Экспромт

  Солнечные лучи толстым слоем намазались на воды Медведицы. Сливочный рассвет придал Ване вдохновения.  Абрикосов впал в меланхолию, в нормальное творческое состояние. Поэтом Ваня себя не считал, но иногда тискал в газету, где работал, свои стишки, хотя и числился в новостном отделе.
  Главный редактор Иван Аркадьевич крутил над Ваниными ямбами и хореями мясистым носом, чесался и, как правило, говорил: « Стихоплет из тебя, Абрикос, как из змея-Горыныча пожарник». Однако стихи печатал, потому что сам когда-то переболел «поэтической ветрянкой». К тому же, отдельные строчки задевали его циничную журналистскую душу. Одна пуля в десятку - уже успех. 
  Ваня перезабросил поплавок в зеленую августовскую воду. В отражении его лица покачивались белые кувшинки, оседланные толстобокими стрекозами. Ровесники динозавров, а изменились только в размерах, стали меньше. Вот и я такой же,  грустил Абрикосов,  никакого творческого роста.
  За ручьем, на высоком дереве что-то не поделили вороны. У Вани родился экспромт: «Сосны вбили в облака вековые кроны. На поломанных ветвях подрались вороны».
Ну, подрались и подрались, с кем не бывает? Чепуха все это.
  Поплавок не подавал никаких признаков жизни. Хоть застрелись. Забросил ближе к ручью. Дернуло. С крючка снял траву, уруть мутовчатую по-научному.
Кругом одна уруть зеленая. А кому-то и везет, вон чайки веселятся.  Снова осенило. «Стая чаек из реки окуней ворует. Под кувшинками лещи, чмокая, жируют».
Так себе. Ваня подтянул поплавок к самому мостку. Без толку. Ха, везет не только чайкам. Птицы, кстати, прямые  потомки динозавров.
  Посредине реки, перед осоковой бровкой трое мужиков в лодке вытаскивали сети. Рыбы было много. Она билась, сверкала серебряной кольчугой.
А это кто за ручьем? Старый знакомый, бобер Васька. Живет в хатке у дальнего залива. Местные мужики, какой год грозятся пустить его на шапку, однако не трогают. «Аккуратно, не спеша, бобр плывет по делу. Браконьеры тянут сеть нагло и умело».
 Конечно браконьеры, кто же еще? Онищенко на них нет. Хотя, Роспотребнадзор здесь ни при чем. Где Рыбнадзор? Поплавок некуда забросить. Кругом сети. А рыбка бы не помешала. Что там у них, щука?  Закоптить бы такую рыбешку к приезду Бабочкина.
  Феликс Бабочкин, коллега из криминального отдела, обещал прибыть вечером на теплоходе «Москва». На Медведице он еще  ни разу не был. Абрикосов купил дом в полузаброшенной деревне на живописной реке лет пять назад, но после развода с женой, приезжал сюда один. От столицы не близко, но природа перечеркивала все минусы, превращая в плюсы.
  Наконец,  клюнуло. Потащило под воду, будто потянуло  рукой. Ваня ловил часто, но ловить не умел. Прикусил губу, сгруппировался. Подсечка! Дернул вверх.  Река закипела, забурлила, взметнулась водяным столбом. В каскаде брызг - коричневое, лоснящееся туловище. Васька! Да еще с окунем в зубах. От окуня тянулась леска.
Бобер много раз проплывал рядом с Ваниным поплавком, неожиданно выныривая в двух метрах, но на крючок еще не попадался. Со страху Абрикосов выпустил удочку, поскользнулся на кривом мостке. Сел на гвоздь. От боли разозлился.
-Отдай рыбу, крысеныш!
Сделав плавный круг, Васька хлопнул по воде хвостом, еще раз обрызгав Абрикосова, нырнул.  Леска натянулась, потом ослабла. На поверхности появился  окунь с обгрызенным хвостом.
  На всю реку заржали браконьеры.
Неприятно показаться смешным, тем более перед незнакомыми людьми. Свои-то тебя давно  знают, не порисуешься.
  Потер уколотый зад. Неожиданно сочинил: « Тучей вьется над водой суетная мошка. Я присяду у воды, отдохну немножко».
  Мошка, хороша мошка. Чуть сердце не оборвалось. А вы посмейтесь. Номер лодки хорошо виден. Завтра позвоню в рыбную инспекцию.
  Ваня знал, что никуда звонить не будет. Могут и дом спалить. А так хочется, чтобы все соблюдали законы!
Да, мы, русские мыслим, как европейцы, а поступаем, как азиаты. Потому и на гербе две головы - обе в разные стороны.
Пусть смеются. Разделся, прыгнул воду, поймал скользкого окуня. Не сазан, конечно, но Бабочкину и такого хватит. Тоже дамский угодник, после развода одной китайской лапшой питается. Кажется, прикусил окушка бобрик. Как бы заразу не занес. Ничего. Иммунитет крепче  будет.
Больше не клевало. Да и какой клев, когда солнце почти в зените.
  Пошел к соседу Борьке Моргунову, купил пару увесистых лещей. Борька тоже браконьерил, но ночью, маскируясь. Выплывал на байдарке. Однажды, под луной, столкнулся с рыбинспекторами. Финскую «трехстенку» проверить еще не успел. Из «дорожки» вынул одного судачка.
«Сети сдавайте, - без предисловий потребовали инспекторы,- протокол будем составлять».                « Спортом занимаюсь!» - засветился в ночи от праведного гнева Моргунов. «В вашем возрасте только за кладбищенские команды выступать, почему тогда в плавсредстве рыба, чем ловили?»
  Боря совсем забыл про судака, которого собирался отнести своей сожительнице в Медведицкое. И спиннинга для отвода глаз не взял.
«Удочкой».
«Предъявите снасти и документы на байдарку заодно».
  Хитер  Боря и отчаян. Недаром служил на Балтфлоте. Встал, широко, демонстративно перекрестился и упал головой в воду. Вынырнул, заорал на всю реку: «Тону, помогите, плавники сводит!»
Инспекторы Моргунова, разумеется, вытащили. Тот сразу же заявил: «Скажу, вы меня утопить хотели, не отвертитесь. Рыба сама в лодку запрыгнула. Синяки на руках сейчас в травмпункте зафиксирую». 
До ближайшей больницы  верст сорок, но инспекторы озадачились. Сплюнули, оттолкнули байдарку, что та чуть не перевернулась, убрались восвояси.
  До приезда Феликса оставалось несколько часов. Ваня натер лещей крупной солью, приправой, перцем. Через час опустил в подсоленную уксусную воду, добавил в рассол пару пучков укропа, лист черной смородины. То, что надо. Замочил ольховую щепу. Обычно подготовка к таинству копчения доставляла ему неизъяснимое удовольствие. Сегодня же он делал все на автопилоте. Меланхолия. К тому же браконьеры разозлили.
  Теплоход «Москва» задержался. Когда все же подошел к ржавому причалу, ухнул, покачнулся, будто сел на дно, издал протяжный гудок, похожий на стон. На корме засуетились бабки с сумками, по-деловому загомонили мужики, радостно запрыгали дети. Матросы бросили трап прямо на песчаный берег. Одно название-причал. Десяток ржавых труб в разные стороны и железный лист между ними. 
  За ситцевым старушечьим платком улыбался  Феликс. Вдруг, за его плечом выросла хмурая физиономия Димы Менделеева. Ваня его не приглашал, но был рад. На Димином лице  трудно было когда-либо встретить улыбку, и если знакомые приставали с вопросом «что случилось», всегда отвечал одно и то же: «с рождения такой».
«Дурак,- советовал Ваня,- говори - знания порождают печаль. За умного сойдешь».
Феликс ткнул большим пальцем в нос Менделееву:
-Увязался за мной, аки банный лист. Не трепещи, мы кумулятивных снарядов не брали. Да сдержит слово сказавший!
  С недавних пор  вся редакция перешла на легкие напитки. После четырех «телег» из вытрезвителей и огромного штрафа за разбитое антикварное зеркало во время корпоративной вечеринки, Иван Аркадьевич собрал всю «труппу», ударил кулаком по столу: «Или я или водка!» Сотрудники почесали языками о неба, но присоединились к многоголосой здравице в адрес Главного. «Ну, так вот,- подбоченился Иван Аркадьевич, от которого несло этанолом,-  все напишут расписки, что крепче пива ничего в рот не возьмут. И в ограниченных количествах! Нарушивший клятву будет морально уничтожен. Дело не только в чести, но и в совести. Да сдержит слово сказавший!» 
  Феликс полез обниматься,  будто  не виделись со времен всемирного потопа.  Сдержанный Дима изобразил что-то наподобие улыбки, протянул сверток.
-День рождения зажал, а коллектив о тебе помнит. Потом развернешь.
  Аромат коптившейся рыбы разливался по всей деревне. На участке вообще пахло как рыбозаводе.
Не дожидаясь разрешения, Феликс поднял крышку коптильни, подавился едким дымом.
-Кх, думал, друзей стерлядкой встретишь.
-Осетровые у браконьеров, лещами обойдетесь.
  Пива было много, но как всегда его оказалось мало. Пришлось Ване лезть в погреб за самогонкой. «Да сдержит слово сказавший!» На прошлой неделе выменял у Борьки пару бутылок сивухи на старое удилище.
-Не упоминай Аркадьевича всуе.
-Почему такой грустный, Ваня,- захмелел неулыбчивый Дима,- творческий червяк точит? Прижми его ногтем, все равно не прокормишь.
-С утра мучает,- Абрикосов забросил в калиновые кусты рыбий хвост. Поперхнулся очередной неожиданной рифмой: « Жизнь кипит, повсюду смысл, целеустремленность. Никого не тяготит на душе никчемность».
-Это серьезно,- поморщился Феликс.- Видимо, проблемы на личном фронте. Кстати, у тебя в деревне девушки есть?
-Зачем тебе девушки!- съязвил Менделеев,- В твоем возрасте вполне достаточно тех, что приходят в эротических снах.
  Феликсу недавно стукнуло тридцать, Дима был всего на год его моложе.
Обглодав  спинку леща, Ваня скрипнул зубами:
-Браконьеры настроение испортили.
  Под вторую бутылку рассказал про свой утренний пассаж. Сотрудник криминального отдела газеты щелкнул суставом указательного пальца.
-Правильно сказал премьер, вешать нужно коррупционеров и всяких иных расхитителей социалистической собственности.
-«Не наш метод»,- продолжил цитату Дима и уже от себя добавил,- вешать утомительно. Нужно стрелять на месте, как бешеных ежиков.
-Ежики почти все бешенные,- заметил Абрикосов,- патронов не напасешься.
-Ничего, в «совке» живем, этого добра на всех хватит. Кстати, взгляни на подарочек.
  Ваня развернул тяжелый сверток, вынул коробку, на которой был изображен револьвер. Содержимое соответствовало рисунку. В руке вороненой сталью заиграл револьвер системы «Наган» образца 1895-го года. На березе каркнула ворона, сверкнув не менее черным глазом.
-Вещь!- обрадовался Ваня.- 1937 год. Еще с заводским номером. Жаль, что сигнальный.
-Дай тебе настоящую пушку, никого в деревне не останется.
Абрикосов вставил в каморы барабана золотистые патрончики - капсюли. Тишину выстрелами нарушать не хотелось.
- Пошли на Мельничный ручей окуней ловить.
  До Мельничного залива  километра полтора. Можно добраться и по реке, но старая резиновая лодка давно прохудилась, поэтому Ваня не доставал ее из сарая уже года два. На Мельничном нерестилась всевозможная  рыба, ловить там разрешалось только на один крючок. Сам залив или, как говорили местные, «ручей», густо порос камышом. Подойти к нему с берега, не зная  тропы, сложно. Ване  тропку показал местный лесник Валька, с которым он нещадно лечил нервы водкой  в процессе развода с женой. Да и после развода тоже.
Накопали червей, взяли удочки. Абрикосов засунул револьвер за пояс. «Там проверим».
Пробираясь сквозь камыши, подняли тучи термоядерных комаров. Они кусали, словно осы. Побрызгаться репеллентами забыли.
  Бережок оказался маленьким, троим  тесно. Дима подвернув джинсы, чертыхаясь, прямо в одежде, по колено в воде, полез  в сторону. Скрылся за зарослями.
-Здесь хатка бобровая!- радостно крикнул он через минуту. - Рядом  ловить буду.
-Смотри, чтобы бобер твои причиндалы с рыбьими не перепутал,- отозвался Феликс.- Гляди-ка.
На противоположной стороне, ближе к реке, мужики забрасывали с лодки сети.
-Те же, - вздохнул Ваня,- и сюда добрались.- Пугнуть что ли?
Вынул «Наган», лихо раскрутил барабан.
-Спрятаться надо, эффектнее будет,- одобрил идею Феликс.- Горсть камней в реку кину, а ты стреляй, получится, будто настоящими патронами.
  Затаились  в камышах, только невидимый за растительностью Дима что-то бубнил, плескал о воду удочкой.
Иван взвел тяжелый курок, прицелился сквозь стебли как из боевого Нагана. Феликс  швырнул камни. Заткнул уши.
Бабах! Бабах! Бабах!
Даже слабый звук по тихой реке разносится на многие километры. Жевело в сигнальном револьвере хлопало так, что, казалось, палят из Большой Берты. Рядом взметнулись цапли, в лесу захрюкало, затрубил охотничий рожок. За кустами послышался Димин вскрик,  что-то тяжелое упало в воду.
-В Димона попал!- в шутку или в серьез заорал Бабочкин.
Выскочили на берег, ломонулись через камыши.
  Рядом с бобровой хаткой вяло барахтался Менделеев. Голова его находилась под водой, правую ногу густо обвивала черная уруть.  Показалось улыбающееся лицо.
-Предупреждать надо. Споткнулся с испугу.
-Добавь-ка ему еще,- посоветовал Феликс,- всю рыбу распугал.
  Повторять дважды не пришлось. Весь день Абрикосова терзали экспромты. Направил ствол на коллегу.
Бабах! Бабах!
-Теперь тони, сволочь.
-О-о-о! – заныл страдальчески Дима, пошел ко дну.
-И я хочу, жарко,- обрадовался Феликс.
Ваня быстро перезарядил револьвер.
-Вставай к хатке.
-За браконьерство и нарушение корпоративной клятвы!
  На Бабочкина Ваня не пожалел четыре капсюля. Феликс взмахнул руками и вслед за приятелем погрузился в пучину. Падая, за доли секунды успел подумать: почему Димка так долго не всплывает?
Вода в Мельничном заливе глубока и прозрачна. Увидел на дне  Димку  с надутыми щеками, выпученными, как у жареного карася глазами. Менделеев дергал правой ногой,  не мог высвободить ее из основания бобровой хатки. Ни туда - ни сюда.
  Зацепился, Ихтиандр,- мысленно сплюнул Бабочкин. Сам он плавал неплохо, но дайвингом, конечно, не увлекался.
  Оттолкнулся руками, поднырнул. Дернул за Димину ногу. Из приятеля пошли мощные пузыри. Видимо, ругался. В коряге застрял Менделеевский  штиблет. Попытался расстегнуть пряжку. Не поддалась. Ногу что ли ему перекусить? Будет как Маресьев на протезах.
И тут из подводной арки показалась огромная, страшная морда. Раскрыла пасть, обнажила кривые передние резцы. Саданула хвостом по переплетенным стволам и веткам.
Оба «подводника» закричали  в голос. Феликс вылетел на берег первым, налегке, Дима с обломком коряги на ноге.
  Их спокойно поджидал, раздевшийся до трусов Ваня. По-прежнему с револьвером в руке. Дулом указал на быстро удаляющуюся  за мысом лодку. Брошенные  впопыхах браконьерами сети, переплелись белыми поплавками. Покачивались на волнах бесформенной массой.
-Хороший экспромт,- дунул на край ствола Ваня, пропел: «Только пуля казака во степи догонит…»
- Даже выстрел холостой дурака прогонит,- добавил Феликс. - Корягу с Димки сними. Еще немного и с этой палкой его хоронить бы пришлось.
  Услышав про бобра, Ваня рассмеялся:
-Совсем забыл, что Васька здесь квартирует. Это он, точно.
  Из воды показалась широкая звериная физиономия, поводила носом, презрительно фыркнула.
-Ну и друзья у вас,- наконец отдышался Менделеев,- пошли лучше водку пить.
  Необычная для средней полосы жара стояла почти два месяца. Даже ночи не приносили облегчения. Все эти дни на даче Ваня спал на раскладушке в саду между груш и яблонь. Плодовые ароматы наполняли его тело физическим и душевным равновесием. Спал глубоко, крепко, без сновидений.
Сегодня же ему снился бобер Васька, ненормативно ругавшийся с  Димой Менделеевым. В одной лапе он держал леща, в другой Ванин револьвер. «Еще раз ко мне в хату сунешься, пристрелю», - угрожал Васька. «Не по своей воле,- оправдывался Менделеев,- Ванька, подлец, оружием напугал». «И до Ваньки доберусь и до всех вас. Ух!» Бобер неожиданно перевоплотился в Ивана Аркадьевича. «Да сдержит слово сказавший!- оскалился Главный.- Кто, вопреки корпоративному соглашению, самогон с водкой употреблял?» «Не я это, не я!»- крикнул Абрикосов, проснулся, сел на раскладушке.
-Вон он,- послышалось за калиткой.- Тепленький. Должно быть еще с револьвером. Вы уж отсюда палите, а то и вас, как подельников своих положит. Глазом не моргнет.
  Щелкнула задвижка. На участок вошли милиционеры с автоматами. За их мятыми кителями и выцветшими фуражками маячили те самые браконьеры, что были в лодке.
  Ваня встряхнул тяжелой головой:
-Значит, задержали нарушителей? Хорошо. Всю рыбу в реке извели. Готов дать показания.
  Один из браконьеров высморкался в траву:
-За рыбку заплатим кому надо. А ты раскалывайся, за что подельников порешил. – Повернулся к стражам.- В каждого по обойме выпустил. Они как камни в воду - бултых и нету.
Ваня смочил лицо минералкой, под ноги попался Наган, потянулся к нему.
-Руки за голову!- завопил коротконогий сержант с рыжими усами. Подскочил, схватил револьвер, сунул в карман.
-Отпечатки пальцев не сотрите,- заволновались браконьеры. 
-Значит, двойное убийство,- хмыкнул рыжий.
-Кого убили?- не понял Ваня. 
-Кого надо. Где трупы?
-Там, там,- махнул рукой в сторону Мельничного залива долговязый браконьер.- Вы убийце наручники наденьте, удерет.
-От милиции не убежишь,- прищурился самый мятый милиционер.- Сами все расскажите?
-Чьи трупы?- хлопнул комара на лбу Абрикосов.
-Дружков ваших.
  В голове закипело, забурлило. Абрикосов ясно помнил, как вместе вернулись с Мельничного ручья, доели лещей под самогонку. Потом он бегал к Борьке  еще за двумя бутылками. Как всегда говорили о…. Впрочем, какая разница. Что за трупы? Вдруг сообразил.
-Феликс с Димкой? В доме спят. Эй, коллеги!
  Ответа не последовало. Обыскали весь дом, заглянули в подпол. Никого. Может, уехали, подумал Ваня, но на чем? Катер только завтра будет.
На Абрикосова надели наручники, повели к заливу.
-Водолазов надо вызывать, - суетились браконьеры,- там глубоко.
  Продрались сквозь камыши. Подняли не только комаров, но и боевых слепней с шершнями.
Почти художественное полотно - двое на привале. У самого берега - два тела.  Между ними тлеющие угольки, пустые бутылки и удочки.
-Мы же говорили! - обрадовались браконьеры.- Преступление, как говорится на лицо.
Рыжий милиционер зашевелил усами, сморщил нос:
- Кто же их со дна достал?
Браконьеры затоптались на месте, замычали. Один из них нашелся:
-Убийца и достал. Закопать потом думал, чтобы не всплыли.
  Ваня зачерпнул скованными руками воды, побрызгал на Диму. Зажал нос Феликсу. Приятели задергали ногами, выругались одними и теми же словами. Вот, что значит коллектив единомышленников! Поступают по разному, мыслят одинаково.
-Этих покойников вы ищите? - присел на четвереньки Ваня. - Как вы сюда попали?
Феликс обвел недоуменным взглядом всю компанию, почесался, заглянул в горлышко пустой бутылки.
-Ты не говорил, что в деревне есть полиция нравов. Мы тебя под яблоню отнесли, а сами пошли рыбу ловить.  А почему ты в наручниках?
-Убил.
-Кого?
-Вас.
-Понятно.
  Дима показал милиционерам служебное удостоверение, добавил: « Специальный корреспондент криминального отдела. Коллеги, можно сказать».
Блюстители порядка смешались. Рыжий сплюнул.
-Это не дает вам права расхаживать по населенному пункту с оружием. Разрешение есть? Зачем палили сначала по гражданам,  потом  друг по другу?
После того как друзья указали милиционерам на расточенный ствол сигнального револьвера, продемонстрировали горсть капсюлей, все трое стражей скинули фуражки, вытерли платками шеи.  Рыжий перевесил автомат на шею. Облупившийся ствол Калашникова сверкал на солнце, как  блесна на Димином спиннинге.
Браконьеры попятились к камышам.
-Стоять!- рявкнул рыжий.- Нет трупов? Будут. Я вам покажу, как, милицию попусту беспокоить. Поднял вверх сигнальный револьвер.
Бабах! Бабах! Бабах!
  На браконьеров составили протокол. Конфисковали всю рыбу, сети. Потом все вместе расположились на Ванином участке. Рыбу на мангале жарили браконьеры, они же бегали к Борьке за самогонкой. Милиционеры палили по банкам то из Ваниного револьвера, то из своих автоматов.
  Белые ночи в ста пятидесяти километрах от Москвы заканчивались. Все ближе и ближе к милой Ваниному сердцу осени. Он глядел на спящих под деревьями друзей и грустил. И в это утро его продолжали мучить экспромты.
«Только я один бельмо на глазу природы, словно тварь о двух ногах вымершей породы».