Перепутали

 В деревне Пятиизбянка Суровикинского района у колодца собрались бабы. Жена участкового Кобелева Евдокия случайно услышала, как острая на язык доярка Митькина Машка шепнула женщинам последнюю новость:

- А Колька-то, наш участковый, кобелиться начал и от жены к Людке на улицу Лесную бегает.

Машка говорила о сенсации тихо, но так, чтобы услышала Кобелева Дуня и приняла необходимые меры к неверному супругу. Однако жена милиционера в новость не поверила: «Мало ли что бабы болтают? Им лишь бы языками почесать, да косточки всем перемыть». Но сомнение ядовитой змеёй заползло в душу и не давало женщине покоя.

В воскресенье Николай с утра пораньше ушёл на рыбалку и не вернулся ни к обеду, ни к ужину. Евдокия подоила корову, накормила собаку Жучку, постирала белье, прибралась в горнице и переделала ещё кучу дел, которых у женщин никогда не переводятся. Время близилось к полуночи, а мужа всё не было. Участковый до этого частенько задерживался на работе, бывало, что и по ночам кого-то ловил, кого-то караулил, а поэтому Евдокия, привыкшая к тому, что муж приходил домой поздно, особого беспокойства не испытывала и легла спать.

Но всякие чёрные мысли, навеянные разговором у колодца, всё равно лезли в голову. Дуня ворочалась, долго не могла уснуть, и задремала лишь далеко за полночь. Она в полудрёме услышала, как пришёл Николай, загремел в сенях ведром, чертыхнулся, а потом, не зажигая керосиновую лампу, разделся и прилёг на кровать к супруге.

- Что так поздно? - спросила та, проснувшись и с трудом разлепив тяжёлые веки.

- В камышах сидел в засаде. Браконьеров ловил… - зевая во весь рот, ответил участковый и отвернулся к стене.

- И чо поймал? - полюбопытствовала Дуня.

- Поймал… Ветра в поле! Спи, Варвара любопытная. Завтра расскажу…  – засыпая, заплетающимся языком промямлил муж и тут же захрапел.

Евдокия поднялась очень рано на зорьке с первыми петухами. Нужно было подоить корову, выгнать её на выпас в общий гурт, а потом идти на колхозную ферму, где Дуня работала дояркой, на утреннюю дойку.

Вылезая из-под одеяла, Дуня нечаянно стянула его с мужа. Глянув на спящего Николая, её словно током  ударило, в голове помутилось, а лицо исказили гримасы удивления и негодования.
Суженый лежал в тёплой супружеской постельке в женских белых кружевных панталонах с рюшками понизу. Хозяйка, забыв про корову, стала будить мужа, тряся его руками за плечи и легонько похлопывая ладонями по щекам.

Николай проснулся, продрал глаза и стал укорять жену:

- Зачем в такую рань будишь? Что случилось?

- Это что на тебе? – строго спросила Евдокия, указав ладонью на предмет женского белья, где должны были быть мужские семейные трусы.

Участковый посмотрел туда, куда указывал перст супруги и обомлел от ужаса. Мужчина увидел на себе женские панталоны, при этом подумал: «Попал, как кур во щи! Какой же я идиот?»

- Ме… бе… там! – лепетал обескураженный участковый, не зная что ответить,  понимая, что он влип, и жене других доказательств в его супружеской измене не требуется.

- Значит, говоришь, в камышах сидел? Ходил на рыбалку, а рыба где? Что-то я рыбы не вижу! Говори, паразит, у кого был? У Людки-проститутки был? Я всё знаю! А ну снимай быстро «это» и одевай то, в чём мужики ходят! – кинула Дуняша в лицо мужа новые семейные трусы, которые купила недавно в сельском магазине.

Оторопевший от сложившейся ситуации Кобелев, вдруг застеснялся, медленно слез с кровати, шмыгнул в угол за занавеску, снял с себя женский наряд и переоделся в новые трусы. На участкового больно было смотреть. Вид у него был такой, будто бы он выпил крынку парного молока, заел свежими огурцами, и его мучил понос.
Евдокия схватила мотыгу и женские панталоны. Размахивая ими, как парламентёр белым флагом, она побежала на улицу Лесную, чтобы выяснить отношения с Людкой. На пыльной дороге пастух дед Евсей, слегка шибанутый мешком из-за угла, гнал на выпас коров.  Выгонявшие из дворов скотину деревенские бабы, увидев бегущую растрепанную жену участкового, сильно удивились. Они стали неистово креститься, приговаривая: «Евдокия никак умом тронулась? Исподнее напоказ выставляет? Орёт, как сумасшедшая! Что это с ней?»

Дед Евсей страдал излишним любопытством и совал свой красный нос куда надо и не надо, а поэтому бросил стадо: «Сами дойдут!» - и поковылял следом за бегуньей выяснить, в чём причина переполоха?
Когда Кобелева прибежала к Людке Кудеяровой, та уже подоила корову и сидела на завалинке, лузгала семечки и с утра пораньше гостей не ожидала.

Дуня подбежала к хозяйке  с криком: «Вот тебе, проститутка!» - огрела её панталонами по лицу, а потом мотыгой ударила по оконной раме. Жалобно зазвенели осколки стекла и градом посыпались на землю.

Ничего не понимающая, ошарашенная неожиданным буйством милиционерши, Людмила хлопала ресницами, недоумённо разводила руками и приговаривала:

- Ты, Дуня, с ума спятила?! Что я тебе сделала?! Зачем стёкла бьёшь?!

Разъяренная женщина тем временем саданула мотыгой по второму окну и под звон стёкол крикнула:

- Будешь знать, как с моим Колькой блудить!

- Ты что, Дунька, белены объелась? Зачем мне твой малахольный нужен?! Ко мне Борька Бугай с живодёрни ходит! – пыталась урезонить буянку Кудеярова.

- А это откуда? Твои панталончики с рюшками? – напирала хулиганка.

- Побойся бога, Дунюшка! Я сроду белые трусы не носила. Такие только у Милки Швейки есть. Она панталоны шьёт и сама же их  носит. У других баб я тоже таких не видала.

- А не врёшь? Бабы гутарили, что мой Николай к Людке бегает! А на этой улице только одна Людка – это ты!

-  Мила и Людмила это одно и то же! Какая ты непонятливая, Дуня? Может, бабы не про меня говорили…

В это время на шум и крики из дома выскочила Людмилка Швейка и подошла к калитке. К месту бабских разборок  приковылял дед Евсей, и прибежал одетый в милицейскую форму участковый, которого мучила одна мысль: «Как бы жена сдуру чего-нибудь не натворила?»

Евдокия переключила свой гнев на швею:

- Твои шмотки? Признавайся! – стала она трясти панталонами перед носом ничего не понимающей женщины.

- Мои. А что с этого?

- А то, что ты женатых мужиков привечаешь, и вон моего гуся лапчатого ночью принимала, - в ярости закричала Кобелева и стала мотыгой бить стёкла в окнах полюбовницы.

- Коля у меня не был! Что ты сочиняешь, Дуня? Остановись!

- Сейчас он скажет был или не был! А ну признавайся, кобель, был ночью у неё, - погналась за мужем с мотыгой взбешенная Евдокия.

Посередине улицы после дождя образовалась большая лужа, в которой на солнышке грелась жирная свинья. Участковый, отступая от наседавшей жены, перехватил мотыгу и пытался её вырвать, при этом споткнулся о свинью и полетел в лужу. Супруга тоже упала на хавронью, которая пронзительно завизжала, вскочила и бросилась бежать прочь, попутно сбив с ног любопытного деда Евсея.

Пока представитель закона принимал в луже грязевые ванны, потеряв при этом форменную фуражку, его супруга встала на ноги и вновь пошла в наступление на любовницу мужа, тряся запачканными белыми панталонами и размахивая мотыгой. Из лужи вылез милиционер в облике водяного, облепленный зелёной травой и закричал:

 - Да  не был я у неё! Скажи же, Мила!

Швейка, предвидя ещё большие неприятности и возможные жертвы, решила внести ясность в запутанную ситуацию:

- Дуня! Я шила эти панталоны Люське Ивановой, а твой Колька к ней ходит. Она сама мне хвалилась: «Приворожила я участкового, теперь мой будет, а Дунька-корова пусть объедки доедает!»
Суть сказанного и особенно слова «корова» и «объедки» до сознания Кобелевой дошли, оставалось только одно но:
- Так бабы про Людку говорили же, Милка!

- Так Людка и Люська это же одно и то же! Они говорили про Людку, имея в виду Люську Иванову.

Новый персонаж с истинно русской фамилией проживал на улице Лесной через три дома от места разыгравшихся баталий.

- Я ей покажу «корову»! Она у меня попомнит, как чужих мужей приваживать? Чучело гороховое! – произнесла речь перед боем воинственно настроенная амазонка в образе жены участкового. Не выпуская из рук боевого знамени в виде женских панталон и боевого оружия в виде огородной мотыги, она направилась к дому разоблачённой прохиндейки.

     Люда Кудеярова и Мила Швейка, проявив женскую солидарность, воспылали чувством мести за поруганную честь подруги, вооружились лопатой и вилами и направились за предводительницей.
Следом побитыми собаками потащились участковый и дед Евсей. К процессии стали присоединяться и другие бабы, уяснившие из разговоров из-за чего весь сыр-бор.

Николай тщетно пытался уговорить супругу прекратить разборки и вернуться домой, и там выяснить отношения между собой. Однако Евдокия вошла в раж, а душа требовала отмщения и справедливого возмездия за совершённое прелюбодеяние.

Виновница переполоха Люська Иванова, услышав на улице шум и гвалт, выглянула в окно и увидела толпу женщин во главе с женой участкового с панталонами в руке. Прохиндейка быстро смекнула, в чём дело, и от греха подальше, не желая быть битой, вылезла в окно и убежала в лес.

Жертвами нападения стали ни в чём не повинные окна. Женщины неистово били по ним, чем попало. Трещали рамы, звенели стёкла, у мотыги, в конце концов, сломалась ручка, а дед Евсей в сутолоке подлез под чью-то руку и получил удар по спине черенком лопаты.

- Выходи, стерва, поговорим! – в ярости кричала Евдокия, потрясая сломанной мотыгой и хлеща панталонами по разбитым рамам.
Убедившись, что хозяйки дома нет, толпа перегорела и стала расходиться. Кобелева зашла в дом Ивановой и, увидев на грядушке кровати семейные трусы своего мужа, забрала их: «Разборки – разборками, но зачем добру пропадать?», а панталоны с отвращением бросила на кровать разврата и прелюбодеяний.
Дед Евсей, насладившись редким зрелищем: «И в цирк ехать не надо!» - пошёл догонять своё стадо, а супруги Кобелевы вернулись домой. Проходя мимо лужи, они увидели в ней свинью в милицейской фуражке. Видимо мальчишки нашли в луже головной убор, надели его на голову хрюшки и закрепили на шее ремешком- хлястиком. Николай снял с головы «коллеги» свою фуражку. Свинья на это обиженно хрюкнула.

 Скандал и разборки ещё не были закончены и переместились в семейный очаг. В сарае громко мычала недоенная корова, и верещал голодный поросёнок.

Дуня взяла ведро и пошла доить бедную коровушку, подумав: «Поросёнок может подождать!» Под горячую руку попал неверный супруг, который не знал с какого бока подкатить к жене, и получил удар ведром по спине, отчего оно согнулось, и образовалась большая вмятина.

Поняв, что с женой сейчас разговора не получится, Николай снял с себя грязную форму и замочил её в бочке с дождевой водой, а сам сел на крыльцо и закурил, раздумывая, что же делать дальше?
А в это время кто-то из жителей села позвонил в милицию и сообщил о том, что в Пятиизбянке жена участкового сошла с ума, бегала по улице, размахивая женскими панталонами и мотыгой, побила во многих домах окна, кидалась на мужа, изваляла его в грязи и грозила убить гражданку Иванову Людмилу Николаевну. А по селу разгуливает свинья в милицейской фуражке участкового.
На место происшествия я выехал вместе с начальником милиции подполковником Фокиным Иваном Устиновичем, участником войны и добрейшим человеком.

Первым делом мы навестили участкового. Кобелевы оказались дома. Николай без майки в одних трусах сидел на завалинке и дымил папиросой, а Дуня возилась по хозяйству.

- Ты, почему в район на дежурство не приехал и почему голый ходишь? – спросил Фокин.

- Так жена форму постирала, -  показал участковый на бельевую верёвку. -  А как я  без формы  поеду?

- А почему свинья по селу в твоей фуражке ходит? – продолжал пытать подчиненного подполковник.

- Так получилось, Иван Устинович! Одолжил на время, - оправдывался Николай.

- Лучше бы ты ей свою голову одолжил, шутник! Что с женой случилось?

- Ничего! Жива, здорова. Вон обед готовит. Украинским борщом нас угостит.

Во время обеда и разговоров за стопкой крепкой сливовой наливки супруги Кобелевы поведали нам обо всём, что случилось в селе этим утром. Было видно, что отношения между ними напряжены, но к счастью не дошли до точки кипения. На развод Евдокия, как умная казачка, подавать не собиралась. Если бы после таких случаев все подавали на развод, то в селе давно уже не осталось бы женатых мужчин и замужних женщин. Дуня успокоилась,  и лишать жизни соперницу передумала. Николая мы решили на время забрать из села подежурить в милиции, пока поулягутся страсти. Иванову Людмилу мы нашли в кустах смородины за её домом и провели с ней профилактическую беседу на тему нравственности.

- Сам виноват! – заявила женщина. -  Зажёг бы свет, да разул глаза, когда трусы одевал, а то в темноте вместо своих мои напялил. Срамота, да и только!

- А ты куда смотрела? – спросил я.

- Так я же уже спала, когда Коля уходил, - ответила Люся, она же Люда.

Супругов Кобелевых удалось помирить. Только сослуживцы иногда подтрунивали над Николаем: «Расскажи, как на б… сходил и домой в женских трусах пришёл?» Участковый под хохот коллег в сотый раз рассказывал пикантную историю о своих любовных похождениях.
Когда прокурор узнал о погромах в Пятиизбянке, то спросил у начальника милиции, почему он строго не наказал супругов Кобелевых.  Иван Устинович, посмеиваясь, ответил:

 - Николай по ошибке одел женские трусы, а Евдокия по ошибке побила окна не тем, кому надо, спутав  Люську с Людкой. Участковый сам лично починил у потерпевших рамы и вставил стёкла. На собрании Кобелева обсуждали и вынесли общественное порицание. Кобелевой и Ивановой тоже сделано внушение. Зачем Кобелевых строже наказывать? Ведь они – просто перепутали!