разными вопросами, на которые он отвечал без особого энтузиазма. Я же разглядывал всё вокруг себя.
- Вот так вот мы и живём-с, - проговорил Эдуард, меняя тему разговора с их с Глебом на более простую и, наверное, всё-таки, с моим теперь участием.
Мы сели за стол, а хозяин поставил на огонь чайник.
- Свет вырубили, твари, с месяц назад, - посетовал мужичок,- Грозились придти выкурить меня отсюда к чертям собачьим, как врага народа, контрабандиста поганого. Ещё бы. Кого теперь волнует, что я вот этими вот руками держа автомат, гадину диверсионную бил на границе, когда они к нам пачками топали, когда началась эта заварушка.
Его эта внезапная тирада, признаться, произвела на меня определённое впечатление. Не то чтобы слова была крайне информативного содержания, но сказал он всё это так, что сразу становилось ясно, как и почему он относится к нынешним власть имущим. А главное, что сомнений в обоснованности его гневных речей нисколько не возникало.
- Выкурить, говоришь? – задумчиво произнёс в ответ Глеб, выловив главное из эмоциональной реплики. – Когда обещали?
-Да… Несколько дней тому назад. Я барахло всё своё попрятал по тайникам, домохозяйкой в фартуке прикинулся, да дверь отпирать. А они мне в челюсть прикладом с порога, да мордой в паркет, мол, слушай внимательно, либо ноги делай, либо в следующий раз гранатами хату твою обкидаем. Стволы новенькие у шпаны отбирать стали; ты, небось, снабжаешь-то. Про шпану это он гнал, конечно. Никогда никакому балбесу не продам ничего, кроме фонарика. Их всё равно на раз отстреливают в каждый патрульный вечер. Ну да ладно, суть в том, что сворачиваюсь я отсюда. Ну его тут всё в баню. Надоело. Никакого житья. Ты, кстати, куда путь держишь, и чего это за парнишка с тобой? Познакомь хоть.
Чайник вскипел на удивление быстро. Наверное, вода в нём совсем недавно уже подогревалась и даже остыть толком ещё не успела. Он подошёл к столу с кружками и тарелкой с разложенными на ней бутербродами.
-Это Саша,- взглянул мой попутчик на меня, а потом на своего знакомого,- Прохоров младший.
Эдуард посмотрел на меня с некоторым удивлением, параллельно садясь и разливая кипяток по чашкам. Я чувствовал себя не в своей тарелке, всё более не понимая, во что мне пришлось ввязаться и чего в действительности от меня хотят.
- Господа военные, - откашлявшись, заговорил я, уже теряя надежду, что мне когда-нибудь предоставят слово, - Объясните, что происходит, в конце концов?- раскинув руки в вопросительном жесте, я уставился на Глеба, - Расскажите мне, наконец, куда мы собираемся идти? Чем дальше, тем меньше я понимаю, что значит всё происходящее.
Первоначальный запал вышел, и я замолчал в ожидании ответа на поставленный вопрос.
- Сань,- спокойно начал Глеб, - Не торопи события. Всё ты узнаешь.
Он медленно отхлебнул из кружки, расписанной нехитрым цветастым узором, недозаварившийся чай.
- Мы идём в земли под поэтическим названием P55,- он усмехнулся и сделал ещё глоток. – Это, для тех, кто не в курсе, обширный по площади остров, города которого объединены под знаменем Санкт-Петербурга, который, на удивление, цел и вполне себе развивается на данный момент. Власть, конечно, тоже сменилась, но такого идиотизма, как у вас, слава богу, нет. Провинция, одно слово. Ну да ладно. 
- А сколько городов под эгидой Питера? – перебил его я.
- Пятьдесят пять, - ответил он, - Собственно, потому и Р55,- Глеб допил содержимое чашки,- Ты, малый, запоминай. Это название твоей будущей родины.
Сказать, что я был поражён услышанным, значит, не сказать ничего. Мама дорогая, столько лет Правительство скрывает от нас правду. И если бы не отец, пославший за мной этого человека, я и умер бы, скорее всего, будучи свято уверенным, что поблизости нас никого нет. Как бы радовался дедушка, узнай он такую новость вместе со мной… Всё-таки он был прав в своей непоколебимой вере. Промелькнула не очень уместная мысль о том, что старые поколения ценны тем, что они умели верить. Пусть иногда слепо, закрывая глаза на объективную правду, но КАК они умели верить. И ждать. Даже тогда, когда нет никакой надежды, они как-то всё равно её в себе чем-то взращивали, копили, и запаса этого на всю жизнь хватало. Однако, опять-таки не стоит принимать и это за чистую монету… Да тогда вообще надо закрыть глаза и заткнуть уши, если постоянно руководствоваться этим правилом. Всё-таки не только «не всё то – золото, что блестит», но и наоборот. Порой жизнь оказывается более непредсказуемой и необычной, чем можно было бы предположить на первый взгляд.   
Мои размышления были прерваны тем, что Глеб встал из-за стола и, сказав Эдуарду, что ему нужно ещё кое-что сделать в городе напоследок, вышел в коридор, кинув вслед знакомому, чтобы тот развлёк меня чем-нибудь полезным до вечера, да приодел, «чтоб, как в лучших домах ЛондОна». С этими словами он дошёл до двери, обулся и позвал Эдика закрыть за ним.
Когда я остался на кухне в одиночестве, уставившись на свечку, я сетовал на то, что снова, как и прежде, остался в неведении, не получив никаких новых подробностей и объяснений происходящего, и ещё я гадал. Нет, не по свечке. Дело в том, что я стал осознавать, что этот человек, Глеб, разбудил во мне огромное желание изменить тот порядок вещей в моей жизни, который на настоящий момент имелся и уже достаточно долгое время. Я стал осознавать, что хочу вырваться из этого существования. Начать жить… Нельзя, никак нельзя, чтобы вся моя жизнь представляла собой лишь бесконечную цепь побегов. Мне надоело прятаться, скрываться; мне надоело быть недочеловеком, то ли существующим, то ли нет. Мне надоело, что меня нет в том мире, который вокруг меня. Что меня против моего желания ограничили во всём, в чём только могли и теперь ждут, когда же я оступлюсь, когда устану убегать и всё-таки смиренно примерю на себя ту роль, которую мне уготовили власти. Глеб своим странным появлением заставил меня задуматься о том, что возможно именно сейчас и с его помощью я смогу начать менять направление течения моей скучной и никому не нужной жизни. Так вот, я гадал, действительно ли моя бесцельная жизнь начинает принимать другие обороты или мне просто так ложно показалось. Цветная обёртка, внутри которой комок земли вместо дорогой вкусной конфеты. Неужели теперь помимо инстинктивного рвения выжить, у меня, возможно, будет ещё что-то, с нового листа, по-другому, правильнее. Может быть, у меня действительно есть шанс что-то изменить. Я откровенно боялся поверить в это. Боялся спугнуть все эти внезапные перемены. Я не хочу продолжать прозябать. Не хочу. Поэтому мне хочется верить Глебу и идти за ним. Возможно, это было лишь обманчивое предчувствие, вызванное теми событиями, которые произошли сегодня со мной. Простой самообман. Может быть. Время покажет. Не узнаешь, пока не попробуешь. Во всяком случае, сегодня, сейчас, в эту секунду я знаю одно. Теперь у меня есть цель. Есть, куда идти. Наконец-то.

Глава 4.               
Времени было часа три. Глеб обещал быть к вечеру. Эдик вернулся на кухню и, поинтересовавшись, сыт ли я после бутербродов, позвал меня в зал – выбирать амуницию.
Мужичок выложил передо мной несколько камуфляжных комплектов разных размеров и модификаций.
Я примерил первый, и он сел, как по мне шитый.
-Вот и славно,- одобрительно кивнул Эдуард, потирая ладони, - А теперь – самое интересное.
Мы подошли как раз к тому паласу, на котором было разложено вооружение.
- Чего изволите? – самодовольно усмехнувшись, он указал на всё это добро, видимо, потому самодовольно, что ассортимент был обширным,- Бери, чего душа желает. А я пойду ещё чайник поставлю.
Он ушёл, а я начал присматривать себе что-нибудь «по душе».
Старый добрый Калашников. Да а почему бы и нет. Модификация с прицелом. Превосходно. Комплект метательных ножей… Провёл пальцем по острию одного из них. Порезался. Острые. Весьма. Берём. Хм… Что же ещё… Парочку лимонок. Правда, зачем… Ладно, пригодятся. Дают – бери, бьют – беги, как говорится. К тому же, мало ли, какой путь предвидится. Хрен его знает, что на этом пути повстречаться может. Авось, парочки ещё и не хватит. Налобный фонарик. Отличная вещь. Патронов, естественно, охапку. О, прибор ночного видения. Конечно, берём. Судя по тому, сколько здесь всего было, этот добродушный Эдик либо оружейный магазин с потрохами вынес, либо склад какой военный. Либо и, правда, контрабанда. Чем чёрт не шутит. Пистолет модели ТТ… Надо бы прихватить. А мой Макаров, как говорил один герой старой компьютерной игры, «можно отдать бедным». Ну, на первый взгляд всё.
В комнату вошёл Эдуард и глянул на меня со всем выбранным, что я держал в данный момент в руках.
- Так, - сказал он, - Выбрал. Ну, - он осмотрел оружие, - Вроде бы не полное барахло взял. И то хорошо, - Эдик расплылся в улыбке, - Чего ты вцепился-то. Вон, иди в угол сгрузи пока. Всё равно сегодня не понадобится.
Я послушался и аккуратно сложил в пустой уголок всё своё новое вооружение.
- Ну приодеть - приодели, теперь пойдём ещё чего покажу, - он вышел из зала и жестом пригласил идти следом. Мы прошли в конец коридора и свернули налево. Дверь в одну комнату была наглухо заколочена досками, а вторая заперта на замок. Эдуард достал из нагрудного кармана ключи и, найдя на связке нужный, открыл её. Комната внутри была завалена кучей всякого разного: от массивных металлических деталей, по-видимому, для какой-то техники до старой мебели и ещё бог весть чего.
Эдуард взял приготовленные заранее у порога свечи и зажёг две из них, одну отдав мне.
- Ты, сынок, в тире был когда-нибудь? – спросил меня Эдик.
- Да… Не помню…- честно признался я, - Скорее всего, да, но в глубоком детстве.
- Ну, сейчас обновишь воспоминания, - мужичок присел на корточки и стал заворачивать линолеум, под которым обнаружилась железная крышка в бетонном полу.
- А ну-ка, помоги мне, Саш, - попросил он, и мы в четыре руки сняли её и отложили в сторону.
- Ничего себе, - удивился я, - Это что, вход в секретный бункер? Или в бомбоубежище?...
- Всего понемногу, - в очередной раз подмигнул Эдуард. Он вообще, видимо, по жизни такой позитивный. Подмигивает, хихикает, лыбится постоянно. Таких людей я давно не видел. Хотя, чего ему грустить. Стащит, ежели что, все свои игрушки в этот подвал, забаррикадируется, и что его взрывай, что не взрывай. Сам кого угодно гранатами обкидает. А то и смоется какими-нибудь тайными ходами и поминай, как звали этого, то ли простого торговца оружием, то ли настолько же простого оружейного контрабандиста. Я вообще не удивлюсь, если тут ещё и выход в какие-нибудь катакомбы нарисуется.
- Этот подвальчик вообще полезный донельзя. Особенно выходом с заброшенные катакомбы, прорытые аж до НИИ Связи, - как будто нарочно ответил Эдуард.
Я невольно рассмеялся и покачал головой.
- А вы, Эдуард, несколько предсказуемы, - сквозь смех проговорил я, - Только что подумал, что не удивился бы подобному известию.
- Ну, а что делать? Возраст обязывает. Пора бы уже и предсказуемым становиться, - отшутился тот, и мы стали спускаться вниз по деревянной узкой лестнице.
- У меня тут генератор стоит небольшой, маломощный. Чтобы тут свет был при любых обстоятельствах,- произнёс Эдик, когда мы оказались на пыльном бетонном полу подвала. В нос ударил запах сырости, воздух был влажным и как-то даже давил, что ли.
- Я сейчас,- отозвался Эдуард и пошёл вперёд, в темноту, откуда вскоре раздался звук заработавшего генератора, а после – щелчок выключателя, и всё залил бледный мерцающий свет нескольких галогенных ламп.
Пространство было весьма обширным. Эдакий зал размером с пару комнат средних размеров, разделённый многочисленными стеллажами, пустыми и заставленными разными вещами военного и бытового толка.
- Идём, - позвал меня мужичок, уходя вперёд. Оказалось, что зал разделяется стеной с массивной железной дверью, как в бомбоубежище. Она не была заперта, и из следующей комнаты виднелись расставленные на разном расстоянии мишени разных размеров. Судя по всему, следующее помещение по размерам не уступало тому, что мы уже прошли.
- А вот и мой тир, - сказал Эдик, как только мы зашли. – Можешь поразвлекаться пока, а у меня дела ещё есть. Помоги дверь прикрыть, а то шумно будет сильно. Ты вон в звонок позвони, я отопру потом.
Мы закрыли дверь, и я остался один. Звонок действительно был, хотя сначала я его не приметил.
Не знаю, сколько прошло времени, но я не остановился, пока не изрешетил все мишени. Мне всегда нравилась стрельба. И бег. Любимые виды спорта. Правда, в последнем я достиг бОльших успехов. Участвовал в городских, областных соревнованиях, даже медали золотые брал, помню. А потом пришлось бегать не за медали, а за жизнь. И чем быстрее, тем лучше.
Я остановился и только теперь понял, что устал. В пистолете осталось всего несколько патронов. Положив его на один из ящиков, с которого я его, собственно, взял, отправился звонить в дверь, чтобы меня довольного выпустили.
Я нажал на кнопку. Снова и снова. Подождал. Ничего. Потом через несколько минут опять позвонил. Тишина. Ох не нравится мне это. Что-то у меня предательское чувство, что обвели меня, как ребёнка, вокруг пальца, и вот, пожалуйста, я в подвале, с четырьмя патронами в обойме, за чёрт его знает, сколько тонной дверью, закрытой, по счастливому стечению обстоятельств с другой стороны. Одно слово. Шикарно.
Никаких выходов из комнаты больше не было, а мне не оставалось ничего, кроме как облокотиться на стену спиной и просто ждать. Я корил себя за легкомыслие, хотя, какой теперь толк в этом. Мои внутренние укоры совершенно ничего не в силах изменить. Однако после меня начал занимать один вопрос: а Глеб заодно с ним или же он не знает об этом вообще?

Я не знаю, сколько времени прошло. Хотелось пить и есть. Было холодно. Я спал, просыпался несколько раз, не зная, настал ли уже следующий день, прошёл ли он…
Наконец, я услышал какой-то сильный грохот за дверью, наверное, наверху. О нет, если это патруль, обещавший приехать выкурить Эдуарда, то мне скорее всего не сдобровать, хотя… Возможно они не найдут меня. И тогда… И тогда я тут и подохну, потому что дверь будет открыть некому. Короче, Глеб, видимо, единственная моя надежда. Ну, посмотрим за развитием событий.
Я всеми силами вслушивался в то, что происходило за дверью, однако, это не приносило особых успехов в понимании происходящего. Наконец, минут через двадцать дверь начал кто-то открывать. Мне даже спрятаться было некуда на случай, если это патруль. Я просто стоял и ждал, когда дверь начнёт движение, припёртый к стенке. Уникальный случай, когда прямой и переносный смысл выражения – одно и то же.
Когда появилась щель, я нацелил в неё свой жалкий пистолет с четырьмя пулями, но увидев в просвете знакомое лицо, выдохнул с облегчением. Это был Глеб.
- Ты как, малой? – спросил он сразу же, и в голосе его прозвучала нотка беспокойства. Надо же, кто-то парится обо мне. Приятно.      
- Нормально, - ответил я, приободрённый, - Только вот в обойме всего несколько пуль осталось.
Я опустил пистолет.
- Брось эту дрянь дешёвую и пошли. Ноги делать надо, - быстрым шагом он направился к выходу из подвала.
Мы поднялись наверх. Всё было тихо, правда, сквозняком тянуло откуда-то. Когда вышли в коридор, я понял, почему. Входной двери, в общем-то, не было. Теперь я осознал, отчего был такой шум. Видимо, Эдик не захотел отпирать старому сослуживцу, поэтому тот мелочиться не стал и просто вынес её взрывчаткой. Засмотревшись в пустой проём, я чуть не наступил в лужу крови, в которой лежат Эдуард с продырявленной головой.
- Гнида продажная, - прошипел сквозь зубы Глеб, бросая на труп презрительный взгляд и сплёвывая в сторону. Мы переступили через всё это, и я отправился в зал, забрать то, что я оставил когда-то в углу. Мигом одевшись и уэкипировавшись, я вышел в коридор, где чуть не столкнулся с Глебом, который всё это время был на кухне и набивал наши рюкзаки провизией, имевшейся у доброго дяди Эдика.
- Собрался? Молодец. Вот, держи. Я там снеди разной взял, - он протянул мне мой бэг, явно потяжелевший с прошлого раза, когда я держал его в руках.
- Спасибо, - ответил я, глядя Глебу в глаза, - Я не только про снедь.
- Да ладно, малой, - отмахнулся он, - Я Олегу обещал. Как же иначе-то. Ну пойдём.
Хоть и пытался не показать виду, но что-то говорило в его лице о некотором смущении. Чем-то этого сурового вояку моё «Спасибо» тронуло. Ну да ладно, бывает. Пора сматываться.
Собственно, на дворе был вечер следующего дня за тем, когда я угодил в ловушку.
Мы шли молча. Первую фразу сказал Глеб, когда уже практически стемнело.
- Сейчас идём в гараж один. У меня там машина заготовлена.
Вообще, жизнь стала настолько благополучная, что многие своих четырёхколёсных друзей продали, а кто-то просто оставлял гнить во дворе собственного дома.
Мы добрались до указанного гаража в старом кооперативе, сгоревшем когда-то наполовину и давно не работавшем. Глеб отворил ворота, зажёг тусклый свет, и на нас взглянул Фольксваген Гольф шестого поколения, не новый, но в хорошем явно состоянии.
Двигатель сразу же завёлся и работал, как часы. Мы выехали, закрыли ворота и покинули кооператив. 
Нас ждала окружная дорога и неблизкий путь. До полуразрушенной Москвы.
10 октября, ночь.

Пишу, не смыкая глаз. Сложнее всего описывать свои ощущения, передавать мысли. Я стараюсь, гонюсь за точностью воспроизведения…

 
Глава 5. 
Уже окончательно стемнело. Глеб предупредил, что на выезде из города будет много постов с проверкой документов, и, достав что-то небольшое из кармана, он передал это мне. Я посветил фонариком и различил знакомую бордовую книжечку с надписью: «Паспорт». Мне стало дико любопытно, как они фотографию раздобыли, чтобы туда вклеить. Открыв на нужной странице, я был приятно удивлён. Похож, чёрт побери! Есть некоторые неточности, но похож!
- Глеб, - просил восторженно я, - А как вы это сделали? Фотографию?
- Это? Да… Человек, к которому я обращался – мастер своего дела. Портрет со слов составляет на раз с помощью всяких там своих программ компьютерных, я в этом не силён. Ну а потом уже - дело техники, - объяснил он.
- Надо же,- покачал я головой, - Я такого раньше не видел и даже не знал, что подобное возможно. Нет, подделка документов стара, как мир, но чтобы так искусно.
- Ты ещё многого, Сань, не видел, - как всегда спокойно отвечал Глеб. – И многого тебе лучше не знать и не видеть вообще.
Повисла пауза. Мы ехали и ехали. Я смотрел, как пролетают деревья в свете фар, и было мне как-то… Спокойно. Не смотря на то что я просидел почти сутки в подвале, да и вообще… Я почему-то знал, что всё получится. И нет того, что могло бы нас с Глебом остановить. С этим человеком я чувствовал себя в безопасности и начал, признаться, к нему потихоньку привязываться.
Через некоторое время я спросил:
- Глеб, а расскажите мне, почему всё так вышло с Эдуардом?
Он помолчал пару секунд, потом начал рассказывать.
- Мы знакомы с ним кучу лет. Ещё когда в армии служил, с ним познакомился. Командиром моим был, помогал много. Хорошим тогда был мужиком. Потом перевели его в спецподразделение одно, при ФСБ. Я тоже туда попал, где мы с ним пили водку за нашу чудную встречу. А потом, то ли, правда, проворовался, то ли подставили его, ну в общем, попёрли на гражданку. Сажать не стали, воду баламутить, мол, считай, что старые заслуги твою шкуру паршивую спасли, и отпустили на все четыре стороны. Правда, вот сослали в Мичуринск. А позже перебрался, как видишь, в столицу вашу, как, я посмотрю, выражаться модно стало. Потом долго не виделись. И снова встретились, будто суждено нам по жизни вместе держаться. У меня задание в городе вашем было когда-то. Мне как раз оружие нужно было, ну мне и подсказали человека одного, адрес дали. Прихожу, а тут вон какие люди. Посидели, за жизнь поговорили, помог мне, чем мог, да отчалил я. Он вообще сильно переживал, что его из спецвойск попросили. Пил вроде долго, потом завязал. Стал вот оружием приторговывать. Откуда он его брал, мне, признаться, даже думать не хочется. А тут ему перспективка подвернулась. Прислали к нему гонца из воронежского отделения тех самых войск, откуда его выгнали. Задание дали, обещали восстановить при его выполнении. Правда, этого он мне не рассказывал. Это я узнал из своих источников, когда по делам ходил накануне. И ещё мне рассказали, какие условия ему поставили.
После этого Глеб сделал паузу.
- Тебя взять живым или мёртвым,- он снова выдержал паузу,- Ты не заметил пристального внимания к своей персоне со стороны военных? Патрулей тех же,- задал Глеб наводящий вопрос.
- Я как-то списывал это на то, что я беглец всё-таки. С дезертирами тут сурово, сами знаете,- пожал я плечами.
- Не, это всё так, мелочи. За них, конечно, гоняют, но рано или поздно умеряют пыл. А ты личность на редкость популярная в Воронеже. Хоть и сам этого не знаешь.
- Обо мне потом, что там с Эдиком дальше?- я вернул разговор в прежнее русло.
- Да а собственно всё. Я привёл тебя к нему на блюдечке с голубой каёмочкой, эдакий дурак. Не стал проверять старого знакомого, справки наводить, всё ли так, как было. А зря. Как узнал я о его задании, так сразу бежать обратно, надеясь, что он тебя ещё не пристрелил и не сдал, куда следует.
Глеб замолчал.
- А теперь о тебе, Саш, - продолжил он серьёзным тоном, - Твой отец, конечно, лингвист. Но помимо этого он прошёл спецподготовку в войска особого назначения, в которых сейчас он состоит в качестве генерала. А лингвистическая его профессия была выгодным прикрытием. Деятельность наша засекречена, и распространяться о ней я не имею права, хоть ты и сын Олега Геннадьевича. Ты уж извини.
- Ничего, я понимаю. А как давно мой отец этим занимается? Вы не в курсе? Я ведь и не знал ни о чём об этом…- растерянно спросил я.
- Так… Кажется, с 2017 года, если память мне не изменяет.
- Стало быть, тогда он поехал не на международную лингвистическую конференцию… - я невольно озвучил свои мысли.
- Нет, - согласился Глеб,- Он поехал к вызвавшему его начальству для обсуждения сложившейся обстановки, грозившей войной. Так вот. Ты – сын высокопоставленного генерала, который своими действиями очень многим нехорошим товарищам, в том числе за границей, перешёл дорогу. И твоё счастье, что ты дожил до встречи со мной. Ты молодец, Саш. Столько бегать и не пойматься.
Мне стало как-то обидно, что только сейчас я узнаю, кем на самом деле является родной отец. Хотя, что уж тут поделаешь. Могло быть куда хуже.
- А почему раньше он не мог меня забрать? – сразу же поинтересовался я.
- В Воронеже у него нарисовались серьёзные враги с западной, так сказать, стороны, желающие ему смерти. Он решил отыскать тебя тогда, когда твоей жизни стала угрожать опасность. А раньше… Может быть, не хотел мешать тебе строить собственную жизнь… Не знаю. Об этом он мне не говорил.
Я вспомнил день, когда убили дедушку. Какой-то псих сбил его на машине на бешеной скорости.
- А… А деда… Не они ли… Убили? – тихо и обозлённо спросил я.
- Попробуй сам ответить на этот вопрос, Сань, - Глеб выдержал паузу, которая давала понять его ответ.
- Они тебя искали. А ты вон, отправился мужчиной становится в доблестные наши войска. Убили его, думали, после этого сам вылезешь, попадёшься.
Чёрт побери. В один миг мне стало тошно. Я вспомнил события прошлого от светлых дней, проведённых с дедушкой, до того чёрного дня, когда его не стало. Меня забрали в армию тогда. Через день мне сообщили, что деда не стало и как это случилось. После я и рванул оттуда, как только возможность представилась, с единственной мыслью зарыть в землю ту тварь, которая это сделала. Правда, как только я прибыл обратно и стал наводить справки, оказалось, что все ниточки обрываются, и нет ни одной зацепки, чтобы найти мою будущую жертву. Она словно в воду канула. И теперь я понимаю, почему. Домой мне было нельзя, никуда было нельзя. Так и началась моя шальная жизнь. Ни кола, ни двора.
- Сволочи, - тихо проговорил я, пытаясь сдержать застилавшие глаза слёзы. Наконец, мне это удалось, и я, глубоко вздохнув, с остервенением повторил: - Сволочи.
- Не печалься, не береди душу, - спокойно и с ощутимой неизбежностью в голосе произнёс собеседник. – Ничего не поделаешь. Твой отец рассказывал про деда. Очень его любил, как ты. Ушёл в запой, когда его не стало. Помню, как по щекам его хлестал и под водой холодной полоскал, говоря, что нельзя останавливаться. Каждому свой исход. Коли ушёл кто, оставь его. Пожалей себя и дай ему насладиться покоем, который он заслужил. Пусть и раньше назначенного срока. Хотя… Что значит «назначенный срок»? Если меня завтра пуля найдёт, разве не будет это концом моего назначенного срока? И что с того, что не дожил до старости с тросточкой. Значит, суждено. Поэтому и ты, Сань, отпусти грусть свою и думай, как нам до Москвы добраться поскорее да побезопаснее.
Глеб положил руку мне на плечо, но тут же убрал её, чтобы переключить скорость.
Впереди забрезжил свет от фонарей с первого поста.
- Короче, слушай, -  быстро заговорил Глеб,- Мы с тобой сотрудники одной охранной конторы. «Доблесть и отвага» называется. Едем в область на новый объект. Контора действительно существует, и, более того, там даже числятся такие охранники. Так что проверка в теории должна пройти гладко. Но, сам понимаешь, практика с теорией зачастую радикально расходится. Так что будь начеку. 
Постовой замахал дубинкой, приказывая остановиться. Мне было не по себе. Я боялся, что наш план сейчас рассыплется, как карточный домик. Глеб был спокоен. Как всегда.
Машина остановилась, и к ней со стороны водителя подошёл человек в форме, с автоматом и патрульным жетоном на груди.
- Вечер добрый, - произнёс он строго, - Капитан Забралов. Документы предъявите.
- Добрый- добрый!- как ни в чём не бывало, ответил мой спутник, - Одну секунду. Он достал из нагрудного кармана паспорт и подставил ладонь, чтобы я положил на неё свой.
Капитан долго разглядывал эти шедевры подделочного искусства. Я старался не волноваться и брать пример с Глеба, который поглядывал по сторонам без единого намёка на беспокойство.
- С какой целью едете в область? – военный окинул нас подозрительный взглядом.
- По долгу службы, - проговорил Глеб, потом потянулся на заднее сидение и вытащил из рюкзака ещё какие-то свёрнутые бумаги.- Вот, здесь всё подробно написано.
Он передал бумаги капитану. Тот мельком просмотрел их, отдал обратно и, попрощавшись, отошёл от машины с пожеланием счастливого пути.
Мы отъехали от поста, и я невольно заулыбался нашей удаче. Глеб увидел это и произнёс:
- Ты особо-то не радуйся. Эти бумажки стоят столько, чтобы хотя бы на одном посту нас точно пропустили. А впереди их ещё несколько.

Всё шло на удивление гладко. Теперь мы уже подъезжали к последнему посту, на выезде из города. Было уже за полночь, ясное и потому звёздное небо мерцало во всю.
Остановились. Процедура, уже ставшая привычной. Подходит патрульный и отдаёт честь, представляясь. Я мельком наблюдал за всем происходящим. Страх погореть как-то уже почти совсем сошёл на нет. И всё бы ничего, если бы не…
- Сашка? – изумлённо заглянул военный в окно машины, через Глеба таращась на меня.
Я взглянул на него изумлённо, понимая, что этот голос мне до боли знаком. Только я не очень помнил, чей он и не мог потому оценить, добрый это знак или плохой. Приглядевшись, я осознал, что передо мной мой бывший одноклассник, с которым я и в армии вместе служить должен был, но обстоятельства сложились иначе.
- Михей…- выдохнул я, приподнимая брови, - Вот дела-то…
И только Глеб непонимающе смотрел на нас обоих, пытаясь заключить, что же ему нужно делать: то ли валить этого неожиданно знакомого патрульного, пока он шуму не навёл, то ли продолжать сидеть и наблюдать дальше.
- Как ты? Куда путь держишь? – заулыбался Михей, но потом слегка помрачнел и осёкся. - После твоего ухода такой кипеш поднялся. Ты бы знал…- добавил он, - А как дома-то? Нашли кого?
- Нашли…- как-то отстранённо проговорил я и постарался выдавить из себя улыбку, - Ты-то как? 
- Да вот, как видишь, работаю. Так куда едете? – скорее по-дружески, нежели по службе снова поинтересовался он.
- Мы… Да… К родственникам в область едем, - ответил я, стараясь не замяться и не выдать лжи.
- Понятно, - кивнул он. – Ну ладно, счастливого пути вам.
Он снова отдал честь и отошёл от машины, а когда мы отъехали – помахал вслед рукой.
Спустя секунд десять Глеб не выдержал.
- Может, объяснишь, как это так получается, что ты дружбу с патрулями водишь?
- Да не вожу я… Это друг мой, со школы. Служить тоже вместе должны были, но я сделал ноги, как только дед погиб, - негромким голосом объяснял я.
- Понятно, - спокойнее произнёс он, - Ладно, пропустили и славно. Главное, чтобы этому другу твоему не шибануло по голове погоню за нами пустить по какой-нибудь причине. А таких причин у патрулей может быть великое множество.
Больше никто не произнёс ни слова. Внезапная встреча с Мишей не произвела на меня положительного действия. Я вспомнил всю ту обстановку, которая сопровождала мой побег. Как-то неприятно, мерзко на душе. Кошки скребут. А хорошо, что он заметил меня раньше, чем взял проверять документы. Я же там не Прохоров и вовсе не Александр Олегович. А во внимательности Мишке никогда равных не было, потому вероятность того, что он бы меня вообще не узнал бесконечно стремится к нулю. И вряд ли бы он нас так просто отпустил, если бы обнаружил рядом с моим фото в паспорте совершенно другие данные. В патруль добродушных простаков не берут. А если и возьмут, то он либо перестаёт вскоре таким быть, либо рапорт пишет. Хотя… Да чёрт его знает. Может и отпустил бы. В конце концов, мы продолжаем путь и всё нормально, несмотря на то, что Михей наверняка по долгу службы знает о том, что я в розыске с тех самых пор, когда он лично прикрывал меня в тот злосчастный день.
   
Скоро глаза мои начали слипаться, и я погрузился в сон.

- Сань, просыпайся, - говорил Глеб, тряся меня за плечо. – Просыпайся, приехали.
- А? Что?...- я спросонья не очень понял его слова и потому переспросил.
- Приехали говорю. Москва.
Мы уже успели въехать в сам город и добраться до его центральной части. Машин практически не было; московские дороги, ломившиеся когда-то в прошлом от пробок, сегодня с этим проблем не испытывали. У моего спутника было хорошее настроение, по-видимому, и он даже под нос себе что-то напевал, судя по словам, которые я мог разобрать, про Москву. 
- Подъедем к Красной площади, посмотришь, как всё изменилось, - проговорил Глеб.
Я молча кивнул.
Когда мы добрались до неё, правда, уже пешком, изумлению моему не было предела.
Там, где должен был быть Кремль теперь был… Не поверите. Пляж. Самый настоящий пляж. Подходы к воде были усыпаны песком, стояли зонтики и деревянные лежаки.
- Оу… - многозначно протянул я, - Неожиданно.
- Да уж. Не то слово, - покачал головой в ответ Глеб. – Собственно, нам туда.
Наш путь, как выяснилось лежал к пристани, находящейся минутах в десяти ходьбы, где мы взяли лодку в безвременный прокат.
Вдвоём мы сели на вёсла и торопливо поплыли на северо-восток, согласно компасу, который я выудил из своего рюкзака.
Вид был потрясающий. Море, океан вообще вещи удивительные. Насколько хватало глаз, впереди ничего не было. Только вода ослепительными бликами играла на солнце.
- А долго нам плыть-то? – поинтересовался я.
- Дней шесть, если будем грести шустрее и не собьёмся с курса, - с обычным спокойствием ответил Глеб.
- Что???..- у меня откровенно отвисла челюсть. У меня, конечно, нет морской болезни или ещё каких-то, связанных с водой недугов, но, прямо скажем, водная прогулка протяжённостью почти в неделю, причём с небезосновательной уверенностью в том, что продовольствия нам не хватит, это несколько пугает. Минимум настораживает.
- Ну могло быть куда больше, - пожал плечами мой спутник. – Вон, до М-839ЕUL на востоке ещё не все наши корабли доплыть в состоянии. Больше года пути на полном ходу. Если ничего не случится. Там и водовороты сплошные и штормы и чего только нет. Так что, я бы на твоём месте радовался.
К настоящему моменту я устал удивляться тому, что рассказывает мне Глеб. Мне казалось, что я маленький ребёнок, который удивляется каждой букве, в первый раз читая алфавит. Меня одновременно пугал и воодушевлял весь тот масштаб информации, не известной раньше. Всё-таки надо было сразу соглашаться на добровольный поход. С другой стороны, я пока не знаю, что ожидает меня впереди. Я, конечно, еду к отцу и всё такое прочее, но к чему-нибудь плохому лучше тоже заранее подготовиться хотя бы морально.
Мы гребли и гребли… Потом перекусывали, качаясь на волнах. Потом снова гребли. И снова. И снова… Солнце сильно припекало, я обливался потом и думал, что меня накроет солнечный удар. Перед глазами всё расплывалось. Противные, надоедливые капли нависали на бровях и то и дело скатывались вниз по моему носу, вискам, щекам. Внезапно в голову пришёл вопрос, который я когда-то хотел задать Глебу, но благополучно забыл.
- Глеб, - позвал я.
-Чего? – незамедлительно послышался ответ.
- Скажи… А почему этот остров не сообщается с Р55? Ведь шесть дней  для серьёзных кораблей это ничто. Пусть у нас их нет, но у вас же точно должны быть.
Да, кстати, у нас действительно практически нет военных кораблей, лайнеров пассажирских и так далее. Этому мы обязаны нашему Правительству. Оно незадолго после окончания поисков близлежащих земель объявило данное направление промышленного производства бесперспективным и отказалось вкладывать в него средства. Мотивировали своё решение они тем, что угрозы с моря ждать неоткуда, и это было, якобы, доказано с вероятностью в сто процентов, а, что касается туристических поездок и прочих водных развлечений, то совершать их банально больше некуда, и если у кого-то возникнет желание поплавать, то вёсельные лодки никто не запрещал.
Я сказал, что у нас их почти нет. Почти, потому что старьё ещё стоит в портах, стремительно ржавея и разваливаясь на части. Выполняемая ими функция больше походит на функцию обыкновенных буйков, за которые нельзя заплывать. Правда, в отличие от последних, стоит опасаться автоматной очереди в спину. Одним словом, всё направлено на то, чтобы никто не смог доплыть до других островов, до Р55 того же или, по крайней мере, имел на это ничтожный шанс. Да и если доплывут… Там их, как выяснилось, тоже поджидал неприятный сюрприз. 
- И ещё. Неужели никто не доплывал до вас, пусть даже и на простой лодке? 
- Доплывали. Только их расстреливали ещё метров за сто до суши.
Я опешил даже.
- Как так… Расстреливали? Почему? – удивлённо спросил я.
- Так удобнее всем. И нашим и вашим.
- Кому «всем»? Что за дикость?
- Кому? Правительствам, которые строят жизнь в своих маленьких государствах так, как хотят только они. Без сотрудничеств и учёта чьих-то ещё, «международных» интересов. Выживают только те, кто знает пароль. Это военные и чиновники. И то не все, кстати. Только некоторые государственные и военные должности могут включать в себя возможность командирования на другие острова.
- Ты так же?
- Да.
- Надо же… - продолжал изумляться я, - А ничего, что во время катастрофы родственники у кого-то там остались? Близкие? Любимые?
- Ничего, - твёрдо и безэмоционально ответил Глеб.
- Ну а там, одна страна, один народ, одна история? – не унимался я.
- Не будь наивным. На это всем плевать, как и раньше. Просто раньше жить приходилось рядом, на одной земле. А теперь каждый предоставлен сам себе, и все, в сущности, довольны.
- Понятно, - вздохнув, проговорил я в ответ.
Вот это да. Так просто. Мы думаем, что одни во всём мире, а оказывается, что под носом у нас есть крупная держава. И власти просто не желают объединения, не считаясь ни чьим больше мнением. Да и с чьим считаться? Они очень удачно скрывают правду. Вот я, к примеру, мог никогда об этом не узнать, а с другими будет именно так.
- А кстати, - продолжил я после паузы, - А как дела обстоят у вас с кораблестроением?
- Официально его нет.
- А неофициально?
- А неофициально у нас функционирует засекреченное их производство, на котором трудятся лучшие инженеры, с чьей помощью наши корабли конструируются по последнему слову техники.
- Даже так, - ухмыльнулся я, - Неслабо.

Если честно, мне дико не хочется вдаваться в подробности того, как мы проделали этот путь… Скажу лишь, что к концу шестого дня, когда Глеб увидел свет прожекторов вдалеке, мы оба были близки к осознанию того, что это лишь галлюцинация от переутомления и нестерпимой жары, не дававшей нам покоя все эти дни. Провизия кончилась позавчера ещё. Осталось несколько банок консервов, но я благополучно выронил армейский нож моего спутника за борт, мигом ушедший ко дну. Наверное, Глеб отправил бы меня следом за ним, но подозреваю, что у него банально не было на это ни сил, ни желания. Он лишь выругался и плюнул в воду.
Мы подплывали всё ближе и ближе к берегу. Признаться, после услышанного я как-то начал слегка опасаться за свою жизнь, хотя, по идее, всё должно было пройти мирно.
Вскоре послышался голос, многократно усиленный вспомогательной аппаратурой, запрашивающий пароль.
- Светило небесное да согреет теплом благодатные земли, - без выражения произнёс Глеб. Я покосился на него, не понимая, пароль ли это или начало какой-то готовящейся словесной тирады, на которые мой спутник не особо любил размениваться.
После этих слов послышался звуковой сигнал не меньшей громкости.
- Гладко, - и мы налегли на вёсла.
- А что, никто больше не догадался? – поинтересовался я, - Пароль же примитивный до изнеможения.
- Не поверишь, ещё нет, - ухмыльнулся Глеб, - Все вглубь копают. А незнающие вообще понятия не имеют даже о том, что он здесь предусмотрен, что, впрочем, сразу же подписывает им смертный приговор. Как и нечаянная перестановка слов.
- Если честно, глупее пароля в жизни не слышал.
- Не я его придумывал и не моё это дело, - сухо отрезал военный, - Ты главное, не скажи этого больше никому. Особенно там, куда мы направляемся сейчас. Чужак, высмеивающий то, за что отдают жизни и очень большие деньги, долго в этих землях не протянет.

Глава 6.
Мы приближались к берегу, к массивным военным кораблям, бронированным, с орудиями, которые встречали нас на подходах; к огромным громадам, откровенно пугавшим своими размерами. Прожектора страшно слепили.
Когда причалили я, практически не разбирая ничего вокруг себя, на ощупь выбрался из лодки и побрёл вслед за Глебом, который будто бы преисполнился сил в тот момент, когда ступил на землю. Со мной, к сожалению, такого не произошло. Я еле плёлся позади, стараясь не споткнуться, потому что знал, что если растянусь тут, то буду просто не в силах снова подняться.
- Не отставай, - сурово произнёс мой спутник.
- Я пытаюсь, - язвительно отвесил я.
- Плохо пытаешься, - таким же тоном проговорил военный.
На берегу располагалось что-то вроде военного лагеря, огороженного высоченными стенами с колючей проволокой поверху. Видимо, они тут и жили и работали одновременно. Нас повсюду окружали невысокие здания максимум в два этажа и палатки и огромное количество вооружённых людей в форме с автоматами наготове, в любой момент готовые открыть огонь. Пока мы шли мимо всего этого, я обратил внимание на то, что многие отдают Глебу честь, причём с явным уважением.
Скоро мы подошли, по всему видимому, к пропускному пункту, который представлял собой маленькое строение, выполненное из белого кирпича, внутри которого была всего одна комната и большие окна, дающие необходимый обзор внутренних окрестностей лагеря. Дверь была распахнута настежь. Когда Глеб без стука вошёл внутрь, солдат, нёсший вахту в эту ночь, подскочил на месте.
- Здравия желаю, товарищ За… - но он прервал его жестом.
- Да, да, здравствуй, Максим, - улыбнулся он, - Чего ты вскочил-то. Мы ж не на параде.
Максим почесал затылок и улыбнулся в ответ.
- Давай, пропускай нас, - Глеб протянул парню какие-то документы, которые раньше мне видеть не доводилось.
Солдат взглянул на них, сверил с какими-то своими записями в журнале, после чего передал бумаги обратно военному.
- Можете проходить, - ответствовал он.
- Спасибо. До встречи, - Глеб пожал ему руку и мы вышли.
- Вы с ним родственники? – поинтересовался я.
- Да нет, он из моей части был. Хороший парень. Просто теперь она не под моим командованием.
- Жди здесь, - добавил он, - Я за машиной.
Оказалось, что неподалёку располагалась небольшая охраняемая автостоянка, на которой было два стареньких автобуса и несколько военных УАЗов. Я наблюдал, как Глеб подошёл к охране, достал что-то из рюкзака и протянул им. Видимо, снова какие-то документы. Они смиренно пропустили его, сопровождая до автомобиля. Через несколько минут он был уже возле меня.
- Залезай, - перекрикивая шум двигателя, скомандовал спутник.
- Куда мы теперь? И вообще, где мы? – поинтересовался сразу же я.
- На аэродром. Полетим к твоему бате, в Северную столицу, - ответил Глеб, следя за дорогой, которая шла вдоль запустелых мест, голых, без растительности и каких-либо строений.
- А что, отсюда так далеко до Питера, что лететь непременно нужно?
- Не то, чтобы очень. Просто разломов много, объезжать их слишком много времени занимает, а у нас его с тобой по-прежнему мало.
Смотреть за окнами было не на что. Пусто. Низенькая, забитая трава и асфальт. Ехали недолго. Вскоре уже показалась ещё одна огороженная территория, правда, на этот раз просто сеткой-рабицей, но высокой. Глеб припарковался у ворот и мы вышли из машины.
- Смотри, за забор не хватайся. Там напряжение, - предупредил он меня и вовремя. Я как раз собирался опереться на него, потому что что-то сильно кольнуло ногу в ботинке, и я хотел проверить, что же это такое. Мы двинулись дальше, когда я, наконец, расправился с колючкой без помощи забора. Оказалось, что за ним располагается большая взлётная полоса с ангарами вдоль неё, в которых, по-видимому, ютилась техника.
Глеб переговорил с кем-то на кпп, и нас сопроводили к вертолёту, в котором уже был пилот, занимавшийся отстройкой приборов.
Вскоре мы уже оторвались от земли и летели по направлению к Санкт-Петербургу.
- Так где же мы сейчас? – повторил я свой когда-то уже заданный вопрос, оставшийся без ответа.
- В Риге, вылетаем, - проговорил Глеб.
- А я что-то не могу понять… Как это получается пятьдесят пять городов? Многовато, там поблизости, столько нет, по-моему, - недоумевал я, вспоминая карту России года двухтысячного, которую мне показывал дед когда-то в детстве.
- Ну раньше не было, а теперь есть. Каким-то невиданным образом к тому краю, куда Баренцево подходит, пристал осколок ещё с городами с двадцатью примерно. Причём с какими… Красноярск, Томск, Иркутск и другие. Ну, если карту знаешь, представь каким же это маршрутом, интересно, их всех занесло на северо-запад-то? – Глеб улыбнулся. Я прикинул в голове и сделал то же самое. Надо же, как получилось. Мозаика рассыпалась и теперь неведомая сила лепит кусочки туда, куда ей одной вздумается. И ей совершенно неважно, что новая картинка нисколько не похожа на прежнюю. Где была голова, теперь руки, а где ноги – голова.
Вертолёт пошёл на посадку примерно минут через пятьдесят. Я спрыгнул на асфальт небольшой площадки с разными разметками, выведенными белой краской. Глеб жестом указал следовать за ним.
Мы шли мимо величавых зданий с потрясающей архитектурой, небывалой красоты… Такого я не видел раньше. Дедушка рассказывал мне о Петербурге, что он хранит всю историю нашей большой когда-то страны; говорил, что если этого города не станет, то не станет и её. Теперь я понимаю, что он имел в виду, почему он так считал. Мне не хватало слов, чтобы выразить свои эмоции, выразить весь восторг, благоговение, в котором я пребывал, идя по улицам этого города.
- Что, нравится? – усмехнувшись, спросил меня Глеб.
- Да, - выдохнул я.
- Правда, он уже не тот, что был раньше. Катаклизмы потрепали его сильно. Многих памятников уже нет, и вряд ли они будут вновь восстановлены. Сколько дворцов, садов, монументов стихия превратила в прах, располосовала разломами, затопила. Беспощадно, насмехаясь над великими творениями рук человеческих… Над великими шедеврами, признававшимися во всём мире, - мой спутник, наверное, был родом отсюда, судя по пламенным речам и дифирамбам полуразрушенному Питеру. Да, мне хотелось бы его понять. У меня нет такой любви к своему родному городку. И нет такой красоты, в нём заключенной. Даже сейчас, спустя столько лет, когда уже почти совсем сошёл на нет, бывший когда-то ослепительным, лоск Северной столицы, каждое здание, которому посчастливилось пережить эту страшную катастрофу всё равно хранит в себе то изящество, ту величественную красоту, которую вложил в него создатель.
- Пришли, - Глеб остановился у массивной, ничем не примечательной двери, ведущей, судя по всему, в подвал.
- Жаль, - мечтательно произнёс я. – Хотелось бы ещё погулять.
- Позже, я думаю, тебе это удастся, - он похлопал меня по плечу и позвонил в звонок рядом с дверью, над которым был встроен небольшой экран с динамиком.
- Что вам угодно? – спросил динамик мужским голосом.
- Светило небесное да согреет лучами благодатные земли пятидесяти пяти сынов великого отца, - проговорил Глеб в самый динамик. Дверь бесшумно отворилась, а после так же закрылась за нашими спинами, как только мы ступили внутрь, в узкий коридор, ведший, как оказалось к такой же двери. Спутник повторил те же слова, но прежде, прикасаясь к дисплею экрана пальцами, ввёл какую-то длинную цепочку латинских букв и цифр. Дверь, по примеру первой, так же, без единого звука пустила нас. Теперь мы спускались по лестнице куда-то вниз, хотя помещение и так уже было подвальным.
- Это секретный объект. На будущее скажу, что ты здесь никогда не был и вообще не знаешь, что что-то подобное существует в Петербурге, ясно? – тихо предупредил военный. – Ну если, конечно, тебе жизнь дорога.
- Ясно, - сглотнул я.
Лестница оказалась винтовой и имела достаточно большой радиус. Перегибаясь через перила, я видел там, внизу, ряды компьютерных столов и восседавших за ними людей. По периметру стояли солдаты при оружии.
- Почти пришли, - видя моё неподдельное любопытство, сказал Глеб.
Наконец мы спустились и тут же к нам подошли четверо солдат. По-видимому, они сразу узнали Глеба, но всё равно потребовали документы и ещё какие-то специальные бумаги.
Через минуту мы уже вышли из этого компьютерного зала и попали в просторный коридор, застланный мягким синим ковром, вдоль которого шли многочисленные двери, ведшие, судя по всему, в рабочие кабинеты. Пройдя с десяток таких, мы упёрлись в одну, не похожую на остальные. Она была стальной, с глазком, массивным замком, включающим в себя несколько засовов. Рядом был вмонтирован такой же экран, который мы уже дважды видели по дороге сюда. Глеб нажал на большую кнопку прямо под ним.
- Подполковник Загорельский, - проговорил Глеб.
- Проходите, - ответил голос из динамика.

13 октября, ночь.

Я приближался к развязке… То и дело спину мою покрывала потная испарина от напряжения. За эту неделю я даже похудел слегка, забавно. Рассказ и память крепко схватили меня за грудки и уволокли за собой в туманные дали прошлого.

 
Глава 7.
Дверь отворилась и из-за стола напротив поднялся мужчина лет пятидесяти с небольшим и, расплываясь в улыбке, направился к нам навстречу, распахнув объятья.
- Глеб! Как я рад! – он пожал военному руку, а после подошёл ко мне.
Мы смотрели друг на друга. Повисла пауза. Я думал, что сердце вырвется у меня из груди… Да я даже и не знал, как толком реагировать, как себя вести. Это – мой отец… Мой отец… Мой единственный и самый близкий.
- Здравствуй, пап, - тихо вымолвил я.
- Здравствуйте, Алексей, - проговорил он в ответ каким-то неприятным, фальшивым голосом, пытаясь явно изобразить восторг от встречи со мной.
- Александр… - в недоумении произнёс я, опешив.
- Ах да, да, да! Прости, - он потряс меня за плечо, - Проходите, садитесь.
Ну… Может быть, я чего-то не понимаю, но… Как же так получается, что папочка хотел меня так сильно найти и даже не вспомнил точного моего имени, когда мы наконец-то встретились?.. Вот так вот, одним словом можно на корню переломать весь душевный настрой. Все ожидания, таившиеся в моём сердце. Хотя, чего я ждал? Что спустя двадцать лет он кинется со слезами обнимать меня? Чёрт побери, а почему бы и нет?... Мерзко как-то стало. Посмотрим, конечно, что дальше будет. Возможно, он тоже не знал, как повести себя при встрече со мной, и вышел такой вот казус. В любом случае, я решил унять эмоции и быть повнимательнее к этому человеку. Что-то меня отталкивает. И очень сильно.
Мы с Глебом расселись по креслам, стоявшим у стола явно для предполагаемых гостей. Отец занял своё прежнее место по ту его сторону. Я оглядывал кабинет, время от времени натянуто улыбаясь в ответ на плоские шутки, отпускаемые родственником. Откуда-то вдруг появилась бутылка, очевидно, дорогого коньяка в необычной по форме бутылке, три рюмки и тарелочка с нарезанным лимоном. Сразу они были доверху наполнены и воздеты для произнесения тоста. Папа посмотрел на меня, расплылся в улыбке и произнёс:
- Сын, - он подмигнул мне, - Я рад («Заметно», - сразу же промелькнуло в моей голове), что наконец-то мы встретились и очень надеюсь, что сможем найти общий язык, несмотря на обстоятельства, виной которых мы оба стали.
- Да, - кивнул в ответ я, - Я тоже хотел бы этого.
Мы чокнулись и выпили. Разговор шёл обо всём и ни о чём. Когда бутылка была почти пуста, Глеб поднялся с места, пожимая отцу руку и хлопая меня по плечу со словами:
- С вами, конечно, хорошо, но меня, уж простите великодушно, ждут дела.
- Ну, как скажешь, - отвечал отец, приподнимаясь с места и плавно отпуская руку военного.
Когда Глеб вышел, мы остались наедине в полном молчании. Я ждал. Ждал, с чего начнётся разговор и начнётся ли он; ждал, что вдруг сейчас откроется истинная цель моего прибытия сюда, если, конечно, она имеется. Опять-таки, возможно, я чересчур подозрителен.
- Саша, - произнёс, наконец, папа, - Расскажи мне, как ты жил всё это время? Как вы с дедом жили?
Прежде, чем ответить, я немного помолчал, глядя в сторону.
- Прежде мне хотелось бы знать, почему ты за прошедшие двадцать лет не сообщил о себе? – я осмелился рубануть с плеча и сказать сразу о том, что меня на настоящий момент интересовало больше.
Он закурил и, вертя пальцами на гладком столе изящную металлическую пепельницу, проговорил:
- Понимаешь ли, - он затянулся и продолжил после паузы, выпустив дым, - Наверное, Глеб кое-что рассказывал о моей работе. Есть вещи, которые заставляют поступиться всем остальным. Я работаю в сверхсекретной службе при ФСБ и, думаю, ты уже достаточно подрос, чтобы понимать масштабы выполняемой мной работы.
С фальшивого уступчиво-шутливого тона он мигом перешёл на серьёзный. В его голосе начало прослеживаться некоторое раздражение, вызванное, по-видимому, дерзким вопросом.
- Не верится, что тебя действительно всё это интересует, - усмехнувшись, покачал головой я.
- Не будь неблагодарным, - с явным раздражением на этот раз ответил отец, - Как ты представляешь своё будущее, не возьми я его в свои руки, а? Слоняться всю жизнь? Неужели нельзя унять эту свою глупую гордыню, забыть детскую обиду и трезво взглянуть на вещи.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
- Мальчик, - продолжил он, - Я вернулся за тобой, пусть и не лично, но всё же. Я достиг того, чтобы ты с сегодняшнего дня мог ни в чём себе не отказывать. Бери, не хочу.
Он сделал паузу и снова закурил, судя по всему, успокаиваясь.
- Тем более, что для тебя у меня есть крайне выгодное деловое предложение. Но об этом много позже.
«Бьюсь об заклад, ради него ты меня и вытащил. Не будь особого во мне интереса и не вспомнил бы. Может, я и законченное дерьмо, но я лишь готовлюсь к худшему, всем сердцем желая лучшего. Желая ошибиться в своих подозрениях», - подумал я.

Отец сделал меня своим заместителем. Забавно и настораживает. Я, «мальчик» из провинции, которого он практически не знает, но он идёт на этот шаг. Что это? Совесть, чувство вины? Не знаю. С непривычки было сложно. Костюм, скрипучие новые туфли, свой кабинет. А главное, горы бумаг, в которых мне ещё предстоит разобраться.
Несмотря на всю корявость ситуации в целом, мне начало нравится то, что происходит. Во-первых, у меня появился дом, потому что отец привёл меня в свою новую семью, которая отнеслась ко мне куда теплее, чем он сам, а главное, с большим и не фальшивым интересом. Я начал даже со временем стыдиться своих недоверчивых мыслей, потому что у меня, действительно, теперь всё было. Самое главное, у меня снова была забота и внимание. Просто чьё-то внимание, чьё-то присутствие в моей жизни. Может быть, вам знакомо чувство, когда опаздываешь, возвращаешься домой позже намеченного, а тебя встречает на пороге озабоченный близкий человек. После стольких лет скитаний как незабываемо приятно мне это было.
Сложно даже просто передать все эмоции, переполнявшие меня. Домашняя еда, мягкая постель, даже работа, где от меня ждут результата, закатное солнце, которое я могу видеть, не боясь патрулей, правда, от чувства опасности пришлось долгое время избавляться, да и так и не вышло до конца. К хорошему привыкаешь быстро. Два с половиной месяца, и я почти поверил в то, что являюсь любимым и долгожданным сыном. Я гулял до самого рассвета по городу, любуясь его дивной красотой, а потом возвращался домой на пару часов подремать и подолгу ещё просто наслаждался ароматом свежевыстиранного постельного белья и чувством гармонии, которое понемногу ко мне возвращалось, утраченное в тот самый день, когда не стало деда. Часто я просыпался с улыбкой на губах, потому что во сне я рассказывал ему обо всём, происшедшем со мной; и об островах, о том, что он был прав, и об отце, обо всём. Улыбка сходила после, при осознании того, что мне никогда ему не рассказать этого на самом деле, а кулаки сжимались, потому что это могло бы быть осуществимым, если бы опять-таки не отец с его чёртовой сверхособенной работой. Я старался меньше об этом думать, вспоминая слова Глеба, о том, что нужно отпускать тех, кто ушёл. Кстати, Глеба я больше не видел. Точнее, видел, но мельком, издалека. Хотел было окликнуть, чтобы помахать рукой, но было слишком далеко, и он быстро скрылся куда-то из поля зрения. Я как-то прикипел к нему за время нашего похода и это не только потому, что он спас мне жизнь. Просто… Каким бы закалённым в боях он не был, зачастую грубым и угрюмым, но этот человек искренний. Этим он ценен. Я никогда не забуду, с какой тревогой, которую он пытался скрыть, Глеб спросил, всё ли со мной в порядке, открывая дверь в подвале Эдуарда и вызволяя меня; не забуду и того момента, когда смутился оттого, что его тронуло моё «Спасибо» потом, и того, что он рисковал жизнью, чтобы исполнить просьбу своего друга. Иногда приходит мысль, что такого отца я, пожалуй, хотел бы себе, а не того, который не в состоянии вспомнить моё имя. С другой стороны, возможно, мои слова слишком жестоки… Возможно, я и в правду неблагодарный. Но я же ведь ценю всё то, что у меня теперь есть и стараюсь, потому что кто-то на меня рассчитывает. Есть лишь одна мелочь. Олег Геннадьевич стал моим боссом, так и не успев и не сумев побыть моим отцом. 
 
Глава 8.
- Олег, ты не можешь так с ним поступить, - говорил Глеб, перегибаясь через весь стол почти к самому лицу моего родственника.
- Послушай, Глеб, - спокойно отвечал тот, - Ну посуди сам. Что ещё я могу предпринять в сложившейся ситуации? – он наделано недоумевая, разводил руками.    
- Да ты понимаешь, что они убьют его? – переходя на повышенные тона, не унимался военный.
- Не ори и сядь, - резко оборвал его Олег Геннадьевич, наливая в одноразовый стакан минеральной воды и ставя на стол рядом с Глебом.
- Я не могу рисковать семьёй, - глядя в глаза, вкрадчиво произнёс отец.
- Он тоже твоя семья, - спокойно ответил собеседник, - Не будь свиньёй.
- Это ты мне говоришь? Кажется, я кого-то так же, как этого мальца, вытянул из трясины. Или нет? – агрессивно бросил первый.
Глеб взглянул на него, стиснув зубы, смял пустой стакан, бросил его в урну рядом и встал, чтобы уйти.
- Думай, прежде, чем говорить. Я рассчитывал, что ты поймёшь меня, но я ошибался, - язвительно проговорил босс.
Ответом ему послужил громкий стук дверью.
- Ой, прости, Сань, - пытаясь улыбнуться, промолвил явно погружённый в свои мысли, озабоченный Глеб, наклоняясь, чтобы помочь мне собрать бумаги, устлавшие весь пол.
- Ничего, - добродушно отвечал я, обрадованный нежданной встречей, - Как вы поживаете?
- Да… - как-то неуверенно ответил тот, - Ничего… так. Нормально. Мне пора, до встречи.
Он помахал мне и отправился прочь от кабинета. Я лишь пожал плечами вслед, недоумевая, что с ним происходит, а после постучался и вошёл сам.
- Привет, пап, - поздоровался я, подходя с папкой к его столу. Ответа не последовало. Отец сидел молча и обозленно курил.
- Что там у тебя? Показывай, - почти выхватил он папку из моих рук, что меня несколько поразило, потому что в последнее время ему всё-таки удалось быть повнимательнее и позаботливее ко мне, что меня приятно удивляло.
- Мне надо с тобой поговорить, - вдруг сказал он, откладывая бумаги в сторону.
- Что-то не так с документами? Я мог бы… - но он тут же перебил меня.
- Ты должен возглавить Управление, - наконец проговорил он.
Я так и сел от удивления.
- Как это… Возглавить? – ошарашено произнёс я, - Я не готов к этому… Я…
Но он снова меня остановил.
- Так или иначе, бумаги давно подписаны. В должность ты вступаешь со следующей недели, - отец будто не слышал меня, ему будто вообще было всё равно, что я думаю по этому поводу.
- Но… - я чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег, открывавшей беспомощно рот в беззвучных попытках попросить о помощи.
Остаток дня прошёл спокойно, однако, я был полностью погружён в размышления относительно услышанной сегодня новости и моего нежданного повышения. Как странно. В завершение нашего разговора отец попытался явно наплести, что он стал слаб сердцем в последнее время, и что сейчас он чувствует, что пришло его время передать бразды правления в более молодые, сильные руки, которые смогут с ними справиться; что, конечно же, он не может доверить столь ответственное дело кому-либо ещё, кроме как своему сыну. Я долго думал над этими словами. И ещё я вспоминал свою нежданную встречу с Глебом у самой двери в отцовский кабинет. Не связана ли его озабоченность с моим повышением? И если связана, то что именно его обеспокоило? Неужели я занял место, на которое он рассчитывал? Или здесь что-то другое? Если так, то что же?
Я ломал голову над всем этим, в который раз уже гуляя по ночному Питеру. Шёл, почти не глядя по сторонам, как вдруг чья-то сильная рука схватила меня за плечо и втолкнула в переулок. Я попытался сориентироваться и приготовился к отражению атаки, однако, она, видимо, не собиралась продолжаться.
- Послушай, - торопливо полушёпотом проговорил голос, - Это я, Глеб.
- Глеб?..Но что всё это значит? – глаза мои округлились от удивления.
- У меня мало времени. Твой отец хочет подставить тебя. Он и нашёл тебя для этой цели, использовав меня для осуществления своего плана, - затараторил тот.
- Стой, как так? Я не… - но и он перебил меня. Который уже раз за сегодня.
- Послушай, Саш, тебе не нужно здесь оставаться. Прости меня… Если бы я знал раньше, я бы отказался идти.
Я не понимал абсолютно ничего. Возможно, только лишь то, что мои опасения были в конечном итоге не напрасны.
- Объясните толком, прошу, - попросил я.
- Дело в том, что его семью шантажируют всё те же зарубежные доброжелатели, мать их так, которые способны только на конференции уступчиво улыбаться, а всё остальное время хотят побольше своих агентов к нам засунуть, да денег думают, кому дать или завербовать кого, чтобы иметь возможность управлять нашей организацией. На твоего отца планируется покушение, которое состоится на следующей неделе на одной важной встрече, от которой наша сторона отказаться никак не может. Мы полгода готовились к ней. Олег хочет, чтобы на встрече был ты, в то время, как он спрячет свою семью и себя заодно и спокойно доживёт свои годы. Так как, когда подвох вскроется, его всё равно начнут искать. А ты… Замена босса выяснится не сразу. Документы специально отправят позже, чтобы наш оппонент не успел их вовремя получить. Тебя похоронят вместо отца в конечном итоге. И не исключено, что под его именем. 
Глеб замолчал, ожидая моей реакции на сказанное.
- Это бред. Это невозможно, - лишь смог вымолвить я.
- Смотрю, ты любишь сходу всё отрицать, - отозвался военный.
- Хорошо… - я стал думать, как же выйти из ситуации. – Допустим, что всё это правда… Во-первых, я же официально работаю у них. Как так, был человек и нет? – взглянул я на Глеба.
- Мальчик мой, - развёл он руками в стороны, - Информация о человеке, прослужившем энное количество лет в нашей службе, исчезает за считанные минуты. Поверь, я не один раз лично занимался такими вещами.
- Тогда… Тогда, - я замялся.
- Я не могу отказаться. Я не хочу снова бежать, - взглянул я Глебу в глаза.
- Тебя убьют и даже я не смогу помешать этому, - с мольбой в голосе проговорил военный.
- С другой стороны, - рассудил я, - Ведь он рассчитывает на меня. Он знает, что я смогу отвлечь внимание от него, и это спасёт и его и его семью… К которой я, признаться, успел привязаться… - я снова внимательно посмотрел на Глеба.
- Пускай, он ублюдок, но жизни этих людей зависят от меня, - скрепя сердцем, сказал я, - Я… Должен.
Глеб молчал. Он просто смотрел на меня и молчал. После продолжительной паузы он обнял меня и произнёс:
- Хотел бы я, чтобы у меня был такой сын. 
Мне… Мне было приятно слышать это.

Глава 9.
Наступила новая неделя. До назначенной встречи оставался один день. Я морально готовился к смерти. Может быть, это глупо. Я мог бы уйти, убежать в ту же ночь, но я не могу позволить себе этого. И теперь… Единственное, за что мне обидно. Я чувствую себя виноватым перед Глебом. Он на свой страх и риск решил предупредить меня, спасти, а я отказался.
День прошёл быстро, а вот ночь тянулась очень долго. Душная, липкая, последняя. Я осознавал это. Было беспокойно. Сердце колотилось в бешеном ритме. Я… Я шёл сюда, чтобы умереть? Проделал весь этот путь… Путь от смерти к смерти. Всё равно. Будто минул круг и то же. И то же…
Настал рассвет. Последний рассвет в моей глупой, короткой жизни. Хотя… Нет, есть разница между смертью, которая ожидала меня в Воронеже и той, встреча с которой у меня назначена через несколько часов. Та, она бессмысленная. Просто бы однажды меня всё-таки догнали. Возможно, были бы страдания, и долго-долго душа моя не могла бы освободиться. Но смерть здесь, в ней есть смысл. Я спасу чьи-то жизни. Которые не будут, никогда не будут похожи на мою. Никогда. Они будут любимы, не будут одиноки, им не нужно будет постоянно прятаться. Они есть и будут в этом мире. Самодостаточные, цельные. Воплощая свои мечты, стремясь к чему-то и достигая совершенства в том, что их притягивает. Я не могу допустить… Не могу… Не могу…

Час настал. Глеб был прав. Я еду навстречу в качестве отца. Тот же кортеж, всё то же. Кто-то из многочисленных помощников отца, сопровождавших меня, сказал, что документы ещё не пришли, и об отставке мы сообщим по прибытии.
Последние минуты, которые мы ехали, я просто наслаждался пейзажем за окном. Величавыми деревьями, проглядывающим солнцем сквозь наступающие тучи. Я ждал. Смиренно, покорно.
Добрались, остановились. Дверь открылась, и я вышел из машины.
Я не обратил внимание на то, кто распахнул дверь. Однако, фигура не отошла в сторону, а потянулась, чтобы что-то мне сказать на ухо, но в этот момент раздались два резких хлопка, и человек начал сползать вниз. Я в ужасе ухватил тело и, смягчая падение, уложил его на землю. И только тогда я заметил. И только тогда я разобрал простые слова, сказанные мне: «Беги, будь счастливым, сынок». На моих руках лежал Глеб.
Я редко плачу, но сейчас я не мог сдержать слёзы. Я просто сидел, прижимая к себе бездыханное тело, а солёные капли застилали мне глаза и струились по щекам. В один миг, в один, роковой миг я понял, что больше не хочу находиться в этом городе, не хочу видеть отца и вообще вспоминать о нём. Мне не нужно этого всего. Моя жизнь так и осталась бессмысленной. Я так и не смог сделать что-либо полезное. Всё, что я сделал, я обрёк Глеба на смерть. Человека, которого я не забуду.

Охрана запихнула меня обратно в машину и увезла домой. Точнее в то здание, которое было мне жилищем эти месяцы. Никого не было. Даже дверь была незаперта. В полной тишине я зашёл в отведённую мне комнату за вещами, но не обнаружил их. Спустившись снова, я обратил внимание на картонные коробки в гостиной, которых раньше не было. Вскрыв одну из них, я обнаружил то, что искал. Собравшись, я тихо закрыл дверь за собой и вышел на улицу.
Я долго ещё бродил, пребывая в полубредовом состоянии; озираясь по сторонам почти невидящим взором. Мимо плыли лица. Безразличные в большинстве своём, но попадались и любопытные, добродушные, надменные, печальные, порой обеспокоенные. Забавно, в Воронеже за мной постоянно охотился патруль, не давая расслабиться ни на минуту, а здесь я будто бы в каком-то вообще своём измерении, в невидимой капсуле. Я наблюдаю жизнь, оставаясь незамеченным. И ещё неизвестно, что, в конечном итоге, лучше.
Мой блуждающий взгляд наткнулся на женский силуэт в ярких, развевающихся одеждах. Я взглянул ей в лицо. Она ответила улыбкой и вложила в мою ладонь одну из ромашек из своего большого букета, который несла, прижимая к груди. Пройдя мимо, я вдруг остановился и обернулся. Девушка затерялась в толпе и исчезла.
«Главное, верить. Верить и не сдаваться», - подумал вдруг я и сжал цветок в руке, но так, чтобы не сломать. Надежда. Она подарила мне её. Своей мимолётной улыбкой, своим негромким смехом и этим внезапным подарком.    
На город спускался вечер. Я забрался повыше и наблюдал закат, а в голове моей проносились обрывки фраз и фрагменты воспоминаний. Боль потери ещё жгла моё сердце, но я знал, что когда она утихнет, меня ещё многое ждёт впереди. Память греет мою душу. Она – моё сокровище, которым я дорожу. Воспоминания больше не терзают, а наоборот придают сил и подталкивают идти, не сворачивая и не сбавляя шаг.
Я отпустил их. И обрёл себя.
Я решил, что не вернусь обратно в Воронеж. Моя новая жизнь здесь.
Найду жильё, выкарабкаюсь.

Теперь ко мне во сне приходят два человека, и каждый раз я знакомлю их и рассказываю эту историю.

21 октября, утро.

Рассвет… Как же он прекрасен. Я, дописывая последние строки, символично вернулся на крышу того здания, с которого я наблюдал тот самый закат.
Я вдохнул прохладный воздух всей грудью, закрыв глаза.
Я закончил. Я… Не знаю, как получилось. Плохо… Хорошо ли? Я изливал голые эмоции на бумагу и неловкими, неуверенными движениями пытался отсечь лишнее и детализировать необходимое. Прости меня, мой потенциальный читатель… Но знай, я старался. Я старался для тебя.










08 августа 2010