Грааль Иуды - часть 4

ИНТЕРВЬЮ С ШИЗОИДОМ

На глазах оцепеневшей аудитории Беспамятный человек захватом за горло волок Андрея Махалова к служебному выходу. Так леопарды уносят на дерево задушенную импалу.


Ксения первой сообразила что происходит. «Виктор, мощно закричала она, наступая, немедленно отпусти Андрея! Я что сказала! Немедленно отпусти!»
Был еще шанс перевести все в шутку, но сбоку от запрокинутого лица телеведущего вдруг бешено оскалилось звериная морда. Маска оцепенелости слетела, глаза Виктора налились кровью, в оскаленные зубы вырывался рык. «Не подходи, пор-режу!».


Протащив щуплого телеведущего по коридору, террорист заволок его в гримерную, выгнал всех наружу и закрыл дверь на ключ.
- Мужчина, вы сумасшедший? – Андрей закашлялся и закончил шепотом. - Вы мне
чуть шею не сломали!
Ведущий отнял руку от горла и увидел на пальцах кровь. Он кинулся к зеркалу. На горле кровоточил порез.


Из-за дверей доносился нарастающий гомон голосов.
- Позовите охрану!
- Где они?
- Куда он его потащил?
- В гримерной! Здесь они!
- Сюда затащил, всех выгнал!
- Бешеный, просто бешеный!
- Мы ничего не поняли.
- А что происходит?


В дверь постучали.
- Откройте! Андрей, ты здесь? Ответь, ты цел? С тобой все в порядке?
Махалов крикнул.
- У меня горло порезано…
За дверью переполошились.
- «Скорую»! Андрея порезали!
- Не снимать! Уберите камеру!
- Да нет, пусть снимает, Варвара! Вы куда лезете!
- Марк! Марк!
- У кого ключ? Запасной! Вызовите вахтеров!
- Господи… лишь бы аорта…
- Не толкайтесь, ну куда вы…
- …не была повреждена…
- Типун тебе на язык, Марк!
- Откройте немедленно! Как вас там? Виктор! Откройте, я редактор программы,
Кира Гавриш, вы меня слышите? Что вы там делаете с Андреем? Расступитесь! Наконец-то!


Филенка задрожала от ударов кулаком, раздался бас.
- Я требую, немедленно откройте!
- Это кто? – спросил Виктор.
Махалов зажал порезанное горло чьей-то белой рубашкой. Он подозревал, что попал в программу «Розыгрыш», поэтому держался молодцом.
- Литвинов, - ответил он, - начальник охраны Останкино.
- Скажи ему, чтоб не стучал, - сказал Виктор.


Гомон голосов за дверью нарастал.
- Андрей! Андрей! Андрей! – твердила в дверную щель Кира Гавриш
- Скажи ей, чтоб не орала!
- Кира, перестань кричать, вы его нервируете!
Из-за двери донеслось.
- Андрей, держись! Светозар поставлен в известность, он уже позвонил в ФСБ, они едут, все будет в порядке, ты главное не волнуйся!


Махалов отнял от горла тряпку с расплывшимся пятном крови.
- Ну, вот что вы наделали? Теперь вам припишут терроризм, дадут срок. Чего вы вообще добиваетесь?
- «Вы узнаете себя на фотографиях?» – ощерился Виктор. – Я не способен никого узнать, ты это понимаешь?! Я кому говорил весь вечер, что потерял память?!


- Послушайте, откройте дверь и выпустите меня! Я все улажу. Дайте ключ. Я
требую, в конце концов! Ну что, мы драться тут с вами будем?
Махалов сделал попытку пройти к двери, но Виктор отшвырнул его в кресло.
- Вы что, с ума сошли? – вскричал ведущий. – Вы хоть соображаете, что творите? Вы память потеряли, но не разум, я надеюсь! Вы хоть понимаете, какие последствия вам грозят? Ну, послушайте! Послушайте! Давайте поговорим нормально, как здравые люди.


Если вы на что-то обиделись, я готов принести вам свои ээээ-э… извинения… Я все понимаю, вы попали в беду, потеряли память, вы расстроены, но поверьте, таким образом вы только усугубляете свое ээээ-э… положение. Вы понимаете, что я вам говорю? Давайте вместе пойдем и откроем дверь. Я вам обещаю: я сделаю все, чтобы вам помочь, я устрою вас в больницу к лучшим специалистам, я…


Виктор бешено гаркнул.
- Заткнись! 
Гомон за дверью обрезало. На побледневшем лице телеведущего четче проступила щетина. А вот лицо захватчика наоборот прояснилось.
- Всегда хотел это сделать, - удовлетворенно сказал он.
- Взять человека в заложники? – буркнул Махалов.
- Заткнуть тебя!


Сколько себя помнил на телевидении, Андрей всегда работал на износ. Не зря за свою способность к непрерывному говорению он получил в тусе прозвище «Андроид». Натруженные связки все чаще отказывали. Махалов лечился у легендарного отоларинголога Гнесинки Риммы Михайловны Тимановской. А последняя его программа «Выход есть!» оказалась до того скандальной, что каждый эфир малопьющий Махалов переживал, как тяжелое алкогольное отравление.


И чего он достиг тяжкой пахотой? Квартирку прикупил с видом на Кремль? Но разве ее можно сравнить с рублевскими виллами и пентхаузами «золотой» молодежи? А ведь они ничего не делают, прожигают жизнь в Куршавелях и ночных клубах, спят до обеда, выползают к вечеру, всю ночь где-то «зависают», обдолбанные и обкуренные, нигде не работают, а денег у них в сотни раз больше, чем у него, пахаря и трудоголика, звезды первой величины! А работа его! Ругань и драки в студии, истории насильников, педофилов, людоедов, боже, когда это закончится, как он устал от всего этого!


И вдруг «это все» закончилось.
В гримуборной с ножом в руке стоял лишенный памяти, заросший черной щетиной псих и звериным взглядом смотрел в упор. В это мгновение Андрей осознал, насколько прекрасной была его недавняя суматошная жизнь.


Виктор тоже словно очнулся. Зачем он взял ведущего в заложники? Он и сам этого не понимал. В момент захвата зачаточное сознание человека по имени Виктор Беспамятный было загнано в дальний угол мозга. Предшествовал катастрофе удар колокола, наполнивший все тело вибрирующим гулом и шепотом «Страшно впасть в руки Бога живаго».


На столике разрывался мобильный телефон. Махалов попросил разрешения ответить.
- Это вас, - он подал Виктору трубку.
Ноздря закричала в ухо.
- Виктор, немедленно отпусти Андрея! Ты слышишь, что я сказала? Немедленно!
Открой дверь, мне надо с тобой пого…


- Я не зомби! – Виктор в бешенстве запустил мобильником в зеркало. Отражение разъяренного мужчины раскололось и осыпалось на пол. – Я не зомби! – орал он, круша все вокруг. – Я память потерял, но не разум! Сама же, сама натравила! – Виктор вдруг остановился, осененный. – Это же она меня на тебя натравила!


- Кто? – спросил ошарашенный Махалов. – Ноздря?
- Да!
- Постойте, вы хотите сказать, что вот э-эээ… Ноздрачова подговаривала вас напасть на меня?
- Она натравила на тебя Ягуара!


Махалов выкатил вишневые глаза.
- Какого Ягуара?
Виктор оскалился, растопырив согнутые пальцы.
- Вот этого! Она меня подставила! Она и Вор! Это они создали эту ситуацию. А я, как дурак, попался! А, теперь все равно!


Виктор обмяк, сел. В разгромленной уборной наступила тишина.
Махалов не умел  долго сохранять молчание.
- Послушайте, не усугубляйте свое положение! Давайте договоримся, вы отпускаете меня, а я обещаю…


Захватчик уперся локтями в колени, лбом в ладони.
- Ты хоть представляешь, что такое остаться без памяти? – простонал он. – Это хуже чем жить без руки или ноги. Я каждый день сдерживаюсь, чтобы не покончить с собой. Один раз вот так стоял перед поездом и… 
Виктор замолчал. У Махалова сработал инстинкт интервьюера.
- И что?
- Кинул монету. Решка – под поезд. Орел – буду жить. Поймал. Вот так держал.
Виктор показал кулак.


- И что показала монета?
- Я не посмотрел. Решил еще чуть-чуть пожить. Ну не может быть все так просто, случайно. Не верю. Хожу. Жду, что кто-то придет, вот-вот подойдет и объяснит, что со мной происходит. Понимаешь?
- Кажется, да.


Виктор горько хмыкнул.
- Ничего ты не понимаешь! Никто не приходит, не объясняет. Вот я и решил… ну, сигнал, что ли, подать. Прошуметь. Может, хоть спецслужбы что-то объяснят. Говорят же, что это они память стирают. Значит, умеют и восстанавливать!


В дверь раздались три раздельных стука. Виктор спросил грубым басом.
- Кто?
- С вами разговаривает капитан ФСБ Владимир Вашуков. Откройте!
Виктор подошел к двери.
- Вы без оружия?
- Да.
- Хорошо. Я открою дверь. Просуньте руки, чтоб я их видел! Очень медленно!
Без глупостей!

В дверную щель просунулись мужские кисти – крупные, ужасно странные.
Виктор в шоке смотрел на них, подозревая, что продолжает видеть кошмарный сон.
Кисти вползающих в комнату рук были покрыты… леопардовыми пятнами!

***

Спустя несколько секунд после начала захвата режиссер ток-шоу «Выход есть!» Кира Гавриш-Бараттини (замужем за итальянцем) срочно дала заставку. На экранах миллионов телевизоров возникла картинка несущегося к земле гигантского астероида. Мужской голос, который обычно дает анонсы боевиков, прокомментировал:

«Через 30 лет с Землей может столкнуться астероид Апофиз, дрейфующая в космосе скала поперечником примерно 300 метров. Этот небесный бродяга в 2036 г. пролетит на опасно близком расстоянии от нашей планеты и, возможно, даже врежется в нее. Созданием аппаратов слежения за астероидами занимается международный Центр «Терра инкогнита», действующий в рамках программы ООН «ФСЕАМ». Вопрос о присоединении России ко ФСЕАМ в настоящее время находится на рассмотрении Государственной Думы.

ВИТИЛИГО НЕ ЗАРАЗНО

У вошедшего в гримерную мужчины было мощное, распирающее костюм тело и мясистое лицо с узкими бурятскими глазами. Стараясь двигаться как можно медленнее, он вдвинулся в комнату и прикрыл за спиной дверь. В боковых уцелевших створках зеркального трельяжа отразилась мизансцена – знаменитый шоумен с запрокинутой головой сидел в кресле, террорист одной рукой держал его за волосы, другой приставил к горлу лезвие ножа. В разбитом зеркале зияла пустота.


- Здравствуйте, - спокойно сказал вошедший. - Я вас слушаю. Мы готовы выполнить ваши требования. Назовите их.
У Виктора от напряжения дрожали руки.
- Вы кто? – спросил он.


Гость неторопливо вынул из внешнего бокового кармана пиджака бордовую книжицу.
- Капитан ФСБ Вашуков, - привычным жестом открыл он удостоверение. - Я уполномочен вести с вами переговоры.
- Что у вас с руками?


Вашуков глянул на свои ладони.
- А что?
- Что это за пятна?!
- Витилиго.


Виктору послышалось «Вите лихо».
- Что? – вскипел он. - Что ты сказал?!
- Витилиго не заразно, - неторопливо пояснил Вашуков. Вернемся к вашим
требованиям. Чего вы хотите?
- Чего я хочу? Чтобы мне вернули память!


- Обещаю, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы установить вашу личность и помочь вам в восстановлении памяти. Но для этого от вас требуется сотрудничество. Вы согласны?
- На что?
- Сотрудничать с нами в установлении вашей личности.


Глаза Виктора блуждали.
- За мной гоняются бандиты, меня хотят убить! Я требую защиты.
- Государство защитит вас.


Виктор все еще колебался.
- Что мне будет за то, что я его захватил? – спросил он.
- Если вы добровольно сдадитесь и отпустите заложника, мера ответственности
будет минимальной.


Спокойный тон оперативника внушал доверие. Виктор обмяк. Пальцы его отпустили каштановую шевелюру телеведущего, нож упал на диван.
Натворивший бед Ягуар виновато мяукал, пятнистым клубком укладываясь в грудной клетке.

В ПСИХУШКЕ

Государственный научный Центр социальной и судебной психиатрии «ГНЦСиСП им. В.П. Сербского» занимает старинное здание бывшего полицейского приемного покоя. Здоровый прапорщик в камуфляжной зимней куртке со скрежетом открыл дверь автозака, ссадил семерых арестантов.
- Пошел, пошел!


Арестованных загнали внутрь «Психосоматического отделения № 29».
- Семенов, принимай «командировку»!
Загремел замок в массивной сварной решетке. Дюжий санитар Семенов в зеленом халате начал принимать людей по списку.


- Сесть! Руки в замок за голову, сумки под себя. Я называю фамилию, вы
подходите. Йова! Лепешкин! Суровцев! Виктор Казанский! Прокопенко!
Начкар сдал новеньких ДПНК (дежурному помощнику начальника корпуса). Надзиратели развели их по палатам, предварительно срезав все пуговицы, «молнии», повытаскивав из обуви шнурки, а из трусов резинки.


Корпус для подследственных мало чем отличался от тюремного, его коридоры перегораживали сварные решетки. В палатах тоже все было как в камерах: «кормушка» в дверях, оконце для наблюдения, досмотр перед выходом, перемещение по коридорам в позе раком, руки за спиной, с дубинкой надзирателя на шее.


После душа Виктора водворили в третью палату, под завязку наполненную народом. Дух в камере стоял спертый.


Утром после завтрака его вызвали к врачу.
В кабинете за письменным столом, освещенном настольной лампой, сидела полная женщина в белом халате с распущенными по плечам черными волосами. Оторвавшись от работы на ноутбуке, она смерила взглядом вошедшего больного. Перед ней в серо-синей клетчатой пижаме стоял высокий, сильно исхудавший и заросший парень. Мосластые руки его далеко торчали из коротких рукавов.   


- Садитесь, - врач кивнула на стул. Излишне высокий лоб ее круглился, как масляный колобок.
Виктор хотел придвинуть табурет к столу, но тот оказался привинченным к полу. Он сел в отдалении. Молчание длилось довольно долго, пока врач читала его «дело». Ее большая грудь лежала на столе, в разрезе халата виднелось начало глубокой ложбины. Виктор отвел взгляд. Рядом со столом на крашеной зеленой краской стене была наклеена красная стрелка острием книзу, указывая на «кнопку вызова санитаров».


- Я ваш лечащий врач, Александрушина Инга Никодимовна, – сказала женщина, открывая глаза от ноутбука. И после паузы неожиданно спросила. - Как меня зовут?


Виктор стушевался.
- Вам следует внимательно слушать то, что я говорю, - врач недовольно пожевала ненакрашенными губами. – Повторяю еще раз, меня зовут Инга Никодимовна. Повторите, пожалуйста.
- Вас зовут Инга Никодимовна.
- Хорошо. Расскажите, что привело вас сюда.


Виктор как мог, рассказал. Врач слушала, что-то записывая в «историю болезни».
- Ответьте мне на один вопрос. От вашего ответа многое зависит. Зачем вы взяли в заложники телеведущего? Он вызывал у вас чувство неприязни? Известные люди часто навлекают на себя ненависть и зависть окружающих.


Виктор пожал плечами.
- Да случайно получилось.
- Вот как? Позвольте не поверить в такую случайность.
- Он меня разозлил!
- Как?


Виктор молчал, глядя в пол. Врач сказала.
- Поймите, от вашего ответа зависит, куда я вас помещу. Есть отделение для
буйных, а есть с нормальным режимом, с прогулками и телевизором. Итак, чем он вас разозлил?


Виктор резко сгреб с глаз челку.
- Я же не помню ничего, я память потерял, а он спрашивает – «вы узнаете себя на фотографиях?» Как я могу себя узнать? И вообще… Он вел себя нагло, всех перебивал, никому не давал нормально договорить, потом взял и показал эти фотографии позорные…


- Какие фотографии?
- Где я со спущенными штанами, ну, в машине там… Он меня опозорил! Я же
пришел на программу про людей, которые память потеряли, а он меня выставил на позорище перед всей страной! Ну, и как я должен был реагировать?


- Но не с ножом же нападать! Еще немного и вы вскрыли бы ему аорту. Тогда вас судили бы за убийство. Вы это понимаете?
- Сорвался…


Врач испытующе вглядывалась в больного. 
- Вам повезло, - сказала она. - Я занимаюсь именно проблемой атипичной
амнезии. В последнее время таких случаев немало. Здоровые молодые мужчины вдруг полностью теряют память, в основном, от 16 до 50 лет. Я пишу об этом диссертацию. Если вы дадите мне, лично мне, слово, что будете вести себя хорошо, я переведу вас в третье отделение. Там нормальный режим. Вы обещаете?
- Да.
- Хорошо. Я вам верю. Не подведите меня.

***

Интернет, желтая пресса – все пестрило заголовками и баннерами. «Андрей Махалов в заложниках у стертого человека». «Этот человек сдался сам, заявил префект Южного округа…» «Требования маньяка-фаната». «Нож у горла  телеведущего». «Что скрывается за захватом знаменитого телеведущего?», «Кто натравил зомби на Махалова?» «Махалов сам все подстроил ради пиара».

Туса объявила  Ноздре бойкот. Считалось, что она нарочно натравила зомби на телеведущего, чтобы лишний раз пропиариться. Бывший ее продюсер Владлен Куляш торжествовал – «А что я вам говорил?! Она на все способна!»

ПОЛКОВНИК ГУРЬЯНОВ

Помимо координации работы смешанной группы по расследованию резонансных убийств в Москве, получивших кодовое название «Татуировка», у полковника ФСБ Ярослава Ильича Гурьянова было еще множество служебных обязанностей. Приходилось работать допоздна. Вот и сегодня он вернулся из Следственного комитета далеко за девять вечера и с удивлением увидел сидящих в приемной молодых людей. Дежурный офицер привстал и, видя задумчивость начальства, попытался подсказать, кто это такие, но Гурьянов уже вспомнил.


Это были Илья Аверкин, Андрей Валентинов и Максим Зямочкин, кандидаты на замещение вакантной должности аналитика отдела. Из трех кандидатов следовало выбрать одного. Три дня назад всем им Гурьянов дал задание написать отчет на тему «Что рекламируют федеральные каналы российского телевидения?» Полковник пригласил всех троих в кабинет. Принял от каждого по листочку бумаги и быстро просмотрел.


Илья Аверкин предоставил профессиональный анализ рекламных блоков Главного канала, НТВ, Рен-ТВ и РТР. Указал на ошибки в рекламе прокладок, подчеркнул удачи в рекламе стиральных порошков и зубных паст. Гурьянов отложил записку Аверкина в сторону.


Андрей Валентинов написал нечто более интересное. Телевидение в массовом порядке рекламирует зависть и тревожность, писал молодой аналитик. Гурьянов одобрительно хмыкнул и глянул на Валентинова – парень смотрел гораздо глубже Аверкина и вполне подходил на роль штатного аналитика отдела.


Записка третьего кандидата, лохматого рыжебородого парня со смешной фамилией Зямочкин, поразила краткостью. В ней была всего одна фраза. «Федеральные каналы российского телевидения рекламируют астероидную угрозу».
Гурьянов даже листок перевернул в надежде обнаружить продолжение, но изнанка была чиста. 


- Ну, и что означает эта писулька? – спросил он Зямочкина.
- Я указал на то, что в настоящее время реально рекламирует телевидение.
Гурьянов вытянул губы и сильно подвигал носогубными складками, что случалось с ним в минуты раздражения.
- Свободен!
Нахал хмыкнул.
- Я знаю! – и вышел.


Полковник Гурьянов приказал готовить документы на зачисление в отдел Валентинова.
Вернувшись домой, Ярослав Ильич включил на кухне телевизор, вынул из холодильника судочек с поджаренной куриной грудкой, кетчуп и сел перекусить. Вспомнился вздорный здоровяк с рыжей бородой, толковавший про астероидную угрозу. Почему он вдруг пришел на память? А, вот! Рекламный ролик нового автомобиля «Тойота» изображал стремительно несущийся по трассе и превращающийся в раскаленный болид автомобиль. Это и есть реклама астероидной угрозы? Полковник усмехнулся и переключился на любимый канал «Animal planet». Наблюдая за жизнью животных, Ярослав Ильич получал отдохновение.

 
Шел фильм о гибели динозавров. 65 миллионов лет назад огромный астероид поразил землю и вызвал «ядерную ночь». Ящеры вымерли. На реалистически сделанных кадрах из глубины космоса к нежному боку голубого глобуса летел гигантский астероид, воспламенялся в верхних слоях атмосферы, мчался к земле уже в виде ревущего огненного тайфуна и врезался, вызывая чудовищный взрыв и ударную волну, огибающую всю планету.


На следующий день Гурьянов включил на работе телевизор и без звука в течение всего рабочего дня отслеживал картинку. К вечеру полковник понял, что Замочкин был прав: образ метеорита красной нитью проходил через все телевизионное вещание.

На подсознательном уровне запоминались не бренды и марки товаров, а образ летящего к земле и взрывающегося раскаленного шара. Шла массированная реклама страхования от астероидной угрозы! Причем шла она не только на федеральных каналах, но и на «Дискавери», «Энимал плэнет» и даже на «Детском канале». Венчал астероидную пиар-кампанию постоянно прокручиваемый по всем каналам блокбастер


«Армагеддон» с Брюсом Виллисом в главной роли.
Гурьянов зашел в Интернет посмотреть, много ли людей страхуются от астероидной угрозы, и поразился количеству застраховавшихся. Впрочем, страхуются же от похищения инопланетян. Но астероидная кампания поразила, во-первых, своей масштабностью, во-вторых, тем, что в нее была вовлечена Госдума!


Гурьянов не поверил своим глазам, когда в выпуске новостей увидел репортаж о том, что Россия готовится присоединиться ко ФСЕАМ - всемирной Программе защиты земли от астероидной угрозы. Это уже ни в какие ворота не лезло!

ИНГА НИКОДИМОВНА И ВИКТОР

Палата на шесть коек. На окне желтые занавески. У окна справа лежит пожилой хрыч с привязанной к боку правой рукой. Эта рука сама по себе взяла топор во время застолья и отрубила ухо соседу. Хрыч ее боится и не отвязывает даже на ночь.
На левой от окна кровати занимается онанизмом человек с огромным лицом по фамилии Нефедов. У Нефедова диагноз 7Б – олигофрения. Он убил  школьника во время игры в футбол на дворовой площадке. Подошел к вратарю сзади и ударил по голове железной трубой.


Во втором ряду ютится на кровати под зеленым вытертым одеялом потерявший память Вовчик, подозреваемый в убийстве бомжа, справа – Гена, разносчик чая с Черкизовского рынка, убивший жену и пытавшийся спрыгнуть с Крымского моста. На первой кровати слева от входа поселился Виктор, а на правой – подозреваемый в создании секты старик Савватей Гордеич.


Заглянула толстая черноволосая медсестра с усиками, Тамара.
- Виктор с Казанского, к врачу!
Идя по коридору, медсестра сказала.
- Ты теперь знаменитость, самого Махалова в плен взял. Приведи себя в порядок. Шаха не любит, когда больные неряшливые.


Перед дверью с надписью «Зав. Отделением Александрушина Инга Никодимовна» Виктор пригладил волосы. Рядом с дверью стоял старый холодильник «Днепр» с наклеенной бумажкой «Колбаса – 20 часов, сыр 24». Медсестра постучала.


- Инга Никодимовна, можно?
- Входите.
Виктор вошел. Врач сидела перед открытым ноутбуком. По ее просьбе Виктор повторил свой рассказ про захват телеведущего. Инга Никодимовна внимательно слушала его, изредка делая записи в истории болезни.


Пациент словно бы прятался за длинными волосами с четким клоком седины в чубе. Невозможно было целиком рассмотреть его лицо. То глаз  с частью носа покажется, то упрямо выпятится нижняя челюсть в щетине. Постричь его надо. Черты лица грубые, нос искривленный, лицо вытянутое, сужающееся книзу, щеки запавшие, скулы торчат, надбровья нависшие. На молодого Челобанова похож, поняла Инга Никодимовна, мужественный типаж, только растерянный и подавленный.


- Как вы себя сейчас чувствуете? – спросила она.
По прибытии в клинику Виктору давали лекарства, от которых он сделался вялым и сонным. Он сказал об этом врачу.
- Это нормально, - сказала женщина, - мы вас немного тормозим.


Врач посмотрела на изображение поющей Ноздри на майке больного.
- Почему на вас майка с изображением этой певички? Вы ее фанат?
Виктор пожал плечами.
- Она постирала мою майку и на время дала свою поносить.


Инга Никодимовна нахмурилась.
- Кто вам дал майку поносить?
- Она и дала, - Виктор показал на фото Ноздри на своей груди.


Завотделением прокашлялась.
- Я распоряжусь выдать вам казенную майку. А эту сдайте кастеллянтше. Вам ее потом вернут, если она, конечно, дорога вам, как память.


Виктор пожал плечами – воля ваша.
- Раздевайтесь.
- Зачем?
- Уколы, шрамы, татуировки, будем смотреть все, что может навести на след вашей стертой личности.


Больной снял пижаму и майку.
«Осенний лес заволосател», про себя процитировала Пастернака доктор Александрушина, невольно любуясь выпуклыми мускулами мужчины, его широкой грудной клеткой, поросшей блестящим черным волосом. Одернув себя и нахмурившись, она принялась записывать в историю болезни татуировки «головы оскаленной» леопарда на плече, «ВДВ-2004» и повешенного человека на пояснице. Прикинула возраст по внешнему виду, записала. «Возраст приблизительно тридцать два - тридцать три года». Одевайтесь.


Виктор оделся.
Слышно было, как по коридору ходят больные, гомон их голосов.  Через стену из кабинета, на котором было написано «Гипнолог Сергеев» доносился голос «Веки становятся тяжелей, тело теплое, тяжелое. Спать! Ты слышишь только мой голос» Донеслось дребезжание тележки с посудой, которую катила нянечка Фролиха.


Раздался телефонный звонок. Врач ответила.
- Меня вызывают. Давайте на ноутбуке попробуем. Посмотрим, умеете вы работать на компьютере или нет. Я скоро вернусь. Ничего тут не трогайте.
Кабинет у Инги Никодимовны уютный, стол с лампой, шкаф с канцелярскими скоросшивателями и папками, кресла кожаные светло-коричневые, тахта у стены, холодильник «Норд» с маленьким телевизором сверху. Виктор сел за ноутбук, пальцы не слушались, долго искал буку «в», чтобы набрать свое имя.


Инга Никодимовна вернулась минут через двадцать, посмотрела на результаты и разочарованно сказала, что в прошлой жизни он на компьютере не работал. Включила программу, надела Виктору на палец датчик, а на голову наушники.
- Садитесь, смотрите на экран и слушайте музыку.
- А что это?


- Псикорректор. Изобрел Игорь Смирнов для работы с подсознанием. Слушайте
музыку и записывайте все женские и мужские имена, которые вспомните. Компьютер будет реагировать на самые значимые для вас имена.
Врач вышла. На этот раз ее долго не было. Вернувшись, она сравнила записи Виктора и показания  компьютера.


- У вас из мужских имен максимальную реакцию вызвали имена Анатолий, Иван и
Игорь, - сказала она. - Из женских – Ксения, Юлия и Лариса.
- Значит, я не Виктор? – спросил он.
- Погрешность порядка двадцати процентов.



- Значит, меня звали либо Анатолий, либо Иван? – продолжал допытываться Виктор. Врач развела руками.
- У меня один больной был, Ришат, - сказала она, - а реагировал на Эдуарда.
Эдуардом звали его брата. Что ж, анализ показал, что вы не лжете, не симулянт и не шизофреник. Сны снятся?


- Да.
- Какие? Вы рассказывайте, что я у вас должна клещами все тянуть?
- Война снится, - сказал Виктор.


Врач записала, поставила большой вопросительный знак.
- Как именно снится?
- Пытают меня, бьют, ведут расстреливать.
- Кошмары, значит?
- Да. Просыпаюсь, весь мокрый, кричу.
- Ничего, антидепрессантов попьем, подлечим, и память восстановим. На что еще жалуетесь?


Виктор колебался, не зная, стоит ли говорить. Наконец решился.
- Голоса слышу.
- Голоса? – насторожилась врач. – Ну-ка, ну-ка. Какие голоса? Когда это началось?
- Да как очнулся на вокзале, так и началось. На вокзале мне постоянно казалось, что за мной наблюдают, следят. И голоса эти. Они самостоятельные, ругаются друг с другом. Это шизофрения?


Врач сняла очки и потерла надавленную переносицу.
- Скорее всего, потеря памяти и, как следствие, личности спровоцировала
появление этих голосов. В конце концов что такое шизофрения? Еще Фрейд считал, что параноидальная мания преследования отражает «эндопсихическое» осознание само-наблюдательной основы сверх-эго.


- Ничего не понял, - сказал больной.
- Я поясню, - Инга Никодимовна взяла в рот дужку очков и заговорила немного
невнятно. - Потеряв память, вы утратили личность и остались один на один со своим сверхэго. Как следствие, у вас резко усилилась интроспективная чувствительность, которая и сделала сознательным и ощущаемым, как посторонний и гнетущий контроль, нормальную функцию сверхэго, которое является как бы смотрителем внутреннего психического мира человека. Вы чувствуете эту наблюдательную деятельность сверхэго в виде как бы посторонней слежки за собой, понимаете?


Виктор поднял палец, призывая ее помолчать.
- Сверхэго вы назвали смотрителем? – спросил он.
- Что?
- Вы сказали: сверхэго является внутренним смотрителем психического мира
человека?
- Да, - Инга Никодимовна с интересом смотрела на понятливого пациента.
- У нас на вокзале был Смотрящий, Коля Большой. Значит, он как бы сидит у меня в голове и всеми командует?


Врач улыбнулась.
- Коля Колей, а сверхэго – это центральная психическая структура, осуществляющая контроль за вашим внутренним миром.


- Коля тоже осуществлял контроль – только за всем Казанским вокзалом.
Улыбка врачихи оказалась неожиданно приятной. Инга Никодимовна знала о чарах своей улыбки, поэтому редко позволяла ее себе на работе – тогда наружу проступала задорная и добрая девчонка, а ей хотелось быть строгим врачом-психиатром, чтобы ее слушались пациенты и уважали коллеги, поэтому она употребляла такие умные слова, как «сверхэго и фрустрация».


- Если уподобить вокзал внутреннему психическому миру человека, - сказала
она, пригасив улыбку и оставив ее отблеск только в карих глазах за стеклами очков, - то можно приписать вашему вокзальному Николаю аттрибут сверхэго, то есть власть и контроль над психическими процессами человека. Дело в том, что в нормальном состоянии человек не воспринимает наблюдательную функцию сверхэго, а вот в болезненном состоянии человек воспринимает ее как слежку и фрустрацию, как диктат, как «голоса», которые навязывают свою волю. Но вы должны понять, что это не посторонние голоса, сверхэго – это вы и есть!



- То есть я сам за собой слежу?
- Именно так!
Виктор улыбнулся, представив Колю Большого, сидящего у него в мозжечке и
командующего его внутренними сущностями – Стражем и Ягуаром.


              ЛАРИСА РЕЙСНЕР В БЕЛОГВАРДЕЙСКИХ ЗАСТЕНКАХ
(Триптих Народного художника СССР И. Ледовских «Гражданская война в России»)


Большая комната в три окна, с закрытыми темными портьерами, люстра на три рожка, у входа рогатая вешалка, письменный стол с тумбами, на столе телефон, чернильный прибор из многих предметов, покрытых серебряными резными крышечками, две конные статуэтки Блюхера и Веллингтона, победителей Наполеона при Ватерлоо, серебряный поднос с набором чарок (подарок казанского купечества на день ангела)


Сидящий перед столом капитан Неженцев возбужденно докладывал начальнику контрразведки полковнику Уварову.
- Сметанин отказывается грузить наш архив! Бронепоезд заполнен штатскими, на него продают билеты, как на литерный поезд, Николай Васильевич! Я лично видел купца Разуваева с женой и детьми! Нефтепромышленника Саркисова и еще я не упомню всех. Одеты в военную форму, но без погон.


Уваров понизил голос.
- Бог с ним, с архивом! Для нас места забронированы?
- Сметанин сейчас царь и бог! Я еле упросил его…
Разговор начальника белогвардейской контрразведки со следователем по особым поручениям был неожиданно прерван: дверь распахнулась, и поручик Маневич втолкнул в кабинет растерзанную женщину.


- Познакомьтесь, господа! Большевистский комиссар Лариса Рейснер! На ловца и зверь бежит! Есть Бог, есть!
Уваров тяжело поднялся из-за стола.
- Наслышаны, наслышаны о ваших подвигах, - сказал он, оглядывая молодую
женщину, одетую простолюдинкой.


- Это недоразумение, - с достоинством ответила задержанная, стараясь привести себя в порядок. – Разве такая хрупкая женщина, как я, может быть комиссаром?
- Если вы не комиссар, тогда кто вы у большевиков?
- Я поэтесса, волею судьбы работаю у них в агитпропе.
- Где ты там работаешь? – ощерил зубы Маневич. - В какой еще «агитпропе»?
- В Отделе агитации и пропаганды.
- Слова-уродцы! – с отвращением фыркнул Маневич. – Люди-уроды! Ненавижу!
- И что вы делает в этой «агитпропе»? – спросил Уваров.
- Пишу стихи. Ставлю спектакли для красноармейцев.


Маневича трясло. 
- Врет! Господин полковник, все врет! Я вам рассказывал, это из-за нее погибла Матильда и все наши друзья в Петербурге. Она комиссарша, агент ЧК!


В черте города бухали пушки. Канонада не затихала ни на минуту, к ее раскатам уже привыкли. Шестидиймовая батарея отвечала совсем близко, от залпов дрожали стекла в окнах. Уваров вытер платком двойной загривок.


- Минуточку, господин поручик. Дайте же мне поговорить с дамой. Вы утверждаете, милейшая, что вы поэтесса. Что ж, я тоже виршеплетством грешил по молодости, с самим Сологубом был знаком. Не изволите ли продекламировать нам свои стихи?


Рейснер неожиданно запела - хрипловатым, задушевным голосом.
Как родная меня мать провожала,
как тут вся моя родня набежала!
Ой куда ты, паренек, ой куда ты,
не ходил бы ты, Ванек, во солдаты.
В Красной Армии штыки, чай, найдутся,
без тебя большевики обойдутся.


Голос ее брал за душу. Настало молчание. Откашлявшись, она  сказала.
- Я сегодня не в голосе, господа, уж простите. Как вы сами видите из этой песни, от имени матери я агитирую простого крестьянского парня против войны на стороне Красной Армии.


Офицеры переглянулись. Полковник Уваров в сомнении поджал губы.
- Не верьте ей, Николай Васильевич! Она актриса! – Маневич схватил даму за
локоть, сотряс. - Зачем ты пробралась в Казань, говори! Ты шпионка! Рейснер! Это немецкая фамилия! Большевики – агенты Германии! Ты вдобавок еще и немецкая шпионка! Зачем ты пришла в Казань? Золото вынюхивать? Отвечай!


Пленница с достоинством отстранилась.
- Вы делаете мне больно, оставьте! Комиссары заставили меня! Они держат в
заложниках моего отца! Если я не вернусь, его расстреляют!


Уваров прокашлялся.
- Голубушка, с какою же целью большевики послали вас в Казань?
- Троцкий велел любой ценой разузнать, что происходит с золотым запасом царской империи. Но я не собиралась ничего докладывать. Да и что я могла узнать? От кого? От моего вояжа в Казань нет никакого толка. Я это говорила, но разве комиссары послушают…


- Троцкий здесь? – оживился Уваров.
- Да, он прибыл на фронт.
- Что он предпринимает? Когда назначен штурм?
- Я знаю об этом только понаслышке. К наступлению готовятся в ближайшие дни.
- Как ваше имя-отчество? – спросил Уваров.


Пленница вскинула голову.
- Меня зовут Лариса Михайловна Рейснер, последняя поэтесса серебряного века, возлюбленная Николая Гумилева, личный друг Блока и Ахматовой.


- Лариса Михайловна, вы понимаете, что по законам военного времени мы можем
расстрелять вас без суда и следствия, как большевистскую шпионку? У нас есть все основания не верить вам. Петр Алексеевич видел вас среди руководства большевиков Петрограда. Что общего с ними у вас, поэтессы, дворянки?


С пленницей внезапно произошла перемена. Она выпрямилась и вскинула голову. Офицеры словно бы впервые увидели, какая красивая женщина стоит перед ними. Виолончельный голос наполнил комнату.


- Ветер веет, где хочет, господа. В Красной Армии тоже наш народ – бедный,
забитый, безграмотный. Я делаю для него, что умею, – пишу стихи. Я бы присоединилась и к вам, но ведь ваше дело проиграно господа, признайте это. Народ не с вами! Вы – старая, умирающая Россия, а я полна жизни, я – чайка, я парю над миноносцами и морскими пучинами, над ревущими валами революции. О, такой жизни я и хотела – неистовой, благословенной и великой, громокипящей, как революция! Нет лучшей жизни, нет доли лучшей!


Офицеры переглянулись.
- Уведите, - велел Уваров. Посмотрел на Маневича. – Петр Алексеевич, вы ее
задержали, вам ею и заниматься.
Маневич кивнул. Вошел конвой.

 
В дверях Рейснер обернулась.
- Хочу вас предупредить, господа: все, кто меня обижают, погибают мучительной смертью. Для вашего же блага, отпустите меня, прошу вас.


Валериан Неженцев вздернул бровь.
- Вы угрожаете нам местью «товарищей»?
Рейснер ответила обыденно.
- Если вы обречете меня на смерть, никто из вас не доживет до Яблочного Спаса.
- Смерть от пули не страшна, – сказал бравый Неженцев.


Пленница обвела господ офицеров потяжелевшим взглядом.
- Вы умрете не от пули…
- Уж не вы ли, пифия, знаете, от чего мы умрем? – спросил Неженцев.
Тягучий голос пленницы сделался заклинательным.
- Вы, капитан, и вы, полковник, - вы оба будете сварены заживо!


От нее вдруг изошла такая волна леденящего внушения, что офицеры  онемели. Первым очнулся Маневич.
- Толубеев, - шикнул он на старшего конвоя, - уводи!
- Истеричка! – Уваров вновь утер вспотевший загривок платком.


Капитан Неженцев оглядывал сослуживцев в легком восторге.
–  Да она просто авантюристка, господа! Княжна Тараканова! Таких всегда являлось в избытке в смутные времена.


Мневич скрипнул зубами.
- Она из актерствующих. Ей мнится вслед за Шекспиром, что жизнь театр, а
люди в нем актеры. Вот она и ставит среди нас свои спектакли! Я уже рассказывали, как она предала в ЧК самых лучших людей Петербурга, цвет нации!


- В это все же, знаете ли, трудно поверить! – покрутил плешивой головой Уваров.
- С таким ангельским личиком и такое масштабное злодеяние! – чмокнул губами
Неженцев.
- Она способна на все, говорю вам! – твердил Маневич.


Полковник Уваров закурил турецкую сигарету.
- Вы ее прямо какой-то инферналкой выставляете, Петр Алексеевич! Самому
Достоевскому такие дамы не снились. Да нет, глупая виршеплетка увлеклась революцьенными идеями и попала, как кур в ощип.


Маневич возбужденно ходил по кабинету.
- Таких виршеплеток надо уничтожать в первую очередь! Именно такие поэтессы
своими виршами ведут в бой «товарищей»! «Товарищи» – тупое быдло, не способное к самоорганизации. Вырезать нужно «Ларис», беспощадно, под корень! Авантюристок, евреек, проходимок. – Маневич хлопнул себя по лбу. - Она жидовка! У  нее семитские черты, я только сейчас это понял!


- Только что ты называл ее немкой! – засмеялся Неженцев. - Антисемитство –
религия черной сотни, а мы, слава  богу, российские офицеры!


Маневич ахнул кулаком по столу.
- Довольно чистоплюйства! Либеральщина нас погубит! Во всем виноваты
жиды! Почитайте «Иудейскую войну» Флавия! Целый Рим обрушился на них, стер с лица земли вместе с Иерусалимом и храмом, и что же? Где тот Рим? А евреи повсюду! На наших глазах гибнет третий Рим – Россия! И все от их руки. Крапивное семя!


Кто все эти комиссары? Троцкий? Бронштейн! Откуда он взялся? Как выполз? Не было его нигде и вдруг – жид во главе Думы Петрограда, во главе огромной армии красного быдла! Как это возможно?! Не могу понять! Я все больше уверяюсь, что эта Рейснер - еврейка и действует заодно с Троцким и большевиками! Моя жена погибла из-за нее! Есть Бог, есть, и Он привел ее в мои руки!


Полковник Уваров достал из тумбочки стола бутылку николаевской водки и разлил по серебряным чаркам.
- Да полноте вам кипятиться, Петр Алексеевич. Расстреляйте ее и дело с концом. Неровен час, красные перейдут в наступление и спасут «поэтессу». Недаром она нам пальчиком грозила.

Маневич резко склонил голову к груди.
- Будет исполнено, господин полковник

Осушив чарку за упокой души рабы божьей Ларисы, он вышел из кабинета, миновал часовых на лестничных площадках и спустился в подвал. В караульной окликнул вахмистра Толубеева с ключами, с ним прошел по казематам, приказать открыть камеру под номером семнадцать, где на топчане сидела продрогшая женщина с распущенными волосами.

«МЕНЯ ВОКЗАЛ РОДИЛ»


Подъем в больнице в семь, отбой в десять. С утра все больные шли к раздаточному столику в конце коридора, на котором стояли одноразовые стаканчики с написанными фломастером именем больного и таблетками.


Виктор высыпал на язык содержимое стаканчика, проглотил, показал открытый рот санитару. По коридорам бродили понурые люди в пижамах. Возле аминозинового кабинета стояла очередь за уколами. Из кабинета доносились вскрики укалывааемых и брань медсестры.


Жизнь в клинике дала Виктору возможность отдохнуть и успокоиться. Никто здесь на него не нападал, как на вокзале. Только врачи мешали, все время задавая вопросы, на которые у него не было ответов. Сильно надоедала заведующая. Она писала диссертацию про стертых людей и изводила Виктора вопросами. С нею его допрашивал и профессор Пасхавер, тот, который был на ток-шоу Андрея Махалова во время захвата. Профессор упирал руки в боки и смотрел на  Виктора так, словно собирался его купить.


- Нуте-с, как ведет себя наша знаменитость? – спрашивал он Ингу Никодимовну.
- Все нормально, Александр Яковлевич. Вот только Виктор слышит «голоса» и  спрашивает, не шизофрения ли это?
- Ну что же, похвально, - важно говорил профессор. - Пациенты уже сами
себе ставят диагноз. Впрочем, это обнадеживает, критика сохранена. Понимаете, Виктор, так называемые «голоса», являются не внедрившимися извне бесами, они суть автономные части нашей психики, обладающие волей, личностью и характером.


Об этом прекрасно знали бабки-ведуньи, в Ярославле я у одной Прасковьи Федоровны записал: «Э-э, милый, да на тебе порча земляная! Ну, что порча, поговорим?» И порча отвечает бесовским голосом, а бабка таким образом устанавливает контакт с больной частью личности.


Инга Никодимовна воспользовалась паузой в речи профессора.
- Александр Яковлевич, мне кажется, я начинаю понимать, почему Виктор взял в заложники телеведущего. Потеряв память, он лишился прежней личности, то есть того фильтра, который глушил «голоса» вторичных субличностей, и поэтому стал не только хорошо их слышать, но даже видеть! Так, запретная часть его психики явилась ему в облике леопарда.


- Ягуара, - поправил Виктор.
- Ягуара, - кивнула завотделением. – А дикие кошачьи, как известно, символизируют в сновидениях убийственный гнев. Гнев-агрессия контролируется Высшим «Я». Контролер, Высшее «Я» - это холодная, властная, деспотическая личность, которая держит все инстинктуальные энергии человека в клетках, с помощью Страха, который выполняет при них роль Стража. Виктор рассказал, что телеведущий Андрей Махалов вызвал его раздражение тем, что всеми командовал, прерывал, перебивал, ведь так, Виктор?
- Да.


- Так вот, ведущий на ток-шоу исполняет роль Контролера, Высшего Я. В вашем
сознании, Виктор, Андрей Махалов ассоциировался с деспотом-контролером, вы, можно сказать, впервые встретились с одним из отражений своего высшего «Я» лицом к лицу. И ваша агрессия, ваш Ягуар вырвался из клетки и набросился на того, кто вас подавлял. Александр Яковлевич разработал интереснейший метод, позволяющий вступать в контакт с теми частями личности, которые создают проблему. 


Пасхавер кивнул.
- Ну,  первооткрыватель не я, а Роберт Стамболиев. Жикаренцев его называет «Диалог голосов», я же предпочитаю термин «глоссолалия». Виктор, вы, конечно, не знаете, что такое глоссолалия…
- Нет.


- Глоссолалия есть явление многоголосия, каковое случилось с апостолами в
Пятидесятницу в виде так называемого сошествия Святого духа, и они заговорили на разных языках и пророчествовали. Так вот, в современной психиатрии метод «глоссолалии» есть очень простой и эффективный способ вызывать на поверхность сознания то ваше «я», с которым вы хотите побеседовать. С каким из ваших «голосов» вы бы хотели поговорить?


- Со Страхом, - сказал Виктор, - он меня достал. Скажите ему, чтобы прекратил меня пугать!
- Замечательно! – прихлопнул в ладони Пасхавер. - Поговорим с вашим страхом. Но прежде чем знакомиться с подличностями второго плана, мы должны поговорить с вашим Высшим «Я». Я говорю об истинном хозяине психики человека, о его Высшем Я. Итак. Вы готовы?
- Да.


Пасхавер сказал торжественно.
- Высшее «Я» Виктора, Контролер психического мира, вы разрешите с вами
поговорить?
В комнате повисло молчание. Выдержав небольшую паузу, профессор сказал.
- Повелитель психической вселенной Виктора, прошу вас, займите своей место в аудитории.


Виктор вопросительно посмотрел на Ингу Никодимовну.
- Садитесь, где вам удобно, - подсказала она, - займите комфортную позицию.
Виктор пересел со стула на тахту. Попытался разбросить руки, но спинки у тахты не было, и руки его упали. Тогда он сел поглубже, прислонился к стене и забросил левую ногу на колено правой, и сцепил на задранном колене пальцы рук. Вся поза его выдавала сейчас уверенность и даже высокомерие.


Пасхавер удовлетворенно кивнул.
- Спасибо, многоуважаемый Владыка, - сказал он. - Как прикажите вас называть?
- Смотрящий, - коротко ответил Виктор.
- Уважаемый Смотрящий, как вы себя чувствуете?
- Я всегда чувствую себя отлично.
- Вот видите, - сказал Пасхавер Инге Никодимовне, - выход подличности на
поверхность сознания манифестируется изменениями позы и мимики, а также  характерными словечками, типичными только для этой подличности. Запомните, молодой человек, так сидит ваше Высшее «Я»!

                ЛАРИСА РЕЙСНЕР В БЕЛОГВАРДЕЙСКИХ ЗАСТЕНКАХ
(Триптих Народного художника СССР И. Ледовских «Гражданская война в России»)

Вахмистр осветил лампой камеру. В углу на нарах проступила из темноты фигура женщины.
- Выходи, - сказал ей поручик Маневич, кивая на дверь.
Рейснер не шелохнулась.
- Я правильно догадалась, – спросила она. – Вы пришли убить меня?


Сердце Маневича омылось волной хищной радости.
- Бог услышал мои молитвы! – проскрежетал он. – Наконец-то я смогу отомстить!
Сегодня ты умрешь, проклятая жидовка!


Рейснер поднялась. Свет лампы упал ей на лицо – молодое, прекрасное.
- Как вы смеете называть жидовкой кавалерственную даму Ордена Иоаннитов! –
царственно вскинула она подбородок. -  Я рейнская баронесса Рейснер, мои предки воевали в крестовых походах, отвоевывая гроб Господень!
- Не заговаривайте мне зубы! – прошипел Маневич. - В вас видны семитские черты!


Женщина вгляделась в лицо офицера.
- Зато в вас видна дворянская стать славянских князей. Вы из знатного рода,
поручик. Вы должны быть благородны с дамой!


Маневич отступил, указывая на дверь.
- На выход! Разговоры излишни!
- Неужели вы, русский офицер, будете стрелять в беззащитную женщину?
Полковник величал вас Петром Алексеевичем. Как Петра Великого. – Рейснер перешла на шепот. - Но в душе ты - Петя, Петруша, добрый, измученный войной мальчик, - с каждым словом женщина приближалась на шаг, встала вплотную, заглянула в глаза при коптящем свете «летучей мыши».

– Поверь, мне все равно, где умирать, поэты рано умирают, но раз уж так суждено, поцелуй меня перед смертью, Петя. Разве я не красива? Подари мне последний поцелуй. Как ты красив, ты же совсем еще мальчик. Откуда столько страсти, ненависти, готовности убивать?


Поручик отшатнулся.
- Поцеловать - тебя? Иуду?! Ты сдала людей в ЧК!
- Вы в своем уме, поручик?! – вскричала Рейснер. – Вы же работаете в
контрразведке, не идите хотя бы вы на поводу нелепых слухов. Их распускают  завистники, они оклеветали меня! Как Пушкина и Лермонтова! Такова судьба поэтов в России! Вы представляете, что я должна была бы испытать, в какой муке стыда сгореть, если бы пригласила своих любимых, близких, родных людей, чтобы сдать их этому рабоче-крестьянскому быдлу, которое ничто для меня?


Нет! Я сама была в ужасе, когда  нагрянуло чудовищное ЧК! А ведь я всего лишь хотела накормить людей, окружавших меня с детства, привечавших, любивших меня. Как вы могли даже подумать, что я пригласила пятьсот человек, чтобы всех их скопом сдать в ЧК! Это какой злодейской, бесчувственной змеей без совести и чести надо быть, чтоб так подло  поступить! Нас кто-то предал! Кто-то настучал в ЧК, они нагрянули, это стало для меня страшной неожиданностью. Я пыталась их защитить, но разве они послушают. Это трагедия моей жизни. Меня тоже арестовали! За организацию буржуазной сходки.


- Почему же они вас отпустили? – чуть спокойнее спросил поручик.
- Невиновность моя была очевидна. Как и сейчас! Я не была ни в чем замешана, не устраивала заговоров, я просто хотела накормить людей. Я и сейчас не совершила никаких преступлений, а вы хотите меня расстрелять. За что?


- Вы смутьянка. Вы подбиваете народ на бунт. Вы организовали
государственный переворот. Вы и ваши жиды. Если бы вас не было, не было бы ничего, никакой смуты!
- Наивный, доверчивый, добрый Петруша!


Женские губы вдруг приникли к губам ошеломленного поручика, руки ее охватили его затылок, она влилась в него дыханием и языком, мужчину сотрясло, ноги его подогнулись. Она пьет его, целиком, всего, втягивает в себя всю его душу. Руки ее оторвались, а губы нет, губы сосут и вьются, язык ворочается, ласкается, лижет.
Что она делает? Поручик открывает глаза. Прекрасная женщина, не отрываясь от его губ, сбрасывает с себя одежду. Нагота ее ослепляет! Плечи ее хрупки и изящны, груди полны и упруги, талия тонка, ноги стройны! Кожа ее глаже бархата.


Очумевший вахмистр с лампой в руке… «Выйди, Толубеев!»
Чего стоят идеи, борьба, штыковые атаки, когда рядом такая красота! Она – мой трофей! Ради нее я ходил в атаки! Ради нее с боями прошел германскую. Но Родина, Россия? Она губит ее! Нет, она не может губить, она может только воодушевлять. Она спала с матросами… Вранье! А если правда, то какая к дьяволу разница, что было в ее жизни до него! Их свело судьбой, ему подарили гетеру, богиню, эти груди, эти плечи, запах плоти заполнил тесную камеру.


О, боже, как проворно она расстегнула все пуговки на его английских подшитых кожей галифе, нет сил противостоять, рука ее проникла в святая святых, так отец Сергий у Толстого после десятилетий затвора был в единый миг соблазнен женщиной. Нет сил противиться. Да и зачем? Пусть. Пусть все случится, а потом…. Потом… потом… револьвер всегда со мной, а там… решим… нет, очнись, Петр! Пристрелить, пока сосет, именно сейчас, в голову, в эту прекрасную, сумасшедшую голову, где бурлят все эти идеи, страсти, авантюры. Буду кончать и выстрелю ей в голову. Ну, еще, еще, соси же, комиссарское отродье!

***

Сеанс глоссолалии, проведенный профессором Пасхавером, помог Виктору многое понять в себе. Вот оказывается в чем дело! Те существа, которых он видел, Вор, Ягуар, Убийца были обитателями его внутреннего мира. При очередной встрече с Ингой Никодимовной Виктор попросил ее отменить лекарства.


- Вам плохо от них? – спросила она.
- Мне трудно соображать. Мне надо вспомнить себя, а вы меня тормозите.
- Но ведь вы набросились на человека, взяли в заложники. Вы уверены, что способны себя контролировать?
- Да.
- И все-таки я бы пропила курс антидепрессантов. Потерпите, это для вашего же блага.


В кабинет заглянули. Инга Никодимовна погрозила пальцем.
- Филимонов, вы чего заглядываете? Вам когда назначено? Стойте, это хорошо что вы зашли. Пожалуйста, сходите к Тихону Владиславовичу, завхозу, возьмите у него пять халатов для первой палаты. 
- Я вот про ягуара хотел поговорить, если можно? – сказал Виктор.
- Говорите.


- Я предполагаю, что взрослая личность превращается со временем в нечто вроде жесткого фильтра, который отфильтровывает впечатления и не пропускает до сознания многие вещи. Дети же видят привидений. И я тоже как бы их вижу. Вот этот случай с захватом заложника. Я не понимал, что происходит, из меня вырвался Ягуар, я не мог его остановить и уволок Махалова в гримерку. Точнее его волок не я, а Ягуар. Я его ясно видел – в пятнах, рыже-желтый, клыки белые, из пасти воняет. Только сейчас я понял: на Махалова Ягуара натравила Ноздря. Он подставил ее, принародно показал постыдные фотографии, где я с ней в машине занимаюсь любовью.


Инга Никодимовна приподняла брови.
- Вот как? Вы с нею были близки?
- Да. А что?
- Нет, ничего. Продолжайте.
- Махалов показал фотографии, которые сделал Лева! Ну, Вор! Папарацци! То есть Ноздря посредством этого Вора сама устроила себе эту ситуацию, и сама же разозлилась. Она приходит просто в ярость, когда ее оскорбляют. У нее огромное самолюбие. И она испустила внутренний крик, я его услышал. «Чтоб ты сдох! Взять его! Фас!» И подчинился ему. Ну, не я, не я - Ягуар! Когда он выскакивает из клетки, я теряю контроль над собой.


Я ничего не мог сделать, только наблюдал, как он тащит Махалова. При этом я видел, что Ксения перепугана, а Ноздря торжествует! Я думал, что это нормально – видеть чужих двойников, сущностей… не знаю как их назвать… Короче. Из Ноздри все время выскакивал тип в капюшоне, вертлявый такой, болтливый воришка. Он выскочил на Казанском вокзале и украл у нее телефон, я бросился вдогонку, отнял телефон и только сейчас понял, что таким образом он меня приманивал.


- Кто?
- Вор. А ситуацию создала Ноздря, она главная в их паре. Она выпустила Вора, он выхватил телефон, я погнался и так познакомился с Ноздрей. Она меня притянула. Я ей был нужен.
- Зачем?


Глаза у Виктора остекленели, он говорил как бы в трансе.
- Теперь-то я понимаю! Она затем и устроила скандал в машине со своим
продюсером, чтобы тот выкинул ее именно возле Казанского вокзала! Там мы познакомились. А нужен я ей, чтобы мною  травить врагов. Я – ее агрессия, ее Ягуар. Она меня использовала для мести врагам. И для защиты. Она уговаривала меня убить своего продюсера, Гуляша. И я почти согласился. Если бы я не захватил Махалова и не попал сюда, я бы пошел на это  убийство. Она и пожар в «Бинго» устроила!


Недоверчивая улыбка тронула губы докторши.
- Просто какая-то роковая женщина! Она лично поджигала?
- Вы мне не верите?
- Зачем ей поджигать «Бинго», ведь она там сама едва не погибла. Вы рассказывали, что вынесли ее в последнюю минуту.


- Ноздря устроила пожар для того, чтобы свести Ксению с Левой. Она для того и гонялась за Вором по всей Москве, чтобы привлечь его в свою жизнь! Ноздря и Ксения – две разные личности
- Погодите, Ксения и Ноздря – это же одно и то же лицо.
- Нет!
- Как нет?


- Ксения – хорошая добрая девочка, а Ноздря – стерва. Она Контролер Ксении, 
готовый на все ради денег и славы. Ксения в беде, надо ей позвонить. Ноздре удалось выпустить наружу Вора, вдвоем они сделались ужасно сильными! Ксения погибнет от их рук, они ее погубят.


«Бред, разорванность сознания, мысленно поставила диагноз Инга Никодимовна».
- Послушайте, Виктор, мы живем в физическом мире и люди здесь не могут
материализоваться и дематериализоваться. Вот скажем, вам показалось, что молодой человек в капюшоне выскочил из Ноздри. Так?
- Не показалось - я видел.
- Было темно, вы сами говорили, был вечер, скорее всего воришка выскочил из-за угла, из-за машины, так ведь?


Виктор замялся.
- Может быть…
- Он был в капюшоне, - продолжала Инга Никодимовна. - Вы знаете, сколько сейчас молодых людей в капюшонах бегает по дорогам Москвы? Сотни и сотни тысяч. Вы же не можете с уверенностью утверждать, что вор с казанского вокзала и Лев Ковальков – одно и то же лицо?


- Не могу…
- Вот видите. Вам показалось. Хотя есть и такой факт психологии, что люди часто видят в посторонних кого-то из своих знакомых, своего отца или мать. Это игры психики. Я пытаюсь вернуть вас на грешную землю, иначе вы можете заблудиться в своих фантазиях и не найти из них выхода.


- Почему земля грешная?
- Так просто говорят.
- Но вы так считаете?
- Это не имеет отношения к делу.

ДОКТОР БОДРОВ ГИПНОТИЗИЗУЕТ ВИКТОРА

После процедур и завтрака Виктора вызвали в кабинет к лечащему врачу.
- Здравствуйте! Меня зовут Сергей Бодров! – навстречу с улыбкой поднялся красивый молодой человек с косой черной челкой. Принадлежность к врачебному племени выдавал только белый халат, небрежно наброшенный на отлично сшитый темно-синий костюм. Под костюмом белели дорогие кроссовки.


- Виктор, - представился больной. 
- Мы уже знакомы, я ведь был на достопамятном ток-шоу, когда вы изволили
пленить Андрюшу Махалова. Честно говоря, я вам позавидовал, иногда так хочется заткнуть фонтан, как говорил Козьма Прутков, а вы взяли и осуществили заветное желание миллионов. – Доктор рассмеялся, переглядываясь с Ингой Никодимовной, чьи губы тоже тронула улыбка.


– Виктор, давай на ты, мы же практически одногодки. Я знаю, тебя пытались гипнотизировать местные светила, но у них ничего не получилось. Скорее всего, у тебя сильная воля и ты не гипнабелен, поэтому я не буду тебя гипнотизировать целиком…- все эти слова Бодров говорил нормальным голосом, а последние сказал тихо, резко понизив интонацию почти до шепота, - только твою руку.


- Что? – растерянно спросил Виктор.
Бодров прищемил пальцами свои ноздри, сказал гнусаво.
- Я не смогу тебя загипнотизировать, - и вновь вкрадчивым тоном, каким
уговаривают детей, - только твою руку, смотри!



С этими словами врач прикоснулся к правой руке Виктора и дал ей посыл к движению вверх. Рука каталептически всплыла и повисла на уровне плеча. Воспользовавшись тем, что внимание пациента было отвлечено, доктор Бодров глубоко вздохнул, синхронно со вздохом удивления самого Виктора, и на выдохе мягко произнес:


«Просто закрой глаза, глубоко вздохни и спокойно засыпай. И когда это случится, твоя правая рука осторожно опустится тебе на бедро и останется там все то время, которое нам понадобится, чтобы в лечебном сне найти ответы на интересующие нас вопросы».



Молодой врач откинулся на стуле и переглянулся с Ингой Никодимовной. Та с профессиональным уважением смотрела, как пациент послушно закрыл глаза, и рука его медленно опустилась на бедро, в точности на то место, какое указал Бодров. После недолгого молчания гипнотизер негромко заговорил, поглядывая за окно, заштрихованное косым снегопадом.


- Сейчас зима и за окном идет снег… мы не можем слышать шорох опускающихся
снежинок, но легко можем представить себе, что мы этот шорох отчетливо слышим… и тогда наш ум заполнится мягким и ласковым шумом… это опускаются снежинки… можно также представить, какие сугробы наметут они за ту ночь, в течение которой ты будешь долго и крепко спать… под снегопадом не видно никаких изъянов, которые обычно режут глаз, не видно грязи, ям на дорогах, не видно слякоти, остается только чистое белое поле, такое же чистое, как твое сознание, Виктор.


Мы можем потихоньку разгребать снег… и тогда наружу проступят те воспоминания, которые прячутся под белым покровом… нет ничего лучше, чем ранним утром выйти из дачи на свежий воздух и приняться лопатой расчищать дорожку от дома до ворот, я, например, обожаю расчищать снег… давай вместе расчистим эти сугробы, чтобы удобнее было доходить до ворот, давай?


Больной кивнул с закрытыми глазами. Лицо его стало умиротворенным.
- Два месяца назад, смотрим на календарь… два месяца назад был четверг…
Где ты сейчас, Виктор?
- Я в тоннеле… – после долгой паузы ответил Виктор, и глаза его под закрытыми веками задвигались, словно он что-то рассматривал.

ПОДЗЕМЕЛЬЕ ТРОЦКОГО МОНАСТЫРЯ

Вечером в келью, в которой отец Дионисий дал приют Игорю Ледовских, постучали. Вошел монашек, совсем пальчик, с пухом на подбородке, бледный, с подносом в руках.


- Настоятель вам еды передал, – с этими словами он поставил поднос на стол.
- Спасибо, - Игорь встал с топчана, снял полотенце - на подносе стоял кувшин из необожженной глины, лежали яблоки, печеный картофель и краюха серого хлеба. Монашек поклонился и повернул к двери.
- Постой, - сказал Игорь, доставая из портмоне сто рублей, - вот, возьми.


Монашек взял деньги и словно бы заколебался, выходить ему из кельи или нет.
- Вы из Москвы? – спросил он тихо.
- Да.
- А по какому делу? Или просто интересуетесь монастырским житьем?
- Интересуюсь, - сказал Игорь и пошутил. - Хочу поступить в ваш монастырь,
послушником.


Реакция монашка поразила, он охнул и перекрестился.
- Вы позволите с вами поговорить? – спросил он шепотом.
- Конечно, - тоже понизил голос Игорь.
- Послушайте, у вас есть знакомые в Москве среди журналистов?
- Найдем, если надо.


- Сообщите в Москву, - монашек перешел на совсем уже неслышный шепот, - здесь творятся странные вещи. Сообщите там, что у нас здесь по-прежнему работает лаборатория КГБ!
- Какая лаборатория?
- Та, которая существовала еще при Сталине! – жарко зашептал монах. –
Лаборатория, которая занималась психотропными веществами. Они по-прежнему проводят опыты, а жертв запирают в третьем корпусе.


- Это который за проволокой?
- Да.
- Как тебя зовут?
- Бегите, завтра же бегите отсюда. Умоляю, обратитесь к журналистам, пусть
пришлют большую делегацию, хорошо бы и депутатов подключить. В ФСБ не обращайтесь, это их епархия. Надо устроить шум в прессе. Тогда что-то можно изменить, иначе – всем смерть или прямой путь на свиноферму.


- Постой, - удержал его за руку пораженный Игорь, - а где находятся эти
лаборатории?
- Здесь, в подземелье.
- Как туда можно пройти?
- Не надо вам туда ходить. Там смерть. Завтра же уезжайте. И возвращайтесь не один, а с людьми!


Монашек перекрестил его и выскользнул за дверь. Игорь выпил воды прямо из кувшина. После рассказанного хлеб в рот не лез. Игорь надел на плечи рюкзачок со всем необходимым для ночных странствий и выскользнул из комнаты. Густая темень царила в монастырских коридорах.


Возле покоев святителя Гермогена «сталкер» нацепил на лоб обруч с маленькой фарой, включил ее и осветил замок двери. Деревянная, окованная по периметру и крест-накрест потемневшими от времени металлическими полосами, дверь была заперта на внутренний замок. Игорь достал набор отмычек, ввел их в замочную скважину. Замок оказался примитивным, видимо, никому и в голову не могло прийти, что кому-то надобится его взламывать. Механизм щелкнул, с лязгом провернулись внутренние шестерни.


Игорь выключил фонарь у себя на лбу, выждал, вслушиваясь в темноту. Но никаких подозрительных звуков не услышал. Нажал плечом, дверь поддалась.
Яркий луч выхватил из тьмы низкую сводчатую келью, очевидно, прихожую. Дальше виднелась приоткрытая дверь в следующую комнату, оказавшуюся гораздо более просторной, с коваными решетками на узких окнах-бойницах и трещащими от обилия бумаг и вещей пузатыми старинными шкафами.


В правом углу стояла кушетка, заваленная книгами и хламом, в левом громоздилась куча тряпья, из которого торчали ножки табуреток. Толстый слой пыли покрывал полы и подоконники, видно было, что покои давно никто не посещал.
Игорь осмотрелся, прошелся – по пыльному полу за ним оставались следы. «Ладно, завтра сосранья уеду, если кто и хватится, задержать не успеют».



Третья комната оказалась забитой от пола до потолка старыми вещами, папками и книгами. Протиснуться в нее можно было только с величайшим трудом, стеллажи стояли вплотную. Очевидно, это и был архив. Найти голову Иуды в такой свалке за одну ночь было невозможно. На это потребовалось бы несколько недель, а то и месяцев работы. Игорь поймал себя на мысли, что стал просто одержимым поисками этой чертовой головы! Тут уже и наследство ни причем, тут азарт, отягощенный мистикой и тайной.



Фонарь освещал старые потрескавшиеся стены, расписанные фресками. Поразила икона с изображением святого с головой лошади. А рядом в низкой сводчатой нише засверкали краски яркие, свежие. Кто-то недавно обновлял роспись. Игорь сел на корточки и вгляделся. Новодел изображал… поцелуй Иуды! Так и есть! «Целование Иуды», было написано старославянской вязью. В голове предателя вдруг что-то блеснуло: ухо Иуды было не нарисовано, оно было выковано! 


Игорь прощупал его пальцами – так и есть, улитка уха представляла собой металлическую скважину. Ключ к этой скважине должен быть приличных размеров. Но где он, этот ключ? Таинственная лаборатория КГБ находится в подземелье, сказал монашек. Почему бы и входу туда не быть за этой странной фреской? В висках застучала кровь. Здесь, здесь разгадка – в голове библейского предателя! Игорь принялся орудовать отмычками.


Возиться пришлось долго, замок был хитрый. Ничего не получалось. Внимание  привлек стоящий у противоположной стены старинный, запыленный сундук. А вот замок сундука блестел свежо, к нему явно недавно прикасались.


Игорь открыл чеку замка и поднял крышку. На тряпье церковных одеяний лежал большой ключ с витой ручкой. Он лежал словно бы специально на видном месте. Игорь взял его и вернулся к скважине. Ключ вошел в ухо Иуде, легко и мягко провернулся. Щелчок внутри был глухим. На третьем щелчке стена вздрогнула, и после нажатия громоздко поехала внутрь, открывая проход.


Ледовских-младший выключил фонарик на лбу и замер, вслушиваясь в тишину. Слушал долго, но ни звука не доносилось из открывшегося затхлого тоннеля. Тогда он достал из рюкзака тактический фонарь «циклоп». Световое пятно выхватило кусок бетонной стены в мокрых потеках. Бывший десантник принялся «нарезать пирог» темноты лучом фонаря. Если там есть охрана, с первого выстрела в него не попадут, он уйдет из-под обстрела.
Но темень непроглядно молчала.


От вспышек света рябило в глазах.
Наконец он убедился, что тоннель пуст, и включил фонарь в режим постоянного освещения. Длинная  бетонная труба уходила в даль, стены лоснились плесенью, на полу хлюпала вода. Ход становился все шире, и вскоре Игорь вступил в большое помещение, из которого в разные стороны уходили три коридора. Развилка. Богатырский камень. «Направо пойдешь – коня потеряешь…».


Игорь пошел направо.
Коридор сужался, то расширялся, стены все больше сырели, дышалось тяжело, тело покрылось потом. Наконец тоннель закончился низкой дверцей. Игорь толкнул ее, но дверь не поддалась, она не была заперта, но странно пружинила, словно бы что-то мягкое удерживало ее с другой стороны.