Куда Бежать

1
Куда бежать? Что дальше? Были и еще вопросы, но на данный  момент меня больше всего задевали за живое именно эти два: Куда бежать и Что дальше? Первый терзал мой перевернутый разум,  потому что бежал я уже долго и давно. В смысле очень долго и удивительно давно. И часто. Бежал от проблем, от врагов, от  страхов, от любви, от безумия, от правды, от одиночества, случалось бегать от девушек с красными от нервных, бессонных ночей,  глазами, от девушек с удивительной пивной зависимостью, от девушек с не менее удивительной водочной, коньячной и кокаиновой зависимостями,  от девушек с плохим запахом изо рта, от их сестер и от сестер их сестер; приходилось, как минимум, три раза в месяц бегать от ублюдков с перочинными ножичками, от ублюдков с резиновыми дубинками, от ублюдков с задетым самолюбием, от ублюдков, которым просто было очень весело и очень скучно, но, к счастью, а, может, и, к несчастью, в этот раз, ни этих девушек, ни этих ублюдков не было. И всегда, когда я бежал, как крыса с корабля, я знал, хотя бы примерно, куда мне стоит направить свой курс. Однако сейчас я бежал по Невскому проспекту, мои часы покорно отсчитывали седьмой час вечера, и, поверьте, даже представить не мог себе, куда же я в итоге попаду. История, которая затащила меня в этот чертов вечер на Невский, до боли знакома всем; думаю, что вы сами тоже хотели иногда оказаться где-нибудь в центре города и просто бежать. Хотели, но, могу поспорить, так и не решились. А  я решился. Я, на самом деле, смелый, просто бежать, иногда является лучшим выходом из ситуации. Ну, по крайне мере тогда, когда эта ситуация связана с выше упомянутыми венцами мужского пола, быстро бегать - наверное, единственное, что ты можешь сделать, если не умеешь хорошо драться. Я остановился, посмотрел по сторонам, взглянул в сторону Дворцовой площади, увидел там превосходное мерцание людских улыбок, остановился, сел на скамейку, достал блокнот, карандаш и начал писать.
  Итак, началось все не так давно – три месяца назад. Как сейчас помню: утром проспал, не позавтракал, надел вчерашние носки, налил рюмку виски, выпил, потом стакан, потом еще одну рюмку, и еще один стакан, и еще. Лег снова спать. Проспал весь день. Проснулся в девять часов вечера от телефонного звонка. Миша.
- Привет, алкаш недоделанный! Опять в институт не ходил? – сказал Миша своим веселым жизнерадостным голоском. Он всегда был жизнерадостен. Даже в больнице, когда мы помогали сестричкам переворачивать вонючего, липкого, выцветшего мужика, который и весил к тому же килограмм сто, а то и все сто пятьдесят, он пытался как- то пошутить, разрядить обстановку, что ли, потому что мужик уже начинал кудахтать и брыкаться.
- Как ты догадался, пыхтела? -  ответил я. Пыхтелай его звали, потому что курил он не то, что как паровоз, а так, что приходилось иногда задумываться: «А не взять ли с собой марлевую повязку?», если собирался провести с ним где-нибудь вечер пятницы. А потом еще и его бывшая девушка, в знак мести, за то, что он жестоко с ней обошелся ( просто проснулся с утра, посмотрел на нее, потом собрал ее вещи, положил их в пакет и выбросил в мусоропровод, а когда она проснулась и нагишом бегала по квартире, в поиске трусиков, сказал ей, что сегодня мусор вывозят в десять, то есть у нее было пятнадцать минут, чтобы выбежать на улицу, тряся всем, чем наградила природа, и, как- то объяснять мусорщикам, чтобы они подождали с вывозом мусора) написала книгу: «В постели с запыхавшимся дерьмом», которая, кстати, разошлась  огромным тиражом. В конце романа главный герой – Михаил ( что не удивительно) был застукан всеми его бывшими девушками в постели с силиконовой игрушкой, длиной 35см. Видимо многие женщины, прочитав этот роман снова поверили в себя, убедились, что у большинства козловатых мужиков огромное количество комплексов и вот таких же 35 сантиметровых силиконовых скелетов в шкафу.
- Да ты ведь только и умеешь, что бухать!! В свои двадцать ты абсолютно ничего не можешь добиться!
- Я и в четырнадцать ничего добиться не мог, не считая прочтения романа «Над пропастью во ржи», в пятнадцать я вообще себя не помню, по-моему я добился того, что мне стали продавать пиво в ларьках, потому что уже начинал бриться, в шестнадцать я перечитал роман еще три раза и сходил на спектакль, читал книжки и писал сочинения, безответно влюбился. В семнадцать я добился потери девственности, не помню с кем, помню, что после пива с водкой меня тянуло блевать, а ее ко мне; потом, в восемнадцать, разлюбил свою затянувшуюся безответную любовь, поступил в институт, влюбился еще раз и опять безответно. В общем, самое лучшее, чего я смог добиться это «Над пропастью во ржи» и  потеря девственности на какой-то пьянке, где  я удостоил кого - то чести быть первой девушкой, показавшей мне радость жизни в пучине утопического существования.
- Ты совсем спятил, дружище! Давай-ка вываливайся из своей вонючей квартиры, могу поспорить, что не проветривал там уже месяца три!
- Два.
- Какая к черту разница! Тебе и двух недель достаточно чтобы все засрать! – он посмеялся в трубку. Не люблю, когда такие люди, как он, пытаются  учить меня уму разуму.
- Конечно, детка.
- Выходи, я жду тебя у твоей парадной.
Я повесил трубку, выглянул в окно – он стоял прямо перед дверью, одет он был в черные брюки,  монотонный пиджак темного цвета и на голове красовалась синяя кепка. Во рту красовалась сигарета. Такие занудные, самодовольные и тщеславные люди всегда приклеиваются к тебе, как пиявки, высасывая твою кровь, твои нервы, твое хорошее настроение, твое плохое настроение, оставляя тебя просто абсолютно пустым и ненужным. Ему было двадцать три года, выглядел он на сорок три. Иногда от него пахло так, будто из всех своих двадцати трех лет, его мыли один раз, когда вытащили из его матери на свет Божий. Его мама, к слову, чудесная женщина. Ей было тридцать семь лет, она выглядела на двадцать семь. Он любил вытаскивать меня на улицу и шатать по барам, за мой счет, разумеется; он – безработный. Закончил какой-то тупой колледж, выучился на какого -то менеджера, поработал в Макдоналдсе, месяца два, уволился, и вот уже второй месяц ждет звонка от одной из пяти известных компаний, где его резюме, по его словам, конечно, приняли с восторгом, а после собеседования почти утвердили его на руководящую должность. Не повезло - у них перебор сотрудников этого профиля, но они обязательно уволят пару-тройку людей, чтобы на их место пришел ВЕЛИКИЙ Михаил, он - же ВЕЛИКИЙ пыхтела, он - же ВЕЛИКОЕ запыхавшееся дерьмо. Уже второй месяц пошел, как они увольняют сотрудников. Не знаю, как я вдруг стал его другом. Однажды мы выпивали вместе, с общими знакомыми. Оказалось, что живем недалеко друг от друга. На следующий день вместе шли по домам. На следующий день он позвал в бар. На следующий день еще раз. На следующий день он попросил в долг пятьсот рублей. Отдал, но потом пил в барах за мой счет. Сначала я думал, что он предпочитает мальчиков. Именно мальчиков, лет четырнадцати. Но потом мы вместе познакомились с двумя девушками. Алина и Катя. Он переспал с Алиной у меня дома, в моей спальне, пока я, сидя с Катей на кухне, показывал ей свои рисунки, стихи и рассказы, шутил и влюблялся. Он переспал с Катей на следующий день, когда я утром ушел в институт, а Алина в магазин за едой. К счастью, я не влюбился в Катю. Я долго думал, как бы послать его ко всем чертям, но ничего не мог придумать. Где все мои старые друзья?
Я вышел на улицу. Он, словно нехотя, пожал мне руку. Будто сделал одолжение. Какой же он ублюдок! Разумеется, мы пошли в бар. Девять вечера, весна. Виски с колой. После второго стакана мне вдруг резко захотелось именно сию секунду послать его куда подальше.
- Слушай, как тебе та киска, около стойки? – спросил он. Я взглянул в сторону стойки, вкус у него был самый что ни наесть стереотипный – там стояла высокая блондинка в юбочке, сквозь которую можно было разглядеть торговую марку кружевных красных трусиков. – Сегодня дашь мне ключи от твоей квартиры?
- Ты, сначала хотя бы поздоровайся с ней, не наложив в штаны! – посмеялся я. Несколько раз я уже давал ему ключи от своей квартиры, а сам ночевал у него – его мама редко бывала дома. Она любила путешествовать. Больше всего ей симпатизировали Чехия и Дания. Я всегда хотел поспрашивать ее об этих странах, но никогда так и не заставал ее. А что касается девушек, то он действительно не мог ни о чем разговаривать с ними. Он мог заваливать их в постель. Он вел себя как настоящая развратная крыса. Им это нравилось, или им нравились его пошлые шуточки, или им нравились его голубые глаза и подтянутое тело, или им нравились его желтые зубы, или они просто были слишком пьяны. Если вы встречали таких людей, то поймете, о чем я.
- Дай мне пять минут, алкаш.
Хм, с каких пор я стал алкашом? За последние два месяца я не общался ни с кем, кроме этого самовлюбленного сукина сына. Последние полтора месяца я алкаш.  Он подошел к блондинке, сказал ей что - то на ушко, она кокетливо усмехнулась, он заказал себе виски, а ей мохито. Через пять минут они уже кружились в танце. Черт возьми, они проломят мне кровать ночью, если я дам ему ключи от квартиры. Такие девчушки не отказывают таким, как пыхтела. Он был высокий брюнет с голубыми глазами. Он был очень симпатичен, у нег был неплохой вкус, неплохая фигура. Он улыбался с закрытым ртом. У него были очень желтые зубы, начищенные до блеска туфли и прилизанные гелем волосы. Он не чистил ногти, поэтому не любил держаться за руки. Он читал за всю жизнь две – три книги, и те, как выяснилось при более близком знакомстве, оказались газетами в общественном туалете, поэтому не разговаривал на умные темы, боясь наткнуться на искушенную читательницу. Он работал везде. Начиная от карьеры доблестного агента ФСБ и заканчивая неудавшейся карьерой космонавта, из-за редкой болезни бедняга, так и не очутился на орбите. Что-что, а врать он умел. А главное, что делал он это так искренне и уверенно, так что действительно легко было поверить в его виллу на Мальдивах, его личный лимузин и его бескорыстное сердце.  Или просто умел находить таких девушек, которые так и не избавились от мифов девятиклассниц, что принц на черном Бэнтли обязательно найдет их среди многих в толпе. Ну, в общем, думаю, мне удалось хорошо описать этого человека. Они шли к столику, где сидел я и смотрел в нетронутый третий стакан виски.
- Знакомься – Вероника, – сказал он и тактично пододвинул стул для своей спутницы. Она презренно взглянула в мою сторону, присела, закинув ногу на ногу так, чтобы Миша увидел всю прелесть кружевных красных трусиков, взглянула на него и расплылась в улыбке. Ну конечно, на Михаиле был черный костюм, лакированные туфли, а на мне черные джинсы, кеды «Converse», не глаженная синяя тенниска. В общем, выглядел я в лучшем случае как повар Михаила.
- Очень приятно. Слушай, у меня голова начинает болеть, я пойду домой, тем более, что ты, в окружении такой прекрасной дамы.
- Эй, ну погоди чуть - чуть, неужели ты не хочешь посидеть с нами? – резко ответил он. Эх, ключи от квартиры. Сделаю вид, что забыл об этом и быстро свалю из этого захолустья в настоящую жизнь - куда ни будь в ночной парк, куплю бутылку портвейна Массандра и выпью с каким – ни будь бродячим поэтом, чей гений выбросил его из мира цен и факсов, менеджеров и бизнесменов, пластмассовых улыбок и гниющих мозгов на задворки мира души и веры, надежды и мечты, который тщательно скрывается в мире помоек и пустых бутылок.       
- Нет, извини, очень разболелась голова.
Я встал из – за стола, лживо и откровенно мерзко улыбнулся Веронике, пытаясь, взглянув в ее глаза, донести до нее мысль о том, как же она мне противна. Она, разумеется, никак не отреагировала. Пожал руку Мише и вышел на улицу. Спустя четыре ступеньки, меня догнала чья то рука. Пыхтела. Он выбежал за мной, оставив там свою маску, теперь передо мной стоял прежний пыхтела: с дикой отдышкой, с отвратительным запахом изо рта, с взволнованно бегающими глазами.
- Ты что? Ты же обещал дать мне ключи! Забыл что ли? – сказал он, еле выхватывая воздух.
- Нет, не забыл. Просто мне надоело давать тебе ключи.
- Ну, ты что? Ты же видел ее! Пожалуйста, в последний раз, дай мне ключи!
- Ну не знаю. Ты и так мне должен.
- Сколько?! Сколько?! На, возьми, сейчас это все, что есть, если мало, отдам потом, - сказал он, протягивая мне скомканную пяти тысячную купюру. Ах ты, урод. Откуда интересно у тебя такие деньги? Я взял ее, дал ему ключи, он дал мне свои.
Мы пожали руки и разошлись в разные стороны: он вернулся в бар, снова влезать в свою сброшенную кожу, а я пошел вперед, на мокрый асфальт ночных мостовых, переливающийся светом уличных фонарей, к звездам, вывешенным на небесном полотне к всеобщему обозрению, к манящему молчанию Петербургских переулков, слушая музыку тихого дуновения ветра и еле слышного крика заблудившейся души; я шел к мечте, которая где - то там ждала меня, в которую я верил, и цеплялся изо всех сил за эту веру. Шел второй месяц весны, по звездному небу неспешно плелись почти высохшие тучи. Шла последняя минута дождя.

2
К сожалению, встретить в парке поэта мне не удалось, и я тихо и не спеша пошел домой. На полпути я решил зайти в магазин и купить себе бутылку пива, что бы спокойнее заснуть. В шаге от своей парадной я вспомнил, что сейчас моя квартира полностью в распоряжении ВЕЛИКОГО ПЫХТЕЛЫ, нащупав в кармане ключи от его квартиры, я поплелся в тени деревьев, отбрасываемой ими в свете фонарей, в сторону дома, где, собственно и располагалась берлога моего отвратительного друга и его красивейшей матери. Этаж седьмой, квартира  с мансардой, пять комнат, две ванных. Удивительно, зачем ему всегда надо было брать ключи от моей банальной двухкомнатной квартирки? Я поднялся, вставил ключ в замочную скважину, повернул по часовой стрелке два раза и, сделав первый шаг, услышал приятный запах женских духов. Он каким - то мистическим образом  казался еле заметным, но в то же время захватывающим сознание полностью, заставляющим сердце, при первом вздохе, остановиться, а дальше биться в ритме необузданного желания. Желания любить. На кухне горел свет и оттуда слышался нежный и немного детский голос. Мария Николаевна. Черт, вот урод, он наверняка  знал, что его мать сегодня дома. Я очень медленно попытался выйти, даже сумел бесшумно прикрыть дверь, но потом остановился и подумал о том, куда - же мне идти теперь. Вопрос оказался до того сложным, что я невольно начал приговаривать шепотом сам с собой. Я всегда говорю с собой, если решаю сложные задачи или принимаю трудные решения. Не знаю, может это и отдает ароматом сумасшествия, но мне проще решать все в диалоге. Я начал предполагать, что вполне возможно не спать всю ночь, зевнул и предположил, что можно поспать в парке, благо ночи теплые, услышал милицейскую сирену и предположил, что можно удобно расположиться в какой  ни будь парадной. Может, позвонить, кому ни будь из старых друзей?
Сложно было говорить о себе, с самим собой, и представлять, как  в три часа ночи я укладываюсь спать на скамейке в парк, или рядом с собачками в парадной, или с бомжами на чердаке, или с беспризорниками в подвале. Сложнее всего было вспомнить имена своих старых друзей. По щеке потекла слеза.
- Миша! Что ты там стоишь в коридоре? – послышался голос с кухни.
Потрясающе, она слышала, как я открыл дверь, или как вошел, или как говорил сам с собой, или как на пол упала слеза.
Я вошел на кухню, она сидела за стойкой мини – бара, спиной ко мне, потягивая мартини с апельсиновым соком из запотевшего от холода стакана. На ней было красивое платье: черный шелк, отлично подчеркивающий ее силуэт. Она была без обуви, что придавало ей еще большей сексуальности и в то же время детской невинности.
- Ты кто такой? А ну-ка  сваливай из моей квартиры! – она повернулась, как раз когда я собирался заговорить первым. Черт, опоздал.
- Мария Николаевна, я друг Миши. Помните, две недели назад я передавал вам собрания сочинений Хемингуэя? – я попытался сказать это уверенным и прямым тоном, чтобы ее память тотчас же воссоздала картину того дня, когда я действительно встретился с Мишей и передал ему книги.
- Ааа…Да да, помню. Ты прости, просто не каждый день в два часа ночи кто - то заходит к тебе в квартиру.
- Да я понимаю.
- А что ты здесь делаешь? – спросила она, глядя мне в глаза. Сказала она это несколько грубо и, видимо поняв по моему взгляду, что я и сам лучше бы спокойно поспал у себя дома, добавила – Нет, не подумай, что я тебя выгоняю, просто ситуация не обычная.
Я рассказал ей все. Рассказал ей все о ее сыне, о том, как он отвратителен и жалок. Объяснил, что он, видимо, знал, что она сегодня будет дома и поэтому повел свою пластмассовую подружку с кружевным задом, ко мне.
- Понятно. Хм, забавно, ты, наверное, думал, что я не знаю, какой Миша на самом деле? – сказала она, глядя в окно.
- Ну, надеялся, что вы догадываетесь.
- Да, характер и тщеславность он унаследовал от своего папочки в полной мере.
- Зато красоту перенял от вас, - сказал я, в то же самое время мысленно задавая себе вопрос, почему сейчас таких искренних и красивых девушек на удивление мало. Да и даже если встретить такую, то она, обязательно будет в компании принца, или ты просто не сможешь потянуть ее интересы и увлечения.
- Спасибо… - сказала она и, Боже мой, она покраснела! Потрясающе.
- Ну что ж, не хочешь выпить чего – ни будь?
- Ну, я вот купил себе бутылку пива.
- Дай-ка, – она взяла у меня бутылку, стоимостью тридцать рублей, повертела в руке, отдала мне и сказала – Знаешь, как отличить хороший напиток от плохого?
- Как?
Она взяла стакан, бутылку растительного масла, горчицу и майонез, дала мне весь этот набор и сказала:
- Налей в стакан своего пива, потом капни ложечку масла, добавь ложку майонеза, и горчицы.
  Я, растерянно взглянул на нее, ожидая увидеть что - то наподобие улыбки, но вместо этого обнаружил серьезный и  уверенный взгляд. Я сделал все, как она сказала.
- Отлично, теперь выпей это.
Мне хватило одного запаха этого потрясающего коктейля,  чтобы подумать о том, что она немного сумасшедшая.
- Что, не хочется?
- Честно говоря, не очень.
- Отлично, – она взяла стакан, подошла к раковине и вылила все до последней капли.
- Плохой напиток, да?
- А ты как думаешь?
- Но ведь если в любой напиток налить горчицы, майонеза и растительного масла, он будет отвратителен?
- Но ведь ты не станешь наливать все это в Баккарди или Гиннес, правда?
- Ах, вот оно что, - сказал я, помогая ей убрать со стола все ингредиенты, для теста на пригодность алкогольных напитков.
- Бери стакан и налей нам мартини, я пойду, переоденусь, - сказала она, выбрасывая с улыбкой на лице пустую бутылку пива.
Я медленно достал бутылку апельсинового сока из холодильника и также не спеша разлил мартини в два стакана. Смешал. Попробовал. Вышло неплохо.  В окне подмигивала луна. На сердце пустотой залило все теплое и приятное. Все хорошие воспоминания смешались в одну кучу и вдруг начали, по - одиночке, всплывать в памяти. Детство. Зоопарк. Интригующая картина какающих жирафов. Удивительно, но именно это заинтересовало меня тогда больше всего. Я улыбнулся. Детский сад. Общие туалеты и первые анатомические познания. Первая влюбленность. Романтика. Школа. Первая мнимая любовь. Первые друзья. Первое неудачное утро, после, как мне казалось, довольно удачного вечера. Институт. Пыхтела. Далеко не первая встреча с таким отвратительным человеком. Но на самом деле мое первое настолько долгое общение с типом такого плана. Раньше я их как-то вычеркивал из списка знакомых. А сейчас, не знаю. 
- Ммм, отлично, очень вкусно. Нет ничего лучше, чем глоток мартини теплым вечерком, - сказала она.
Я повернулся в ее сторону. Она была уже в тренировочных штанах и синей олимпийке. Выглядела потрясающе.
- Да, наверное.
- Ты чем-то расстроен?
- Да нет. Все в порядке.
Я взял свой стакан и сделал первый глоток.
Я проснулся в двенадцать часов. Отлично выспался. Хотелось сказать доброе утро, но, зайдя в ее комнату, я обнаружил, что ее уже нет дома. На столе лежала записка: «Я уехала на работу». Коротко и ясно.
 3
Когда я вернулся домой, то увидел чудовищную картину – лужа желто-коричневой блевотины, уткнувшись носом в которую, спал Пыхтела, была расположена аккурат на стопке моих рисунков и рассказов. Шок. Что же еще, кроме шока? Ненависть? Нет, ненавидеть еще глупее, чем бояться. А бояться – это уж, действительно, величайшая глупость. Что касается ненависти, то тут все просто – от любви до ненависти, как говорится, один шаг, ну так, значит, и обратно тоже не очень долго. Если вам не нравится человек, то самое глупое, что вы можете делать, это ненавидеть его. Если же все-таки ненавидите, то будьте готовы влюбиться.
- Вставай, ублюдок сраный!!!! – прокричал я, занося свою ногу над его брюхом. Иногда ненависть можно с лихвой заменить простой обидой, которую уже никогда не вернешь назад. Она так и останется, и каждый раз, когда будешь вспоминать об этом человеке, будешь вспоминать неизменно одну лишь обиду…
- Дай воды… - пропищал Пыхтела.
Через полчаса я проводил его до двери, спустил с лестницы и дал азимут до его дома. Всё, что было у меня, сейчас превратилось в одну большую, пахнущую хуже, чем туалет, в областных вокзалах, лужу! ВСЁ, ради чего я наделся жить. Я ведь всерьез собирался отнести свои рассказы, куда ни - будь. Уже как год собирался. Бояться глупо, но я боялся, а сейчас больше всего хочу бежать. Бежать от этой ситуации, бежать от просыпающейся в моей комнате девушки, которую Пыхтела затащил в кровать, бежать от Пыхтелы, от проблем с горячей водой, которую, как всегда отключили, бежать от налогов, бежать от сломанного крана в ванной, который, как в известной рекламе, напоминает о налогах, бежать от голода, от всех зеркал, куда подальше, потому что больше не могу смотреть в глаза этому уродливому неудачнику, бежать и не останавливаться, чтобы скрыться подальше от всех этих пузатых мужиков, толкающих тебя в метро и автобусах, от всех истеричек женщин, пьющих по десять стаканов пива, перед тем, как встать с кровати и пойти гулять со своим пятилетним сынишкой, от глупых шуток и дурацких розыгрышей, от дерьмовой литературы, от «смешных» фильмов, дерьмовывх песен, «справедливых» правил. Подальше. Что ж, я побежал…
Ну, вот и вся моя история. Может вы ожидали чего-то более драматичного, душераздирающего и выбивающего слезы из глаз, но такой уж я, бегу от всего, подальше.

Ну, вот так я, собственно и оказался в том месте, в котором сейчас сижу и пишу все это, пытаясь разглядеть хоть йоту смысла в этих каракулях. Пока что не очень хорошо получается, но зато времени всего пол-одиннадцатого, а, значит, портвейн еще купить можно без проблем. Я купил Массандра, Алушта. «Отличный вкус – отличное начало» - вспомнилась мне известная цитата из рекламы отравляющего желудок и печень растворимого кофе. От него теперь мне тоже очень хочется убежать. Интересно, что мне сейчас следует взять за начало? Начало конца? – нет, это уж слишком, я же все-таки не совсем обреченный утопленник. Да, именно утопленник, ведь, я также пытаюсь схватиться за что ни - будь и обрести в этом спасение, как тонущий человек пытается схватить глоток воздуха. Но, в то же время я также не могу отличить спасение от смерти, как и легкие человека, зачерпывающие последними вздохами губительные глотки жидкости. Бессмысленно хвататься за воздух, когда земля уходит из-под ног. А за что еще хвататься? Получается нельзя просто дать земле уходить? Нельзя терять контроль над ситуацией ни на секунду. Но посмотрите вокруг: сегодня ночью в любой военной части изобьют до полусмерти парня, за то, что он немного отличался от дикого авторитарного стада, завтра утром кто-то найдет труп в коммунальной квартире, причиной убийства станет очередь в туалет, или даже простое слово, почему-то действующее на нервы. Только специалисты разглядят во всех убийствах кучу самых разных расстройств, сами же люди так и не научатся жить, умея соглашаться и принимать какое ни - будь другое мнение, помимо своих личных «философских» соображений. Сейчас в метро говорят, о том, что надо помогать пожилым людям и инвалидам, правильно конечно, об этом говорят, и, рано или поздно встретиться такой человек, который действительно поможет. И, надеюсь не один. Но давайте тогда говорить о том, что если человек упал на рельсы, ему тоже необходима помощь! На что вы надеетесь? Что все так разом воодушевятся и станут помогать ближнему своему? Все, поздно. Доброты осталось еще меньше. Человечество – помойка. Помойка, в которую всегда добавляется хлам и мусор, сброд и приличная куча фекалий, причем со стороны начищенное до такой степени, что блеск слепит глаза, а аромат денег застилает запах немытой совести и загаженной души. Меня тошнит от людей. Они меня победили. Я сдаюсь. Все мои старые друзья были умнее – они подстроились под этот конвейер, и теперь наслаждаются жизнью со своими девушками, влюбляются, строят планы, а я попробовал сражаться. Я самый безумный дурак и придурок, но я хотя бы попробовал! Что ж, бежал я уже долго и очень давно, может пора остановиться? Зачем я так расходую отведенный мне срок? Кстати, если не хотите сойти с ума, то не стоит в одиночку пить портвейн, с заведомо плохим настроением и желанием отречься от всего, что вас окружает. Личные наблюдения показывают, что вполне достаточно половины бутылки. Я выпил первую и пошел за второй бутылкой. Пришлось долго улыбаться продавщице, чтобы она продала мне в двенадцать ночи портвейн.
 Когда я вышел из магазина, то увидел что-то потрясающее: все небо было залито очень странным цветом, сочетавшим в себе не просто гамму цветов самых различных оттенков, но и музыкальные гаммы, плюс ко всему скрашенные танцем облаков и еле слышным подмигиванием звезд. Удивительно, как каждый раз, увидев такое зрелище, говоришь себе, что Мир вокруг нас настолько прекрасен, насколько мы этого порой не замечаем, растрачивая последние силы на войну в общественном транспорте или в пробке, за рулем машины. И удивительно, как повседневная рутина заставляет нас забыть о красоте и принуждает, вернувшись, домой, говорить не о том, как сияло солнце с утра или как нежно падал снег, или как завывал ветер, а о том, что движение в городе стало просто невозможным. Проходя в центре города мимо старых домов, я всегда спрашиваю себя: интересно, какого это – жить в произведении архитектурного искусства? И всегда думаю о том, что обладатели этих квартир задумывались об этом, наверное, раз в жизни, когда были в гостях у своих зарубежных друзей.
И что прикажете делать безнадежному двадцатилетнему романтику дальше? Бороться? Все вы такие уверенные, особенно когда говорите другим: «Давай, не сдавайся! У тебя все получится!» А попробовали бы вы сами нести на себе такой крест, ведь я пытаюсь видеть во всем хорошее, а Вы старательно, сами того не зная, мешаете мне, опрокидывая на меня ежечасно очередную кучу пошлости и грязи. Все, мне надоело! Куда бежать? Что за глупый вопрос! У меня есть жизнь и она одна, и, следовательно, не стоит пробегать и без того столь ничтожный по времени путь. Моя мечта, я знаю, она ждет меня где-то, и я буду делать все, чтобы заслужить провести хоть минуту с ней, чтобы заслужить просто тот самый момент встречи, и я уверен – тогда и только тогда все изменится.      
Я сдался. Я проиграл в этой борьбе. Я не искал, я устал. И знаете, впервые за последние года два мне стало легко. Я уже не смотрел назад или вперед, и не потому, что у меня появилась уверенность в правильности всех своих решений и уж тем более в хорошем будущем.
Начиналось новое утро. Новые нервные люди спешили в метро, забывая вытаскивать людей с рельсов, новые солдаты стали учить устав, вычищая своим носом портянки, новые подонки, новые дерьмовые песни заиграли из окон машин, у меня начинались новые приступы тошноты от всемирной помойки. Но я знал, что есть она - моя мечта, к которой я так долго и упорно шел, в которой сомневался и боялся потерять, так и не обретя, к которой мне еще идти и идти.  Я знал, что она есть и она со мной, точнее, ждет меня. А когда я пришёл домой, то начал писать. Может, именно так я и доберусь до той самой мечты. Я писал. А по радио, наконец, поставили Баха.