Русские рассказы

               
               

                « Мерс», «Рено» и другие.

    Огромные ножницы слегка ухая , казалось неспешно вскрывали «потёкший» скрюченый рейнметалл всё больше открывая пространства в комке крупповской, а может и не крупповской, стали. Японская гидравлика упорно побеждала…
   В свете фар предметы казались нечёткими , играя какими то извращёнными тенями , которые  то вдруг скукошивались, то вырастали до ужасающих размеров, мешая суетившимся вокруг спасателям, оценить происходящее.
 - Хм…, а … этот сверху вроде бы целый?!, - удивился первый.
 - Ноги наверное только передавило?.!, - согласился второй.
 - Да… нет… и ноги тоже… Давай потихоньку   вытаскивать!.. – подытожил он.
 - Зато ей… да уж… не повезло ,- выдохну третий, кивком указывая на голову второй жертвы, растёртую в «блан – манже».
                .   .   .   
   А как всё начиналось!
   Хорошо, прекрасно начиналось!
   Семигреева встретила его, такого… ну прямо растакого, ну прямо в пляжном кафе под балдахином  старомодного зонта…
Вот оно, наконец – то, наперекор всем насмешкам и кликушествам её подруг, оно, её Семигреевой счастье…
   Уже в старших классах как-то вдруг разом Семигрееву стали величать Восьмихр – вой. Подружки занимавшиеся шуй-фуем пророчили ей, Семигреевой, что с такой-то фамилией ей не светит. Но она знала…Вот ведь не уродка какая… Здесь подбрить, тут подстричь, немного косметики и … Ух…, девчёнка – то, девчёка!...
   Он парень весь в ля-минор-мажоре, но почти порядочный и на вид тоже почти здоровый, любитель к сочинительству стишков с «душком», которые хотя читать почему то все отказывались, но слушали с придурковатым восторгом почти все.
   Одним словом Корханин, он и есть Карханин. Вот и сейчас сидя за столиком попивая свой кофей с «кониной», он, рифмовал:
- Любовь!... это не росказки бабушки о Марьях и Серых волках!
Любовь – это … с барышнями с пеной на зубах!!!...
Любовь, это постели скрипы…! и треск от разрыва трусин…
- Могу я присесть?, - Корханин услышал впервые голос Семигреевой, но все же напрягая и…
 Про то как любят ж-у! Тебе расскажет гру…
 - Да … Конечно!!!...,
 Корханин весь встрепенулся, увидев перед собой лицо «приличной» по виду девчёнки.
«Наконец-то на третий день  мытарств по кабакам и танц-шоу, хоть одно достойное предложение»,  - решил он.
   До самого вечера шампанское, музыка, танцы в обнималку. Уже в миллиметрах от желаемого, желаемая близость…  А какое сродство душ. Как она его Корханика слушает, внемлет каждому его малому жесту… Неужели он влюбится? Теперь.
Вот так вот на пленэре?!...
«Влюбится… Влюбится!!, - думала она Семигреева, ну как тут не влюбится… Конечно надо бы «повыламаться»…, она ведь «приличная» девочка, ну почти.
- А вот…, - продолжал Корханин.
- О, как интиресно, от куда Вы, ты всё знаешь? Я впервые…, столкнулась с подобным … ин… Интеллек… туалом! – выпалила, или почти выпалила Семигреева.
Дальше-больше. На стоянке у кафе – «мерс»! Неужели? Да!!
Коржанин нажимает кнопку и …»мерс» отозвался всем своим заграничным  нутром.
   - Ну-с … Сударыня! Куда Вас?!! - нарочиго басовитым голосом произнёс Корханин…
 «Да хоть в…», - подумала Семигреева;
 - Куда взбл…агарас…- су… дится Сударь,- парировала она.
Неслышный рев мотора. Из всех динамиков:
 «Жил парнишка молодой! Золотые яйцы!»
- хо-хо, хо-хо-хо-хо-хо, - это Семигреева.
- Хм-ха!, - это Корханин.
   «… он нашёл себе жену – цыцки золотые!» – это из динамиков.
- хо-хо-хо-хо-хо, - Семигреева
- ха-ох-ха-ха, - Корханин.
  «… на машине они едут, не включают фары…» - из динамиков.
Поворот. Очень крутой поворот! Огромное мастодоноподобное сооружение сидельног тягача с блистящим ромбиком – «Рено» навстречу…
   - Вот бы мне золотую…, - Невпопад подумала Семигреева…
                Эх Рассея!

               

               
                Добротолюбие!


   Добро…- оно всегда в белом балахоне, либо опрятно одето, зубы белые, ровные, помыслы чистые, души не запятнанные, ну и добрых делов везде понаделывает, это уже салом-собой.
 Зло – балахоны чёрные, либо кроваво красные, все в пентограммах, как груди у ком. лидеров, или погоны маршальские. Зубы у зла неровные, быстро растут. Как кусанёт – все… кровушку всю повыпьет, ну и мысли грязные, а души говорят и вовсе нету…
 Добро оно всегда за экраном монитора , только кончик, этого добра, в виде мушки  пистолета, либо автомата, лазера-мазера, ну или просто дубины, и видно. Нажимать на кнопки быстро надо, а то этого зла до 10-го уровня ужас сколько. Запросто можно всех жизней лишиться.
   Ну, а в фильмах разных, там вообще всё просто… Просто «хорошие парни убивают плохих парней, за то, что плохие убивают хороших».
Сейчас правда ещё и плохие девчёнки  появились, но есть одна и хорошая – Баффи. А то эти бабы похлеще мужиков будут  - сначала такие добрые, красивые, а потом глаза как загорятся, уф..!!! Руки вытянуться и давай…
   А вот к примеру. Один странник шёл по Самарии, а его разбойники и побили и ограбили … А потом хожане всякие, да Самаритяне вкрутую раздобревшие и вовсе последние зубы золотенькие повыламывали.
Пожалели, чтоб не пропало…
А, потом разбойники как вернулись,- глядь, а путник то ещё шиволится. Ну и пожалели – добили путника совсем…
         «Горящие путёвки в Самарию.
                Покупаем!»
                - Эх, Рассея!...,
                - Да тут-то причём Рассея?...
                - Дундук ты! Рассея она при всём!...

               




                Рваные паруса


 - А… соль! Где соль, я тебя спрашиваю?, - старый шкипер ткнул своим кривым пальцем, в туловище не менее старой старухи, которая подошла к столу с солонкой.
 - Вот тебе!..., Старая ты колоша!..., не сколько сказала, сколько подумала она.
 - Асоль! Асоль!.., -кричал Грей подплывая к берегу на вельботе,
 - Моя Асоль!... –
И она, эта старуха, только молоденькая, как побежит, побежит по волнам. Хотя нет, это всё из других придумок…
 Потом эти Грины, Блеки, Вайты, да и как там – «каждый охотник желает»..? Вобщем цветные и цветастые.
- Откуда у тебя Асолиха столько детей?... Да и все разные?!...
- Откуда, откуда из фэнтазей Грина А, Ну, и ещё были кой – какие отпечатки!
«Асоль, Асоль!»
«Там бы, Там бы, Тамбы пить вино!...»
«Нам бы, нам бы, нам бы всем На дно!...»
Ну почему в фэнтазях, так всё хорошо кончается, а потом живи с этим до уже конца своих дней, такой вот необъятной глыбой. Пугая всех тем, чем раньше привлекала – красотой.
   Думали ли эти Грин-грей-геи об этом, хотя когда нибудь.
  Вот кончается всё свадьбой, а потом…- развод, девичья фамилия, дети сироты.
  Или «умерли в один день».
 Это когда?!...
                - Эх Рассея!,-
                - Да уж… -
                - Смотри – паруса…-
                - Угу, алые!...


               

            



                Как Иван Никифорович… с Иван Ивановичем.

 
Нет! Нет! Нет! И нет… Ни о чём таком и речи не будет. Поэтому грамотный читатель  - успокойся, всё без плагиата. Искушённый читатель и не думай! Ни о каких секс-меншинствах - ни слова.
 Хотя как о них не говорить! Это они-то меньшинства. Да создай из них партию Ленин тогда до сих пор бы прямо «во гробе» парили б. А то пошёл к большевикам . Это кто такие-то?! У кого побольше были что-ли??!
   Оно и сейчас не поздно. Да и на верх посмотреть- точно уже объединяются.
 А сколько всего-то понарасплодилось и по кладбищам шарахаются и некро-…зоо-…
«Живые помочи!»
   Так и хочется набрать полную грудь, да и словами классика:
                «ПИ-ДА-РА-СЫ!!!»
  Квасдопилы проклятые!..-это придумок вам от нашего поколения.
Это я то стыжусь своего отроческого рукоделия?!?!
   Да лучше уж рапсодию в четыре руки, чем в тёмных анналах ковыряться.
Да и стоит ли теперь писать про какой-то там «эль шкандаль?»
Когда про такое и участковый уже протокол составить поленится?...
   Достанут они скоро нас. Ох достанут!...
-Иван Никифорович…
-Что Иван Иванович?
-Ну ты то квас допил?!
-Шта-а-оо!

                -Эх Рассея!...
                - Ага, кругом одна Рассея!



               
         

 
                Инджой.


Бывало глаза разплющишь, а кругом радость, несказанная. Из всех щелочек льётся, душу наполняет, аж через край. И всё хорошо. Солнышко светит или тучка с дождиком. Ну радостно вот и всё.
   Одежёнка так себе. В кармане 3 копейки. Башмак подшитый опять «каши просит». А от этого, ещё радосней, ведь всё пройдёт, всё будет к лучшему. Будут и новые ботинки, да и вообще всё будет.
   Там зеленеет. Тут запах мокрого асфальта. И всё так ладно… Люди улыбаются и без всякого напряга, клумбы да палисадники во дворах разбили в «пол-кирпичика» ровненько так обложили известкой покрасили.
   А мечты какие лёгкие не запуганные…:
   «Наши опять в космос полетели… Мне бы хоть разок там побывать…»
   « А знаешь, за границей «кока-кола» есть… Вот бы попробовать…»
   Напробовались, аж скулы свело, лица поперекашивало. Променяли, ой променяли Счастье на удовольствие!

                Эх Рас…
                Да што там говорить!






                «Скучно жить на этом свете господа».

   Марево очень похоже на мираж оказалось вдруг оазисом.
 Путник окончательно «утомленный солнцем», рухнул лицом прямо в небольшое болотце, образовавшееся из влаги маленького ручейка, вытекавшего как бы из ниоткуда.
   Всё тело Путника начало всасывать, глотать и впитывать содержимое этого болотца.
 Наконец поняв, что жажда сильнее его потребностей путник перевалился на спину и утратил остатки сознания.
-Смотри очнулся!-
Над Путником склонилась пара-тройка лиц неизвестной национальности.
   -Дай ему водицы,-
   -Уф… спасибо,-
   -Сэр… Вы наверное хотите есть,-
 Путник как то сразу ощутил дикий распирающее - сжимающий голод:
   -Очень хочу,- повторил Путник.
   -А какие бы яства, сейчас Вы бы предпочли?! Холодные либо  горячего приготовления?!,-
   -Я…, да… ну можно холодного…,-
   -А не хотели бы Вы, что б Вам подали сейчас холодную баранью ногу под соусом «тар-тар», либо крылышки перепела в охлаждённом белом вине?!...-
   -Подавайте!!! Пожалуйста!
   - Смотри, соглашается,-
   - А может быть Вы бы испробовали…-
   -Да давайте! Уже хоть, что ни будь! Прошу вас…,-
   -Дак ведь ничего нету!,-
   -О-…о…-…о…, а зачем же тогда спрашивали, спрашивали зачем??!!!
   -Так, интересно!

                -Эх Рассея!
                -Не эх а уф…







                ТВИН ПИСК

   Не своею волею, а токмо по велению рока, оказался я на утонувшем в грязи просёлке, ночью.  «Мерин» в усмерть замызганный суглинком и ещё чем-то, что не было предусмотрено местным кадастром, визжа и взбивая фонтаны грязи, едва плёлся на видневшийся в дали  камелёк.
 Выбившись из сил, он наконец – то остановился возле невеличкой  избёнки, с ещё более невеличким оконцем, откуда и светил тот камелек.
 Видно услыхав завывания двигателя, а может и по надобности из дверей домишки показалась старуха.
 - Погода то, погода.,-заговорила она.
- Тебя как величать, а то живу я на околице, всех и не знаю. А то вот рядом, Лилька жила да съехала, говорят в городе, за великим начальником теперь... Ты, что есть будешь, я хоть печь уже и топить не буду, но слава Богу, ещё…-
- Виктор!!!,-едва вклинившись в зазор между словами старухи, выпалил я.
- Ну вот что, так что заходи,- казалось не обращая ни какого внимания, продолжала старуха.
 Я выйдя из машины, попытался оббить обувь от налипшей грязи возле невысокого крылечка.
   Вдруг услышал:
 «Ви-тя-аа, а откуда Ты родом?»,-
Это старуха произнесла моё имя в неведомой для меня интонации. Трудно было понять, толи зовёт тебя, толи взывает о помощи. Странное ударение – акцент на последний слог делал это обращение  пугающе – раздражающим.
-Да, вот…,- пытался сообразить я, что ответить.
-Ви-тя-аа,- опять выкрикнула она, - проходи сюда пожалуйста!
 Весь короткий ужин и остаток вечера этот зов – окрик неизменно вызывал у меня вздрагивание переходящее в напряжение большинства моих, требующих отдыха, мышц.
   Наконец уложила меня старуха на твёрдую лежанку укрытую каким то выстиранным тряпьём. Под голову  - набитый тюфяк.
-Ви-тя-аа, периодически выкрикивала старуха требуя ответы на её замысловатые вопросы.
-Ви-тя-аа, а почему самолёты над домом летят в одном направлении? Наверное по компасу?!,- озадачивала она меня не давая заснуть.
   Наконец – усталость и напряжение пережитого дня взяли своё и я провалился, гораздо глубже её бормотаний.
И Вдруг: «-Ви-тя-а!!!»,- толи приснилось, то ли послышалось мне.
   Но нет. Кто-то настойчиво тряс меня за плечо:
--Ви-тя-а, -Ви-тя-а! Ты спишь?! Ну спи тогда!
Старуха наверное всё таки замолчала. По крайней мере больше я уже ничего не помнил.
   Утро встретило меня солнцем , мягким ветерком и выкриком старухи:
 «-Ви-тя-аа, я тут тебе…»
Старуха стояла возле моего Мерина, с огромным пучком соломы и ещё чего-то в руке и тщательно дотирала грязь на когда-то лакированном лоске кузовщины.
--Ви-тя-аа, вот! А каша на столе!!! Уже управилась…- Дальше я её уже не слышал, пытаясь пережить происшедшее…
 «Ну да!!! Жена все равно хотела машину другого цвета», - наконец «устаканилось» у меня в голове.
- «Ви-тя-аа…..!!!»
                Рассея!


                ШНЯГА.

Ты зачем, это три лишних глотка сделал из                поганого ведра?!,-
                - Да… я… понимаешь…
                Сопля длинная попалась!

 Ну до чего же я, не люблю змей. Хоть мне их денно и ношно показывай «какие они красавицы длинные, а зубы какие большие, а глаза(щи). Уф…»
   Наверное так же и Анна невзлюбила свою племянницу родную Нельку. Она же эта Нелька, ещё при жизни матери своей, сестрицы Анныной старшей, «угрызла» последнюю переписать всё имущество и усадьбу, ей Нельке, дочери своей.
А сестре младшенькой шубку, которая, Анне всегда нравилась, не оставила, памяти ради хотя бы ча.
А вот и не пошла бы та Анна на поминки сестрины. Но видно голод, а может просто любопытство бабье, привели её, Анну все же на те поминки, уже в самый «разгар», когда белую потребляют не ради «залить горе», а уже ради самого процесса пития и поддержания компании.
   Было всё это в городке … Да што вам тот городок и название и место где он улёгся на землю-матушку вполне приличные.
Городок «не столицы масковские», но стоит тремя околотками меж полем, рекой и лесом. Те кто ближе к лесу живут- «лешаки». К реке- «водяные». Ну, а в «центрах», где санаторий для инвалидов, админ здания, ну и всякие там «тыры-фуфыры»-«пупорезы». Собственно и городок сей «обростал» вокруг госпиталя, который был ещё в войну построен, для тяжело раненых, инвалидов и неизличимых. А строил и радел за него да и за весь район сразу, Иван Иванович Копылов. Великий хозяйственник и парт работник своего времени. Уважаемый, при жизни всеми жителями городка.
Муж матери той самой Нельки и Анныной сестрицы, безвременно умершей ещё до «ветра перемен». Но не то что ветер, даже ураган и тот не смог бы сдуть оставленное Иван Ивановичем наследство: дом в три «чердачных этажа», пол гектара огорода, больше схожего на дендропарк с постройками, прудами и проч. проч. проч.
   Вот это-то наследство, куча всякой мебели, утвари, поговаривают ещё и «золотишка»,- да злощасная шубёнка, все досталось ей этой Нельке и её доченьки Ли… А здесь пожалуй и прервёмся, пусть Ли… и остаётся Ли. Мир тесен, мало ли что!
   Вот собственно о Ли и её недолгом пребывании в городке, и пойдёт вся речь.
   После поминок Нелька загрузила большущий грузовик всякой всячиной, да и на «северную Памиру». Так говаривал про Питер Степан, местный мастеровой человек. Ну, как её ещё назвать эту пальмиру. Даже сигареты такие раньше были «Памир».
Гора со снегом нарисована на пачке – точно север. Ну и табак с палками  да «верблюжовыми колючками». Кури – не хочу!
   Дом значится, на продажу Нелька поставила. Ли- на хозяйство пока не вернётся.
А Ли то… Ох уж, это Ли…
Чудо как хороша! Хоть и росточком не велика, за то всё остальное – на погибель всяким мачо столичным, ну а уже про мужиков, мущинок,  всяких там пацанов местных и говорить стоит ли. Как вечер так и разговоры: «Пошла… Ну пишет… А сиськи то сиськи…»,-
«Это у твоей сиськи, а тут груди ох, стоят как налитые и фигуриста кака…»,-
«Ножки – точёненькие о…-о…!
 Одним словом весь женский пол от прыщавых девок, яловых телочек до тёток с нераздойным выменем, всех, всех поставила Ли против себя «на дыбки».
И откуда-то это пошло в околотках, что бы Ли ту «загнать по настоящему».
Наверное сейчас бы никто и не вспомнил, когда в городке молодые пацаны, а бывало и парни постарше «загоняли» девок в тёмные места. Ну а там «упс…» Облапют, намучают поцелуйчиками, иногда и нащиплют за причинные места. Но так что бы совсем «по настоящему» говорят не доходило, хотя кто про такое расскажет. Девки сердются, лаются, угрожают потом.
Но с виду ясно, что довольны. Девчонку ж, которую не «загоняли» вроде как за «неполноценную» числили. А бывало и девчёнки стайкой соберутся, да и навалятся кучей  на какого гордовитого парнягу. Тут уже не до удовольствия. Девки народ позлее, мстительный.
      Хотя пора и про дело. На который день стала замечать Ли круговерть, кто знает. То идёт мимо переулочка в магазин, а пацаны какие-то, из «лешаков» что ли вокруг неё вьются, то возле киношки или «дрыскотеки» городской. Там вообще: взгляды, толчки, живые загородки из пацанов, тесняк, куда то подталкивают, затягивают как в омут.
   Приняла ту игру и Ли. Как нарочно то здесь, то там, да по тесным переулочкам появится как бы невзначай. Ножки точеные, быстрые авось вынесут!
   Уже совсем « взяло зло» у местных. Сговорились наконец против Ли всеми тремя околотками. Хоть и не дружили вроде…
   Пошла вечером Ли в киношку. Назад возвращается, а три огромные ватаги с гиком и свистом ей уже все пути и перекрыли. Тут уже не до шуток. Ножки хоть и быстрые да бежать и не куда. Вдруг вспомнилось ей как ещё в детстве сбежала она от своей тётки «огородами» прямёханько к своему дому.
   Понимая, что на раздумия времени нет, рванула Ли что было мочи.
   Бежит, слышит преследователи отстают, теряются в потёмках. Вот и последняя преграда-высокий дедов забор, охранявший усадьбу.
Только знает Ли в том заборе заветную досточку закрывавшую ту заветную щелочку, через которую не раз Ли, в детстве, сбегала «попутешествовать» по округе.
   Не учла Ли, что детство минуло, а абрисы её тела и вовсе стали другими. Наклонилась она что бы шастнуть в проём, да где уж там, хоть голова и прошла, да груди ну и всё такое… Ли – голову назад, а доска съехала и заскочила за какую то корягу что ли.
 Так и застыла Ли в этом положении ягодицами к подбежавшим преследователям. Положение из дурацких самое дурацкое хоть плач. Но не стала. Решила, что бы ни было всё вытерпеть до конца. Не убьют же.
      Стайка догнавших её пацанов расположившись полукругом. Осознавая беспомощное положение жертвы, они уже никуда не спешили. Послышались сальные шуточки да прибауточки. Парни распаляя себя обещали уестествить Ли в самой брутальной, либо противоестественной форме. Наконец подступив набросились снимая и задирая её одежды. Сгрудившаяся команда толкалась, мешая друг-другу. Дотянувшиеся до Ли руки грубо лапали, щипали, мяли её тело, сильно оттягивали сосцы, сжимали груди, пытались пальцами углубиться в промежность… Даже плечи и руки и те укрылись ссадинами и кровоподтёками.
 Так же внезапно, как налетели, пацаны вдруг оставили Ли. Отойдя на некоторое расстояние, стали переминаться с ноги на ногу стараясь не глядеть друг другу в глаза.
 Понимание, что кто -то из них должен начать сбивало с мысли подавляя, охватившее ещё секунду назад, запредельное желание. Ну… Но!
   Оробевшее внезапно мужское достоинство не хотело себя никак проявлять. Пауза приняла затяжной, позорный характер. Окончательного конфуза уже казалось нельзя было избежать, если бы вперед не выступил долговязый худощавый парень из «лешаков» по прозвищу Сопля. Спустив штаны и исподнее он демонстрируя свои чересла, торчащие налитой упругостью , решительно шагнул к слегка напряжённым ягодицам Ли.
   Ли до этого не проронившая ни звука, решила продолжать эту тактику и далее. Она где-то слышала, что крики и стоны жертвы, только раззадоривают истязателей. Поэтому она закусив первый попавшийся отросток, растущий перед ней зелени, приготовилась переносить боль, о которой говаривали в их девичьей среде.
 Боль была не долгой и приятной, как если бы вдруг вскрылся, давно набрякший нарыв. Боль после которой наступает благодатное облегчение. Вводимое в неё тело заполнило её теплом докатившимся до самого горла лёгким комком далее разлившимся в груди, живот, ноги. Вдруг Ли осознала, что без её воли, всё её естество движется в такт, задаваемый овладевшим ею незнакомцем. Все сильнее сжимая и закусывая губы, она силилась загнать подступивший к устам крик, зов, вздох. Сознание Ли то притекало к ней, то почти растворялось в каких-то новых, ещё не пережитых ощущениях.
ОХ!!!...
 Ещё некоторое время после, того как заглохли голоса «загнавшей» её ватаги, Ли оставалась без движения, боясь встретится взглядом с кем либо из присутствовавших при действе.
 Потом невероятным усилием, оторвав пленившую её доску, Ли забралась в дом на кровать.
 Утром кроме боли во всех ссадинах и кровоподтёках Ли наполняла какая то непонятная ей радость, забелившая вдруг все её страдания и страхи.
   В незаштореное окно Ли заметила группу юнцов топтавшуюся у открытой калитки. Не ведая больше страха с обнажённым торсом Ли открыла дверь и выдохнула:
  -Ну заходите!...,-
-Заходите смелей?!!!-
Предложение пришлось повторить трижды пока тройка «сорвиголов» отделилась от группы и как бы нехотя переступили порог дома. Ли шла впереди необорачиваясь. Потом вдруг спустив трусики, улеглась на диван в крайне вызывающей позе. Может быть это, а может что то другое заставило ребятню застыть «как вкопанные», перед позирующей им Ли.
 Не дожидаясь пауз и мезансцен Ли привстала взяв уверенной рукой за ремень, подтянула ближе среднего паренька и рывком стащила с него джинсы. Парень охнул, его мужское достоинство задрожав выдавило из себя пару-тройку струек белой липкой жидкости, попавшей Ли на лицо и на грудь.
- И это всё??!, - Ли разразилась демоническим хохотом.
   Путаясь и падая в одеждах, осрамлённый парень, выскочил из комнаты со слезами накатившимися на глаза, всхлипывая, давясь слизью из своих ноздрей. Своим видом  он здорово перепугал всех стоявших возле калитки, тем паче, что в след за ним, в панике бежали ещё два его спутника.
   Ничуть не ощущая стеснений Ли совершенно голая вышла во двор запереть калитку. Возвращаясь назад , прошла мимо старинного трюмо. Зеркало возвратило ей отражение и дерзкий взгляд искушенной женщины.
   Уже днём с «Памира» вернулась её мать Нелька. Быстро оформив документы на продажу усадьбы семейство покинуло городок вечерней электричкой, навсегда.
«По дембелю» очутился Сопля в столице на «трёх вокзалах». Наконец закончив своё дефелле по кафешкам и «пивникам» Сопля поспешил на перрон к поезду. Однако разворот глянцевого журнала, «как магнитом» привлёк его внимание. Украшением глянца было знакомое роскошное тело полуобнажённой девицы, в окружении четырёх «мачо-менов».
 Сопля скорее инстинктивно, начал шарить по всем карманам и заначкам. Собрав необходимую сумму он протянул деньги киоскеру:
-Мне…,- и вдруг совершенно неожиданно для себя Сопля заказал пачку дорогущих сигарет…
   Последние вёрсты перед домом в поезде были особенно тягостными. Сопля практически не выходил из тамбура выкуривая одну сигарку за другой.
   Наконец когда уже мелькнули околицы родного городка и последняя сигаретка дотлевала в его пальцах, подумал Сопля, что может быть зря, он купил, вместо глянцевого журнала, пачку этих дорогих сигарет.
   Всё таки какая – никакая, а память.
                Ох, Рассея!


                Им по си был.

         Отложив свой перочинный ножик Воеводин впервые обозрел им содеянное, осмысленным взглядом. То, что красовалось на свежевыкрашенной столешнице, повергло Воеводина в недоумение переходящее в смятение и «полный тормоз».
       А взгляду  Воеводина представилось коротенькое словцо, врезанное в дерево глубокими, хорошо очерченными буквами…Уй…, какое словцо. Поганое, очень поганое словцо, матерное….
     А хуже всего, что столешница эта, да палисадник, где стол сей,  со столешницей были  расположены, находились во дворе с домиком, где проживала возлюбленная его, Воеводина-Нина  Павловна Корябкина – Нино  к которой он, Воеводин и пришел собственно говоря сегодня, с букетиком, свататься.
    Ну был бы Воеводин школяриком соплистым или прыщавым переростком, а то мужик видный и по работе и так, под сороковник уже.. Что нашло – загадка…
А еще хуже хужего, что стол со столешницей, да палисадник этот смастерил тятенька Нино собственными руками. Светлая ему память. А уже Нино, то Нино. …Дважды на год тот палисадник и почистит и прокрасит и досточку какую, если надо, заменит.
      Память одним словом….! Светлая….!
    Сгорел бы Воеводин на месте от стыда да совести. …. Да огонь всего жжет-жжет, а тело окаянное не сгорает и всё. А  тут и Нино в калитке показалась - радостная, рукой машет, улыбка в 32. … Хоть в петлю Воеводину…..
Кое-как ватной рукой надвинул Воеводин букетик свой на словцо, то, а сам еще не мертв, но уже и не жив, шагает, раскачивается….
Нино к нему - обнимает, что-то с участием говорит, говорит….Взяла под руку да и к дому собралась вести….А тут букетик этот прямо  в глаза. Нино букетик берет,  запах вдыхает. Сама с лукавством:
-Это мне….?!
-У……г….. у,- выдавил не знамо как Воеводин. У самого в голове:  «Может и пронесет…?».  Но нет! Глазастая всегда была Нино и в школе и на работе, да и вообще…Словцо да  ножичек рядышком лежащий сразу заприметила. Букет из рук так и выпал….. Присела Нино на скамеечку плачем горьким, это без слез, закатилась. Только плечи да голова мелкой дрожью обходятся.
Тут же рухнул на землю и Воеводин, рядышком. Голова на колени к Нино упала. Даже  дыхание не слышно…
   Так и просидели они до утра. Утром Воеводин только того и выдавил,
-Нино я же к тебе….,-
-Знаю….-слегка осипшим голосом произнесла Нино.
……Ага. ….. Рассея, значится….


                ФИЛЛи.
               
   - Не надо! Не..на – до…, - говорила она всё глубже увязая и запутываясь в силках его объятий.
   Эти руки, они везде… Они обнимают, ласкают, кажется каждую клеточку её тела… Не дают покоя, с каждым разом всё сильнее и настойчивее стискивая её груди, плечи, бёдра. Впиваются пальцами в ……. Спину, живот – а – а…
   Вот уже вечерний ветерок обвеял её оголённую кожу… Боже! Ведь она совсем… раздета! Её одежды развеяны, разбросаны по траве
   Ноги перестают слушаться , становятся податливыми, вопреки её желанию, расплываются по сторонам, слегка согнувшись в коленях…
    - Не… Серёженька, Серёжа…, Ох, - н – е – н – а – д -  о!, - шепчет она, пропуская упругую часть его тела по лобку вниз…
   Вдруг её пронзает новое, давно ……., но неизведанное ещё ощущение. Это…
 - Сейчас! Сейчас – сейчас, я… уже, сейчас, - шепчет он не давая одуматься, перевести дух…
   - Сейчас, -…
   Волны сладострастия захватывали всю её сущность перекатываясь из глубины плоти до самых окраин её сознания. И это чувство уже не даёт возможности  остановиться, понять, что происходит, оно уносит мысли, смывает и комкает слова …
  - О-о…о-х, Се-ре-жа о-ма-м-о-ч-к-ао-ох-а… С…-ещё, е-щ-е-е…о…- и так, казалось, до бесконечности, до беспредела, но… Плоть разрывается  вдруг и вскрикивает… Где же она теперь…?
   О-м-а!!! -  вырывается из её груди. Пальцы с невероятной силой впиваются в спину Сергея. Глубокая конвульсия завладевает их телами . Мгновение, второе, третье, доходя до самого глубокого градуса!
   И слившись во едино, оживает в общем крике – выдохе переходя в мелкие судорожные подёргивания мышц, мгновенную слабость, ….. и…
   Очнувшись она увидела его лицо прямо перед своим и слегка привстав поцеловала в его горячие, пересохшие губы… Увы…
   Время то бежит, то становится, не стдвинуть, не подогнать, не уговорить.
   За каждой секундой, дни, недели, месяцы. Их надо пережить.
   Их надо пережить…
   Молодая мать выкармливает белобрысого младенца…
   Младенец смешно сучит ножками и слегка чавкает, всасываясь в налитую грудь.
   В этот момент её посещают воспоминания. Пальцы слегка стискивают маленькое тельце.
- Серёжа – а , Серёже – нь – ка… ты всё равно… Теперь только мой! –