Моей жизнью правит хандра...

Мой любимый работает. Он где-то далеко от меня. И моей жизнью правит хандра. Время превращается в вязкую, тягучую, серую массу, которая беспощадно засасывает все благородные намерения сделать хоть что-нибудь полезное.  Осознав с утра пораньше, что сегодня опять некому ускорить темп моей жизни страстным биением сердца, трепетом пальцев и волнительно-нежным выражением лица, я решила поехать на кладбище. В Питере не так много зеленых и, что не мало важно, малолюдных мест, поэтому я иногда выбираюсь побродить по дорожкам Воскресенского Новодевичьего монастыря или Литераторских мостков, где можно спокойно придаться размышлениям и воспоминаниям или просто отдохнуть от повседневной мирской суеты.  Но сегодня мой выбор пал на Богословское кладбище: во-первых, нынче 20 лет со дня смерти кумира дней моей бурной молодости Виктора Цоя, во-вторых, я собиралась посетить-таки могилу своего дядюшки, на похороны которого я не попала в силу своего неотличающегося особой крепостью здоровья. Место упокоения незабвенного лидера группы «Кино» я нашла бы и с закрытыми глазами, а вот поиск последнего приюта моего дядьки обещал некоторые трудности. Беспокоить своим звонком благородную вдову я не хотела, поэтому понадеялась на отзывчивость кладбищенской администрации и свою интуицию, подогретую зовом родственной крови.
Закупив в магазине десяток недлинных, но свежих, желтых роз, я приехала на Богословское. Директора погоста я застала в момент бурной схватки с тетенькой, пожелавшей похоронить урну с прахом какого-то родственника именно в воскресенье, да еще и по предписанию военкомата бесплатно. Управляющий похоронными делами минут пятнадцать препирался с бедной женщиной, разложившей перед ним ворох документов. Он каждым своим словом давал всем присутствующим понять, кто здесь правит балом, кто здесь король и вершитель судеб мертвых. Но надо отдать ему должное, насамоутверждавшись всласть, он все же разрешил похоронить урну с прахом сегодня. Еще через несколько минут, собрав свою долю упреков, пафосных изречений и мелкокалиберных унижений, я стала счастливой обладательницей бесценной информации о том, что мой дядюшка покоится  в самой старой части кладбища в районе Донской дорожки. Окрыленная успехом, я внимательно изучила по схеме маршрут продвижения и отправилась в путь.
Два часа блуждания по кладбищенским закоулкам и непролазным могильным дебрям, к моему величайшему огорчению, не увенчались успехом. Не помогли ни раздобытая информация, ни зов крови, что еще более обидно.  Может, это от того, что и крови-то никакой больше нет. Так кучка пепла в урне… На мой призыв «Дядя, где ты есть, отзовись?» тоже никто не отреагировал. Короче говоря, не нашла я дядькину могилу и расстроилась по сему поводу окончательно. К тому же заблудилась.
Когда я совсем уж пала духом, мой взгляд среди крестов и надгробий выцепил одинокую хрупкую мальчишечью фигуру. Стараясь не быть навязчивой и бестактной, я поинтересовалась у него, не попадалась ли ему нужная мне фамилия на могильных плитах. Нет, не попадалась. Слово за слово, мы разговорились и вместе пошли туда, откуда доносился гул голосов, вразнобой распевающих песни группы «Кино».
Мой спутник хорошо знал все кладбищенские тропы и дорожки. На вид ему было лет 17-19. Скромный, простенько одетый, с открытым приятным выражением лица, он вызвал во мне ощущение покоя и защищенности. Меня умилило, то, что он один приехал «навестить» свою бабушку, принес ей цветочки… Хороший мальчик…
Около памятника Цою было столпотворение. Я без особых прелюдий положила свои желтые розы на холодную усыпанную цветами плиту и отошла. Слишком много людей было вокруг для того, чтобы я могла спокойно провести свой внутренний монолог, обращенный к моему любимому рок-исполнителю. Мысли путались. Определенной была лишь скорбь. Небо стало темным. Первые капельки дождя скатились по моим щекам…
Я уже направилась к выходу, когда мой проводник меня догнал и попросил обменяться телефонами. Слегка лихорадочный блеск его глаз заставил меня грустно улыбнуться в душе: он принял меня за сверстницу. Приятно, конечно, когда молоденькие мальчики не видят десятилетнюю разницу в возрасте, значит не совсем еще поистрепалась девичья краса, а с другой стороны, к чему все это? Чтобы дать себе время для решения этой дилеммы, я задала мальчику контрольный вопрос о роде его занятий. И мысленно я уже сказала ему, что таким молоденьким мальчикам незачем общаться с такими взрослыми девочками, как он ответил: «Рисую». Это меня покорило окончательно. Ну что мне мешает дружить с подростком, который мне чисто по-человечески понравился? Обмен телефонами произошел.
Небо было почти черным. Вот-вот должна была разразиться гроза. Все больше тяжелых капель, прилетая с неба, разбивались о мои обнаженные плечи и руки. Я шла на маршрутку и думала о том, что я опять не сдержала зарок взяться за ум и не ездить на мероприятия, которые были для меня остро актуальны много лет назад. Все эти уже давно приевшиеся квартирники, местячковые концерты, музыкальные тусовки и так далее. Я себя успокаивала тем, что сегодня особый день. 20 лет… Пять лет назад я говорила себе тоже самое… Ведь я могла сегодня остаться дома. Спокойно в тепле и уюте своей квартиры выпить чего-нибудь горячительного за светлую память Виктора Цоя, послушать «Черный альбом», погрустить в одиночестве… В одиночестве… В одиночестве…
Я села в маршрутку, двери автобуса закрылись, и за окном разразилась настоящая буря…
Мой любимый работает. Он где-то далеко от меня. И моей жизнью правит хандра.