Корка на губах

Я проснулся в бреду, похожем на температурный, но чувствовал себя на удивление замечательно. Однако то, что я увидел перед собой, не представлялось возможным. Тёмная комната с видом на улицу, по которой мне так часто приходилось идти до остановки. Около окна стояла она и внимательно смотрела на меня.
«Маша?»- невольно вырвалось у меня. «Не вставай, Саш,»- прошептала она с легкой нотой грусти в голосе. «Где я? К-как ты оказалась здесь?»- я просто терялся в собственном аквариуме вопросов, облепивших меня рыбами-прилипалами. «Ты у меня дома.»
Я помнил это место, что уж скрывать. Был тут пару раз, когда Маша ещё была моей, а я был её. Дышали друг другом в этом уголке Москвы, как и в любом другом. Но для меня оставалось загадкой, что же я здесь делаю. Однако через пару мгновений моё тело выгнулось яростной дугой позвоночника, глаза закатились и я отрубился.
Очнулся я через несколько секунд или часов, что в принципе роли не играло, ведь за окном было всё ещё светло. Меня разбудил её голос: «Саша, тут тебя ждёт чай.» Я накинул на себя длинную майку с надписью «Hit the road, Jack», валявшуюся около кровати, встал и вышел из комнаты. В зеркале открылась прямо-таки вся моя тёмная сторона разом- с красными глазами навыкате, помятым лицом и капелькой слюны около смыка губ.
Я сел на кухне за столик и уткнулся подбородками в сгибы рук. Чертовски странная ситуация, вы не находите? Вот и я абсолютно ошалел от всего происходящего, однако на мое физическое состояние больше повлияла неведомая сила непонятно откуда взявшегося долгого сна.
Она подошла к нам и подсела за столик. Маша держала в руках большую тарелку с печеньями и пирожками. «Маш.. М... ты ничего не хочешь мне ска-аа-азать?»- промямлил я, смачно зевнув. Мари встала, подошла ко мне и слегка нагнулась.
Остального я уже не видел. Она запустила руку мне в волосы, слегка встряхнула ей. В голове отдалённо проносилось: «Этого не может быть... этого не может... этого не...» Вторую руку она аккуратно положила мне на плечо и довела кисть до лопатки. Приблизила ко мне своё лицо, а вот и её носик- тот самый, за который я иногда про себя называл её мышкой. Своей маленькой самой доброй в мире мышкой. Мышкой, которая очень сильно, а иногда волновалась за своего горностая, беззаботно побеждавшего змеев на своём пути. Горностая, который только сейчас осознавал, что он мог упустить свою мышку из-за того, что он не привык к заботе и поаивался её. Сколько таилось в этом носике... Её волосы опутали моё лицо, проникли за уши, провели пальцем по всем колоткам фортепиано моей души. Губы.. Господа, приготовьте руки к апплодисментам. Я первый раз в жизни видел её губы, стремящиеся к поцелую, потому что от шока не успел закрыть глаз. Тут нечего рассказывать. Они просто были прекрасны, они были самой женской из возможных форм губ.
А потом мы слились, но не как при обычном поцелуе. Даже не так, как при любом прежнем. Словно на экзамене в хореографическом училище- мы не делали ошибок, подсказывали друг другу направление, то растягивались в сложнейших па, то сменяли направление целыми сериями изящных быстрых движений.
Каким то образом мы смогли слегка отклонить головы в разные стороны, кончики наших языков пожелали расстаться только через секунду. Ту самую секнду, которую на Гринвиче посчитали бы за час. Открыл глаза чуть позже неё и в них была вся благодарность мне за этот танец. Не успевая остаться на её радужной оболочке, я всё время соскальзывал на дно её зрачков и видел себя таким, каким уже и не помнил. Carpe jugulum, делай что хочешь, Мари. Я уже не умру никогда, как и ты. Когда гортань стала слегка смочена её душой, говорить я уже не мог, поэтому мне оставалось говорить ей это взглядом. И мне было абсолютно неважно, поймет ли она хоть часть из этого. Её глаза были моими, моё тело принадлежало ей. Такие моменты на самом деле можно объяснить, только для этого понадобилась бы вся моя оставшаяся жизнь. I love you more wth every breath- I truly, madly deeply do. I won't play idiot again- I'l live her through- and again- through. Слеза скатилась по щеке.  Может быть её по моей, может быть моя по её. Это не была одна из тех слез, которыми она плакала при нашем разговоре давным-давно, когда я вернулся к ней после двух месяцев полного отключения ото всех. Она улыбалась. Как же я изнемогал без этой самой улыбки, стройной и честной. Как же я был слеп... Не горностай, а крот какой-то. Я снова провалился в её губы и...

И очнулся. В своей холодной постели. В чужой тёплой стране. По моим щекам текли мои слёзы. В домике никого не было, впрочем оно и к лучшему. Так повторяется изо дня в день, включая сегодняшний. Моя привычка недосыпать или просыпать тут только кстати. Я не могу набивать сообщения- пальцы немеют. Я роняю ложку во время обеда или выхожу из-за стола, не притронувшись к еде. Только делаю это скрыто ото всех. Почему? Я и сам не знаю. Я вырастил в себе ещё того демона. Пересчитвыая фаланги пальцев, не могу вести счёт своим ошибкам. Задыхаясь от духоты я шепчу её имя и мне становится легче. Только моего шёпота никто не слышит, ведь я научился выговаривать два слога её имени одними губами. Самыми сухими губами на этом знойном свете.