БМВ

       Эта история рассказана мне Террой, и она имела место быть, возможно не в таком виде, но основные события – реальность.               
        Россия м анила Курта Шульца давно и настойчиво. С чего началась эта любовь, он и сам сказать не мог, возможно, засели в детском подсознании рассказы деда о войне, возможно, в предыдущей жизни он был русским. А, может, широкой душе бесшабашного байкера не хватало места в чистой, скучной и педантичной Германии. Хотелось чего-то первобытного, экзотичного и необъятного. Хотелось познакомиться с великим гостеприимным, душевным и простым народом, пережившим столько горя и страданий, но не ставшим на колени и сохранившим самобытность в этом глобализированном мире. Хотелось попробовать пить водку стаканами, купить матрёшку и, если получится, переспать с пышногрудой веснушчатой девушкой из сибирской глубинки, не за деньги, а в порыве страсти.
Все рассказы о том, что русские все бандиты и пьяницы, он пропускал мимо ушей. У каждого народа есть хорошие люди, и есть отбросы. Нельзя судить о нации по нескольким эмигрантам.
Россия виделась Курту страной липово-берёзовых рощ, залитых солнцем, небольших уютных городков, раскрашенных гжелью и хохломой. Он пересмотрел массу документальных фильмов о России, попытался учить язык, просиживал часами в Интернете, рассматривая фото с пейзажами. Даже решил назвать ребёнка, когда он у него будет, русским именем.
В общем, можно было уже ставить диагноз. Курт и сам понимал, что с этой навязчивой манией нужно что-то делать. И он принял решение – устроить перегон Москва – Владивосток на своём верном «Харлее». Друзья-байкеры дружно одобрили идею, хлопали по плечу, поднимали банки с пивом за успех операции, но составить компанию так никто и не решился.
Целый месяц Курт готовился к путешествию. Разработал подробный маршрут, собирал экипировку, заучивал ходовые фразы, гуглил информацию о городах, через которые должен проехать, консультировался у знакомых, которые побывали в России.
Наконец, наступил тот день, когда Курт сел в самолёт «Берлин-Москва». Мотоцикл уехал грузовым составом и должен уже ждать в Москве. Что может быть приятнее, когда сбывается мечта!

Москва не оправдала ожиданий. Огромный пыльный мегаполис с потоками машин, хмурыми прохожими, типичной для всего мира рекламой и нависшим смогом. Побродив пару часов по городу, Курт устроился в гостинице и проспал до утра. Он ехал сюда не за этим. Москва – это не совсем Россия. Сюда запустили лапы глобализация, мировые бренды и большие деньги.
Утром Курт закрепил на заднем сиденье и на баке кофры со всем необходимым – канистра для бензина, запчасти, личные вещи, продуктовое НЗ. Надел шлем, застегнул куртку, пожелал себе удачи и завёл своего верного «коня».
До Владивостока порядка десяти тысяч километров, проезжая в день километров восемьсот, Курт рассчитывал уложиться дней в двадцать, учитывая все возможные и невозможные обстоятельства. Из Владивостока он планировал вернуться самолётом в Москву, побыть здесь пару дней, чтобы всё-таки рассмотреть этот город поближе. И затем уже отправиться обратно в Берлин. Вернувшись домой, он планировать пристроить куда-нибудь фотоотчёт о поездке, а может быть, даже написать книгу. Правдивую книгу о самой великой и загадочной стране.
Москва осталась позади, укрытая серой нависшей пеленой. В зеркале заднего вида были видны похожие на гигантских призраков, заводские трубы.

За пять дней путешествия впечатлений накопилось уже на три книги. Шульца восемнадцать раз останавливала дорожная полиция, или как там она называется в России. Люди в форме долго рассматривали документы, от некоторых пахло спиртным. Курт улыбался им и пытался объяснить цель поездки. Они не понимали, переминались с ноги на ногу, рассматривая немецкий паспорт и права, отводили его на обочину, ходили вокруг мотоцикла, разглядывая со всех сторон, рылись в кофрах. Затем разочарованно отдавали документы и провожали тяжёлым взглядом. На третий день Курт научился давать взятки, и его уже не задерживали, дружелюбно улыбались, воровато пряча купюру, жали руку и, наверное, желали счастливого пути.
Поразила Волга, широкая, как море, приелись однотипные городки с серыми скучными домишками, забывшими, что такое ремонт фасадов. Пейзаж ничем не отличался от немецкого – те же клёны, дубы, берёзы и осины, только всё намного запущеннее. Русская кухня надоела на второй день. Щи, пельмени, бутерброды. Ассортимент был невелик и вызывал изжогу. Перекусывал он в придорожных кафе, с опаской выглядывая в окно на мужиков, сразу собиравшихся возле припаркованного «Харлея», как будто он был музейным экспонатом. Когда Курт выходил, и пытался уехать, зеваки почтительно отходили, но смотрели как-то недобро.
Перед Казанью Курт свернул в село, чтобы попить воды, немного отдохнуть и, возможно, пообщаться таки с кем-нибудь. Остановился возле хаты, перекошенной, обитой рубероидом. Постучал в дверь. Ему открыла старуха, без зубов, в каких-то лохмотьях, удивлённо посмотрела и заговорила быстро, показывая ему рукой, чтоб уходил. Курт улыбнулся ей, и попросил воды. Наверное, из-за акцента, она не поняла и закричала на него. Курт  пожал плечами и пошёл обратно, как вдруг услышал, что его окликнул мужской голос. Оглянувшись, он увидел на пороге пьяного бородатого мужчину в одних кальсонах и с топором в руке. Он что-то злобно закричал, вышел из дома и пошёл к Курту, подняв топор. Старуха бросилась за ним, повисла на руке, пытаясь остановить.
Курт секунду стоял в оцепенении, затем бросился к мотоциклу, запрыгнул в сидение и, подняв облако пыли, рванул с места. Сердце колотилось, как молот, руки дрожали, намертво вцепившись в руль. На окраине деревни он увидел толпу дерущихся мужиков, кто-то заметив мотоцикл, кинулся наперерез, размахивая толстой палкой, но Курт успел проскочить, палка полетела вслед, не долетев каких-то пары метров.
Выскочив на трассу, он гнал без остановки три часа, подальше от этого ужасного места.
Нигде не было ни гжели, ни хохломы. Кривые заборы, покрытые мхом срубы, больше похожие на землянки, заросшие высокой травой дворы, люди, похожие на оживших мертвецов. Расстояние между населёнными пунктами становилось всё больше и больше. Он заправлялся на облезлых заправках с сонными работниками в засаленных робах и мчал дальше.
Гостиница в Уфе порадовала – не пять звёздочек, конечно, но, по крайней мере, без тараканов, и мебель оказалась вполне нормальной. Только не было воды. Он нашёл человека из обслуги, понимающего английский, и тот объяснил, что такое бывает. Ничего страшного, утром включат. В соседнем номере всю ночь пели песни и звенели посудой.
Урал был красив. Горы, покрытые лесом, смотрелись монументально и величественно. Машин на трассе почти не было, и Курт погружался в анализ поездки. Он боялся себе признаться, что хочется домой, в скучную и педантичную Германию, безопасную и уютную. Россия, которую показывают БиБиСи и Дискавери, не совсем такая. Россия – могучая, великая и бескрайняя, в которой потерялся народ, не знающий, что ему делать с таким богатством. В больших городах ещё кипела жизнь, он видел и модно одетую молодёжь, и дорогие машины, и дым заводских труб, и чистые улицы, и красивые дома. Но эти острова цивилизации и культуры тонули в окружающей их дикости и нищете.
В Челябинске Курт решил задержаться на день, так как усталость сказывалась – ломила спина, уже не так уверенно держали руль руки, да и просто хотелось отоспаться.
Оставив мотоцикл на стоянке, он снял номер в гостинице, немного подремал и решил побаловать себя ужином в ресторане. Метрдотель посоветовал ему заведение всего в двух кварталах. Ресторан действительно был хорош. Стильный интерьер, вышколенные официанты, живая музыка. Курт заказал осетрину, водку, пару салатов. Людей в зале было немного, но уже через несколько минут к нему подсел подвыпивший мужчина, назвавшийся Дроном. Разговор завязался сразу, хотя Дрон ни слова не понимал ни по-английски, ни по-немецки. Да и русский лексикон был не богат, так как постоянно проскакивали одни и те же слова. Ещё в Берлине перед поездкой друзья научили Курта русским ругательствам. Весь смысл их сводился к сексу и половым органам. Как ими пользоваться, Курт так и не понял. Дрон сыпал ими направо и налево, поэтому Курт решил, что тот рассказывает ему о своих амурных похождениях и улыбался, кивая головой.
В этот вечер Курт попробовал пить водку стаканами. Его хватило всего на два тоста, после чего он мирно уснул, положив голову на стол. Когда он проснулся, Дрона уже не было. Так же не было часов и налички из бумажника. Денег там было не много, но расплатиться за ужин оказалось нечем. Карточки не принимали никакие, даже ни Визу, ни Американ Экспресс. Его хотели уже бить, но он уговорил официанта сходить с ним в номер.
Матрёшек в магазинах Курт тоже не нашёл. Не попадались.

Курт выжимал из мотоцикла всё, что мог. Хотелось быстрее закончить эту авантюру и вернуться домой. Поворачивать назад уже не было смысла. Останавливаться тоже не было смысла, так как сразу его облепливала мошкара и комары. Дорога лежала через заболоченную тайгу, сырую, тяжёлую и плотную, словно стена. Солнце терялось в могучих кронах. Последний посёлок остался позади часа три назад. Навстречу проскочили две фуры, поморгав Курту фарами.
Он ехал, как робот, отключив все свои чувства, пытаясь не думать, что он ещё не проехал и половины пути, а ему уже осточертела эта Россия с её бескрайними однообразными просторами. Курт уже давно перестал фотографировать и давно перестал ждать чего-то удивительного.
Из-за поворота выехала легковая машина, красная с пятнами шпатлёвки. Курт даже не обратил внимания на неё, когда услышал сзади звук сигнала. Посмотрев в зеркало, он увидел, что машина едет за ним, приближаясь и яростно сигналя. Курт почувствовал, как холодок пробежал по спине и ладони стали влажными. Он догоняющей машины веяло неприятностями. Он почувствовал себя комаром, мелким и беспомощным на огромной чужой спине Сибири. Комаром, которого прихлопнут, и никто даже искать его не будет, а если и будут, то не найдут, если даже он будет лежать в кювете возле трассы. На таких просторах сложно найти комара.
Курт выжал газ и рванул вперёд. Им никогда не угнаться на своём корыте за «Харлеем». Машина отстала, Курт облегчённо выдохнул, и тут он увидел в зеркале, что из окна машины появляется ствол. Шум двигателя и шлем заглушили звук выстрела, но Курт всё равно его услышал, увидел, как упала ветка с дерева. Если стреляют пулей, то шанс уйти есть, но если дробью, то лучше не думать об этом. Машина снова засигналила.
И тут Курт сдался, он остановил мотоцикл. Слез с него, достал паспорт, в надежде, что иностранца не тронут.
Машина остановилась в паре метров. Из неё вышли трое. По их виду Курт сразу понял, что им всё равно, иностранец он или инопланетянин. У одного шрам через всё лицо, хищная улыбка с золотыми зубами, наколки на кисти руки. Другой - бритый под ноль, здоровый, как шкаф, в кожаной куртке и потёртых джинсах. Третий – невысокий, заросший, с сигаретой, прилипшей к нижней губе, держал двустволку.
Первый подошёл, внимательно рассматривая Курта. Тот протянул ему паспорт, который сразу улетел на обочину. Бандит со шрамом что-то спросил, Курт понял только те слова, которые означали половые органы. Шкаф засмеялся.
И тут, тот, что со шрамом, ударил Курта в лицо, хлёско, сильно, разбив губу и выбив передний зуб, хрустнувший, как сухарик. От боли у Курта закружилась голова, но он устоял на ногах. Бандит потряс кистью, снова сжал кулак и ударил снова. В висок. В голове Курта что-то взорвалось, небо и земля закружились, поменялись местами, и мир погас.
Когда Курт очнулся, с него стягивали кожаные брюки. Куртки и ботинок уже не было. Курт лежал, не открывая глаз. Только бы в живых оставили, молил он Бога, чёрта, маму, Германию и Россию. И тут он почувствовал, что в живот что-то упёрлось, даже не что-то, а стволы ружья, прохладные и твёрдые, как две трубы, ведущие на тот свет. Курт приоткрыл глаз и увидел стоящего над ним бандита с двустволкой в руках. Он засмеялся и что-то сказал приятелям. Те тоже засмеялись. Вот, сейчас раздастся выстрел, и в том месте, где были внутренности, будет дыра, забитая кровавым фаршем. Курту стало так страшно, что он обмочился. Моча намочила плавки и ручейком затекала под спину. Бандит с ружьём снова засмеялся, громко и долго, с презрением посмотрел на Курта, плюнул ему на грудь, развернулся и пошёл прочь.
Завелись два двигателя – машины и «Харлея», и через несколько секунд уже затихли в глубине тайги. Курт только слышал, как над ним гудит комариный рой.

Лесовоз затормозил, увидев сидящего на обочине голого мужчину, пузатого, с длинными волосами и усами. Водитель подошёл к нему, осторожно дотронулся до плеча. Тот поднял на него глаза и заплакал, надрывно, от души. Всё его тело было покрыто укусами насекомых, усы и подбородок залиты кровью, и воняло от него, как от сортира.
- Парень, ты что здесь делаешь? – спросил водитель.
В ответ послышалось невнятное мычание на непонятном языке.
- Ладно, давай, вставай, поехали, дома разберёмся. Тебя как зовут? Меня Фёдор, а тебя? Ну, всё, всё, успокойся. Вставай, - водитель протянул руку.

Курт отмытый, накормленный и пьяный спал на дощатой кровати, укрытый дырявым одеялом. За столом сидели Фёдор с женой. Он налил себе ещё стакан, выпил и строго посмотрел на жену.
- Прекрати ты, Машка, ну, не могу я так. Куда я его дену? Что, на улицу выгнать? Дам ему одёжку, благо комплекция у нас одинаковая. И денег дам на дорогу, до Москвы. Да, до Москвы. Немец он, да. Да, деда моего немцы убили. А его деда, может, русские убили. И что теперя? Да вернёт он деньги, вернёт. Ты бы не вернула? Да, ты бы не вернула. Вот потому ты и не веришь людям. Всё, я решил, и не спорь. Узнаю, кто завтра в райцентр едет, пусть довезут, а там сам разберётся.
- За что я тебя люблю, Федька, что ты дурак, но добрый дурак.
Мария подошла к спящему Курту и поправила одеяло.