Корабль

[иллюстрация Ольги Фесюк]

Я плыл на корабле. Осознание моего местонахождения пришло даже раньше, чем восстановилось зрение. Можно даже сказать, что осознание это пребывало со мной всегда. Поначалу я был словно ослеплен вспышкой, вызванной, как мне показалось, моим собственным появлением здесь. Вспышкой своего существования. Когда зрение пришло в норму, я огляделся, и понял, что нахожусь в крохотной каютке, на жестком деревянном стуле, накрепко привинченном к полу. Собственно, стул этот составлял все убранство каюты. Вокруг были лишь серые металлические стены без иллюминаторов. Зато прямо напротив меня имелась массивная железная дверь с вентилем, похожим на рулевое колесо автомобиля, по центру. Человека, стоявшего рядом с дверью я не сразу. На вид ему было лет шестьдесят, довольно низкий рост он успешно компенсировал прекрасной осанкой и даже неким величием, исходившем от самой его фигуры. Круглая голова незнакомца была практически лысой, только по бокам виднелись подернутые сединой остатки былой растительности. Он носил прямоугольные очки без оправы, линзы которых преломляли свет так, что смотреть на них было невыносимо больно. Незнакомец был одет в ослепительно белый костюм с черными лакированными туфлями и черным же галстуком-бабочкой. Это позволило мне предположить, что человек, стоящий у двери, являлся стюардом, или еще кем-то из обслуживающего персонала корабля. Незнакомец стоял неподвижно, окруженный ореолом мрачной торжественности, и все это время, кажется, не отрываясь смотрел на меня сквозь свои ослепительные очки. Я вновь огляделся в поисках потайного источника света, который не смог обнаружить в первый раз, но так и не нашел его. Очки незнакомца, вопреки всем законам физики и человеческой логики, отражали свет, которого не было. А может, это они сами освещают каюту, а заодно и ответственны за мою временную потерю зрения? Судя по всему, стюард умел каким-то образом управлять светом, исходившем от очков. Стоило только незнакомцу заговорить, как свет стал настолько ярким, что мне пришлось закрыть глаза и склонить голову.
– Думаю, здесь вы уже пробыли достаточно. Сейчас за вами прибудут проводники, – голос его звучал абсолютно бесцветно, и стерся из моей памяти еще до того, как незнакомец замолчал.
– Где это здесь?! Кто за мной прибудет?! – по-прежнему уставившись в пол, прокричал я, словно бы свет меня еще и оглушил.
 Незнакомец ничего ответил, однако он заметно приглушил освещение, так что теперь я мог без опаски поднять глаза. В голове мелькнула мысль о том, что я должен выведать у стюарда какую-то информацию. Узнать у него что-то важное, и как можно скорей. Но сформулировать вопрос, а уж тем более высказать его, я не успел, поскольку вентиль на двери со скрежетом прокрутился, и из царившей за порогом кромешной темноты вышли двое. Что-то в этой странной паре казалось мне знакомым и уже когда-то виденным. Вошедшие были одеты в черные комбинезоны, застегнутые до подбородка. Лицо одного скрывала черная остромордая маска толи собаки толи лисицы, другой же прятался за маской птицы, напоминавшей воробья. Ростом и телосложением Птица и Пес совершенно не отличались друг от друга – оба были примерно на голову выше стюарда, и я бы нисколько не удивился, если бы выяснилось, что под масками скрываются близнецы. Несмотря на цельные, без каких-либо признаков веревок, замков или застежек маски, скрывавшие не только лица, но и головы вошедших, я рискнул предположить, что по возрасту эти двое на порядок моложе стюарда. Своим видом они словно бы нарочно контрастировали с ослепительной белизной его костюма, однако, несмотря на всю непохожесть, между таинственной троицей чувствовалась незримая, но очень крепкая связь. На секунду задержавшись у двери, Собака и Птица синхронно, словно бы каждое движение у них было заранее отрепетировано и рассчитано по секундам, двинулись по направлению ко мне. Преодолеть им нужно было совсем уж крошечное расстояние – буквально несколько шагов. Однако двигались они очень странно, словно бы в замедленной съемке. Целая вечность потребовалась им для того, чтобы приблизиться всего на один шаг, и еще две вечности, чтобы встать рядом со стулом, по обе стороны от меня.
– Не бойтесь. Это и есть ваши проводники, – совершенно иным, необычайно мягким голосом произнес стюард. Свет его очков, при этом, стал таким же мягким и успокаивающим. – Просто следуйте за ними, и все будет хорошо.   
Проводники легко, практически неощутимо, взяли меня под руки, и подняли со стула. Я попытался вырваться, но тщетно. Неощутимая хватка проводников была твердой как сталь. Пораженный их силой, я решил повиноваться. Они же, словно бы проникнув в мои мысли, и поняв, что продолжать сопротивление я не намерен, позволили мне высвободить руки, и отошли на максимально возможное в такой тесноте почтительное расстояние. Двигались они теперь так, как и полагается обычным людям. Тот, чью личину скрывала собачья маска, протянул руку, и едва ощутимо коснулся моего плеча, чтобы привлечь внимание. Я повернулся, и он еле заметным кивком указал в сторону раскрытой двери, за которой виднелась лишь тьма, породившая этих странных конвоиров. Я не собирался идти во тьму. По какой-то, самому мне неизвестной причине, я боялся этой тьмы, и предпочел бы остаться здесь, со стюардом. Но на мой умаляющий взгляд тот ответил лишь отрицательным покачиванием головы и легкой улыбкой, которая словно бы говорила о том, что я далеко не первый, кто обращается к нему с подобной совершенно глупой, и в чем-то даже обидной просьбой. Свет, излучаемый его очками, был по-прежнему мягок, однако интенсивность его начала увеличиваться, и я решил, что медлить больше не стоит. Собакоголовый, видимо не менее обеспокоенный усиливающимся светом, поспешил к двери. Второй же проводник оставался за моей спиной, замыкая наше небольшое шествие. Путь к двери занял у нас гораздо больше времени, чем можно было предположить, и был похож на бесконечное плавание в невесомости. В какой-то момент мне показалось, что я успел прожить тысячи жизней, и успею прожить еще столько же, прежде чем мы доберемся до проклятой двери. Проплывая мимо стюарда, я был практически ослеплен исходившим от него светом, который, казалось, уже поглотил всю фигуру породившего его человека, и принялся медленно пожирать помещение. Добравшись до двери, Пес слегка посторонился, и все тем же еле заметным движением головы пригласил меня сделать шаг во тьму. Страх перед тьмой никуда не исчез, однако времени на раздумье оставалось совсем мало – всего какая-то половина вечности. Поэтому я закрыл глаза, сделал глубокий вдох, и шагнул в неизвестность.

От страха я не смел шевельнуться, и какое-то время стоял во тьме с закрытыми глазами, но потом все-таки решил проверить, успели ли мои провожатые покинуть пожираемую светом каюту. Обернулся я как раз в тот момент, когда дверь тяжело, со скрежетом затворилась, преграждая путь попытавшейся вырваться на волю вспышке света, запертого теперь в уже полностью поглощенной им каюте. Послышался звук поворачивающегося вентиля, который еще несколько секунд отдавался эхом в темном помещении, выдавая его колоссальные размеры, и столько же колоссальную пустоту. Затем наступила тишина. Тишина настолько абсолютная, что я, казалось, мог слышать собственные мысли: «Ничего не бойся. Они рядом. Они всегда будут рядом, даже если ты не будешь об этом знать. Ведь это твои проводники». Мысль эта хоть и не прогнала страх окончательно, но загнала его куда-то на периферию сознания. Тут я ощутил, что меня снова осторожно взяли под руки и повели в неизвестном направлении. В то время как провожатые шли совершенно бесшумно, эхо моих собственных шагов по железному полу многократно отражалось от невидимых стен и долго еще висело в воздухе. Шли мы не прямо, а постоянно петляли. Когда нужно было сделать поворот, один из проводников слегка тянул меня за руку. Так мы брели во тьме, пока не стало ясно, что провожатых давно нету рядом, и я уже некоторое время двигаюсь без их помощи. Тогда я остановился, и в голову мне пришла абсолютно бредовая в данной ситуации мысль – оглядеться. Что я и сделал. Мысль оказалась не столь уж неудачной, поскольку с левой стороны я заметил какое-то слабое свечение, находившееся от меня на расстоянии нескольких световых лет. Не оставалось ничего другого, как пойти на встречу этому свечению. Путь этот наверняка отнял бы миллионы лет, если бы  в голове моей не раздался отдаленно знакомый, когда-то давно, возможно даже в предыдущей жизни, слышанный голос: «Представь, что ты луч. Представь, что ты луч  и лети!». Я закрыл глаза и, как смог, попытался представить себя лучом света, но безуспешно. Тело мое ни на миллиметр не сдвинулось с места. Внезапно, неподалеку раздался другой, совершенно новый для меня голос. В нем чувствовалась настойчивость и строгость. Но, несмотря на властные нотки, некое шестое чувство подсказывало мне, что обладатель этого голоса – человек невероятно добрый, хоть и старается это скрыть.
– Можешь открыть глаза, ты уже на месте, – сказал он. – И не стой столбом, присядь. Нам с тобой о многом нужно поговорить.
Я повиновался. Взору моему предстала чрезвычайно уютная, освещаемая ровным светом керосиновой лампы, каюта. Она была гораздо больше каюты старого стюарда, но и обстановка здесь состояла не из одного только стула. При первом взгляде было достаточно сложно сказать, чем конкретно была заполнена эта каюта. От неисчислимого количества предметов самых невероятных форм и размеров, угадать предназначение которых я был совершенно не в состоянии, рябило в глазах. Из всех знакомых мне вещей здесь присутствовали только большой, занимавший добрую четверть помещения, стол, и совмещенная со скамьей парта, стоявшая прямо напротив стола. Оба этих предмета определенно были старыми, и находились здесь уже очень и очень долгое время. Стол явно был сделан из какой-то невероятно ценной породы дерева, в то время как парта была самой обыкновенной, за которой едва ли мог уместиться взрослый человек. Но выбора у меня не было, поскольку парта оказалась единственным в этой каюте местом, куда можно было присесть. Я кое-как протиснулся к ней, стараясь не задевать разбросанные повсюду в хаотическом порядке диковины, и краем глаза заметил, что в этой каюте нет ни дверей, ни вообще никаких-либо отверстий, через которые я мог бы проникнуть внутрь. С трудом поместившись за партой, я стал разглядывать человека, сидящего в огромном кожаном кресле, спинка которого виднелась из-за стола. Хозяин каюты был плечист, но обладал тонкими и привлекательными чертами лица. Все в этом лице было замечательно, за исключением носа. Нос был ужасен – длинный и крючковатый, он подходил скорее какой-нибудь птице, но уж точно не человеку. Цвет идеально скроенного пиджака незнакомца точь-в-точь соответствовал его каштановым  волосам. Он, как и стюард, носил очки, но гораздо более дорогие – в золотой оправе. Этот человек тоже источал свет, но свет совсем иного порядка – невидимый глазу, и воспринимаемый на каком-то ином, подсознательном уровне. Свет безграничной, вселенской  мудрости. Все это время незнакомец пристально разглядывал меня через стол, наверняка ожидая, что я продолжу начатый им разговор. Я решил не разочаровывать его и спросил первое, что могло прийти в голову в подобной ситуации.
– Кто вы такой?
– Я проводник, – ответил он, не задумываясь.
– Как, и вы тоже? – удивился я.
– Что значит тоже? – брови моего собеседника «взлетели» вверх в знак удивления.
– Ну как… те двое, в масках. Они ведь тоже проводники.  И они привели меня к вам.
– Ах эти, – с улыбкой ответил незнакомец, и слегка откинулся в кресле. – Да, конечно, они тоже проводники. Но несколько иного характера. Впрочем, об этом тебе предстоит узнать несколько позже. А что касается меня, то я буду твоим проводником в мир знаний.
¬– Знаний? – опешил я. – То есть, я здесь для того, чтобы вы меня учили?
Мой собеседник кивнул и выпрямился в кресле. Он внимательно следил за моей реакцией. Наверное, пытался угадать, что я отвечу или предприму в следующий момент. Помолчав немного, я решил поинтересоваться, чему же он собирается меня  учить.
– Всему, друг мой. Всему. На данный момент ты не знаешь ровным счетом ни-че-го.  Те знания, что сейчас находятся в твоей голове, совершенно бесполезны здесь, и являются всего лишь отзвуками, эхом знаний, полученных тобой в предыдущих жизнях. Моя задача состоит в том, чтобы научить тебя всему, что необходимо для того, чтобы ты влился в дружный коллектив нашего судна. – произнеся последнюю фразу, он как-то странно улыбнулся.
– И какие же обязанности я буду на вашем судне исполнять? – я с недоверием посмотрел на своего собеседника, но тот лишь мягко, словно бы такой реакции он и ожидал, рассмеялся.
– Мальчик мой, – произнес он отсмеявшись. – Ты будешь нашим штурманом. Как тебе такая должность? 
– По правде сказать, здорово, – едва ли мне удалось скрыть нотки ликования в своем голосе. Только сейчас я вспомнил, что всю жизнь, по крайней мере, нынешнюю свою жизнь, мечтал стать именно штурманом. – Когда же начнется обучение?
– Оно уже началось, – произнес мой собеседник, достав откуда-то из под стола очередной фантастический предмет, отливавший золотом. – Итак, друг мой, это называется астролябией…
– Простите, – перебил я его, а сам, тем временем не спускал восхищенных глаз с астролябии. – Но как же мне вас называть?
– Называй меня Тот.

Так началось мое обучение. Не знаю, как долго я пробыл в этой каюте без дверей и иллюминаторов, но за это время Тот рассказал мне о навигации все, что можно. Не хватало лишь практики. Я научился вычислять курс по звездам, но звезды мне доводилось видеть только на карте. У меня была подзорная труба, но смотреть в нее было не на что. У меня был компас, но какой толк от компаса, если все время сидишь за партой? Со временем я начал задавать вопросы. Мне хотелось выяснить хоть что-нибудь про корабль – куда мы плывем, и как мы на него попадаем. Но Тот был не из тех, из кого можно так просто выудить сведения. Чем больше я задавал вопросов, тем неохотней он со мной разговаривал, и тем больше замыкался в себе. Более того, чем больше я узнавал про навигацию, чем быстрей решал сложнейшие математические задачи, и чем ближе, как мне казалось, приближался к своей мечте, тем мрачней и неразговорчивей он становился. Однажды он совершенно замкнулся в себе и перестал реагировать на мое присутствие. Просто сидел, уставившись в крышку стола и обхватив голову руками. Я пытался до него докричаться, но все было бесполезно. Мне ничего не оставалось, как подняться из-за своей парты и вывести Тота из ступора. Правда, для этого надо было нарушить установленное некогда священное правило.

Однажды, когда я решил казавшуюся мне невыполнимой математическую задачку, и в порывах чувств попытался встать из-за парты и обнять своего учителя, Тот бросил на меня взгляд полный невероятной, в буквальном смысле осязаемой ярости. В глазах у меня помутилось, сознание начало покидать тело, и я словно бесформенный мешок костей и плоти рухнул на парту. Пока я был без сознания, моему внутреннему взору предстала фантастическая и ужасающая картина: легионы солдат, окруживших стоящую посреди пустыни невероятных размеров пирамиду, вспыхивают словно спички, и, корчась от боли, катаются по песку, в тщетных попытках потушить полыхающую плоть; стоит только находящемуся на вершине пирамиды огромному оку Тота бросить на них свой яростный взгляд. Я слышал вопли сгорающих заживо людей, слышал их предсмертные хрипы. Я задыхался от ужасного, нестерпимого запаха полыхающей плоти. Я захлебывался в рыданиях, и умолял Тота прекратить, но он меня не слышал. Через некоторое время утихли крики, перестали слышаться стоны. Все войны были мертвы, а око, в последний раз обернувшись вокруг своей оси, захлопнулось. Я услышал, как кто-то шепотом, но очень настойчиво призывает меня проснуться. Полыхающая пустыня и огромная пирамида начали постепенно удаляться, превратившись, в итоге, в мельчайшую точку в самом центре моего внутреннего зрения. Я проснулся. Тот, как обычно сидел за своим столом, положив подбородок на сцепленные пальцы рук, и смотрел на меня взглядом, полным жалости и сожаления. На мой вопрос о том, что за видение только что посетило меня, он ответил так:
– То, что ты видел было давно, и к тебе не имеет никакого отношения. Ты очень хороший, способный ученик. Поэтому запомни вот что: никогда не пытайся подойти ко мне. Соблюдай то расстояние, которое существует между нами здесь и сейчас.
– Но что будет, если… – на этот раз я не собирался отступать без боя. В носу все еще стоял запах обугленной плоти, и я намеревался выяснить, какая участь ожидает меня, в случае нарушения запрета.
– Просто соблюдай дистанцию, – прервал меня Тот. В голосе его послышались стальные нотки. – И все будет в порядке – добавил он уже мягче.

Впервые за долгие годы я поднялся из-за парты. Очень медленно, ибо не представлял, как отреагируют на это мои ноги. Удивительно, но, даже спустя тысячу лет без движения, на ногах я стоял так же крепко, как и прежде. Стараясь не разломать что-нибудь на своем пути, я аккуратно, подобно цапле, шествующей по болоту, пробрался сквозь горы драгоценного мусора, отделявшего меня от учителя. Тот никак не реагировал на мое приближение, и был по-прежнему неподвижен. Я протянул трясущуюся от страха руку и осторожно дотронулся до его плеча. Тот медленно, словно из последних сил, поднял голову и посмотрел на меня. В глазах его в этот момент собралась вся вселенская грусть. Он вздохнул и откинулся в кресле, открывая моему взору то, что скрывал все эти годы. Нижняя половина его туловища слилась в единое целое с массивным кожаным креслом, привинченным к полу. Несколько секунд я стоял ошеломленный, не в состоянии оторвать взгляда от этого зрелища.
– Все мои подопечные рано или поздно узнают о том, что их учитель – всего лишь часть декора, – произнеся это, Тот горько усмехнулся. – Это входит в процесс вашего обучения.
– А что, были… были и другие? – я еле держался на ногах. Чтобы не упасть мне пришлось ухватить за край учительского стола.
– Конечно, были. У меня тысячи учеников. И все они реагировали на это примерно одинаково. Но ты молодец, – продолжал он. – Ты очень крепкий. И ты один из лучших моих учеников. Знаешь, я хотел бы сделать тебе подарок.
– К-какой подарок? – мне было дурно, голова кружилась, но я все-таки держался из последних сил.
– Ты обучался очень быстро. Поэтому у нас в запасе осталось еще некоторое время. Я хочу показать тебе одно место. Думаю, ты успеешь вернуться до того, как за тобой придут.
За мной придут? Кто? А главное – зачем? Я собирался задать учителю все эти вопросы, но язык не слушался, и с языка моего слетело лишь нечто нечленораздельное. Затем я потерял сознание.

Я чувствовал, как падаю во тьме. Падаю долго, со все возрастающей скоростью. Мысленно я успел уже смириться с неминуемой гибелью, закрыл глаза, и ждал, когда тело мое, наконец, достигнет земли и распадется на миллион осколков. Но произошло нечто иное. Никакого удара не случилось. Я просто резко остановился и, как мне показалось, завис в воздухе. Еще прежде, чем сознание успело разобраться в том, жив я или мертв, на меня со всей ясностью накатило ощущение присутствия кого-то постороннего. Я открыл глаза. На мое распростертое тело сверху вниз взирала добрая дюжина любопытствующих. Одни смотрели насмешливо, другие сочувственно, третьи – с нескрываемым презрением. Я рассматривал их в ответ. В толпе зевак присутствовали как мужчины, так и женщины. На последних красовались роскошно отделанные белые платья, невероятно узкие в талии, и пышные снизу. Мужчины же все как один носили черные сюртуки. Такое однообразие поначалу несколько сбило меня с толку. Но, слегка приглядевшись к этим людям, я понял, что их одинаковые с виду наряды разнятся в небольших деталях. К платью каждой из женщин в районе правой груди были прикреплен цветок. Тут были и обычные полевые цветы, и невероятно экзотичные, никогда не виденные мною ранее виды. Мужчины, в свою очередь, носили зажимы для галстуков самых невероятных форм и материалов исполнения. Все украшения были уникальны и неповторимы. По крайней мере, мне так и не удалось найти двух одинаковых. Наконец, одному мужчине – высокому блондину с зализанными назад волосами, по-видимому, надоело меня рассматривать, и он решил прервать воцарившееся неловкое молчание.
– Вы не ушиблись, сударь? – спросил он, одарив меня несколько натянутой улыбкой.
– Кажется, нет, – отозвался я, и ощупал свое тело на предмет повреждений. – Да, все в норме.
– Ну что ж, в таком случае разрешите помочь вам подняться, – не переставая улыбаться, он протянул мне свою широкую  ладонь. – Видите ли, лежа тут, вы несколько… затрудняете движение, если можно так выразиться.
Толпа расступилось. Блондин помог мне подняться, я поблагодарил его и принялся осматривать обстановку. Я попал обширную залу, освещенную десятками хрустальных люстр, висевших высоко под потолком, покрытым витиеватыми узорами. Все вокруг было отделано красным деревом, на стенах висело множество больших, в человеческий рост, зеркал в позолоченных рамах. Ни дверей, ни даже иллюминаторов я не заметил. Со всех концов залы в мою сторону были устремлены недоумевающие, а зачастую и откровенно насмешливые, не лишенные презрения взоры. Я обернулся к блондину, и поинтересовался у него о причине столь пристального любопытства к моей персоне. Тот несколько наиграно рассмеялся и ответил:
– Видите ли, сударь. Здесь собрались люди, привыкшие к тому, что на бал являются в несколько более, – на миг он запнулся, явно подбирая наименее оскорбительное выражение. – Торжественном виде.
«Ну конечно!» – подумал я. Все вокруг утопало в роскоши, а люди были так изыскано одеты… тут я впервые за все время пребывания на корабле критически осмотрел свою одежду. В ней было настолько удобно и комфортно, что раньше мне и в голову не приходило, что с ней может быть что-то не так. На мне красовался пыльный, мышиного цвета комбинезон и грубые рабочие ботинки. Чувство стыда набросилось неожиданно, подобно хищному зверю. Взгляд как-то сам собой притянулся к до блеска начищенному паркету. Черт возьми, раз уж Тот отправил меня в такое шикарное место, то мог бы для начала позаботиться о моем внешнем виде. Неожиданно на спину легла чья-то, показавшаяся невероятно прохладной даже сквозь комбинезон, рука. Обернувшись, я обнаружил, что высокий блондин пропал из поля зрения, а на его месте возникла маленькая, довольно бедно по здешним меркам одетая старушка. Она поманила меня пальцем, и, когда я нагнулся к ней, прошептала на ухо:
– Вы очень приятный молодой человек. Не надо стесняться. Это все избалованные роскошью люди, не способные увидеть разницу между истинной красотой и богатым внешним убранством, – говорила она очень тихо и быстро, и мозг мой еле поспевал за ее речью. Правый глаз старушки сильно косил, из-за чего создавалось впечатление, что она непрестанно следит, не подслушивает ли кто-нибудь ее речи. – Пойдемте со мной, я познакомлю вас со своей внучкой.
Я собирался было запротестовать, но старушка мертвой хваткой вцепилась в мою руку и поволокла куда-то сквозь толпу людей, во взглядах которых теперь преобладало сочувствие несчастному, попавшему в плен к этой полоумной. Заиграла музыка. Доносилась она, как мне показалось, откуда-то сверху. Однако сколь бы усердно ни вертел я головой по сторонам, оркестра так нигде и не обнаружил. Окружающие в это время начали понемногу разбиваться по парам. Не успел я и глазом моргнуть, как зал превратился в огромное живое полотно из синхронно двигающихся в каком-то старинном танце человеческих тел. Когда последние пары, стоявшие у нас на пути, расступились, примкнув к этому танцу, я увидел ее. Она стояла около стены, между двумя огромными зеркалами, держа руки за спиной и внимательно высматривая кого-то в толпе. Эта девушка сразу обращала на себя внимание своей потрясающей, божественной красотой. Идеальными чертами лица и пропорциями тела, нарочито небрежно уложенной копной каштановых волос и большими, лучистыми глазами невероятно зеленого цвета. В отличие от остальных женщин, одета она была в скромное, но элегантное платье, подобранное в том глазам. Я ни секунды не сомневался, что это и есть внучка моей беспокойной спутницы. Увидев нас, девушка приветственно замахала рукой. Старушка подвела меня к ней, и, не дав и секунды, чтобы опомниться, затараторила:
– Знакомьтесь, это моя внучка Афродита. Афродита – это твой новый кавалер. Не стойте тут столбом, идите танцевать. А мне нужно перевести дух.
С этими словами старушка удалилась. За моей спиной двигались, шурша платьями и стуча каблуками по паркету, танцующие пары. Это доставляло определенный дискомфорт, и некоторое время я не мог начать разговор, поскольку опасался, что кто-то из них, слишком увлекшись танцем, налетит на меня. Афродита улыбнулась, поймала мой, бесцельно блуждавший по стене, взгляд, и буквально приковала его к себе.
– Вы не беспокойтесь. Они танцуют уже не одну вечность, и наизусть знают каждый миллиметр этой залы. Движения их отточены и расписаны по секундам. Так что никто с вами не столкнется. Вы вообще первый, кто осмелился прервать этот тысячелетний танец.
– Я, гхм, сожалению, – от волнения в горле у меня пересохло, а мысли в голове сталкивались и наскакивали друг на друга, словно разыгравшиеся маленькие зверьки.
– О, не стоит. Полагаю, им и самим уже порядком надоело танцевать. Только вот признаться никто не решается. Остальные могут посчитать это  дурным тоном.
– Понимаю, – я слегка откашлялся и высказал первое, что мне удалось отловить в бардаке своих мыслей. – А вы давно тут ждете?
– Давно, – ответила Афродита, и взгляд ее зеленых глаз сделался печальным. – Ровно столько, сколько длится этот танец. Видите ли, это первый мой выход в свет, но кавалера так и не нашлось. И я оказалась здесь… лишней.
– Так почему бы не уйти? – преодолев застенчивость, поинтересовался я.
– Нельзя. Вы ведь уже заметили, что мы тут заперты. Каждого из нас когда-то привели сюда проводники. Вы ведь тоже с ними встречались – с проводниками? – я кивнул  утвердительно. – Время от времени они приводят сюда новых людей. А других забирают, и мы больше никогда их не видим. Одним словом, вы заперты здесь до тех пор, пока за вами не явятся.
– Меня это не огорчает, – я попытался изобразить улыбку, но вышла она какой-то кривой и натянутой. – Нисколько.
– Это прекрасно, – Афродита на секунду задумалась, не решаясь продолжить. – Не хотите ли потанцевать?   
Танцевать, ну конечно! О чем еще может попросить меня на балу одинокая девушка? К сожалению, мои навыки в области танцев, мягко говоря, оставляли желать лучшего. Но расстраивать это божественное создание было настоящим преступлением, поэтому я сказал:
– По правде говоря, я не очень-то хороший танцор. Но ради вас готов попробовать.
– Не беспокойтесь, это не сложно, – теперь она вся словно бы светилась от радости. – Мы с вами попробуем кое-что другое. Я ведь говорила вам, что этот ужасный танец давно всем надоел.
Обучение длилось недолго – Афродита приказала мне обеими руками взять ее за талию, свои же руки положила мне плечи, и мы стали передвигаться по паркету маленькими осторожными шажками. Танец и в самом деле оказался не сложным, и главная загвоздка для меня состояла том, чтобы не отдавить ноги своей партнерше. Поначалу, мне это не слишком-то хорошо удавалось. Однако Афродита не пыталась меня критиковать, стоически перенося боль, и лишь улыбалась одними глазами, уверяя меня в том, что со временем все получится. Вокруг нас шептались. Кажется то, что Афродита наконец-то нашла себе кавалера вызвало настоящий фурор среди танцующих. Некоторые, из кружившихся вокруг пар относились к ее выбору с одобрением. Другие явно осуждали. Но Афродите, кажется, было совершенно наплевать. Как только я освоился с танцем и перестал наступать ей на ноги, она прижалась тесней, а затем склонила голову мне на плечо. Я чувствовал ее молодое стройное тело сквозь одежду, и от этого мое собственное тело сотрясала мелкая дрожь возбуждения, а сердце заходилось в сладкой истоме. Я ощущал ее горячее дыхание на своей шее, и вдыхал аромат ее волос. Впервые за тысячу прожитых на этом корабле жизней я был счастлив, и не хотел никуда сбегать. Мы медленно приближались к центру залы. По мере нашего продвижения свет тускнел, и я все меньше ощущал вокруг присутствие других людей. Наконец мы остались одни,  в полумраке, в самом центре залы. Афродита подняла голову, и заглянула мне в глаза. Сквозь одежду я чувствовал, как бешено колотится ее сердце, как вздымается и опадает грудь.
– Возьми меня, – кричащим шепотом произнесла она. В глазах ее читалась одновременно страсть и мольба.
Не знаю как, но я понял, что именно ее беспокоит. Время. Его у нас оставалось катастрофически мало. Я еле заметно кивнул и поцеловал Афродиту. Сначала робко. Потом, распробовав вкус поцелуя, я с жадностью впился в ее в губы. Не отрываясь друг от друга, мы опустились на пол и начали стягивать с себя одежду. Момент, когда я вошел в нее запомнился мне ощущением бесконечного, всепоглощающего счастья и успокоения. Время отныне было наше. И текло так,  как захотим мы. Я наслаждался ее телом. Она прерывисто дышала, и время от времени просила меня ускориться или наоборот остановиться на пару мгновений. Как только я, исторгнув вопль высшего наслаждения, излился в нее, взгляд мой помутился от слез. Голова пошла кругом. Усталое и счастливое лицо Афродиты завертелось перед глазами, сначала медленно, затем все быстрей и быстрей. Губы ее беззвучно прошептали «Прощай», и меня вновь затянуло во тьму. 

– Ну как, понравилось? – прозвучал где-то неподалеку знакомый голос. – Можешь открыть глаза.
Я по-прежнему стоял в каюте Тота, оперевшись руками о его стол. Одежда снова была на мне, и чувствовал я себя уже гораздо лучше, чем перед обмороком. Разве что сердце билось слишком быстро, и участилось дыхание. На вопрос его я ответил лишь утвердительным кивком. Неужели то, что произошло со мной в бальной, зале было всего лишь иллюзией? Ненависть и отчаяние постепенно заполнили мое нутро. По-видимому, Тот предвидел подобную реакцию, и заговорил прежде, чем я успел совершить какую-нибудь глупость.
– Это не было иллюзией, друг мой. Все, что ты пережил, было абсолютно реально. Я лишь перенес тебя на некоторое время в другую часть корабля.
Его слова подействовали на меня успокаивающе. Значит, пережитое не было обманом. Своему учителю я доверял всецело, и не мог позволить себе усомниться в его словах. Ненависть угасла, отчаяние перешло в смирение. Я не стал спрашивать Тота, смогу ли снова увидеться с Афродитой. Ответ был предопределен – я прочитал это в глазах своего учителя. 
– Неужели тебе такое под силу? – спросил я.
– Да. По крайней мере, было под силу, – со вздохом произнес он. – Видишь ли, ты пробыл там несколько дольше, чем я предполагал. Так что эту мою способность, скорее всего, отберут.
– Отберем! Обязательно отберем! – послышался за моей спиной тонкий и чрезвычайно мерзкий голос. Отчего-то мне показалось, что принадлежит он жуку. – Тебя ведь предупреждали – нельзя злоупотреблять своими способностями. А ты ишь что выдумал! Отправить молокососа в первый класс – к самым почетным и уважаемым нашим гостям!
Последнюю фразу жук произнес, несколько понизив голос и с восходящей интонацией, словно бы в подражание кому-то.
– Ну да ладно, – продолжал голосок. – С тобой мы еще разберемся. А ты, малец, повернись-ка ко мне.
Я обернулся. Передо мной стоял карлик с гнусной ухмыляющейся рожей, испещренной морщинами, крючковатым носом и красными глазками, изучавшими меня сантиметр за сантиметром. Из всех, с кем мне доводилось встречаться на этом корабле, карлик выглядел не только наиболее отталкивающе, но и наиболее странно. Одет он был в поношенную тельняшку и грубые холщовые штаны, которые поддерживались на его худосочном теле при помощи широкого кожаного ремня с огромной прямоугольной бляхой из потускневшего золота. На бляхе, тем не менее, еще можно было разглядеть стилизованное изображение огня. Из-за пояса торчал старинный однозарядный пистолет. Оружие было до блеска начищено, и наверняка способно выполнить свое предназначение. Карлика носил огромные, явно не по размеру сапоги, доходившие ему почти до колен. Голову этого странного создания покрывал колпак с широкими полями, делавший его похожим на старую злую ведьму. Но наиболее интересной и необычной частью его образа была правая рука. Точнее, ее отсутствие. На месте конечности красовался протез, сделанный, кажется, из бронзы. Это была поистине великолепная работа – вершина инженерной мысли. Металлическая рука даже на вид обладала гораздо большей силой, нежели обычная – из плоти и костей, и представляла собой цельную, и очень точную копию настоящей конечности. Время от времени она выпускала струйки пара из трех клапанов, расположенных на предплечье. Карлик явно гордился своей рукой – постоянно двигал ею, сжимал и разжимал металлические пальцы – несмотря на то, что она была для него слишком тяжела, и под ее весом он несколько кренился на правый бок. Карлик стоял в луче света, зарождавшегося где-то высоко над его головой, в то время как вокруг была лишь кромешная тьма. Я огляделся по сторонам, и понял, что каюта моего учителя пропала, растворилась, а я даже не успел его поблагодарить. Я остался в темноте, наедине с этим причудливым и отталкивающим полумеханическим созданием.
– Вы не дали мне с ним попрощаться, –  без особой надежды на милость произнес я.
– Забудь об этом, малец. Все равно ты его больше никогда не увидишь. Уж точно не в этой жизни. С людьми надо расставаться легко, – карлик прищелкнул пальцами металлической руки, издавшей противный, лязгающий звук. – Вот так. И жить будет гораздо легче, поверь мне.
Я кивнул. Хоть я и понимал, что теперь нахожусь во власти этого странного существа, но разговаривать с ним все равно не хотелось. Да и выкинуть из головы годы, проведенные с наставником, было не так-то просто. Так же как и выкинуть из головы его прощальный подарок.
– Ну что ж, поговорим о твоем будущем, парень. Думаю, что эта тема определенно тебя заинтересует. – сказав это, карлик подмигнул мне, и, подобно фокуснику, сделал несколько пасов металлической рукой, в которой, словно бы материализовавшись из окружавшей нас тьмы, появилась небольшая медная коробочка, с легкостью умещавшаяся в его ладони. На верхней плоскости коробочки располагалось несколько рядов кнопок с неизвестными мне символами, а сбоку находилось продолговатое, толщиной чуть больше бумажного листа, отверстие. 
– Итак, – сказал карлик, сосредоточив свой взгляд на коробке, и стуча указательным пальцем здоровой руки по кнопкам. – На кого ты учился?
– На штурмана. Разве вы не в курсе? – в некотором замешательстве спросил я.
– Тихо! – рявкнул карлик, не отрывая взгляда от коробки. Голос его на мгновение стал устрашающе низким.
– Лишние вопросы на нашем корабле вообще не приветствуются. А ты и без того задаешь слишком много вопросов, – продолжал он уже обычным своим голосом. – Значит навигатор… Так-так-так. А есть ли у тебя опыт работы в этой области?
– Возможно,– я пожал плечами. Этот странный допрос начинал действовать мне на нервы. – Тот говорил, что я очень быстро учусь. Не исключено что когда-то я уже был штурманом. 
– Меня не интересует, что было когда-то. Ну ладно. А почему ты вдруг решил влиться в дружную команду нашего корабля? – на морщинистом лице карлика проступила издевательская усмешка.
– Это был не мой выбор. Так вышло. – ответил я, пожимая плечами.
– Ну да. Разумеется. А есть кто-нибудь на корабле, кто может за тебя поручиться? 
– Кроме Тота? – в некотором замешательстве поинтересовался я.
– Кроме Тота. – ответил карлик, сделав ударение на первом слове. На секунду он оторвал взгляд от своего загадочного прибора и уставился на меня в ожидании.
– Боюсь, что нет. Больше мне никого тут не знаком. – я вполне разумно предположил, что в данной ситуации про Афродиту упоминать не стоит.
– Ну-ну. Ни с кем не знаком, значит… – карлик сделал еще несколько ударов по кнопкам, машинка в его руке издала протяжный трескающий звук, затем звякнула, и из отверстия в ее корпусе медленно выполз продолговатый клочок бумаги.
– Вот, возьми это. Отдашь проводникам. И не вздумай потерять. – предостерег меня карлик, протягивая вылезшую из медной коробки бумажку.
Я взял листок и внимательно оглядел. Одна его сторона была испещрена стилизованными символами, обозначавшими птицу, глаз, нож, и еще множество различных вещей, названия которых я не знал.
– Это значит, что вы назначаете меня штурманом? – не выдержав, поинтересовался я.
– Это значит, что ты, как и всегда, будешь делать то, что тебе говорят. – с ухмылкой ответил карлик.
Я не успел отпарировать, поскольку в следующую секунду он достал из-за пояса пистолет, и выстрелил вверх по невидимому прожектору. Свет тут же погас, а я, оглушенный грохотом, отшатнулся назад и инстинктивно прикрыл уши руками. Листок при этом выпал и затерялся во тьме где-то у меня под ногами. Спохватившись, я бросился на пол и начал шарить руками по холодной металлической поверхности. Безрезультатно. Листок пропал, а проводники могли явиться в любую минуту. Волна отчаяния нахлынула внезапно, и поглотила меня целиком. Я пытался сопротивляться ей, не переставая шарить руками по полу, и шевеля губами в беззвучной молитве, обращенной к злосчастному клочку бумаги. Прошло уже много времени, но листок я так и не нашел, да и проводки почему-то все не появлялись. Наверняка они уже обо всем знают. Вполне возможно, что эти двое сейчас где-то рядом. Наблюдают за моими тщетными попытками найти проклятый листок. А это значит, что мне суждено все оставшееся во Вселенной время провести в пустоте и одиночестве. Я прекратил тщетный поиски, повалился на спину и обхватил голову руками. Так я лежал в темноте, кляня себя за глупость и неуклюжесть, и пытаясь смириться со своей участью. Кажется, мне это удалось. На смену отчаянию постепенно пришла апатия. Я медленно поднялся на ноги и побрел во тьме наугад. Внезапно мою правую щеку обдало порывом теплого ветра, неизвестно откуда взявшегося в этой безжизненной пустоте. Я повернулся навстречу ветру и вдохнул его аромат. Запах был невероятно знакомым. То был запах моей Афродиты. Когда я осознал это, в голове моей раздался ее приятный, успокаивающий голос: «Я никогда не оставлю тебя, любимый». На секунду ветер подул чуть сильнее и тут же стих. Я почувствовал, что к моей правой руке что-то пристало. Аккуратно сжал ее в кулак, и понял, что это был тот самый вожделенный клочок бумаги. Я тихо поблагодарил Афродиту за спасение, без особой надежды на то, что она услышит мой шепот. Теперь оставалось только дождаться проводников. Однако время шло, а они все не приходили. Я забеспокоился и инстинктивно начал оборачиваться по сторонам, хотя и знал, что в такой темноте не смогу разглядеть собственную руку, даже если поднести ее к самому носу. Но все же я смог заметить, как совсем неподалеку от меня невидимый фонарь разгоняет тьму, освещая уже знакомый силуэт железной двери с вентилем. Стоило сделать первый шаг по направлению к этой двери, как наверху вспыхнул очередной невидимый фонарь, словно бы делая из меня участника какого-то представления. По мере приближения к цели, все новые и новые фонари бесшумно загорались над моей головой, как будто невидимый режиссер спектакля решил, что с этих пор я не должен оставаться во тьме ни на одну секунду. Добравшись до двери я заметил, что по обеим сторонам от нее, в тени невидимого фонаря, молчаливыми стражами расположились мои старые знакомые – проводники. Я поднял вверх руку с листком и разжал кулак. Маленький бумажный комок тут же был подхвачен какой-то невидимой силой, и через секунду мягко приземлился на затянутую в черную кожу ладонь Собакоголового. Тот бережными движениями развернул листок, прогладил его пальцами, аккуратно сложил несколько раз, и убрал в карман комбинезона. Затем Собакоголовый  взглянул на меня своими черными стеклянными глазами, кивнул в сторону двери и растворился во тьме. Я обернулся  посмотреть на то место, где находился второй проводник, но тот тоже исчез. Несколько секунд я стоял, бездумно уставившись на железную дверь, потом схватился обеими руками за вентиль, и крутанул его влево. Усилий прилагать не пришлось. Вентиль прокрутился легко, и совершенно беззвучно. Я толкнул дверь и переступил через порог.

Еще прежде, чем глаза успели привыкнуть к свету, я почувствовал, как нечто огромное сгребает меня в охапку, начинает мять и зачем-то похлопывает по спине. 
– Ну наконец-то помощник! – радостно вскричало напавшее на меня существо с каким-то странным, кажется японским акцентом.
Мне с трудом удалось освободиться от удушающих объятий и отступить на пару шагов, чтобы перевести дыхание. Свет перестал резать глаза, и я увидел, что стою посреди внушительных размеров корабельного камбуза. Вокруг сверкали чистотой разнообразные кухонные принадлежности – сковороды и плиты, кастрюли, отдушины, разделочные столы и наборы ножей. Все приведено в идеальный порядок. Свет нескольких пар мощных люминофоровых ламп, отраженный от многочисленных металлических предметов, надраенных до зеркального блеска, ослеплял. Камбуз явно был рассчитан на одновременное присутствие множества работников, однако кроме меня здесь находился только один человек. Напавшим на меня оказался огромный, занимавший собой пространство, которого с лихвой хватило бы паре человек моих габаритов, японец. Ростом он был около двух метров, а телосложением напоминал борца сумо. Рукава его белоснежной рубашки были засучены и открывали вид на многочисленные татуировки. На удивление худое лицо японца излучало дружелюбие. Пухлые, практически младенческие губы раздвинуты в приветственной улыбке, обнажившей два ряда крупных и невероятно белых зубов. Голову его покрывал поварской колпак.
– Прости друг, не рассчитал силу, – японец вытянул вперед правую руку и сделал пару шагов в моем направлении. – Меня зовут Ниниги. Надеюсь, я тебя не ранил?
– Нет-нет, все в порядке, – ответил я, пожимая его широкую ладонь. – Прости, но что ты сказал насчет помощника?
– Ты мой новый помощник. Добро пожаловать во владения Ниниги! – он взял меня за руку и начал показывать камбуз, поочередно рассказывая чуть ли не про всю здешнюю утварь. Оказалось, что у каждой кастрюли есть своя история, которую мне непременно нужно было услышать.
– Погоди, – сказал я, воспользовавшись секундной задержкой в его речи. – Хочешь сказать, что меня послали работать сюда, на камбуз?
– Ну да, – со снисходительной улыбкой, словно бы ему приходилось общаться с младенцем, ответил Ниниги. – Я кок. А ты мой помощник.
– Но я ведь учился на штурмана… Неужели карлик… – мысли путались в голове, и слова никак ни шли. Чувство ужасной досады с каждой секундой разрасталось и пожирало меня изнутри. 
– Какой еще карлик?.. Ты, неверное, Локки имеешь в виду? – Ниниги посмотрел на меня сверху вниз, на его массивном лице читалось недоумение.
– Почем мне знать, как его зовут?! Я должен был стать штурманом! – досада внезапно перешла в ярость, я с размаху ударил ладонью по стоявшей на столике горе до блеска вымытых тарелок, которая грохотом полетела на пол. Я почувствовал, что ноги начинают подкашиваться, и опустился на пол. Так я сидел, отрешенно наблюдая за тем, как японец терпеливо подбирает осколки и выкидывает их в специально принесенное для этого ведерко.
– Локки всех обманывает поначалу. Но ложь быстро тускнеет, и ему давно уже никто не доверят. Кроме новичков вроде тебя. Я и сам не понимаю, почему именно он отвечает за распределение обязанностей на корабле. Но этого уже не изменишь, друг мой. Знаешь, судьба, как и тень, следует за нами повсюду. Ты оказался здесь не случайно, и, как бы тяжело тебе не было с этим смириться, но теперь ты – помощник кока. – все это он произнес на одном дыхании, не отрывая взгляда от усыпанного осколками пола.   
Я глубоко вздохнул и поднялся на ноги. Ярость улетучилась так же внезапно, как и наступила. Даже досада куда-то исчезла. Ее заменило тупое смирение, пришедшее вместе с пониманием того, что один человек не в состоянии изменить заведенный некогда порядок вещей. Поднявшись, я собрался было помочь Ниниги навести порядок, но взгляд мой случайно упал на дальний конец камбуза, где были беспорядочно свалены картонные коробки. Что-то явно было не так с этими коробками. Вокруг все сияло чистотой, а их как будто нарочно свалили в неаккуратную кучу. За ними наверняка что-то скрывается. Я решительным шагом пересек камбуз и начал раскидывать оказавшиеся пустыми коробки. Ниниги, как ни странно, не стал мне в этом препятствовать. Более того, казалось, что он больше не замечает моего присутствия. За коробками находилась дверь, подобная той, что была в каюте старого стюарда, и той, что помогла мне попасть сюда, и которая, конечно же, таинственным образом испарилась сразу после того, как я пересек порог камбуза. Подивившись про себя тому, каким глупым и очевидным способом японец попытался спрятать выход, я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на него. Однако Ниниги не было на прежнем месте. Исчезло даже  ведро с осколками.
– Не стоит тебе открывать эту дверь, – раздался над моим правым ухом голос японца. – Там лишь бесконечная, засасывающая пустота. Ничего хорошего из этого не получится, вот увидишь.
От неожиданности я даже подскочил на месте. Ниниги стоял совсем рядом со мной, уперев одну руку в стену, а другую поставив на пояс.
– Как тебе… – я не смог докончить вопрос, и лишь сделал неопределенный жест рукой в сторону японца.
– Как мне это удалось? При моих-то габаритах, да? Это я предпочел бы оставить в тайне. – тень улыбки промелькнула по его лицу и скрылась. Кажется теперь, впервые за все время, прошедшее с нашей встречи, он был по-настоящему серьезен.
В ответ на это я только пожал плечами и вернулся к своей двери. Я взялся за вентиль. Японец зачем-то переместился ко мне за спину. Судя по всему, он все-таки был не против того, чтобы я сбежал. Быть может, ему пришлют другого помощника, гораздо лучше меня. На сей раз, с вентилем пришлось повозиться, и приложить уйму усилий, прежде чем удалось его побороть. Я с силой дернул на себя дверь, и тут же почувствовал, как некая невидимая сила схватила меня и затягивает в огромную, мерцающую синим светом воронку, поджидавшую за дверью. Мощный поток ветра, казалось, вот-вот оторвет меня от пола, и, постепенно закручивая мое тело по спирали, унесет прямо в центр воронки, где я, вне всяких сомнений, пропаду навечно. Но этому не суждено было случиться, потому что еще более могучая сила схватила меня и перекинула на другой конец камбуза, где я ударился обо что-то головой и тут же полетел на пол. Последнее, что я услышал, прежде чем потерять сознание – звук захлопывающей металлической двери и проворачивающегося вентиля.

Очнулся я на одном из разделочных столов, посреди камбуза. Японец, вновь ослеплявший своей безукоризненно белой улыбкой, помог мне принять сидячее положение, и подал небольшую чашку с душистым и очень крепкий напитком, который мигом привел меня в чувства, и воскресил в памяти инцидент с дверью.
– Спасибо за… за то, что спас, – Ниниги ухватил протянутую ладонь и с чувством ответил на рукопожатие. – Но что это все-таки за штука, там, за дверью? 
– Пустота, – японец неопределенно пожал плечами, как бы демонстрируя, что и сам до конца не понимает природы и назначения этой воронки. – Только проводники могут ходить сквозь нее. Ты не обижайся, но я должен был сделать так, чтобы дверь открылась. Ведь ты все равно не поверил мне на слово. А терять помощника после стольких лет ожидания… – улыбка его на мгновение сделалась виноватой.
Я понимающе кивнул и огляделся. Камбуз по-прежнему сиял чистотой, однако чего-то здесь явно не хватало. «Ну конечно!» – подумал я и  мысленно улыбнулся тому, насколько могу быть ненаблюдательным.
– А где же продукты?
– Будет. Скоро все будет, не беспокойся, – оживился японец. – Однако же, для начала тебе надо научиться готовить.
– Постой, – перебил я Ниниги, который, кажется, уже собирался раскрыть мне премудрости японской кухни. – Может я и новичок на этом корабле, но провел здесь уже достаточно времени, чтобы понять, что никто тут не ест, да и вообще не нуждается в пище.
В ответ японец посмотрел на меня недоумевающим взглядом и сказал:
– Что с того? Это еще не повод для того, чтобы не готовить.
Подобный ответ меня, конечно, не удовлетворил, однако Ниниги явно не собирался развивать данную тему, и я решил, что расспросы лучше отложить для более удачного времени. Японец порылся в одном из шкафов и достал оттуда сияющий белизной, хоть и слегка поношенный фартук. «Как только беда миновала – принарядись» – с улыбкой проговорил он, отдавая мне фартук. Так начался очередной этап моего обучения.

Поначалу у меня мало что выходило. Рыба, поступавшая на камбуз при помощи встроенного в стену небольшого лифта, поместиться в котором смог бы разве что ребенок, была достаточно мелкой и изобиловала костями. Я часто ранил пальцы и по этой причине неоднократно выходил из себя. Ниниги отвечал на мои приступы покровительственной улыбкой, и неизменно выдавал какую-нибудь японскую мудрость насчет труда и обучения – каждый раз новую. Готовые блюда он отправлял наверх все на том же лифте. Ниниги, помимо всего прочего имел удивительный талант – каждый раз он создавал из одной и той же рыбы новое блюдо, невероятно аппетитное на вид и со вкусом сервированное. Учился я быстро, и вскорости израненные пальцы остались в прошлом. Ниниги удовлетворенно смотрел на мои первые, неумело приготовленные и неуклюже сервированные блюда, делал некоторые замечания, но всегда находил, за что похвалить. Со временем мы с ним сдружились, и практически постоянно беседовали во время работы. От него мне удалось узнать, что наш корабль вот уже не одно тысячелетие совершает плавание в тумане Безвестности. Проводники, к коим Ниниги причислял и себя, как оказалось, не являются главной силой на судне. Они, как и все здесь находящиеся, лишь выполняют то, что когда-то было предписано. Более того, многие проводники, такие, как, например, Тот или Ниниги, вообще не способны перемещаться по кораблю. На мои вопросы о том, кто же составил эти предписания, как мы все сюда попали, кто управляет Кораблем, и куда он в конечном итоге плывет, Ниниги неизменно отвечал какой-нибудь ничего не значащей японской мудростью, и на этом наш разговор на время прекращался. Прошло еще некоторое время, и мои кулинарные способности достигли невероятных высот. В мгновение ока я создавал невероятные по красоте и изысканности блюда, которые уже вполне могли соперничать с шедеврами моего наставника. Правда, успехи мои перестали его радовать. Теперь он чаще всего лишь бросал на мои блюда мимолетный взгляд и возвращался к своей работе. Все это напоминало мне о прежнем учителе, о том, как Тот все чаще замыкался в себе под конец моего обучения. Однако я был уверен, что Ниниги на самом деле просто втайне завидует мне, и уже предчувствует тот день, когда я наконец-то превзойду его мастерство. Вопросы о происхождении Корабля и нашем плавании все меньше занимали мой ум, который теперь был практически полностью поглощен новыми рецептами приготовления рыбы. И вот, наступил такой день, когда я создал блюдо настолько великолепное, что даже мой болтливый наставник, взглянув на него, потерял дар речи и выронил разделочный нож. В глазах его отчетливо читалась глубочайшая печаль. Я улыбнулся победно и с невероятным апломбом обратился к Ниниги:
– Итак, ученик, наконец- то превзошел учителя?
Ниниги кивнул.
– Правильно говорят, что навык мастера ставит. Я чувствовал, что этот день близится, друг мой. Ты и в самом деле превзошел меня. Похоже, нам пора прощаться. 
– Прощаться? Но почему? В чем дело, Ниниги? – я был в замешательстве. Что вообще означают все эти речи? Кто из нас должен уйти, и куда?
Ниниги посмотрел на меня, а затем медленно перевел взгляд в сторону двери, за которой скрывалась ужасающая воронка. Я проследил за его взглядом. По обе стороны двери стояли проводники в масках. Ниниги подошел ко мне и положил свою тяжелую руку на мое плечо.
– Думаю, они дадут нам некоторое время, чтобы попрощаться. Скоро ты меня покинешь.
– Но куда… куда они отведут меня на этот раз? И почему я снова должен покидать своего друга? Ниниги, почему ты не можешь расправиться с ними? Я знаю, ты можешь. Мы… мы ведь друзья, правда? Я не хочу уходить.
Я смотрел ему в глаза и с каждой секундой все больше понимал неотвратимость своего ухода. На мгновение мне как будто удалось проникнуть в мысли своего наставника. Он думал о тысячах учеников, с которыми ему пришлось расстаться после того, как они превзошли его мастерство. Кто-то уходил раньше, кто-то позже. Многие были гораздо талантливей меня, и покидали своего учителя, так и не успев с ним сдружиться. На мгновение лицо Ниниги сделалось невероятно старым – с пустыми белками слепых глаз, испещренное тысячелетними морщинами. Он отвернулся. Какое-то время я смотрел на его огромную спину и думал о том, что он, по всей видимости, много несчастней меня. «В дружбе тоже знай границу» – часто повторял мне Ниниги, однако сам это правило не соблюдал, поскольку по природе своей, не мог не сходиться с людьми, даже зная о том, что, в конце концов, с ними придется расстаться навеки.
– Запомни, друг мой. Небо помогает тем, кто сам себе помогает. – сказал Ниниги, не поворачиваясь.
Я так и не понял, что он имел в виду, поэтому просто кивнул его спине, отвернулся, и побрел к двери. Дойдя до нее, я остановился и поочередно оглядел проводников, о существовании которых успел позабыть за долгие годы, проведенные на камбузе. На мне все еще был фартук. Я развязал его и сбросил на пол. Проводники синхронно сдвинулись со своих мест. Тот, на котором была собачья маска, встал справа и чуть позади от меня, а Птицеголовый взялся открывать дверь. Я уже приготовился к тому, что меня засосет в мерцающую синим воронку, и помочь на этот раз будет совершенно некому. Но на этот раз, за дверью оказалось нечто совершенно иное. Там находилась небольшая каюта, подобно той, в которой я очнулся на этом корабле много-много вечностей назад. Посреди каюты стоял нисколько не изменившийся старый стюард. Разве что теперь он носил солнцезащитный очки. Я оглянулся, чтобы теперь уж точно в последний раз взглянуть на Ниниги, но он куда-то пропал. Собакоголовый легонько толкнул меня в спину, и я сделал неуверенный шаг по направлению к двери, но тут за моей спиной раздался невероятный грохот – как будто нечто тяжелое уронили с потолка прямо на пол. Я обернулся. Ниниги стоял на распростертом теле проводника с собачьей головой и победно улыбался. Через секунду я  почувствовал, как все та же невидимая сила, приподняла мое тело и в мгновение ока перенесла его в каюту. Прежде чем железная дверь захлопнулась я успел разглядеть, Птицеголового, который медленно и неотвратимо, словно сама судьба, приближается к занявшему оборонительную стойку Ниниги. «Бедный, бедный  добродушный Ниниги» – подумал я про себя, и развернулся, оказавшись нос к носу со стюардом.
– Что вы с ним сделаете? – спросил я, прекрасно понимая, что крики у угрозы на этого человека (человека ли?) явно не подействуют.
– Ничего особенного. Слегка поумерим его пыл, только и всего. – голос стюарда как и раньше был абсолютно бесцветным.
– А что будет со мной? – выдавил я, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, за темными стеклами его очков.
– Тебя принесут в жертву.
– В жертву?.. но почему? Я ведь прекрасно готовлю! И знаю столько всего о навигации. Я еще могу быть полезен!
– Дело не в твоих навыках и знаниях. Дело в том, что время, отведенное тебе на этом корабле, истекло, и ты должен быть принесен в жертву ради Высшей Цели.
– Какой такой цели? Что может быть выше моей жизни?! – я не сдержался и сорвался на крик.
– Корабль должен плыть. 
Эти последние слова прозвучали подобно шелесту опавших листьев, гонимых по земле осенним  ветром. Они промчались сквозь мое сознание – от одного края до другого, и затихли где-то на периферии восприятия. Стюард отступил в сторону. За его спиной находилась очередная дверь.
– Зайди туда. Зайди, и ты познаешь то, что хотел познать все это время. – шепнул он мне на ухо.
 Я тут же вспомнил годы, проведенные в каюте Тота. Моя жажда познаний тогда не знала границ. Я осознал, что со временем жажда эта куда-то пропала, а место ее заняло дурацкое желание быть в чем-то лучше всех. Да хоть бы в приготовлении рыбы. «На кой черт вообще далась мне эта рыба? Пусть я умру, но узнаю, что к чему на этом корабле. Все равно для меня здесь ничего больше не осталось» – подумал я, решительно открыл дверь, ступил за порог, и обнаружил себя стоящим на длинном решетчатом мосту. Поначалу создалось впечатление, будто я попал в невероятных размеров механические часы. По обеим сторонам моста, всего в каких-то нескольких метрах от меня, двигались огромные, высотой с нескольких человек валы, маховики, поршни и шестерни, вместе, по всей видимости, составлявшие двигатель, приводивший корабль в движение. Вся эта машинерия  уходила ввысь и спускалась вниз, насколько мог видеть глаз, и даже дальше. Откуда-то со дна механического моря послышался протяжный гудок, и вырвалась гигантская струя пара. Завороженный слаженной работой исполинских конструкций, я даже забыл испугаться. Все это инженерное великолепие беспрестанно двигалось, скакало вверх-вниз, и кружилось в величественном, зачаровывающем танце механизмов. Мост, на котором я стоял, оканчивался внутри огромной куполообразной конструкции, попасть в которую можно было через довольно небольшое, в человеческий рост, отверстие. Внутри конструкции было темно. Я медленно направился к ней, непрестанно оглядываясь по сторонам, и пытаясь выяснить функцию той или иной части окружающего меня гигантского механизма. Как только я вошел внутрь, вход в купол закрылся, в мгновение ока отрезав любой путь к отступлению. В следующую секунду зажегся свет. Оказалось, что под сводом купола собрались сотни, если не тысячи людей. Большинство носило те же мышино-серые комбинезоны, что и я. Однако имелись среди них и те, кого вполне можно было принять за пассажиров первого класса. В толпе я заметил стоящего на коленях и рыдающего навзрыд высокого блондина, который помог мне тогда в бальной зале. Он весь как-то осунулся, и вообще казался теперь гораздо меньше, чем есть, однако не узнать его было невозможно. Большинство людей вело себя гораздо более спокойно, однако у всех без исключения на лицах читалось беспокойство, а у некоторых откровенный страх. Меня одернул за рукав невысокий костлявый старик, с серой, словно бы обвяленной на солнце кожей. Из одежды на нем был лишь грязный кусок ткани, обернутый вокруг таза наподобие детской пеленки. Лицо старика было практически полностью скрыто за огромной копной грязный волос, а жидкая с проседью борода свисала до пояса. Он нервно, словно отмахиваясь от невидимого насекомого, мотнул головой. Мне удалось на мгновение заглянуть в его безумные глаза. Старик поднялся на носках к моему уху и прошептал:
– Ну как, ты готов стать топливом?
– Топливом? – в недоумении переспросил я, хотя и понимал, что старик, явно не в себе.
– Ну да, – он улыбнулся, обнажив два ряда гнилых, почерневших зубов. – Корабль ведь должен плыыыыть. А для этого ему нужно тооопливо…
Я с силой оттолкнул полоумного старика, тот упал на спину и забился в приступах истерического смеха. Внезапно купол ожил. Послышался механический гул, свет замерцал и начал усиливаться. Мне вспомнилось самое начало путешествия – маленькая каюта, пожираемая светом, исходящим от загадочного человека в очках. Я понял, что должно произойти. Стюард сказал, что корабль должен плыть. А для этого ему нужно топливо. Свет усилился настолько, что начал жечь глаза и кожу. Сначала вокруг меня послышался испуганный ропот. Затем раздались крики. Люди начали носиться внутри купола, биться о стены и топтать друг друга, в тщетных попытках вырваться из огненного плена. Закрыв глаза, я внутренним взором наблюдал за несчастными, вспыхивающими словно спички, в панике катающимися по полу, сталкивающимися друг с другом и кричащими в жуткой предсмертной агонии. В нос ударил запах паленого мяса. Я открыл глаза, но ничего не увидел, ибо глаз у меня уже не было. Я понимал, что горю, хотя ничего не чувствовал. Сначала вспыхнула моя одежда. Затем обуглилась и слезла с костей кожа, а позже и сами кости обратились в прах. За секунду до смерти меня посетило видение. Воскрешая в памяти образы мест, которые мне удалось посетить в прошлых своих жизнях, я перемещался по Кораблю. Я навестил Тота и Ниниги, которые обучали очередных новичков, залетел в бальный зал первого класса, где моя Афродита, вновь окруженная толпой изыскано одетых людей, танцевала с человеком в комбинезоне мышиного цвета, побывал во всех отделениях, во всех каютах Корабля, узнал все его тайны, и, наконец, смог обозреть его целиком, с высоты полета своей мысли. Корабль, дымя исполинскими трубами, продолжал свой путь в холодных водах Бесконечного океана, окруженный туманом Безвестности. Как жаль, что я увидел все это слишком поздно, и так печально, что мне потребуется еще целая жизнь, чтобы увидеть это снова.