Жили у Касеньки...

Жили у Касеньки в корытце цепные черепахи. Цепными их называли вовсе не потому, что они на цепи сидели, а потому, что вели  они себя ну точно как цепные собаки: бросались на каждого, кто подходил близко. Как только мама занесет руку над ними, чтобы покормить, так они и полезут одна вперед другой, на задние лапы встают, тянутся, как-бы  лают и укусить желают, а на еду — ноль внимания.  Вот мама и назвала их цепными черепахами.

А еще жил у Касеньки щенок с очень добрым язычком.  Язык был настолько добрым, что никак не хотел пропустить кого-либо мимо себя, не полизав. Язычок бросался со своей любовью ко всем, кто к нему приближался. А лаять он почему-то не умел, пока Касенька его не научила. Вставала Касенька на коленки, затем на четвереньки и говорила:
- Гав! Гав! Гав!
А язычок лизал ее снова и снова. Звали его - Джессикой.

А еще у Касеньки жил Петруша, он сидел в зеленой клетке и чистил свои лиловые перышки. Петруша очень хотел подружиться со своими соседями, а потому говорил на разных языках: он пел хором с соседом-амадином и покрякивал вместе с его женой — амадинкой; он любил лаять вместо  щенка для Касеньки; он подзывал кошку, крича ей «Кис! Кис!»; а еще он отзывался пением на любимые папины записи и часто повторял свое имя «Петрушечка». А все потому, что Петруша был попугаем, хотя папа называл его полиглотом.

Жили у Касеньки и амадинки - маленькие певчие птички, в полворобья. Они любили озорничать, разбрызгивая воду из поилки или выбрасывая мусор за пределы клетки. А еще они весело прыгали с качельки на качельку и звонили в колокольчик, как Петруша.  И почти всегда амадин пел. Он знал только одну песенку, зато пел ее лучше всех.

А еще жила у Касеньки кисонька. У нее были усы, хвостик и лапки, как у обычных  кошек, только она была необыкновенно красивой. У кисоньки были большие широко раскрытые  глазки, за которые ее назвали Джульеттой. Умела кисонька  петь и разговаривать, а  Касенька всегда переводила. И шагу не делала  кисонька, чтоб не спеть для Касеньки: «Мур-мур-мур; мур-мур-мур».