Шереметьев, но не граф

               

                ***

    Владимир Шереметьев уже год был безработным.
    Раньше работал на большом заводе конструктором, был известен по всему Союзу, с годами привык к этой известности и эгоистично делал вид, что немного устал от нее, как иногда устают люди, когда известность приходит к ним рано.
    Но потом его выдвинули на еще большую должность, заместителем директора, а через три года и самим генеральным директором производственного объединения союзного значения, членом ЦК КП Азербайджана и эта известность уже не тяготила его и он не делал эгоистичного вида, не до этого было.
    А затем все рухнуло. Рухнуло с развалом Союза, когда прекратились взаимные поставки, когда перешли на бартер, когда инфляция перешагнула за гиперинфляцию.
    И сменилась власть. Народный фронт не пожелал видеть его во главе объединения пяти крупнейших заводов и попросил написать заявление.
    Он написал и стал официально безработным.
    Обстановка в республике накалялась с каждым днем, с трудом верилось в то, что ею кто-то руководит.
    -Уезжать надо, Володенька, - в который раз сказала жена.
    -Опять,- устало выдохнул он, - Куда? Не матушка мне Россия, я здесь родился. Да кому я там нужен на старости лет?
    -Чего это на старости?- всплеснула руками супруга,- Это в твои пятьдесят восемь-то?
Вон Орлов зовет тебя в Псков? Зовет. Чего не решаешься?
    -Не могу я. Не могу я идти простым конструктором. Я за эти годы технарем, администратором стал.
    -Мне не лги, Володя. Не это тебя останавливает. Карьеристом ты не был никогда, гордым до должности тоже.
Ну нет нам здесь жизни, нет. На твою пенсию и мою зарплату далеко не проживешь. Ты посмотри вокруг: уже не только русские, уже местные, азербайджанцы уезжают. В городе полно беженцев, прохода нет. Как дальше жить?
    -Правильно ты про беженцев говоришь. Обсуждали мы тогда этот вопрос в ЦК. Да не дообсуждали. Не додумали до конца,- задумчиво произнес Шереметьев.
    -Да ты понимаешь, что война идет? Ну, ведь ты сам говорил, что армянам Россия помогает. А что если завтра горячие головы весь свой пыл против нас, местных русских повернут? Ты что, девяностый год забыл?
    -Не забыл я, Валюша, ничего не забыл. А знаю, что Гейдара Алиевича нам не хватает. Его надо привозить,- вдруг с хрустом ударил он по подлокотнику кресла,- Никто, кроме него, эту республику хорошо не знает и не спасет.
    Я с ним работал, я его знаю. Знать бы, где он сидит в Нахичевани, поехал бы к нему. Тошно на душе.
    -В одну реку дважды не входят, Володя,- промолвила жена,- Помнишь, как его освистывали в парламенте после возвращения из Москвы? И не стыдно было. А теперь уж что, теперь он у себя там.
    -Сюда ему надо, сюда. И нам здесь оставаться. Некуда нам ехать, Валюша, некуда. И опоры у нас нет.
    Сорок лет прожили Шереметьевы в браке, но детей у них не было. На эту опору и намекал Шереметьев.
    Были у них родственники в России, но все какие-то дальние, связь с которыми была потерян7а еще во времена Союза, в последние время, правда, жена нашла кое-кого, но сам Шереметьев был против этих отношений, приводил все время азербайджанскую поговорку: были в саду абрикосы – была дружба, нет абрикосов - нет дружбы.
    На вопрос супруги ответил как-то зло:
    -Когда был директором, членом ЦК, никого не знал, а теперь что, в родственнички записался?
    Как-то жена предложила написать в российское дворянское собрание, чтобы корни их, Шереметьевские, обнаружить.
    Но он махнул рукой, не стал никуда писать.
    Вскоре обстановка ухудшилась. Перестали платить пенсии и зарплату. Дошло до того, что выпустили облигации вместо денег.
    Шереметьевы со времен директорства жили в большом престижном здании напротив Дома Правительства.
    На семейном совете решили продать квартиру. И переехали в микрорайон, по иронии судьбы в тот дом, который строило его объединение для своих заводчан.
    После комфортабельной квартиры на набережной, маленькая двухкомнатная квартира  ” минского ” проекта казалась мышеловкой. Но разница в цене покупки и продажи открывала возможность выживания.
    Шереметьев теперь не выходил из дома, просиживая целые часы за телевизором.
    Супруга вдруг с ужасом начала понимать, что он стал быстро стареть.
    -Может, сходим к Кузнецовым?- как-то предложила она
    -Они еще здесь?- улыбнулся он,- А говоришь, русские  уезжают.
    Никуда он в тот вечер не пошел, просил пойти супругу, но та не захотела оставлять его одного.
    Так проходили дни.
    В июне девяносто третьего года политическая ситуация в республике достигла своего апогея.
    Полковник Национальной армии Сурет Гусейнов поднял мятеж против правительства и Президента, на юге страны была самопровозглашена Талыш-Муганская республика, на севере подняли голову лезгинские националисты.
    Страна стояла не только на пороге гражданской войны, но и перед угрозой развала.
    И вот десятого июня девяносто третьего года Шереметьев вбежал на кухню радостно-взволнованный и, крепко обняв жену, поцеловал в лоб:
    -Что ты, что ты, Володенька?- испуганно спросила супруга
    -Наконец-то!- выдохнул он,- Наконец-то! Он вернулся, Валюша, вернулся, истинный руководитель страны. Алиев вернулся, слышишь, вернулся!
    И жена широко улыбнулась.
    -Слава тебе, Господи, свершилось,- не будучи набожной, она перекрестилась,- Закончится теперь этот кошмар.
    Они вместе смотрели телевизор и жена  видела на глазах супруга слезы радости, когда он смотрел на сходящего по трапу изгнанника.
    Гейдара Алиева избрали председателем парламента.
    Началась работа по руководству страной: надо было утихомирить мятеж полковника, решить вопрос о самостоятельности южного региона, найти общий язык с националистами с севера, решать вопрос статуса Каспия.
    И хотя в семье Шереметьевых никаких изменений не произошло, сам он ходил теперь радостно-бодрый, все время уверяя всех, что скоро все наладится.
    Но с каждым проходящим днем, несмотря на его бодрый вид и уверения в скором налаживании ситуации, жена замечала в нем потерю  именно той уверенности в себе,которая всегда отличала его среди крупнейших директоров и членов ЦК, вся эта бодрость была напускной, некой бравадой, на самом же деле внутренне Шереметьев сник.
    Супруга понимала, что он ждал своего ренессанса, надеялся, но вынужден был признаться себе, что о нем забыли.
    Она переживала, но ничем не могла помочь.
    Так прошел год.
    В душный июльский вечер, если быть точными, второго июля тысяча девятьсот девяносто четвертого года, в квартире Шереметьевых раздался телефонный звонок.
    Подошедшая к аппарату супруга позвала его.
    -Тебя. Голос с акцентом.
    Он взял трубку.
    -Алло.
    -Владимир Шереметьев? С вами будет говорить господин Президент.
    Он даже не понял, кто это говорит и пытался сообразить какой Президент, когда в трубке послышался родной, властный голос Гейдара Алиева:
    -Шереметьев? Долго будешь отдыхать?
    -Гейдар Алиевич,- улыбнулся он,- Да я что. Отдыхать…
    -Хватит, слышишь, промышленность надо восстанавливать. Работать надо. Всеми нам республику из этого хаоса выводить надо. Я насчет тебя думал. Завтра в одиннадцать жду тебя у себя.
    Так мог говорить только он, Руководитель. Властно, четко расставляя акценты.
    -Что, что он сказал?- прижимая руки к груди, шепотом спросила супруга.
    Шереметьев все еще с трубкой в руках, из которой давно слышались отбойные гудки, тихо проговорил:
    -Валюш, приготовь на завтра костюм и галстук. Он меня вызывает.
    -Ой,- жена села в кресло,- Дождались, Господи, услышал ты мои молитвы, многие лета ему, Володенька.
    -Кому, Господу?- улыбнулся Шереметьев
    -Да ну тебя,- отмахнулась она,- Ой, радость-то, какая. Ну, слава Богу, вспомнил он тебя, Володенька, знает ведь тебя. И помнит. Вот человек, а? Ну-у, какой!
    -А ты говорила, дважды в одну реку не входят.
    -Чтоб не сглазить говорила, а сама о том молилась.

                ***

    Третьего июля, вначале СМИ Азербайджана, а потом и всего мира разнесли трагическую весть о страшном взрыве в Бакинском метро.
    Взрыв, произошедший на перегоне между станциями”28 Мая” и “Гянджлик”, унес жизни девятнадцати человек. Еще сорок два человека были ранены.
    Через некоторое время спецслужбы Азербайджана нашли доказательства причастности к этому террористическому акту армянской стороны.
    Шестого июля утром, после того, как были выслушаны отчеты министров, Президент Алиев вызвал к себе помощника.
    -Я два дня назад вызывал к себе Шереметьева. Понятно, что в эти дни мы были заняты. Перезвоните и назначьте встречу на сегодня в семнадцать часов.
    Помощник молча кивнул и вышел. Президент углубился в лежавшие перед ним документы.
    В одиннадцать тридцать ему сообщили о смерти Шереметьева.
    -Как?- поднял он голову,- Когда?
    -Третьего июля. В метро. Он ехал к Вам.
 


   

   
                12.03.2010 года.