Не плачь, мама!

     Короток зимний день. Не успеешь оглянуться – темно, надо лампу зажигать.
     Мама не успела управиться засветло. Жили ещё единолично. Скота держали много: кони, коровы, овцы, молодняк. Всех надо накормить, напоить, подоить коров, вычистить в стайках. Мама выносит помои, носит воду, дрова. Вместе с ней в избу врывается морозный воздух. Тяжёлыми белёсыми клубами стелется он по полу. Сейчас доберётся до нас с сестрёнкой. Я подбираю ноги, прячу их под себя.
     Мама делает всё молча и украдкой утирает слёзы. Я не плачу, но тоже молчу. Даже Маринка притихла, прикорнув около меня на лавке. Уже несколько дней мы ждём отца и братишку из города. Они ушли туда пяти подводах, увезли пушнину, рыбу, мясо. Привезут муку, крупы, соль, сахар, ситцы и, конечно, долгожданные пряники в виде петушков, лошадок, свинок. Приезд отца из города – всегда большой праздник для нас, и мы ждём его с нетерпением.
     Обычно, наши деревенские возвращаются из города на восемнадцатый или двадцатый день. Идут двадцать третьи сутки, а их всё нет. Не случилось ли чего? Живы ли? О пригородных сёлах шла дурная слава, там, как говорят, пошаливали: грабили и даже убивали дорожных.
     Слёзы мамы для меня понятны. Едва она переступила порог, я бросилась к ней:
     - Не плачь, мама! Живой тятенька! Он у дяди Егора.
     - Но, брат! Как же ты узнала?
     Узнать было мудрено. Ни телефона, ни телеграфа, ни радио и в помине не было. Деревня Петуховка, где жил дядя Егор, в ста километрах от нашей деревни. Но дядю Егора я знала хорошо: он бывал у нас не однажды.
     - Я видела сейчас.
     На этот раз мать не называла меня врушей, а всё расспрашивала да поддакивала.
     - Ну, что ты видела? Рассказывай.
     - Тятенька с дядей Егором за столом сидят. Они вино пьют и громко разговаривают.
     - Одни?
     - Нет, ещё дяденька с бородой, и двое молодых, и тётенька достаёт что-то из печки.
     - С бородой, это, видно, дядя Данила, молодые – Петруха с Ананьем, сыновья дяди Егора. А у печки тётка Марья. А Панька тоже за столом?
     - Нет, он поодаль на лавке сидит.
     Я описала маме избу дяди Егора, как увидела её: вот так у углу стол стоит, и икон много-много, вот так печка, а вот так лавка длинная-длинная, во всю стену, а у порога лестница наверх.
     - Так, так у Егора, - соглашаясь, кивала головой мать. – Ну, дай-то Бог!
     На третьи сутки после этого дождались мы, наконец, отца и братишку. Теперь мама спрашивала, где они ночевали с пятницы на субботу. Всё было именно так, как видела я. Не знаю, как реагировал на этот раз отец: я была слишком рада встрече, слишком занята гостинцами.