Алексан

Алиса затуманенным взглядом смотрела через пыльное стекло поезда. Скоро насупит ночь, и перспектива ее пугала: смотреть за окно будет невозможно, и делать, собственно, будет нечего. Немного хотелось спать, но наверно это всего лишь было последствием жары, отступившей лишь тут, под натиском кондиционера. С вагоном ей повезло: люди, как ни крути, были доброжелательны и вежливы. Проводник сам вызвался застелить ей белье, увидев, как она держатся за спину. Милая женщина с места напротив пообещала поднять ее рано утром, как только узнала, что ехать им до одной станции. Только вот надвигающуюся тоску и бездеятельность хотелось отодвинуть подальше.

Стемнело быстро, и коротать длинные часы до сна приходилось известным способом. Алиса часто путешествовала, и когда была возможность, изучала путевой лист, сопоставляла время, выбирала «самую лучшую» станцию и считала до нее минуты. «Самой лучшей» была та, на которой можно выйти покурить на свежий воздух, это куда приятнее, чем подпрыгивать, толкаясь в душном тамбуре.

Сканворды и прочее наводили смертельную тоску – куда–куда, а в поезд их брать Алиса не собиралась. Их с головой хватало на работе, когда совсем нечего делать в перерыв, салат за сорок рублей уже съеден, чай выпит, и от звонков друзьям тошнит. Собственно, Алиса любила свою работу, только вот перерыв все портил. Никак нельзя было ни сократить его, ни разбить на части, ни отменить вовсе.

- Когда мы отправимся?

Алиса обернулась. Синеглазый парень, лет двадцати трех, не больше, смотрел на нее в упор. Ее в этот момент что-то подмывало сказать колкость, по сути ее уже всю передергивало, хотелось отвернуться или ответить что-то резкое. Под натиском пристальных взглядов нарастало чувство раздражения к тому, кто на нее смотрел. Уж что-то, но точно, актрисой или телеведущей Алиса явно не мечтала стать с детства. Ей бы легче было убить всех режиссеров и ассистентов вместе взятых.

- Смотря где мы. Я не понимаю, отстали, что ли.

Алиса подавила раздражение, отвернулась в окно, и ощущение, что ее пристально рассматривают, куда-то исчезло.

На перроне, в метрах десяти от их вагона, расположилось здание вокзала. Не составило труда разглядеть надпись, подсвеченную изредка разбросанными фонарями и огнями состава.  В Минеральных Водах стоянка сорок минут – как обычно, то, чего не ждешь, вдруг приходит само.

- Ты откуда едешь?

Алиса неспешно выпускала серый дым в душную темноту, осторожно поведывая, что едет от родственников, живущих в Кабардино-Балкарии, к себе домой, в Ростов. Мало ли что у этого Саши на уме, и зачем он интересуется? Лучше соблюдать осторожность, да и не стоит долго болтать. Духота навевала сон.

Врать в поездах – это святое дело. Как в песне: засыпать собеседника массой глупой, противоречащей самой себе информации, чтобы он не мог понять, где начало, а где конец истории, а под занавес преподнести сюрприз. Выдать финальный козырь, рассказать, что ее судьба связана с чем-то мистическим, или глубоко в прошлом есть затянутая паутиной неразгаданная криминальная история. Вот это – классика жанра!

Сашу обманывать не хотелось, отчего –  она не могла до конца понять. Видимо, слишком проницательный взгляд выдавал непростого человека, который не будет все принимать на веру. Саша рассказал, что едет в Москву откуда-то то ли из Пятигорска, то ли из Нальчика, возвращается из отпуска. Оказалось, что его настоящее имя – вовсе не Александр, а Алексан, но на привычный манер его все зовут Сашей.

За двадцать минут они выкурили по несколько сигарет, и когда пришло время взглянуть на часы, Алиса с удивлением отметила, что ей с ним совершенно не скучно. Напротив – интересно, она могла бы так проболтать с ним всю ночь. Его густые черные волосы были немного растрепаны, но неряшливый вид делал его как раз еще более обаятельным.

- Где твой муж?

«Наглость – второе счастье», подумала Алиса. Сам по себе вопрос от незнакомого человека – верх бестактности. И тем более, ничего отвечать она не обязана.  Но играть в какие-то игры не хотелось, тем более, что они уже разговорились, и все шло как-то легко. И ей не хотелось показаться занудой.

- Он дома.
- Как он отпустил тебя одну? Я бы скорее вырвал свое сердце.
- Ты ревнивый кавказский мужчина?

Он не понял ее шутки, и отчего –то стало не по себе. Если люди не сходятся в чувстве юмора, то и отношений не получится. «Какие отношения? Ты едешь домой!» - одернула себя она и сменила тему.

- А что означает твое имя?
- Не знаю… На санскрите что-то значит…
- Или на древнегреческом, - улыбнулась Алиса.
- А твое?
- Не будешь смеяться? «Малышка».
- Ну, ты и есть Малышка.

Ярко-синие глаза в этот момент показались почти черными. Бесконечный темный омут напротив манил за собой и звал в никуда, Саша был так близко, что она чувствовала его дыхание – горячее, учащенное. Густые черные ресницы завораживали, и казалось, кроме этих блестящих в темноте глаз больше нет ничего: ни поезда, ни станции, с которой они вот-вот уедут, ни  разных городов, которые ждут из в дальних краях, ни семей, ни друзей… «Это надо остановить», успела подумать Алиса и отошла в сторону.

- Нам пора, сейчас поедем.

Саша нехотя двинулся за ней к вагону, но прежде, чем пропустить ее вперед, подал ей руку.
Спать резко расхотелось.

- Ты будешь чай?

Алиса отказалась, и потом очень долго не могла вытянуть из-под сидения сумку, в которой хранилась бутылка воды. Они вместе бились над застрявшей поклажей, но откуда-то, спустя пару секунд, в Сашиной руке появилась кружка, покрытая мелкими капельками ледяной воды.

- Ты что, взял ее из воздуха?

- Ага. А ты похожа на какую-то актрису, дай вспомнить… - Саша почесал затылок и шмыгнул носом. Обычный дворовый мальчишка, он был вовсе не похож на всех ее ухажеров и тем более на того человека, с которым она была вместе. Но отчего – она не могла понять, отчего – все то, что казалось грубым, отвратительным,  недостойным ее – девочки из высшего общества, учительской дочки, Малышки Алисы, воспитанной в любви к классической музыке, все в нем наоборот притягивало ее с невероятной силой. Алиса могла бы сказать, что это лишь любопытство к Саше как к человеку, но почему-то сегодня у нее не было сил врать себе. Слишком близко были их плечи, которые иногда соприкасались в пути, и слишком отчетливо она помнила его прикосновение к ее ладони  – случайное, как ожог.

За окном окончательно стемнело, и весь вагон погрузился в зыбкую качающуюся дрему. Оказалось, что они оба любят кино, книги, прозу и поэзию, и им хватило тем для разговора, чтобы люди, находящиеся вокруг, заснули под их тихие голоса и стук колес. За обсуждением Харуки Мураками, Марио Пьюзо, Пауло Коэльо пролетело несколько часов. Они спорили не на шутку: Алиса не могла не заступиться за своего обожаемого Мурками, а Коэльо, напротив, вызывал лишь невероятную скуку.

- Чего ты хотела бы сейчас?
- Не знаю… Оказаться в горах! Обожаю горы. Я могу там бродить часами и мне ничего не надо, - ответила Алиса. – А ты?
- Я бы хотел встретить тебя на год или два раньше.

Его ответ застал Алису врасплох: она-то думала, что опасность миновала, но она пришла как раз в тот момент, когда она чувствовала себя такой беззащитной. Одна, в темноте, наедине с Сашей… Но он не делал ничего, что могло бы напугать ее. Только в ночи блестели ярко-синие глаза, казавшиеся почти черными. Алиса могла без слов прочитать в них  все, что он хотел бы сказать ей сейчас, но он молчал, а она не смела нарушить тишины. Просто ее руку обожгло еще раз.

Ей одновременно захотелось бежать от него и плакать, и быть может, тогда все, что кажется невероятным сейчас – станет сном, а утром она проснется и поймет, что все ей приснилось. Но вместо этого она отвернулась, отпила глоток воды и сказала тихо:

- Пойдем, покурим…

Ей было невыносимо смотреть на него в упор, и в то же время она понимала, что иначе не получится. Былому раздражению не осталось места, она и думать забыла, что несколько часов назад все началось именно с него. Просто вдруг по всему воздуху разлилась грусть, бесконечная, не имеющая краев и подавляющая своей глубиной. Поздняя ночь неслась в окнах, тусклый свет выжигал глаза, а горло обжигал дым, минуту назад казавшийся приятным.

Он взял ее за руку, но Алиса резко отдернула ее, и ей стало не по себе.
- Что это?

На ее глаза выступили слезы. Она смахнула их тыльной стороной ладони, и на этот раз огромный розовый шрам, скрытый под рукавом, стал виден.

- Он что, бьет тебя? – выходя из себя, спросил Алексан.
- Я не хочу говорить об этом.
- Почему?
- Ну… - выдержав паузу, ответила Алиса, - если бы твой близкий родственник, например, мама, или брат, заболел, ты бы не стал рассказывать об этом другому человеку? Это слишком личное, правда?
- Личное настолько, что тебя даже некому защитить? Да ты понимаешь, что можешь на него подать в суд? Если некому набить ему морду?
- Я же сказала: я не хочу говорить об этом!
- Я приеду и убью его! Скажи, где ты живешь?
- Я прошу тебя, не надо...

Они закурили еще по одной. Напряжение понемногу растворилось в прохладе ночного ветра, нагло  врывающегося в приоткрытое окно.  Рыжие прямые волосы Алисы были растрепаны. Саша отодвинул прядь, упавшую на лицо, и нежно стер ее невидимую слезу.

- Малышка… Ты такая красивая.
Алиса улыбнулась и посмотрела ему в глаза – теперь без страха.

- Ты любишь его?
Алиса молчала, разглядывая что-то в кромешной тьме за окном.

- Почему ты живешь с ним? Если ты его не любишь?

И в этот момент ей все стало казаться прозрачным, зыбким и невесомым. Сквозь воздух легко пройти, невидимые ворота легко распахнуть, призрачные оковы так просто разбить… Как же она раньше этого не понимала? Она почувствовала слабость в ногах. Захотелось сесть.

- Мне негде жить. Уйти некуда. Я почти полгода не работала: он настаивал, чтобы я сидела дома, занималась хозяйством. Потом… Я устроилась, но от ревности он начал сходить с ума… Началось это… Все… - Алиса вздохнула, - в общем, я сказала, что я не хочу говорить об этом. 

В этот момент почва окончательно ушла из-под ног…  Алиса поняла, что плывет по невесомым волнам,  тонет в бесконечном потоке нежности, растворяется в его поцелуе… Объятия, сильные и осторожные одновременно, вдруг показались такими родными. Алиса чувствовала, как дрожит его тело, как учащается его пульс, и что она сама испытывает то же, что и Саша. До кончиков пальцев, до дрожи в коленях, до головокружения она чувствовала его, как никого другого.

Ночь незаметно умчалась вдаль. Ей на смену пришел рдеющий от скромности рассвет, застенчиво раскрывая свои объятия новыми золотистыми лучами. Алиса проснулась от легкого похлопывания по плечу: соседка вполголоса сказала, что через двадцать минут они приедут в Ростов. Проводник, услужливо застеливший постельное белье, проходя мимо, предложил помощь.

Город встретил Алису шумным потоком спешащих людей. Где-то, сидя на проводах, звонко щебетали птицы, солнце заливало беспокойную улицу, носильщики кричали, дворники сметали банки и окурки. Алиса только сейчас поняла, как сильно соскучилась по Ростову, но в то же время ей было невыносимо тяжело.

Ей казалось, что часть ее останется здесь навсегда, что она за одну ночь нашла и потеряла своего самого близкого человека. Алиса не могла понять, что это было – любовь или сон? Как всего одна ночь изменила в ней так много?

Она знала: Алексан уедет в Москву, он не станет совершать безрассудных поступков, не станет звать ее с собой. Но где-то в глубине души крепла уверенность: все, что случается – не случайно. Она шла по утреннему проспекту, улыбаясь новому дню и вдыхая еще прохладный после ночи воздух. С каждым шагом призрачные оковы и воздушные путы, связывавшие ее по рукам ногам, становились все слабее и слабее.