Муська

Муське не нравилось, что хозяйка пьёт.

И не потому, что от Елены Александровны неприятно пахло луковой смесью перегара и пота; не потому, что по кухне валялись осколки разбитой посуды, а в Муськиной тарелке намертво прилипли к донышку засохшие кусочки омлета, а потому, что вместе с пьянством в дом вваливалась безысходность.

Страдая похмельем, Елена Александровна прикладывала к виску вдвое сложенный, смоченный водой носок, садилась с ногами в кресло у окна и слабым, умирающим голосом звала Муську.

Кошка с готовностью откликалась на зов. Распушив хвост, она мелкими шажками направлялась к хозяйке и, взобравшись на её расписанные синяками, одинокие колени, удобно устраивалась и начинала урчать до тех пор, пока её сытое, довольное урчание не прерывалось плачем.

Сперва Елена Александровна плакала потихоньку, не особенно вникая в то, что она делает. Затем, по мере того, как она осознавала, что плачет, а не смеётся, она, прижав к груди дремлющую кошку, приступала к настоящим рыданиям, конец которых представлял собой один и тот же монолог:

- Ты не думай, что я пью, Муська! Это я лечусь так от безысходности. Нет у меня никакой жизни. Поздно мне жить. Тебе хорошо – сбегаешь во двор и никаких проблем. А я себя не вижу. Живой не вижу, понимаешь? Я лежу в огромной солнечной пустыне, одна, без одежды, лежу на животе, и вижу, как по капле уходит из меня кровь…

Под ровный, складный голос хозяйки Муська крепко засыпала и видела один и тот же сон: она, Муська, не спеша, прохаживается по двору, выкрашенному в песочный цвет. Всё остальное в привычном Муськином дворе – её дом, деревья с её ветками и птицами, её высокая трава и её пахнущая одуванчиками земля – будто состоит из мелких песчинок. Муська хочет запрыгнуть на забор, но проваливается и, судорожно взмахивая лапами, вязнет в песке.

Выбравшись из ямы, она, плотно прижав уши к голове, бежит как можно быстрее от этого страшного места, где земля пахнет безысходностью, а деревья осыпаются, превращаясь в золотистые горки. Так Муська бежит до тех пор, пока не увидит на земле маленький блестящий шарик. Тогда она успокаивается и больше ничего не помнит.

А Елена Александровна продолжает:

- Доживу до весны и уеду электричкой в лес. Найду поляну, полную колокольчиков. Лягу в эти колокольчики, уткнусь в них носом, и всё у меня будет хорошо!

Муська чувствует, что хозяйка в ней больше не нуждается. Она спрыгивает с её нагретых колен и уходит на кухню, проведать свои миски: вдруг засохшая пища стала настоящей. Обследовав тарелки, Муська пробует языком воду: мерзость. Опять она будет пить из тазика. Там тоже мерзость, но свежее.

Из комнаты слышно весёлое пение: Елена Александровна наводит порядок. Потом она выкрасит лицо в разные цвета и уйдёт. А, вернувшись с полной бутылкой, нальёт себе в прозрачную рюмочку и скажет:

- Тебе хорошо, Муська, потому что ты – животное и мозгов у тебя нет, только шкура и хвост собачий. А мне, Муська, до весны бы дожить… Куда тебе понять, лишь бы брюхо набить! А там – весна, запах рельсов, электрички, колокольчиков! На могилку съезжу, подснежников наберу…

- Завтра Новый Год. А тебе, Муська, что новый, что старый… У тебя одна забота – мышей караулить.

Стопку за стопкой Елена Александровна пьёт молча. Муська, примостившись рядом на табуретке, наблюдает, как хозяйка становится горячей и тяжёлой, как пустынный зной. И как пустыня, что снится Муське, Елена Александровна такая же бесцветная и неживая. 

Трясущимися пальцами, ломая сигарету, она прикуривает от массивной, с гравировкой, зажигалки и дымит, не замечая, что пепел сыпется на дорогой шёлковый халат. Муська спрыгивает с табуретки и уходит в комнату. Вслед её уходу несётся обиженный голос Елены Александровны:

- Я для тебя ёлку нарядила, а тебе дела нет! Гирлянду эту купила с семью цветовыми позициями! Шары эти яблочные, Дед Мороз… Ненавижу новый год (звук бьющегося стекла). Ненавижу запах ёлки (звук бьющегося стекла). Ненавижу колокольчики (звук бьющегося стекла). И тебя я тоже ненавижу (звук бьющегося стекла).

Муська, не обращая внимания на звонкие, резкие звуки – она к ним привыкла – удобно устраивается в своей плетёной корзинке, укладывает валиком лапы и дремлет. Ей снится двор, в котором её цветы на клумбах, её сложенные штабелем доски, её облезшие воротные столбики – всё одинакового песочного цвета.

Муська уже знает, что это – безысходность. Это то, чего она боится больше всего на свете. Припав к земле, она зажмуривает глаза. Её хвост мелко вибрирует. Ей становится жарко. Что-то вспыхивает у неё в животе, и Муська перестаёт бояться.

Вот и вечер. Выпрыгнув из корзинки, Муська потягивается и дерёт когти об угол дивана. Она ожидает, что Елена Александровна запустит в неё тапкой, но в доме тихо. Обеспокоенная Муська обходит комнаты. В большом, полупустом зале переливается разноцветными огоньками нарядная ёлка. Внизу, на ковре, лежит в своём дорогом шёлковом халате Елена Александровна.

Одна рука у неё прижата к груди, другая откинута далеко в сторону. Из окоченевших пальцев выпала тлеющая сигарета, уже оплавила ворс на ковре, и пахнет горелым, как в тот день, когда в кухне взорвался газ.

Муська подходит к Елене Александровне и, тычется носом в родную руку. Рука недвижимая, но тёплая. Муська выпускает когти и бьёт хозяйку по руке. Что-то пробормотав, Елена Александровна переворачивается на другой бок. Ногой она задевает пустую бутылку, и она с грохотом катится к стене.

Муська высоко подпрыгивает и шипит. Приземлившись, она видит, что дом, в котором она прожила много лет, исчез. И пьяная Елена Александровна, уснувшая на полу, тоже исчезла. Осталась одна бесконечная жёлтая пустыня, в которой бессмысленно убегать.

Муська беспомощно припадает к песку. Ей страшно. Что-то трещит неподалёку. Она медленно подползает к звуку и видит яркий огненный шарик, который снился ей так часто!

Вот она – безысходность.

Муська понимает, что безысходность возникает, когда страшно ползти вперёд и страшно повернуть назад. А лежать на месте – нельзя.

Муська медленно подползает к шипящему шарику, ложится на него брюхом и блаженно урчит.

Кто-то же должен бороться с безысходностью…


Фото автора