К. П. Брюллов. Последний день Помпеи

       В 1827 году Карл Павлович посетил Помпею.  Прогулки по улицам и осмотр домов, сохранившихся под вулканическим пеплом, со всей мебелью и утварью, увиденные отпечатки тел, застигнутых смертью в поразительно живых позах, навели художника  на мысль написать картину о гибели Помпеи.  Он внимательно изучил письма Плиния Младшего, и узнал, что в 79 году нашей эры в области Кампания, расположенной на юге Италии, вдруг начались подземные толчки. Обнаружилось весьма странное явление: в городе Помпея перестала течь вода в фонтанах и как-то сразу опустели колодцы. 20 августа подземный гул стал слышнее, и толчки увеличились. Утром 24 августа произошел толчок небывалой силы и последовавший за ним оглушительный грохот. Вершина вулкана Везувий раскололась на две части, и из образовавшегося жерла поднялся огненный столб!  Это  было началом катастрофы!

           «Казалось, все не только движется, но и опрокидывается, –– писал очевидец  Плиний Младший. –– Падали куски пемзы и черные, обожженные, растрескавшиеся от огня камни. Между тем по Везувию во многих местах широко разлилось пламя, и высоко поднялся огонь от пожаров… Мы видели, как море втягивается в себя же; земля, сотрясаясь, как бы отталкивала от себя;  берег, несомненно, выдвигался вперед; много морских животных застряло на сухом песке. С другой стороны в черной страшной грозовой туче вспыхивали огненные зигзаги, и они раскалывались длинными полосами пламени, похожими на молнии, но гораздо большими. Стал падать пепел, пока еще редкий; оглянувшись, я увидел, как на нас надвигается густой мрак, который подобно потоку, разливался вслед за нами по земле. Наступила темнота. Но не такая, как в безлунную или в безоблачную ночь, а какая бывает в закрытом помещении, когда потушен огонь. Слышны были женские вопли,  детский писк и крики мужчин; одни звали родителей, другие детей, третьи жен и мужей, силясь распознать их по голосам. Некоторые в страхе перед смертью молились. Но большинство кричало, что никаких богов нет, и что наступила для мира последняя ночь».

            Благодаря записям Плиния Младшего, успевшего спастись на корабле,  люди через восемнадцать веков смогли живо представить случившееся с Помпеей.  Следы ее  были обнаружены  во время строительства в этих местах водопровода. В течение двух с половиной веков Помпея постепенно  освобождалась от семиметрового слоя пепла, превращенного раскаленным дождем в единую, плотную вулканическую массу.  Помпея  стала городом-музеем, где есть форумы и амфитеатры, бани и мастерские, лавки и дома с утварью, но нет ни единой живой души.  На месте погибшего города больше никогда не селились люди. Но те, кто когда-то населял его, любили жить удобно и красиво. Убранство каждого жилища, если оно не принадлежало рабу или бедному ремесленнику, выглядело богато и разнообразно. Многие дома украшали стенные росписи, фрески, мозаичные полы,  картины.  Помпея поклонялась грекам и их искусству. Религия тоже была греческая –– Олимпийские боги, которые понемногу уже  вытеснялись христианством. 

        Два года Брюллов вынашивал замысел картины «Гибель Помпеи». Финансирование взял на себя шестнадцатилетний Анатолий Демидов, обладатель колоссальных богатств, владелец заводов и фабрик в России и заграницей. 
        Положив в основу действительное событие, Карл Павлович  старался передать дух и атмосферу той страшной ночи. Молнии разверзли небеса, огнедышащая лава кипящим потоком низвергается по склону вулкана. Мечутся и ржут испуганные кони. С высоты падают статуи богов и императоров. Брюллову удалось придумать общую эффектную группировку, и он легко справился с колоссальной задачей. Он срисовывал одного натурщика за другим прямо на холст, и  превосходно по перспективе выстраивал строго археологический пейзаж. Некоторые фигуры  изображал в тех самых позах, какие видел в пустотах застывшей лавы в Помпее: мать с дочерьми, упавшая с колесницы женщина, группа молодых супругов. 
  В Петербурге  знали о картине Брюллова. Те, кто побывал в Риме, кому довелось  видеть  художника за работой,  рассказывали, что  он почти не отходит от холста, случается,  обессилевшего, его выносят на руках из мастерской.

         После одиннадцати месяцев беспрерывного труда, не считая двух лет подготовки, Брюллов закончил прорисовку холста.  Понадобилось ещё два года, чтобы завершить картину.  «...Чудные моменты пережил я, писавши эту картину! И как теперь вижу стоящего перед нею маститого старца Камуччини. Пришел он ко мне в мастерскую на Виа Сан Клавдио и, постояв несколько минут перед картиной, обнял меня и сказал: «Обними меня, Колосс!»   
        Наконец мастерская была открыта для публики, и публика повалила валом. «Помпея» поражала  сюжетом,  впечатляла декорациями и хоровыми массами, освещением и печальной судьбой действующих лиц. По свидетельству Г. Г. Гагарина,  «успех картины «Гибель Помпеи» был, можно сказать, единственный,  какой когда-либо встречается в жизни художника».
        Произведение вызвало в Италии безграничный энтузиазм. Города, где картина была выставлена, устраивали Брюллову торжественные приёмы;  ему посвящали стихотворения, его носили по улицам с музыкой, цветами и факелами… Везде его принимали с почётом как торжествующего гения, всеми понятого и оценённого.    
 
        После Италии картина  была выставлена во Франции.  И здесь успех был огромным. Английский писатель Бульвер-Литтон, видевший её, испытал настоящее потрясение, и  взялся за  роман «Последние дни Помпеи».
  В  Петербург  картина прибыла  в 1834 году.  Сам Карл Павлович  уехал на Восток путешествовать.

Принес ты мирные трофеи
С собой в отеческую сень,
                И стал «Последний день Помпеи» ––
          Для русской кисти первый день!
                (Е. Баратынский)
    
   Стоял август. У подъезда императорской Академии художеств было не протолкнуться.  Жаждущие с трудом пробирались в Античный зал, где висела «Помпея». Решетка отделяла картину от публики. Конечно, зрители представляли, что увидят нечто колоссальное, но то, что увидели, превзошло все возможные ожидания. На полотне в тридцать квадратных метров  вживую, казалось, происходит ужасающая трагедия!   
       Анатолий Демидов, владелец «Помпеи», подарил её Николаю Первому,  и тот  выставил полотно в Академии художеств как руководство для живописцев. (После открытия  Русского музея в 1895 году, картина переехала туда, и к ней получила доступ широкая публика).

        Когда Брюллов вернулся из путешествия, он был провозглашен в России первым художником.  Николай I  наградил его лавровым венком и назвал   Карлом Великим. Академия присвоила ему звание младшего профессора (до старшего, прославленный на всю Европу мастер не дотянул). Вельможи наперебой торопились заполучить  его к себе, но Брюллов не любил званых обедов, говорил: «Лучше щей горшок да каша,  зато дома, среди друзей». 
         Работая в Академии, Карл Павлович бережно пестовал молодые таланты, помогая развитию их дарования. Поправляя этюды, говорил улыбаясь: «Искусство начинается там, где начинается чуть-чуть». Ученики работали не только в его мастерской, они приходили к нему на квартиру, где в дружеской обстановке велись беседы о литературе и искусстве. Чтобы освободить Тараса Шевченко из крепостной неволи, Брюллов написал портрет Жуковского;  продал, и на полученные деньги выкупил ученика.  Потом уже так и пошло: один портрет ––  один ученик.

        Известность Брюллова как живописца росла с неимоверной  скоростью. Картина «Последний день Помпеи» во множестве копий и репродукций  расходилась по России. Случались даже курьезы. Так однажды, прогуливаясь с друзьями, художник увидел балаган с вывеской: «Панорама Последнего дня Помпеи». Зашел,  и  рассмеялся:
 –– «Помпея» никуда не годится!
 На что содержательница балагана ответила с обидой и возмущением:    
 –– Извините, сам художник Брюллов был у меня, когда панорама находилась в Париже!

    Значение Брюллова было необъятно для его современников. Маститые живописцы, подстегнутые им, его мировой  мгновенной известностью, рвались наперегонки создать вторую «Помпею», это стало их горячей мечтой. Умеренные юноши тоже решили, что если им не дойти до самого Брюллова, то хотя бы попасть в его свиту. Но творчество Брюллова явилось завершением русского классицизма, дальнейший путь в этом направлении вел к бесплодному подражательству. «Помпея» от имени классицизма сказала всё,  завершила классицизм с блеском, и в этом ее  непреходящая ценность.  Да и сам Карл Павлович не столько осознанно, сколько угадав, показал в картине сокрушение кумиров –– статуй богов и цезарей, сопоставил жреца-язычника и христианского священника, живого младенца и мертвой матери. Все должно было внушить мысль о неотвратимости гибели старого мира и столь же неизбежной на его руинах новой жизни.