Четвертый Чертенок

Рыжая пыль, соединяясь с небесной влагой, превращается в подобие краски, которая расписывает большие плоские квадраты мостовой замысловатыми символами. Где-то посреди площади, обрамленный серыми собратьями, лежит светло-желтый камень: Оракул Удела, или Камень-Путешественник. Его нельзя  запомнить при помощи счета. В дождь  цвет  этого камня меняется, и он становится таким же блекло-серым, как и все остальные. По нему проходят редкие пешеходы, проезжают повозки, пробегает торопящаяся домой детвора. И только с окончанием дождя цвет камня опять становится солнечно-желтым, и картина, нарисованная башмаками, колесами или босыми пятками обитателей Удела,  застывает и становится Знаком грядущего – до следующего дождя.

Первый – ребенок,
Второй – из девчонок,
Третий – смышленок,
Четвертый – чертенок!
Такую песенку напевала моя бабушка.
Песенка рифмует то, что известно всем – закон цифр рождения.  Этот закон управляет жизнью каждого из рожденных – и в нашем Уделе, и в других. Другие Уделы лежат близко - полдня пешего хода или далеко -  несколько кругов лун пути верхом, но Закон един для всех.
Первая цифра рождения – дает нашему народу воинов и кормильцев. Под ней рождается тот, кто похож на родителей и будет их опорой. Воин умеет держать и меч, и посох, и мотыгу. Он же станет кормильцем -  освоит ремесло отца, научится земледелию, заведет семью, продолжит род и с двадцати пяти зим будет кормить  и свою семью, и младших,  пока они не вырастут,  и родителей – до их перехода в Удел Предков. Если ему повезет, он проживет в период без войн, и закончит свою жизнь, окруженный любящей семьей. Следующий кормилец семьи – его сын, тоже рожденный под первой цифрой  – приготовит ему снаряжение для путешествия  в Удел Предков.
Вторая  – цифра богини Кад.  Незриморукая Кад покровительствует продлению рода и искусствам, поэтому под ее цифрой рождаются девочки или мальчики без волос на теле.
Девчонки не расстаются с матерями до двенадцати лет. Они осваивают все премудрости ведения хозяйства и обустройства быта: выращивания на небольших придомных наделах плодов, ягод и корнеплодов и приготовления из них запасов; учатся прясть, вязать и шить, стирать и убирать – так, чтобы все это ложилось в рисунок недели и оставляло время для чтения книг и воспитания детей. Невидимые руки Кад помогают им освоить все эти умения. В двенадцать зим они, как и  Первые,  начинают ходить в школу, и к шестнадцати получают право выбора кормильца. Кормильца можно выбрать не только в своем Уделе – браки между Уделами приветствуются, хоть они и не часты.
Мальчики без волос рождаются редко. На них лежит печать Трех Даров: Дара Цвета, Дара Звука и Дара Жеста. Они способны слагать песни и писать картины, и двигаться, как осенние листья в солнечных лучах, однако ни одна женщина не способна от них понести: их семя бесплодно, единственное  их потомство – дары искусства нашему народу. Они странствуют из Удела в Удел, и их имена учат в школах дети.
Третья цифра – принадлежит Покровителю Дум Мозою. Мозой следит, чтобы наш народ  производил на свет не только воинов и рожениц, но и учителей, хотя, конечно, сейчас редкие семьи у нас могут позволить себе Третьего малыша. Учителя с рождения имеют ответы на все вопросы, и могут говорить обо всем без конца. Они проводят с семьей шестнадцать лет, а потом уходят - учить, лечить и думать, и живут в общинах при школах. Школа – как Удел в Уделе, ее ворота всегда открыты для детей, но взрослым кроме Учителей туда входить не принято.
Если Первенец ушел в Удел Предков безвременно, то Третий из его семьи занимает его место и становится Кормильцем.
Цифра Четыре – это цифра Обратной Стороны, и под нею рождаются те, кто может шагнуть за Черту, границу, за которой жизнь меняет знаки.
Каждый переход Черты подобен дождю, после которого старые правила мира смыты и нарисованы новые. Наш народ – подобен желтому камню. Мы не властны над цветом изменений и рисунками знаков, и можем только молиться, чтобы новый рисунок не раскрошил камень.
Четвертым не дают имен. Их так и называют – Черти.
Их мало, и всех их забирают в Храм, чтобы научить забывать. Они возвращаются, и проходят , как и  Первые, путь Воина, или остаются при Храме: к пути Третьих они не приспособлены, потому что у них ухудшается память. Черту никто не должен перейти. Больше никто.
Три поколения назад  Храм  принял решение  остановить поток изменений.

…Говорят, когда-то, больше тысячи лунных кругов назад, в семьях появлялось больше детей, и тогда цифры рождения повторяли отсчет: после Четвертого снова рождался Первый.  Но это было очень давно, и в нашем Уделе нет даже стариков, которые бы помнили такие случаи.

…Раннее утро. Удел еще спит. Закрыты Большие Ворота – Воины Храма откроют их позже, когда далеко на холме в Чашу Времени упадет еще один камень, и в башне Храма матиб ударит посохом в багог, возвещая начало нового дня. А пока – мощеные улицы пусты, окна домов закрыты тяжелыми ставнями, колодцы заперты, и скот сонно дышит в хлевах. Никого не видно: жители Удела редко выходят из дома в часы без света.

Меня зовут Асси, я – Третий в семье.
Еще есть Пен и Лекса, но они меня не любят. Они всегда подшучивают надо мной, и их глаза не теплеют, когда я подхожу к ним играть.
Я – неправильный  Третий: больше спрашиваю, чем отвечаю.

- Асси! Домой!
Я лечу со всех ног, прибегаю к порогу почти одновременно с грохотом копыт в конце улицы.
Двери за мной закрываются, засов падает в петли. Через пядь железного дерева слышны звуки, они все ближе и громче: топот ног разгоряченных Центавридов,  громкие визги, вой и хохот Ниф.
В запертом доме мы проводим все три дня, пока на улицах царит Темное Племя. Наш Удел – самый крайний: он ближе всего к Пещерам, поэтому мы чаще других подвергаемся их набегам. Темное племя невидимо, но его приход – смертельная опасность: Центавриды забирают разум, а Нифы высасывают души, и те, кто не скрылся за прочными стенами, и попал во Тьму, сами убивают себя.
Потом наступает День Белой Луны, и ее свет загоняет Невидимых обратно в пещеры.
По улицам проходят могильщики, они грузят останки погибших в телеги и увозят: Удел хоронит  тела несчастных за свой счет. Имена погибших не называют вслух до следующего гона – иначе Удел Предков не досчитается своих новобранцев, а  Темное Племя пополнится.
Никто не знает, когда начнется следующий гон, но перерыв будет не меньше семи лунных кругов.
Раньше учителя владели способом точно предсказывать  приход Невидимых, и жертв было меньше, но вот уже три поколения, как этот способ утерян. Поэтому быстрые ноги и дружба с соседями – вот все, что может спасти.
В прошлый гон моя мать поседела. Отец не пришел, и мы считали, что его больше нет. Мать ждала до последнего, и  захлопнула дверь, когда Тьма уже почти коснулась ее лица. Все три дня мы провели молча, Лекса тихо плакала, а мать сидела у дверей на полу, и мы приносили ей еду по очереди. Когда сквозь щели ставен наконец засквозил белый свет Луны, в дверь постучали. Мать бросилась открывать – и сперва  отшатнулась, а потом повисла на шее у отца и заплакала. Отец гладил ее по волосам, а мы стояли и радовались чуду.
Отца спас  сосед – тот самый, с которым мы судились из-за колодца. Отец подвернул ногу и не мог бежать. Сосед распахнул дверь и втащил отца в свой дом в последний момент перед падением Тьмы.
…Теперь у наших семей общий колодец, и мы всегда меняемся первым испеченным хлебом.

Когда мне исполнилось  девять  зим, мать понесла Четвертым. Вся семья бодрилась, но нам было не по себе: в нашем роду Четвертых не было очень давно.
Он родился  сразу после гона, в День Белой Луны, и глаза у него были светло-зеленые.

- Асси,  Асси, смотри, я вот где!
Я вытаскиваю малыша из-под телеги и ставлю на ноги.
Он смотрит на меня: рот до ушей, весь перемазан рыжей дорожной пылью. Я отряхиваю его рубашонку и штаны, он уворачивается и  хохочет, как от щекотки.
Малыш еще не знает, что завтра, в его день пятой зимы, за ним придут – и вернут только через семь  зим, тихого и спокойного. И он  никого из нас не будет помнить: Венок Забвения учит забывать даже руки матери и вкус ее молока.  Четвертым-пятизимкам его возлагают на лоб –  и после заново учат ходить, и пить, и есть, и говорить.

Матери не видно со вчерашнего утра: отец отправил ее к брату в другой Удел, Пен и Лекса ее сопровождают.
Мы остались втроем – я, отец и Чертенок. Завтра нас будет только двое.
Мы пьем молоко и едим хлеб. Хлеб кажется соленым от слез, что лила мать, когда пекла его. Не все наши соседи по Уделу понимают ее слезы, некоторые открыто осуждают: закон есть закон,  к тому же Четвертые становятся Воинами Храма – а это значит: семья может рассчитывать на помощь Храма в неурожайный год.
У этих соседей никогда не было своих Четвертых.

…Утро, в дверь стучат. Четыре раза. Пришли за Чертенком.
Они входят, большие, сутулые и медлительные – Воины Храма,  Забывшие Четвертые. С ними матиб – в рясе и с посохом.
Матиб входит последним. Его лицо, морщинистое, как двухнедельный хлеб, полно печали. Он понимает, каково нам – и от этого еще тяжелее.
Чертенок делает шаг ему навстречу: малыша заинтересовал посох, а страха он не ведает.
И  я тоже делаю шаг. Я принял решение.

… Я не знаю, почему он поверил мне, этот матиб. Но он выслушал все, что я сбивчиво рассказал  – про брата-близнеца, умершего при рождении.  Про решение бабушки скрыть, что нас было двое. Тело брата не нашли –  ведь про него никто не знал. Мне же родители все рассказали, когда я начал каждую неделю видеть сны  про Камень-Оракул.
Мой рассказ звучал как бред больного пещерной лихорадкой.
Но матиб поверил.
И я ушел с ними.
Чертенок, береги себя.
Прости, отец, и передай маме, что  я  ее очень люблю.

…Никто не знал, что делать с таким взрослым Четвертым, поэтому меня решили подвергнуть двойному Венку Забвения.
Двойной Венок – такого еще не было за всю историю его применения. Предполагали, что это верная смерть, поэтому родители не понесли наказания за то, что скрыли Четвертого. Соседи  приносили им свежевыпеченный хлеб и молоко, и уходили, не зная, что сказать.
Через неделю после возложения венка меня привезли в родительский дом на телеге и отдали матери.
Она выхаживала меня много лунных кругов - прошло два или три гона.
За это время  Лекса нашла кормильца и уехала в другой Удел. Она приезжала каждый лунный круг, привозила мне гостинцы и складывала  рядом на стол, но сперва приподнимала их и показывала. Я не мог улыбнуться или кивнуть – но я мог пошевелить веками, и она радовалась.
Пен возмужал и стал настоящим мастером, и все чаще Пен работал, а отец помогал матери – я видел, как он замешивает тесто, а мать  толчет в ступке коренья и травы.
Я лежал на сундуке в углу, и медленно, день за днем мои мысли начинали складываться воедино, а тело – вспоминать, как оно умеет чувствовать и двигаться.
Я должен был умереть, а я выжил.
И вспомнил.
Меня спасло то, что я не был Четвертым. Я был  Третьим – а Мозой бережет все узелки памяти своих подопечных.

Чертенок, получивший имя  - Дейм, часами сидел у моей постели. Когда я начал вставать, он подавал мне посох, и подставлял свое плечо – я был так худ, что даже шестизимок мог меня поднять.
Дейм быстро повзрослел.

…Учитель задумчиво отпивает из чаши бульон.  Четвертые внимают: они слышали эту историю добрую сотню раз, и от других, и от  самого Учителя: старик становится все сентиментальней, годы берут свое.

…Ну, дальше вы все знаете – ведь в Книге Лет и Зим подробно описано, как он вырос, и в очередной день Белой Луны  все-таки перешел Черту и повернул мир.
Темное Племя теперь не приходит.
Венок Забвения забыт.
Четвертые растут в своих семьях и получают от учителей силу Знаний, чтобы смешать ее с силой Изменений. Может быть,  кто-то из них откроет, как управлять переходом Черты, а возможно и нет.
Мы не боимся, что мир снова повернется: он всегда поворачивается новым боком.


Рецензии
Вот и вчера мир снова повернулся...
Привет вам от четвёртых...

хороший рассказ. настоящий.

Бэд Кристиан   22.09.2010 17:58     Заявить о нарушении
Спасибо, Четвертый! ;)

Аналостанка   23.09.2010 18:02   Заявить о нарушении