Саранчовый рецепт

               

   С наступлением тепла жители последнего, шестого  подъезда многоквартирного дома  позабыли про сон: лавочку у входа в подъезд облюбовала орава горластых подростков. Каждый вечер, возвращаясь, кто с дискотеки, кто из других развлекательных мест, они продолжали здесь свои бесшабашные оргии, и почти до утра с лавочки слышалась громкая, в основном, нецензурная речь, хохот, истошные крики, непристойные песни. Больше всего страдали от такой вакханалии обитатели первых двух этажей,  окна которых были рядом с бесноватой скамейкой, и особенно, женщины, чья психика, как утверждают врачи, чрезвычайно ранима.
- Это же надо так материться! – возмущается Нина Петровна, худосочная нервная домохозяйка. Укутав голову полотенцем и злясь на флегматичного мужа, она причитает: - Сопляки! У них еще молоко на губах не обсохла, а какой забористый мат! Извозчики, наверно, такого не знают.
- Сейчас извозчиков нету, - сонно отзывается муж.- Где ты видала извозчиков?..
- Не уводи разговор не в ту сторону!.. Вышел бы да разогнал хулиганов!
- Ты хочешь, чтобы  нам кирпич в окно запустили?.. Заткни уши ватой и думай о чем-то приятном…
   В других квартирах, примерно, такая же ситуация. Люди возмущались, теряя терпение, срывали злобу на близких, но унять горлопанов никто не решался, не знали подхода – ума у них пока еще мало, стыда и совести нет и в помине, а применять к ним силу нельзя,  не позволяет закон. К тому же, они – малолетки.
   Федор Иванович Осипов, еще крепкий старик, бывший школьный учитель, попробовал как-то урезонить подростков, но его они просто не поняли:  чего мы такого вам делаем? А один верзила, считая, вероятно, себя юридически грамотным,  гнусаво сказал: «До одиннадцати часов мы имеем полное право!»
- Конечно,- согласился бывший учитель,- но при этом  желательно уважать права и других: другие тоже имеют право на спокойную жизнь и на отдых. К тому же, сейчас уже первый час ночи.
- А мы часов не имеем, - объявил кто-то тоном, говорящем многое об уровне его интеллекта.
- Мы скоро уйдем, - примирительно пискнула какая-то девочка.- Только три банки пива  осталось…  Мы будем тише…
   Федор Иванович, озадаченный связью между остатками пива, числом подростков на лавочке и временем их пребывания на ней, удалился. Как только он вошел в свою комнату гвалт у подъезда возобновился и даже усилился.
   Жители оббили пороги всех местных властных структур, в уставных документах которых была конкретная запись об их главной обязанности – служить интересам населения города. Здесь жалобщиков слушали с нескрываемым недоумением: как можно по таким пустякам отвлекать чиновников от их важных занятий.  Когда все доступные меры были исчерпаны, а положение не менялось, люди пришли к печальному выводу: местные власти или не хотят или не могут навести должный порядок. Кое-кто из слабонервных жильцов стал подумывать о смене квартиры, и тут, при общем унынии Федор Иванович задумчиво произнес:
- А что, если  нам Хлястика подключить?.. Не зря же его выбрали в депутаты…
  Федор Иванович говорил об известном проныре, о земляке, которому удалось обрести мандат депутата Государственной Думы. У него были вполне благозвучные фамилия, имя и отчество, но о них уже мало кто помнил, к ним обращались только при личном или официальном общении с человеком, ставшим вдруг таким именитым. В остальных случаях его называли не иначе как Хлястик. Это прозвище тянулось за ним, как липучка, из далекого детства, и оно, как и все народные прозвища, было метким, оно точно раскрывало всю суть этой личности: прилипчивый, слащавый, угодливый он всегда болтался, как хлястик, за чьей-нибудь  широкой спиной, заботясь в полную меру о своих интересах.  До того как стать депутатом Государственной Думы Хлястик был начальником городских свалок, занимался вывозом мусора. К его епархии не было особых претензий, и он мог бы просуществовать безбедно на этой должности до пенсионного возраста. Но неожиданно он себя проявил. Проявил идеей строительства крематория. Необходимость в этом была: мест на существующих кладбищах уже давно не хватало, а для создания новых – не хватало земель. О крематории городские власти часто вели разговоры, но они всегда завершались ничем -  в местной казне на это не было денег. И  Хлястик выступил с заманчивым предложением: финансовую проблему, дескать, можно решить путем повышения тарифов на вывозку мусора. Жители к этой затее отнеслись агрессивно, знай они ее автора и будь сплоченнее и зубастей, Хлястику никогда бы не видать не только солидного депутатского кресла, но не усидеть бы и в мусорном, его бы выкинули с  улюлюканьем даже из этого кресла. Но народ не сплотился против новой напасти, его агрессивность растворилась в трусливых ворчаниях на кухнях, а идея Хлястика чрезвычайно понравилась градоначальникам,  за нее ухватились и, не медля, приступили к осуществлению. Было создано акционерное общество, тарифы удвоены, а Хлястик оказался в Государственной Думе. Он попал туда по партийному списку в благодарность за  любезность «широкой спине»: главой акционерного общества по его предложению оказалась супруга мэра города.
  Человек с таким конъюнктурным чутьем был желанной находкой для любого партийного лидера.
   Когда Федор Иванович вспомнил о Хлястике, кое-кто недовольно поморщился, а  Николай Иванов, знавший  Хлястика с детства, прямо сказал:
- Чем нам может помочь эта скользкая выскочка? Его и в Думе, поди, не замечают как депутата…
   Федор Иванович возразил:
- Нет, в Думе-то он, кстати, очень заметен. Я сам часто вижу по телевизору, как он снует между кресел и нажимает кнопки за тех, кто отсутствует. А в зале всегда пустота. Значит, - старик поднял вверх многозначительно палец,- значит, он голосует за многих: не меньше десятка кнопок успевает нажать. Значит, там он имеет большие возможности.
- Вот ты к нему и сходи,- проворчал Николай Иванов, который не изменил своего мнения о Хлястике, несмотря на его ценность для Государственной  Думы.
- Схожу, - согласился Федор Иванович. - Может, с кем-нибудь вместе пойдем?
   Попытаться найти защиту у Хлястика согласилась Нина Петровна, чьи окна  были в трех шагах от злополучной скамейки. Она так настрадалась от горлопанов, что готова идти хоть к самому дьяволу, была бы лишь даже  капля надежды на помощь.
   И вот день приема граждан по личным вопросам в кабинете депутата  Государственной Думы появились представители полуночных страдальцев.  Они по такому случаю принарядились – Федор Иванович надел белый костюм, бывший модным в середине прошедшего века, Нина Петровна пришла в новом платье и с пышной прической.

   Для работы с избирателями депутату Государственной Думы местные власти отвели достойные помещения. Они состояли из уютной приемной, где молодая симпатичная женщина, помошница депутата, вела учет посетителей, и большого квадратного кабинета, который занимал сам депутат и его вторая помошница, тоже симпатичная, но заметно моложе.  В приемной кроме скучающей женщины никого не было, и делегаты сразу прошли в кабинет. Здесь было тихо на  зависть.   Система охлаждения воздуха работала бесшумно, через закрытые окна с улицы не доносилось ни звука.
   Федор Иванович представил себя и свою спутницу.
- Мы живем в одном доме по Коммунистической улице,- говорил он, суховато покашливая,-  и пришли мы сюда по общему делу.
- Хорошо, хорошо, присаживайтесь,- любезно произнес депутат, слегка привставая из кресла и делая знак девушке, сидевшей за отдельным столом, чтобы она вела запись беседы.
   Он выглядел соответственно своему высокому положению и моде, царившей в высоких кругах: имел упругий живот, небритые щеки, короткую стрижку. Одет он был в серый костюм и рубашку без галстука. На вид ему было лет сорок – расхожий возраст для солидной государственной должности.
  Приняв приглашение Хлястика, Федор Иванович и Нина Петровна сели на стулья рядом друг с другом, и бывший учитель, волнуясь, но внятно, как на уроке, изложил причину их прихода сюда.
   В заключение своей взволнованной речи старик сказал с осуждением:
- Никто сейчас воспитанием молодежи не занимается. Растет она, как бурьян на помойке. Стала дерзкой, неуправляемой… Наркоманят, распивают спиртные напитки, словом, совсем распоясались… Вот раньше, я помню, в советские времена, тогда понимали, что какую  смену себе ты растишь, такой и будет страна. Тогда воспитанием занимались, начиная прямо с коротких штанишек: октябрята, пионерия, комсомол. Во всех  организациях приучали ребятишек к порядку, к уважению к старшим. А сейчас что?..
   Старик посмотрел укоризненно на депутата.
- А сейчас только спорят, торгуются – на кого переложить эту тяжелую ношу: на родителей, на школу или на… места заключения,- закончил он свою печальную мысль.
   Хлястик сразу сообразил, что вопрос слишком каверзный, и попытался спихнуть его в область спасительной неконкретности.
-Да,- изрек он с наигранным огорчением,- с молодежью у нас явный провал, досадная недоработка. Обещаю вам, что на первом же заседании Думы буду настаивать на включении в план вопроса о воспитательной работе среди молодежи.
   Заметив тени разочарования на лицах посетителей, он спросил с  подозрительным видом:
- А вы, прежде чем обратиться ко мне, сами хоть как-то пытались решить эту проблему?  Пробовали поговорить с подростками по-хорошему?
- Пытались. С этого начали. Но куда там! В ответ только хохот и мат.
- Мат, говорите? Тогда – к участковому! Это его прямая обязанность обеспечивать соблюдение общественного порядка на закрепленной за ним территории… Я, конечно, вам очень сочувствую, понимаю, что никому не до сна, когда под его окном горлопанят, но должен вам сообщить, что это  прямая обязанность местных органов власти… Начните с вашего участкового.
- Да мы уже  обращались к нему, - воскликнул Федор Иванович. - И в мэрию обращались, и к самому губернатору – без толку!..
- Мы и милицию по ноль два вызывали, - добавила Нина Петровна.- Приехала, а на лавочке уже нет никого – как услыхали сирену, все разбежались. А того, кто ей позвонил, предупредили, что на следующий раз оштрафуют за необоснованный вызов. Теперь вызывать уже опасаемся…
- Действительно…,- задумался депутат и стал чесать пятерней свой затылок.- У нас, к сожалению, такая система: на обращения граждан не реагируют, пока сверху на них не надавят… Обещаю вам: сегодня же побеседую с мэром и попрошу его  лично заняться вашим вопросом.
   Парламентеры, бормоча слова благодарности, стали пятиться к выходу. Хлястик провожал их до двери. На лице его блуждало непонятное выражение, как будто он не решался сказать что-то важное. Придержав у двери старичка за локоть, он заговорщицки ему подмигнул и шепнул доверительно в ухо:
- Сломайте к чертям собачьим вы эту скамейку! Все тогда утрамбуется: нет скамейки – нет и бессонницы, и ни у кого не болит голова… Я, чисто по-человечески, вам это рекомендую.

  Всю дорогу Федор Иванович был мрачен и молчалив. Мрачными стали и лица соседей, когда узнали они о депутатском рецепте. Он их огорошил.
   Сломать лавочку! Если и приходила такая дикарская мысль в чью-нибудь воспаленную бессонницей голову, то ее немедленно гнали прочь. Сломать лавочку, которая родилась здесь вместе с их домом еще в советские времена! Сломать лавочку, на которой вечерами сидели мамы и бабушки с малышами!.. На ней люди общались друг с другом, делились и радостью, и печалями, на ней отдыхали хозяйки с тяжелыми сумками  после похода на рынки и перед подъемом на этажи.
- Я понимаю отлично, что это кощунство и чистой воды вандализм,- говорил Федор Иванович. - Сломать лавочку только из-за бесчинства подростков равносильно  тому, когда, чтобы вывести тараканов, сжигают всю избу, но, выходит, по - другому нельзя – сейчас, видать, время такое.

   После очередной мучительной ночи  лавочку вывернули из земли и на плечах отнесли к мусорным бакам. Люди впервые за долгое время спали спокойно.
   Рецепт против бессонницы, прописанный депутатом Государственной Думы, оказался с сюрпризом: он таил в себе саранчовый эффект. Жители соседних домов тоже снесли свои лавочки, а вскоре они исчезли и у всех подъездов к домам этого города.

Август 2010 г.                В. Минаков

414045, г. Астрахань, ул. Челябинская, 24, кв. 63, Минакову Виктору Александровичу, тел. 33 45 17
 

                САРАНЧОВЫЙ  РЕЦЕПТ               

   С наступлением тепла жители последнего, шестого  подъезда многоквартирного дома  позабыли про сон: лавочку у входа в подъезд облюбовала орава горластых подростков. Каждый вечер, возвращаясь, кто с дискотеки, кто из других развлекательных мест, они продолжали здесь свои бесшабашные оргии, и почти до утра с лавочки слышалась громкая, в основном, нецензурная речь, хохот, истошные крики, непристойные песни. Больше всего страдали от такой вакханалии обитатели первых двух этажей,  окна которых были рядом с бесноватой скамейкой, и особенно, женщины, чья психика, как утверждают врачи, чрезвычайно ранима.
- Это же надо так материться! – возмущается Нина Петровна, худосочная нервная домохозяйка. Укутав голову полотенцем и злясь на флегматичного мужа, она причитает: - Сопляки! У них еще молоко на губах не обсохла, а какой забористый мат! Извозчики, наверно, такого не знают.
- Сейчас извозчиков нету, - сонно отзывается муж.- Где ты видала извозчиков?..
- Не уводи разговор не в ту сторону!.. Вышел бы да разогнал хулиганов!
- Ты хочешь, чтобы  нам кирпич в окно запустили?.. Заткни уши ватой и думай о чем-то приятном…
   В других квартирах, примерно, такая же ситуация. Люди возмущались, теряя терпение, срывали злобу на близких, но унять горлопанов никто не решался, не знали подхода – ума у них пока еще мало, стыда и совести нет и в помине, а применять к ним силу нельзя,  не позволяет закон. К тому же, они – малолетки.
   Федор Иванович Осипов, еще крепкий старик, бывший школьный учитель, попробовал как-то урезонить подростков, но его они просто не поняли:  чего мы такого вам делаем? А один верзила, считая, вероятно, себя юридически грамотным,  гнусаво сказал: «До одиннадцати часов мы имеем полное право!»
- Конечно,- согласился бывший учитель,- но при этом  желательно уважать права и других: другие тоже имеют право на спокойную жизнь и на отдых. К тому же, сейчас уже первый час ночи.
- А мы часов не имеем, - объявил кто-то тоном, говорящем многое об уровне его интеллекта.
- Мы скоро уйдем, - примирительно пискнула какая-то девочка.- Только три банки пива  осталось…  Мы будем тише…
   Федор Иванович, озадаченный связью между остатками пива, числом подростков на лавочке и временем их пребывания на ней, удалился. Как только он вошел в свою комнату гвалт у подъезда возобновился и даже усилился.
   Жители оббили пороги всех местных властных структур, в уставных документах которых была конкретная запись об их главной обязанности – служить интересам населения города. Здесь жалобщиков слушали с нескрываемым недоумением: как можно по таким пустякам отвлекать чиновников от их важных занятий.  Когда все доступные меры были исчерпаны, а положение не менялось, люди пришли к печальному выводу: местные власти или не хотят или не могут навести должный порядок. Кое-кто из слабонервных жильцов стал подумывать о смене квартиры, и тут, при общем унынии Федор Иванович задумчиво произнес:
- А что, если  нам Хлястика подключить?.. Не зря же его выбрали в депутаты…
  Федор Иванович говорил об известном проныре, о земляке, которому удалось обрести мандат депутата Государственной Думы. У него были вполне благозвучные фамилия, имя и отчество, но о них уже мало кто помнил, к ним обращались только при личном или официальном общении с человеком, ставшим вдруг таким именитым. В остальных случаях его называли не иначе как Хлястик. Это прозвище тянулось за ним, как липучка, из далекого детства, и оно, как и все народные прозвища, было метким, оно точно раскрывало всю суть этой личности: прилипчивый, слащавый, угодливый он всегда болтался, как хлястик, за чьей-нибудь  широкой спиной, заботясь в полную меру о своих интересах.  До того как стать депутатом Государственной Думы Хлястик был начальником городских свалок, занимался вывозом мусора. К его епархии не было особых претензий, и он мог бы просуществовать безбедно на этой должности до пенсионного возраста. Но неожиданно он себя проявил. Проявил идеей строительства крематория. Необходимость в этом была: мест на существующих кладбищах уже давно не хватало, а для создания новых – не хватало земель. О крематории городские власти часто вели разговоры, но они всегда завершались ничем -  в местной казне на это не было денег. И  Хлястик выступил с заманчивым предложением: финансовую проблему, дескать, можно решить путем повышения тарифов на вывозку мусора. Жители к этой затее отнеслись агрессивно, знай они ее автора и будь сплоченнее и зубастей, Хлястику никогда бы не видать не только солидного депутатского кресла, но не усидеть бы и в мусорном, его бы выкинули с  улюлюканьем даже из этого кресла. Но народ не сплотился против новой напасти, его агрессивность растворилась в трусливых ворчаниях на кухнях, а идея Хлястика чрезвычайно понравилась градоначальникам,  за нее ухватились и, не медля, приступили к осуществлению. Было создано акционерное общество, тарифы удвоены, а Хлястик оказался в Государственной Думе. Он попал туда по партийному списку в благодарность за  любезность «широкой спине»: главой акционерного общества по его предложению оказалась супруга мэра города.
  Человек с таким конъюнктурным чутьем был желанной находкой для любого партийного лидера.
   Когда Федор Иванович вспомнил о Хлястике, кое-кто недовольно поморщился, а  Николай Иванов, знавший  Хлястика с детства, прямо сказал:
- Чем нам может помочь эта скользкая выскочка? Его и в Думе, поди, не замечают как депутата…
   Федор Иванович возразил:
- Нет, в Думе-то он, кстати, очень заметен. Я сам часто вижу по телевизору, как он снует между кресел и нажимает кнопки за тех, кто отсутствует. А в зале всегда пустота. Значит, - старик поднял вверх многозначительно палец,- значит, он голосует за многих: не меньше десятка кнопок успевает нажать. Значит, там он имеет большие возможности.
- Вот ты к нему и сходи,- проворчал Николай Иванов, который не изменил своего мнения о Хлястике, несмотря на его ценность для Государственной  Думы.
- Схожу, - согласился Федор Иванович. - Может, с кем-нибудь вместе пойдем?
   Попытаться найти защиту у Хлястика согласилась Нина Петровна, чьи окна  были в трех шагах от злополучной скамейки. Она так настрадалась от горлопанов, что готова идти хоть к самому дьяволу, была бы лишь даже  капля надежды на помощь.
   И вот день приема граждан по личным вопросам в кабинете депутата  Государственной Думы появились представители полуночных страдальцев.  Они по такому случаю принарядились – Федор Иванович надел белый костюм, бывший модным в середине прошедшего века, Нина Петровна пришла в новом платье и с пышной прической.

   Для работы с избирателями депутату Государственной Думы местные власти отвели достойные помещения. Они состояли из уютной приемной, где молодая симпатичная женщина, помошница депутата, вела учет посетителей, и большого квадратного кабинета, который занимал сам депутат и его вторая помошница, тоже симпатичная, но заметно моложе.  В приемной кроме скучающей женщины никого не было, и делегаты сразу прошли в кабинет. Здесь было тихо на  зависть.   Система охлаждения воздуха работала бесшумно, через закрытые окна с улицы не доносилось ни звука.
   Федор Иванович представил себя и свою спутницу.
- Мы живем в одном доме по Коммунистической улице,- говорил он, суховато покашливая,-  и пришли мы сюда по общему делу.
- Хорошо, хорошо, присаживайтесь,- любезно произнес депутат, слегка привставая из кресла и делая знак девушке, сидевшей за отдельным столом, чтобы она вела запись беседы.
   Он выглядел соответственно своему высокому положению и моде, царившей в высоких кругах: имел упругий живот, небритые щеки, короткую стрижку. Одет он был в серый костюм и рубашку без галстука. На вид ему было лет сорок – расхожий возраст для солидной государственной должности.
  Приняв приглашение Хлястика, Федор Иванович и Нина Петровна сели на стулья рядом друг с другом, и бывший учитель, волнуясь, но внятно, как на уроке, изложил причину их прихода сюда.
   В заключение своей взволнованной речи старик сказал с осуждением:
- Никто сейчас воспитанием молодежи не занимается. Растет она, как бурьян на помойке. Стала дерзкой, неуправляемой… Наркоманят, распивают спиртные напитки, словом, совсем распоясались… Вот раньше, я помню, в советские времена, тогда понимали, что какую  смену себе ты растишь, такой и будет страна. Тогда воспитанием занимались, начиная прямо с коротких штанишек: октябрята, пионерия, комсомол. Во всех  организациях приучали ребятишек к порядку, к уважению к старшим. А сейчас что?..
   Старик посмотрел укоризненно на депутата.
- А сейчас только спорят, торгуются – на кого переложить эту тяжелую ношу: на родителей, на школу или на… места заключения,- закончил он свою печальную мысль.
   Хлястик сразу сообразил, что вопрос слишком каверзный, и попытался спихнуть его в область спасительной неконкретности.
-Да,- изрек он с наигранным огорчением,- с молодежью у нас явный провал, досадная недоработка. Обещаю вам, что на первом же заседании Думы буду настаивать на включении в план вопроса о воспитательной работе среди молодежи.
   Заметив тени разочарования на лицах посетителей, он спросил с  подозрительным видом:
- А вы, прежде чем обратиться ко мне, сами хоть как-то пытались решить эту проблему?  Пробовали поговорить с подростками по-хорошему?
- Пытались. С этого начали. Но куда там! В ответ только хохот и мат.
- Мат, говорите? Тогда – к участковому! Это его прямая обязанность обеспечивать соблюдение общественного порядка на закрепленной за ним территории… Я, конечно, вам очень сочувствую, понимаю, что никому не до сна, когда под его окном горлопанят, но должен вам сообщить, что это  прямая обязанность местных органов власти… Начните с вашего участкового.
- Да мы уже  обращались к нему, - воскликнул Федор Иванович. - И в мэрию обращались, и к самому губернатору – без толку!..
- Мы и милицию по ноль два вызывали, - добавила Нина Петровна.- Приехала, а на лавочке уже нет никого – как услыхали сирену, все разбежались. А того, кто ей позвонил, предупредили, что на следующий раз оштрафуют за необоснованный вызов. Теперь вызывать уже опасаемся…
- Действительно…,- задумался депутат и стал чесать пятерней свой затылок.- У нас, к сожалению, такая система: на обращения граждан не реагируют, пока сверху на них не надавят… Обещаю вам: сегодня же побеседую с мэром и попрошу его  лично заняться вашим вопросом.
   Парламентеры, бормоча слова благодарности, стали пятиться к выходу. Хлястик провожал их до двери. На лице его блуждало непонятное выражение, как будто он не решался сказать что-то важное. Придержав у двери старичка за локоть, он заговорщицки ему подмигнул и шепнул доверительно в ухо:
- Сломайте к чертям собачьим вы эту скамейку! Все тогда утрамбуется: нет скамейки – нет и бессонницы, и ни у кого не болит голова… Я, чисто по-человечески, вам это рекомендую.

  Всю дорогу Федор Иванович был мрачен и молчалив. Мрачными стали и лица соседей, когда узнали они о депутатском рецепте. Он их огорошил.
   Сломать лавочку! Если и приходила такая дикарская мысль в чью-нибудь воспаленную бессонницей голову, то ее немедленно гнали прочь. Сломать лавочку, которая родилась здесь вместе с их домом еще в советские времена! Сломать лавочку, на которой вечерами сидели мамы и бабушки с малышами!.. На ней люди общались друг с другом, делились и радостью, и печалями, на ней отдыхали хозяйки с тяжелыми сумками  после похода на рынки и перед подъемом на этажи.
- Я понимаю отлично, что это кощунство и чистой воды вандализм,- говорил Федор Иванович. - Сломать лавочку только из-за бесчинства подростков равносильно  тому, когда, чтобы вывести тараканов, сжигают всю избу, но, выходит, по - другому нельзя – сейчас, видать, время такое.

   После очередной мучительной ночи  лавочку вывернули из земли и на плечах отнесли к мусорным бакам. Люди впервые за долгое время спали спокойно.
   Рецепт против бессонницы, прописанный депутатом Государственной Думы, оказался с сюрпризом: он таил в себе саранчовый эффект. Жители соседних домов тоже снесли свои лавочки, а вскоре они исчезли и у всех подъездов к домам этого города.

Август 2010 г.                В. Минаков

414045, г. Астрахань, ул. Челябинская, 24, кв. 63, Минакову Виктору Александровичу, тел. 33 45 17
 

                САРАНЧОВЫЙ  РЕЦЕПТ               

   С наступлением тепла жители последнего, шестого  подъезда многоквартирного дома  позабыли про сон: лавочку у входа в подъезд облюбовала орава горластых подростков. Каждый вечер, возвращаясь, кто с дискотеки, кто из других развлекательных мест, они продолжали здесь свои бесшабашные оргии, и почти до утра с лавочки слышалась громкая, в основном, нецензурная речь, хохот, истошные крики, непристойные песни. Больше всего страдали от такой вакханалии обитатели первых двух этажей,  окна которых были рядом с бесноватой скамейкой, и особенно, женщины, чья психика, как утверждают врачи, чрезвычайно ранима.
- Это же надо так материться! – возмущается Нина Петровна, худосочная нервная домохозяйка. Укутав голову полотенцем и злясь на флегматичного мужа, она причитает: - Сопляки! У них еще молоко на губах не обсохла, а какой забористый мат! Извозчики, наверно, такого не знают.
- Сейчас извозчиков нету, - сонно отзывается муж.- Где ты видала извозчиков?..
- Не уводи разговор не в ту сторону!.. Вышел бы да разогнал хулиганов!
- Ты хочешь, чтобы  нам кирпич в окно запустили?.. Заткни уши ватой и думай о чем-то приятном…
   В других квартирах, примерно, такая же ситуация. Люди возмущались, теряя терпение, срывали злобу на близких, но унять горлопанов никто не решался, не знали подхода – ума у них пока еще мало, стыда и совести нет и в помине, а применять к ним силу нельзя,  не позволяет закон. К тому же, они – малолетки.
   Федор Иванович Осипов, еще крепкий старик, бывший школьный учитель, попробовал как-то урезонить подростков, но его они просто не поняли:  чего мы такого вам делаем? А один верзила, считая, вероятно, себя юридически грамотным,  гнусаво сказал: «До одиннадцати часов мы имеем полное право!»
- Конечно,- согласился бывший учитель,- но при этом  желательно уважать права и других: другие тоже имеют право на спокойную жизнь и на отдых. К тому же, сейчас уже первый час ночи.
- А мы часов не имеем, - объявил кто-то тоном, говорящем многое об уровне его интеллекта.
- Мы скоро уйдем, - примирительно пискнула какая-то девочка.- Только три банки пива  осталось…  Мы будем тише…
   Федор Иванович, озадаченный связью между остатками пива, числом подростков на лавочке и временем их пребывания на ней, удалился. Как только он вошел в свою комнату гвалт у подъезда возобновился и даже усилился.
   Жители оббили пороги всех местных властных структур, в уставных документах которых была конкретная запись об их главной обязанности – служить интересам населения города. Здесь жалобщиков слушали с нескрываемым недоумением: как можно по таким пустякам отвлекать чиновников от их важных занятий.  Когда все доступные меры были исчерпаны, а положение не менялось, люди пришли к печальному выводу: местные власти или не хотят или не могут навести должный порядок. Кое-кто из слабонервных жильцов стал подумывать о смене квартиры, и тут, при общем унынии Федор Иванович задумчиво произнес:
- А что, если  нам Хлястика подключить?.. Не зря же его выбрали в депутаты…
  Федор Иванович говорил об известном проныре, о земляке, которому удалось обрести мандат депутата Государственной Думы. У него были вполне благозвучные фамилия, имя и отчество, но о них уже мало кто помнил, к ним обращались только при личном или официальном общении с человеком, ставшим вдруг таким именитым. В остальных случаях его называли не иначе как Хлястик. Это прозвище тянулось за ним, как липучка, из далекого детства, и оно, как и все народные прозвища, было метким, оно точно раскрывало всю суть этой личности: прилипчивый, слащавый, угодливый он всегда болтался, как хлястик, за чьей-нибудь  широкой спиной, заботясь в полную меру о своих интересах.  До того как стать депутатом Государственной Думы Хлястик был начальником городских свалок, занимался вывозом мусора. К его епархии не было особых претензий, и он мог бы просуществовать безбедно на этой должности до пенсионного возраста. Но неожиданно он себя проявил. Проявил идеей строительства крематория. Необходимость в этом была: мест на существующих кладбищах уже давно не хватало, а для создания новых – не хватало земель. О крематории городские власти часто вели разговоры, но они всегда завершались ничем -  в местной казне на это не было денег. И  Хлястик выступил с заманчивым предложением: финансовую проблему, дескать, можно решить путем повышения тарифов на вывозку мусора. Жители к этой затее отнеслись агрессивно, знай они ее автора и будь сплоченнее и зубастей, Хлястику никогда бы не видать не только солидного депутатского кресла, но не усидеть бы и в мусорном, его бы выкинули с  улюлюканьем даже из этого кресла. Но народ не сплотился против новой напасти, его агрессивность растворилась в трусливых ворчаниях на кухнях, а идея Хлястика чрезвычайно понравилась градоначальникам,  за нее ухватились и, не медля, приступили к осуществлению. Было создано акционерное общество, тарифы удвоены, а Хлястик оказался в Государственной Думе. Он попал туда по партийному списку в благодарность за  любезность «широкой спине»: главой акционерного общества по его предложению оказалась супруга мэра города.
  Человек с таким конъюнктурным чутьем был желанной находкой для любого партийного лидера.
   Когда Федор Иванович вспомнил о Хлястике, кое-кто недовольно поморщился, а  Николай Иванов, знавший  Хлястика с детства, прямо сказал:
- Чем нам может помочь эта скользкая выскочка? Его и в Думе, поди, не замечают как депутата…
   Федор Иванович возразил:
- Нет, в Думе-то он, кстати, очень заметен. Я сам часто вижу по телевизору, как он снует между кресел и нажимает кнопки за тех, кто отсутствует. А в зале всегда пустота. Значит, - старик поднял вверх многозначительно палец,- значит, он голосует за многих: не меньше десятка кнопок успевает нажать. Значит, там он имеет большие возможности.
- Вот ты к нему и сходи,- проворчал Николай Иванов, который не изменил своего мнения о Хлястике, несмотря на его ценность для Государственной  Думы.
- Схожу, - согласился Федор Иванович. - Может, с кем-нибудь вместе пойдем?
   Попытаться найти защиту у Хлястика согласилась Нина Петровна, чьи окна  были в трех шагах от злополучной скамейки. Она так настрадалась от горлопанов, что готова идти хоть к самому дьяволу, была бы лишь даже  капля надежды на помощь.
   И вот день приема граждан по личным вопросам в кабинете депутата  Государственной Думы появились представители полуночных страдальцев.  Они по такому случаю принарядились – Федор Иванович надел белый костюм, бывший модным в середине прошедшего века, Нина Петровна пришла в новом платье и с пышной прической.

   Для работы с избирателями депутату Государственной Думы местные власти отвели достойные помещения. Они состояли из уютной приемной, где молодая симпатичная женщина, помошница депутата, вела учет посетителей, и большого квадратного кабинета, который занимал сам депутат и его вторая помошница, тоже симпатичная, но заметно моложе.  В приемной кроме скучающей женщины никого не было, и делегаты сразу прошли в кабинет. Здесь было тихо на  зависть.   Система охлаждения воздуха работала бесшумно, через закрытые окна с улицы не доносилось ни звука.
   Федор Иванович представил себя и свою спутницу.
- Мы живем в одном доме по Коммунистической улице,- говорил он, суховато покашливая,-  и пришли мы сюда по общему делу.
- Хорошо, хорошо, присаживайтесь,- любезно произнес депутат, слегка привставая из кресла и делая знак девушке, сидевшей за отдельным столом, чтобы она вела запись беседы.
   Он выглядел соответственно своему высокому положению и моде, царившей в высоких кругах: имел упругий живот, небритые щеки, короткую стрижку. Одет он был в серый костюм и рубашку без галстука. На вид ему было лет сорок – расхожий возраст для солидной государственной должности.
  Приняв приглашение Хлястика, Федор Иванович и Нина Петровна сели на стулья рядом друг с другом, и бывший учитель, волнуясь, но внятно, как на уроке, изложил причину их прихода сюда.
   В заключение своей взволнованной речи старик сказал с осуждением:
- Никто сейчас воспитанием молодежи не занимается. Растет она, как бурьян на помойке. Стала дерзкой, неуправляемой… Наркоманят, распивают спиртные напитки, словом, совсем распоясались… Вот раньше, я помню, в советские времена, тогда понимали, что какую  смену себе ты растишь, такой и будет страна. Тогда воспитанием занимались, начиная прямо с коротких штанишек: октябрята, пионерия, комсомол. Во всех  организациях приучали ребятишек к порядку, к уважению к старшим. А сейчас что?..
   Старик посмотрел укоризненно на депутата.
- А сейчас только спорят, торгуются – на кого переложить эту тяжелую ношу: на родителей, на школу или на… места заключения,- закончил он свою печальную мысль.
   Хлястик сразу сообразил, что вопрос слишком каверзный, и попытался спихнуть его в область спасительной неконкретности.
-Да,- изрек он с наигранным огорчением,- с молодежью у нас явный провал, досадная недоработка. Обещаю вам, что на первом же заседании Думы буду настаивать на включении в план вопроса о воспитательной работе среди молодежи.
   Заметив тени разочарования на лицах посетителей, он спросил с  подозрительным видом:
- А вы, прежде чем обратиться ко мне, сами хоть как-то пытались решить эту проблему?  Пробовали поговорить с подростками по-хорошему?
- Пытались. С этого начали. Но куда там! В ответ только хохот и мат.
- Мат, говорите? Тогда – к участковому! Это его прямая обязанность обеспечивать соблюдение общественного порядка на закрепленной за ним территории… Я, конечно, вам очень сочувствую, понимаю, что никому не до сна, когда под его окном горлопанят, но должен вам сообщить, что это  прямая обязанность местных органов власти… Начните с вашего участкового.
- Да мы уже  обращались к нему, - воскликнул Федор Иванович. - И в мэрию обращались, и к самому губернатору – без толку!..
- Мы и милицию по ноль два вызывали, - добавила Нина Петровна.- Приехала, а на лавочке уже нет никого – как услыхали сирену, все разбежались. А того, кто ей позвонил, предупредили, что на следующий раз оштрафуют за необоснованный вызов. Теперь вызывать уже опасаемся…
- Действительно…,- задумался депутат и стал чесать пятерней свой затылок.- У нас, к сожалению, такая система: на обращения граждан не реагируют, пока сверху на них не надавят… Обещаю вам: сегодня же побеседую с мэром и попрошу его  лично заняться вашим вопросом.
   Парламентеры, бормоча слова благодарности, стали пятиться к выходу. Хлястик провожал их до двери. На лице его блуждало непонятное выражение, как будто он не решался сказать что-то важное. Придержав у двери старичка за локоть, он заговорщицки ему подмигнул и шепнул доверительно в ухо:
- Сломайте к чертям собачьим вы эту скамейку! Все тогда утрамбуется: нет скамейки – нет и бессонницы, и ни у кого не болит голова… Я, чисто по-человечески, вам это рекомендую.

  Всю дорогу Федор Иванович был мрачен и молчалив. Мрачными стали и лица соседей, когда узнали они о депутатском рецепте. Он их огорошил.
   Сломать лавочку! Если и приходила такая дикарская мысль в чью-нибудь воспаленную бессонницей голову, то ее немедленно гнали прочь. Сломать лавочку, которая родилась здесь вместе с их домом еще в советские времена! Сломать лавочку, на которой вечерами сидели мамы и бабушки с малышами!.. На ней люди общались друг с другом, делились и радостью, и печалями, на ней отдыхали хозяйки с тяжелыми сумками  после похода на рынки и перед подъемом на этажи.
- Я понимаю отлично, что это кощунство и чистой воды вандализм,- говорил Федор Иванович. - Сломать лавочку только из-за бесчинства подростков равносильно  тому, когда, чтобы вывести тараканов, сжигают всю избу, но, выходит, по - другому нельзя – сейчас, видать, время такое.

   После очередной мучительной ночи  лавочку вывернули из земли и на плечах отнесли к мусорным бакам. Люди впервые за долгое время спали спокойно.
   Рецепт против бессонницы, прописанный депутатом Государственной Думы, оказался с сюрпризом: он таил в себе саранчовый эффект. Жители соседних домов тоже снесли свои лавочки, а вскоре они исчезли и у всех подъездов к домам этого города.

Август 2010 г.