44. Старик сосед. События в допросной

Раньше, перед сном Ясек пересчитывал монеты, и прибыли был рад,   нынче пропал к ним  интерес,  и лошадью с подвозом не восторгался, как бывало. Работой заполнялись дни, а вечером, взбивал он сено, углы накидки привязывал к подвозу,  залезал в стёганный мешок, и перед сном метался в думах. А думы были об одном, отец о матери не вспоминал и Стеша с Крепышом  не волновали. Как просто всё случилось у него. Жену другую обнимает, с радостью спешит домой,  к ребенку ластится, а я не сын, а родственник далекий. 
К нему частенько подходил старик,  когда съезжали с  родных мест, для сына своего купил их сруб. Старик был добрым и разумным, приглашал на жительство к себе.   Каждый вечер, он подходил к подвозу,  о смысле жизни говорил.
Ясек почувствовал прикосновение.
-Пришел желать спокойной ночи.   Мороз крепчает, надумаешь зайти в пристройку,  место оставили  в ногах.
-Мои сестра и брат спят на щитах под тонкою накидкой, дрова для пищи берегут. Чем лучше их?
-В крепость их не тащили силой. Уютно жили и в тепле,  и пища сытая была. Отец их обеспечил всем. Сорвалась баба дура с места, детей на гибель обрекла.
-Так кажется издалека, когда не знаешь самой сути. Отец и дядя обманули мать.
-То, милый, не обман, а жизнь какая есть на самом деле.  Неосмотрительна, доверчива маманя, в любовь с головкой окунулась. А разум ей шептал наверняка и бабы с мамкой говорили, в роду отца разводы, да брошенные дети. Не постоянная природа, они слабы перед соблазном. Сомнения грызли, любима или нет, домой вернётся иль  у другой застрянет. Поэтому сорвалась с места, детей с собою прихватила. Её упрашивала мать, езжай одна удостоверься, не мучь дорогою детей.   Бабы так часто поступают, увидит деточек отец, к семье прибьётся.   А мужики, если понос любовный начался, про всё на свете забывают.
-Неправда ваша, Главнейший тоже с Ясною связался. Я слышал разговоры мужиков,   на время  с ним,   жена и дети святы. Ребенка бросила, её не уважаю очень.
-Сравнения  не уместны, у Ясны разум от небес, ярость Главнейшего гасит,  его читает словно книгу. Мы  к ней приходим за советом. Других бы осудили за поступок, к ней отношение иное,  суду она не подлежит,  Хранительница наша.
Вчера, отец  жил с матерью твоей, сегодня он красу ласкает, и дети от неё подарком кажутся на век, а завтра третья замаячит. В нем постоянства  нет, ты, более его устойчив.
-Откуда вам о будущем известно, жена  красива, редкая чистюля, еда вкусна, мерещится во сне, с отцом спокойна, не плачет и не ноет.
-Спокойна от уверенности, что лучшей женщины  не сыщет, себя подарочком считает, а мать, прекрасных черт своих не замечала,  отца подарочком считала.
-В осаде этой, кто важней, Главнейший наш или палач?
-А сам, как думаешь?
-Главнейший любит повторять, на равных мы вершим дела, как я скажу, так вам и будет.  Хвальбу от палача не слышал,   трёпом не страдает,   в делах зависимости нет, зелье не пьёт, и баб  не тащит.   За это, уважаю, а за  жестокость призераю и  вида черного страшусь.
-А, лошадей тебе не жалко?  Погонят через степь,  дремучие леса, а там заносы, волчьи стаи,  корма им будет не хватать. Спасение одно для них, Касьяну в деле помогать.
-А, если я тебя продам, перед тобою важный сын, ты на предательство толкаешь.
-С  решением не торопись, сочтешь предательством, Главнейшему скажешь, себя в глазах его возвысишь, меня повесят в назидание.  Не велика беда, свое отжил, в обиде на тебя не буду. Касьяну в деле подсобишь, красу лошадную  спасешь, над нею сотню лет трудились.  Решение трудное, здесь твой отец и малый брат, подвоз и лошадь, монет скопил мешочек,  и если крепость одолеют, богатство, слава ждут  отца. А по ту сторону родная мать, сестра и брат, наемники  жалеть не станут.  У многих в крепости родня, нажива одержала верх над связями родными.  Перед тобой клубок переплетённых судеб. Вот просьба матери и Стеши,  бумажку съешь, свидетельство опасно. Надумаешь помочь, при встрече кивни мне головою дважды.  Ещё есть действие одно, меж нами не было беседы и ты, оставишь всё, как есть.
Ясек ворочался всю ночь,  утром, отъехав от конюшни, прочел  послание,  бумажку проглотил, тоска гремучая заела. Предательство в нём не жило, не мог отца толкнуть на гибель и  крепости погибель не  желал. От безысходности с подвоза соскочил и бросился бежать, свалился в снег и зарыдал:
-Отец и мать, зачем родили?  Я между вами одинокий, ты здесь, мать там, вы дороги мне оба и малый брат, и Стеша, и Крепыш. Нутро не принимает бойню и гибель лошадей.  Наемники, не бедные вы все, вокруг земли полно,  зачем затеяли осаду?
Затих и на снегу уснул. Охранники заметили его,  на спину повернули, спросили:   
-Кто напугал, или сказал не то, кто с вестью подходил негожей? Ты перешел охранную черту,  должны доставить для допроса. Советуем не врать, Охранник главный при допросе не делит на своих, чужих,  по жилам вытянет всю правду.

  В допросной суета, поймали возчика чужого, он женщину привез при ней калека дочка,  подвоз оставили у леса, а  сами к люду подались. 
Подглавного охранники предупредили:
-Ясек с подвоза соскочил, пал на колени и орал, слов мы не слышали,  думается нам, с той стороны подкинули печаль.  Он перешел охранную черту.
Подглавный к сыну подошел.
-С той стороны  явилась весть, или домой к нам приходил, жена опять задела словом?
-Вестей не получал, домой не заходил, я спать хочу. Подвоз остался без присмотра, к конюшне подвези его. Они накормят мою лошадь.
Главный охранник заглянул за ширму,  отец чуть слышно произнес:
-Не тревожьте,   сном лечится всегда. За ним заеду,  расскажет обо всем мне завтра.   
-Новость есть, по велению теперешней жены, возчик письмо Главнейшему доставил и  первую жену с девчонкой,   она  Юсупова маманя.   По пьяни написал,  согласен на погибель сына,  я сам письмо  его читал, такие шутки между ними. А вот  письмо  жены, сдурела баба, погибель требует троим, Юсупу,   матери, и девке,   иначе общего сынка в чужие руки передаст.
-А говорил, что первая жена сама от сына отказалась. Пустилась в дальнюю дорогу, да не одна, изменою не пахнет?
-Измены нет,  на теле возчика фамильная печатка, события  подробно описал. Через сноху, подбросили письмо, в дорогу собралась немедля, поехала спасать Юсупа. Девочка здоровой родилась, жена от ревности  травила дважды, кто знает, может  дочь его. Из-за потравы ноги повело, глазами очень слабо видит.
Хуже ревности,  болезни не знавал, зарыто в ней коварство и обман, убийством тоже помышляют. С письмом, что делать?
-Не лезть меж ними,  за обоюдного сынка, Главнейший порешит кого угодно.  Дура баба, как и моя, безмозглая сорвалась, девчонку  обрекла на смерть. Что заслужили, получили. Сына старшего не тронет, помощник он незаменимый, умен, силен, без крика правит. Куда их дел?
-Под нами в подполе сидят.
-От холода не околеют?
-Какая разница, письмо прочтет, как кроликов забьёт, его ни кто не остановит,  он слушается только палача.

Ушли, меня за разговорами забыли, подумал Ясек, отец домой спешит, к жене любимой, еду   подаст, повесится на шее, на руках подкинет сына. Главный охранник забывчивость не допускает, в народе Пауком зовут, добыча от него не ускользает. Зачем при мне беседу вёл?
Прислушался, услышал плач и уговоры. На пол лёг,  ухом приложился к половицам. Рыдала девочка, а женщина прощение просила, за непутёвую затею. Он произнёс:
-Вы слышите меня?
Плач стих и женский голос взволновано спросил:
-Друг или недруг говорит?
-Я сын Подглавного, для вас никто, с моею матерью подобное случилось.
-Нас разговорами пугали?
-Они и доли не сказали о зверствах, что чинятся здесь. Главнейший решение не меняет, по пьяни написал или взаправду, у вас нет щели для спасения. Он, только палача страшится. Палач еще страшней его, и без убийства жить не может. От злости кожа цвета ночи, а взгляд, так лучше не смотреть,  а если и случится встреча, я в сено зарываюсь, жду, когда нечистая исчезнет.  Ваш  возчик, вовсе и не друг,  в доверие втесался, предал.
-Сознательно пошла на шаг, надеялись на ветхий случай.
-Что сыну вашему сказать?
-Любила очень, с ним говорила постоянно, он с нами ел и спал, его рубашку, лапоточки носила на груди, от слез они посолонели. Слова, что дальше я скажу, при встрече передашь Юсупу.

Главный охранник протянул Главнейшему бумаги.
-Мы задержали возчика и женщину с девчонкой. При ней   твоё письмо, месяц назад ты обещался Юсупа своего убить. Письмо второе от жены, обязанность моя защиту строить, и мне пришлось его прочесть.  Подвоз оставили в лесу, а сами пробирались к тылу.  Ты должен подтвердить, он твой или с разведкою явился?
Главнейший письмо прочел, лег на лежанку и возчика позвал.
-Знак покажи. С рассветом в путь отправишься обратный.

-Удостовериться велела в погибели троих, иначе дочь мою отравит, она у вас в  при слугах ходит. Миланью знаете, подумайте о сыне.
Славин задумался.
-Её на небеса оправлю, девка мешает чем?
-Она считает, кровь твоя.
-Сдурела баба, детей я хилых не рожаю!
-Дочка здоровою родилась, по указанию хозяйки, я в душу  влез,  и сам потраву капал в ротик. Как ноги повело, глаза  ослепли, она махнула на неё.  Волнения жены сильны, беснуется до пены злоба. За сыном смотрит хорошо,  жиреет на глазах кабанчик. Глаза на всё лицо, смотрел бы и смотрел, подобной прелести не видел, её слова, велела передать. Ты не спеши,  дала нам месяц на устройство.

Славин отправил возчика на отдых, сам баню заказал. Нахлынули воспоминания. Любил Надежду, по дурости расстался и всё из-за того, что слово данное или угрозу, назад не возвращал. Давно все было,  и прожил с ней всего три года. Дни этих лет,   до мелочей осели. До  женитьбы с  Миланьей завязался, как банный лист  прилипла к телу, за ним моталась по дорогам, рожала дочерей, на ухищрения пускалась. Велел молчать, она поклялась, увез  в другое поселение, к ней постоянно наезжал. Надежда о дочерях узнала, обиделась, что правду скрыл. Обман простила. Но, позже  странное случилось, ей люди в след плеваться стали, к отцу и матери пришла, по сникшим лицам поняла, в беду родимые   попали. Открылись, людей зять обирает, а им  условия поставил, наследство в руки передать. Решение мгновенно приняла,  расстанутся без всяких оговорок.

Ненастный день всегда при нём,  из памяти изгнать  не может. С подарками спешил домой,  обнял Надежду, сына  приласкал, отмылся в бане, поднялся на крыльцо и обомлел, подарки, вещи лежали за  порогом. Он крикнул:
-Не дури, не знаешь, с кем ты повязалась, до десяти считаю, дверь не откроешь, назад я не вернусь, тебе и старикам житья не будет.
Через три дня,  знакомый голосок окликнул, пузатая Миланья,  на шею кинулась, и повторяла без умолку:
-Он мой, на веке мой, спасибо небесам, мы все без устали просили тебя оставить, повернуться к нам. Люблю,  какой он есть, тебе зачем,  за ним дурная слава хлещет. Словам  его, я верю без оглядки, сказал,  во власти при богатстве будет, меня с детьми не бросит никогда.
 
  После рождения третей дочки,  пообещал, с рождением обоюдного сынка, семью у Стражников оформить и дочерей признать своими.  Славин цепь брачную оставил у жены, по договору, всё, что скопил за эти годы, по праву ей принадлежало. В казну она не заползала.   
Разбогател, а богатею, при продажной власти,  доступны вольности любые.  Юсупа  малого отнял, угрозами, либо со мной, либо на небеса отправлю, лишил свиданий с матерью родной.  Родители с трудом восстановили дочкин разум и съехали с тех мест. Два года по  дорогам рыскал, нашел пропажу. В том поселении скупил две улицы, дома на них возвел, столкнувшись, воскликнул удивленно:
-Какая встреча, не думал, ни гадал, что свидимся с тобой. Живешь напротив в ветхом доме? За мной жила бы в том ряду, две улицы мои, дома мои.
Она прошла, не удостоив словом. 
Сын в сторону родной мамани смотреть не смел, не подходил, и знак не подавал при встрече. 
Годы прошмыгнули быстро, сегодня  Славин на вершине власти,  то ли  будет,  вся слава  впереди ещё.
Ему подали лучшую одежду, он походил в ней, снял, подумает, я для неё старался. От перегара глотку полоскал,  надел рубаху поскромнее, кафтан походный, бороду поправил. Дорогою не торопился, остыть хотел,   на ласковую встречу не питал, вся жизнь  у них была, коса на камень.
По лестнице поднялся, зажёг лампадку, в кресло сел, и крикнул:
-Бабу с девчонкой приведите.
Охранник дверь открыл, спросил:
-Ещё чего подать?
-По ходу.
Пленные, стояли  у двери, Славин на лавку показал.
-Со встречей, первая любовь, приехала сыночка выручать, да если б я задумал зло, ни ты, ни кто другой спасти  бы не смогли, твои потуги бесполезны. Поверила письму, по пьяни написал, чтоб женушку родную успокоить, от злости молоко горчит, сыночку малому вредит.
Казалось, ты и впрямь кровинушку забыла,  чувства скрывала перед нами.  Всю жизнь в сокрытии жила, себе на горло наступала.  В кого ты камнем уродилась, отец и мать, обнявшись, прошагали жизнь, в единый день на небеса подались.  Такую малость я просил, лишить родителей наследства. Я поднялся и без него, наследство то, цены не представляло, в меня не верила, упрямство костью в горле стало.  Не уступила, себе сломала жизнь, меня толкнула на поступки.   В окошко заглянул тогда,  лежала  у дверей и билась. Прошибло, жалко стало, ещё раз в двери постучал.  Не открыла.
-Любила,  другого  мужа рядом не хотела.
Славин вскочил, лампадку пододвинул ближе, и впялился в любимое лицо.
-Постарела,  улыбка  набок, жена о перекосе написала, и об уродстве дочери твоей. Зачем её в дорогу прихватила? У нерадивых баб и племя с чернотой. Сына отнял и этим спас,  прекрасно тело у него, все потому, что женщина достойная кормила.
От волнений  лицо бледнело и краснело, и сердце бешено стучало. Зелье запросил, и выпил залпом. Спокойствие ушло. Славин  постукивал ладонью по столу, сильнее и сильней. Вскочил и с силою ударил по лицу. Дочь закричала:
-Не трогай маменьку, судьба накажет!
-Накажет? Со дня,  как с нею завязался, я наказание несу. Свет белый не по мне, права Миланья, всех порешу, от памяти отрежу. Девку уберите!
Охранник, с трудом разжав сцепившиеся руки, схватил девчонку поперек и вытащил за дверь. Славин, как дикий зверь, добычу поволок по полу и кинул на лежанку. Подставив к горлу нож, потребовал:
-Прими, как в первые года, когда женой любимою была,  да почему была, ты и сейчас  жена, с тобою цепи  не порвали. Надеждой жил, мне  в ноги упадешь, покаешься, потребуешь возврата. За мужа и за сына  не боролась, приблудной девке отдала. Дикая Миланья,  не глядя, отписала все, сметает на пути соперниц, ради меня!  Ты, дверь мне, стерва,  не открыла. 
-Я бы открыла, в тебе возврата нет.
-Так многие живут, муж для тебя, на стороне другая баба,  тебе и ей меня  хватало. По совести, возвратом и не пахло,  но, я бы насладился местью и сына бы вернул.  Дорогой шел, трясло от возбуждения. 
-Ты, зелья перепил, а я в дороге ослабела, ни ты, ни я к объятиям не готовы. Я об одном молю тебя, если хоть капля жалости осталась, позволь с Юсупом повстречаться.
Славин срывал одежду и  наносил удары кулаком. Бес пьяный  выскочил наружу, рукою шарил под лежанкой, нож странным образом исчез.
Ясек, почувствовав расправу,нож с полу подобрал и выскочил за дверь. Прижав к стене отважную девчонку, прикрыв ладонью рот, пытался успокоить:
-Ей хуже будет,  твой крик  отца до бешенства доводит, она жена, права имеет на неё,  потискает немного и устанет.
 
Шаги приблизились к двери, дети успели спрятаться за печкой. Славин  спустился с лестницы, присел и подозвал наружную охрану.
-В подвоз их, к лесу, яму глубже, всё, отшагали по земле!
Охранники рядились, расправе быть или не быть, сегодня предводитель пьян, утром проснется, угроз не вспомнит, их повесит,  не просто баба из народа, ушами слышали, жена. 
Девочка  Ясеку шепнула:
-Помоги  добраться к палачу.
-В его кибитку кто войдет, тот до утра не доживет, только отец живым выходит.
-Ты слышал сам, мы не жильцы, но так хочу, чтоб мама    с сыном попрощалась.  Во мне здоровья нет, я задыхаюсь при ходьбе, глазами вижу только тени. 
Ясек об опасности не думал,  представил яму, безвинных мать и дочь подводят к ней,  землёю засыпают, он  прошептал:
-Звери, они все звери, он мать твою, чуть не убил. Старик сосед пытался втолковать,   мать виновата, детей на гибель обрекла. Не правда, и у тебя,  и у меня нет матерей на свете лучше. В окошко покажу кибитку, она  недалеко от нас. Я здешнюю охрану отвлеку, передвигайся, как собака, во тьме подумают, что пес, пока опомнятся, ты доползти успеешь.
Охранник притаился, он слышал разговор детей, подумал,  умно на гибель отправляет,  мать еле шевелит губами, без помощи к утру помрет.   Увел наружную охрану, и передал им разговор, они воскликнули:
-Как хорошо и рук марать не надо.
Сослепу иль от волнений, она в другую сторону ползла. Ясек открыл окошко,  прыгнул вниз, догнал её, направил в сторону кибитки. В воротах возчика увидел.
-Возчик в допросную пошёл,  вернуться надо, при мне не будет добивать. Не встретимся мы больше, от палача спасения нет.
Девочка прижалась телом, и на прощание сказала:
-Брату  рассказ наш передай или кому ты доверяешь. Пусть небеса помогут тем, кто мыслит праведно и чисто!

Охранник встретил Ясека у двери:
-Что нюни распустил, жена достойная ждет мужа дома, детей своих  не подставляет. Ты, молодец, направил, куда надо, я про тебя ни слова не скажу, мне самому не по душе  расправа. 
Главнейший,  мужик счастливый, есть всё, богатство, власть и бабы пчелами роятся. Одна жена, вторая,  третья, а у меня всего одна. Не знаю, хорошо иль плохо, всего одна. Здесь баб развозят для забавы, отрядники подняли цену, одну такую привезли, она сама монеты протянула и попросила честь не трогать. Монеты взял, и честь нарушил, ревела долго на снегу.
Ясек  взглянул рассказчику в небесные глаза, усталое и доброе  лицо с насилием не схоже вовсе. Он вспомнил случай.
-Где раньше жил, была такая девка, мужик поддатый затащил в кусты, в колодец бросилась, нам рыть пришлось другой, тот вместе с ней с землёй сравняли. Я поклялся на нём, насилия не допущу по жизни.
-Дети мои, её взрослее,  подобное впервой случилось и словно не со мной, то я был и не я, а может, от зелья злого показалось.
-Домой вернёшься,  скажут, дочь опозорили твою, какую песню запоёшь? Зачем ты здесь,  земельки не хватало, недоедал, и засуха была? Зависть заела, вокруг  Главнейшего роятся бабы. Одна из них,  едва жива,  у Ясны от  кулака лицо разбито, а третья ревностью исходит, готова в землю всех зарыть.   Несчастливы  они, беда на всех одна, доверились ему, и вы доверились, и к вам относится не лучше.