Он!!! любовь!!!

ИСТОРИЧЕСКОЕ СОБЫТИЕ.

Начало - 14 февраля 1960 года.
Конец - 5 октября 1990 ода.
14 февраля 1960 ода мы ещё жили у Томюка.
Я, как обычно, после работы побежала с подружками на танцы в ДК.
В этот "исторический" вечер наконец-то появился ОН, поэтому просто необходимо сразу же дать ему слово. ( После того, как я опишу суть.)
Вечер как вечер. Танцы в зимнем зале.
Стайка девушек у мраморной колонны и среди них - я.
Зал почти пустой, много света, играет музыка, народ прибывает.
Ой! Ощущаю толчок сердца, толкнувшего в аорту литр крови!
По залу, ни на кого не глядя, идёт ОН!
Высокий, смуглый, пушкинская голова, круглые глаза.
Хмурая личность в сером костюме... с медвежьей походкой.
Толкаю девушек: - Смотрите!
Все спокойны: - парень как парень.
Но не для меня. Вижу только его. Кровь несётся в жилах со скоростью десять литров в секунду.
Вальс. Дамский вальс. Вперёд! Разрешите??!!
Без улыбки смотрит сверху вниз: - Не танцую.
Ах, как далеко до "родной" колонны, пять метров, равных дороге в ад.
Но что это, Господи! Снова дамский танец и ОН танцует.
Этой "Даме" он не отказал!
Сердце резко затормозило, и кровь столпилась в аорте.
Мы сравняли температуру с моей колонной.
Зажмурив глаза и прижавшись к колонне, мысленно провожу себе искусственное дыхание.
Кровяные шарики медленно выползают из тунеля.
Вдруг ощущаю прикосновение к плечу.
Нет желания "разжмуривать" глаза, но приходится.
-Разрешите?
Молю Бога дать силы небрежно сказать: - Не танцую!
Но рука уже лежит на плече серого пиджака, а всё остальное в его руках. Начинают "серые" и выигрывают в два хода.
-Сколько Вам лет?
-Что за воспитание! Ну, двадцать два!
- Прекрасно, мне тоже, значит, переходим на ты.
Остальной вечер пролетел-промчался.
Мы расстались у калитки дома Томюка.
Та же история в интерпретации Долгожданного Героя:
"Приехал в феврале в Черновцы к брату отца дяде Натану, т.к. были неприятности в институте.
Нас, как обычно, осенью послали на уборку картошки.
С кем-то я не поладил, тот обозвал меня жидом.
Я выместил на нём вековую скорбь еврейского народа.
Группа, в которой мы учились, со знанием дела, умело претворила в жизнь лозунг "Бей жидов!"
Они написали в ректорат коллективную бумагу, что я избил тихого смирного парня.
Слово жид, которое употребил "несчастный" группа единодушно забыла.
В деканате выразили истинное сочувствие крепко спаянному коллективу группы и дружно проголосовали за исключение строптивого (жида) из института.
Теперь мои мысли заняты проблемой, как осенью восстановиться в институте.
Настроение гнусное!
Читаю, решаю кое-какие задачи. Играю с дядей в шахматы, он любит, чтобы я ему незаметно проигрывал, иначе злится.
Мне выигрывать и проигрывать одинаково тоскливо.
Дядя с тётей имеют друзей с подпольными миллионами, которые хотят выдать дочку замуж, отвалив в приданное часть подпольных "бабок".
Идёт осторожная обработка на тему знакомства с миллионеркой дочкой.
Нашли жениха! Только невесты мне не хватало!
По запахам из кухни заподозрил, что намечается мероприятие знакомства и на всякий случай решил пораньше убраться из дома, чтобы спокойно погулять и подумать о своих делах.
Только вышёл на лестничную площадку, встретил соседа, который собрался на танцы в ДК или, как здесь говорят на "седьмое небо".
Неожиданно для себя решил отправиться с ним.
В кассе очередь. Встали в хвост.
Стою себе и думаю. Когда, наконец, добираюсь до окна кассы, передо мной вдруг возникает шустрая девушка метра полтора ростом.
Хитро улыбается подружке и протягивает в кассу свой рубль на два билета.
"Пигалица! - думаю я - хоть бы разрешения спросила!"
Сразу вспоминаю все свои неприятности и готов обрушить их на мелкую нахалку.
Но она оборачивается ко мне, доверительно улыбается, как- будто мы с ней лучшие друзья, ласково касается моей руки и, подхватив подружку, исчезает прежде, чем я успеваю что-нибудь сообразить.
"Ну и ну!" -думаю я, поднимаясь на седьмое небо.( Между прочим без лифта, ножками.)
Зал красивый, просторный.
Хрустальные люстры, паркет, мраморные колонны. Хорошая музыка.
Настроение постепенно улучшается.
Уютно устроился около одной из колонн и углубился в свои мысли.
Играют вальс-бостон, который я в жизни не танцевал, хотя видел, как его танцуют в кинофильме "Мост Ватерлоо".
Бостон объявляют дамским танцем и, что я вижу!
Ко мне приближается давешняя "дама" из очереди.
По ней незаметно, что она меня узнаёт.
Теперь она не такая смелая, скорей наоборот.
Скромно смотрит снизу вверх и спрашивает - "Разрешите?"
Мне ничего не остаётся как ответить - "Не танцую"
Она растерянно краснеет и отходит к своей колонне.
Решил на следующий танец нанести ответный визит и объяснить причину отказа.
Но как, назло, этот танец тоже объявляют дамским, и ко мне идёт очередная "дама".
К счастью это спокойная музыка, под которую я могу добросовестно топтаться на одном месте, не очень досаждая, выбравшей меня партнёрше.
Наконец феминистские танцы кончились, и я сам получил возможность решать с кем мне танцевать и танцевать ли вообще.
При очередной удобной для топтания на месте музыке я направился к колонне, где стояла та, которая выбрала меня, чтобы пройти без очереди, а потом на романтический бостон.
Вид у неё довольно невесёлый.
На моё приглашение колеблется.
Хочет, видимо, отомстить нахалу, который посмел не захотеть с ней танцевать, а с другой стороны не может устоять перед таким красавцем как я. Верх, конечно, одержал красавец, а не мелкая месть, и птичка впорхнула в мои объятия, после чего мне больше не хотелось выпускать её.
Дальше всё было легко и просто.
Приглашения не требовались, под любую музыку мы дружно топтались на месте около одной из колонн.
Она смотрела на меня как на Бога, с восторгом слушала всё, что я рассказывал, и всему верила.
Потом проводил её куда-то на край света и не мог дождаться следующего дня, чтобы снова нежиться в её влюблённых глазах.
Идя, домой, подсмеивался над иронией судьбы: смылся от миллионеркой дочки, чтобы заполучить псих больничную медсестру, жившую неподалеку от места работы.
Каждый день, идя на свидание к ней, я встречал на одном и том же месте тихого психа.
Беседа начиналась и заканчивалась всегда одинаково "Как дела? Что слышно в мире?
Закурить не найдётся?"
Я охотно вписал в статью расходов ежедневную папиросу для приятного собеседника и всецело отдался "постигшей" меня любви.
Малышка меня обожала, хотя я предупредил, что в ближайшие годы женитьба в мои планы не входит. Видимо не верила."

........35 лет прошло с того вечера, и шесть лет с того дня, когда мы с ним расстались.
Описав его, я прочла это место нашей двадцатипятилетней дочери, у которой язычок как бритва.
И она сказала: " Мне кажется, что я стою за одной из колонн, всё вижу и слышу, и мне хочется закричать: "мама, остановись, что ты делаешь!"
Но она появилась только пять лет спустя.
А мне тогда казалось, что наконец-то я вытянула счастливый лотерейный билет!
Я и сейчас ни о чём не жалею. Я благодарна ему за всё хорошее, что он мне подарил, а хорошего было немало.
Тогда оно для меня было ПРЕКРАСНЫМ.
Наконец-то я встретила человека, который не был сексуально - озабочен.
Красивый, (Пусть завидует Кобылянская!)
С юмором, интересный, так много знает, учится в институте! (Я сама себе завидовала!)
Мне привалило счастье!
Мы встречались каждый вечер. Но после десяти часов он торжественно отводил меня домой, считая, что таким путём он бережёт мою репутацию, хотя это мероприятие было несколько запоздалым.
Мои шикарные декольтированные ситцевые платья и "кавалеры"!
То и другое я меняла одинаково часто.
Никто не знал допускались ли мужские руки в столь, казалось бы, соблазнительно-доступные декольте.
Не знали, но предполагали!
Очень скоро нашлась "добрая душа" решившая просветить неразумного и поведать ему, что обо мне "говорят!".
Он не пожалел "добрую душу" подвел её к зеркалу и жестоко сказал:
- Обо всех красивых "говорят", о тебе не скажут.
Жаль её, конечно, но её "доброта" ещё хуже, потому, что посягает на чужую судьбу, которая никакого отношения к ней не имеет.
После того, как он так решительно воспарил над сплетнями, посчитав меня настолько красивой, чтобы вызывать пересуды, на повестке дня не оставалось ничего другого кроме прекрасной любви.
Наше счастье готово было перейти в безоблачную фазу.
Не знаю как в романах, но со мной никогда такого не бывает. Обязательно что-нибудь помешает!
Облака постепенно стали сгущаться в тучки, приобретая очертания
дяди Натана, к которому Виталий приехал в гости.
Дядя был не на шутку встревожен.
Мало того, что племянничек не захотел познакомиться с хорошей девушкой из приличной семьи, так его вообще почти нет дома и он встречается с особой, о которой Бог весть что "говорят".
Бывший офицер Советской Армии, бездетный дядя Натан решил провести разведку боем не лишённым приятности образом.
Он не нашёл ничего лучшего, как попробовать, якобы случайно, завести уличное знакомство с опасной для племянника особой.
В себе он был уверен.
Мы были не в равных условиях: я не знала дядю в лицо, а он меня знал, т.к. видел с Виталием.
Так как я не знала, с кем имею дело, то плохо отнеслась к уличным ухаживаниям незнакомого мужчины.
Очень внимательно оглядев его, я остановилась и спокойно сказала:
-В Вашем возрасте неприлично приставать на улице к девушкам.
Бедный дядя Натан, который всю жизнь волочился, где только можно, был оскорблён в лучших чувствах. Он не считал 55-60 лет за возраст, и не ожидал такой наглости в ответ на изысканные комплименты.
Несмотря на то, что он всю жизнь любил девушек, меня он с той поры активно невзлюбил.
К родителям племянничка полетели письма и телефонограммы о страшном бедствии, постигшем опального студента.
Первая мера пресечения заключалась в снятии с довольствия:
крутишь нос от миллионеркой дочки, довольствуйся пропитанием на 25 рублей родительского пособия в месяц!
Нередко мой милый не успевал поесть и приходил на свидание голодный, тогда мы заходили в колбасный магазин на Кобылянской, где гроздьями висели колбасы всевозможных сортов.
Он покупал внушительный кусок ароматной колбасы и с наслаждением съедал где-нибудь в подъезде.
Пойти когда-нибудь к нам пообедать он категорически отказывался и выкраивал из своих денег ещё нам на кино и танцы, так как считал, что джентльмен обязан платить за даму.
Для такого джентльмена 25 рублей не могли считаться деньгами, поэтому джентельмену ничего не оставалось, как найти какую-нибудь работу.
Он устроился на электростанцию, т. к здесь он кроме прочего мог получить справку, что добросовестно работал и поэтому, как истинный гражданин, может получить право продолжать учёбу.
Встречи с ним совсем изменили мою жизнь, придали новый смысл и содержание и главное появились новые надежды и цели.
Я и раньше хотела быть врачом, но это представлялось где-то в далёком и светлом будущем, это была мечта - одна из многих, примерно как мечта о принце, который залетит в Черновцы.
Но неожиданно две мечты почти слились в одну реальность.
Принц, работавший на электростанции и уплетавший колбасу в подъезде, был похож на Пушкина с медвежьей походкой и собирался стать великим учёным, который осчастливит человечество.
Он охотно говорил о науке, которой неизменно отводил первое место, ставя такие излишества, как любовь далеко позади.
Но провинциалочка, (он-то киевлянин!) трудящаяся на ниве психбольницы и взиравшая на него с обожанием, принимая все его рассказы как откровения, была самой подходящей для него подругой, которая согревала "в ссылке" и льстила его огромному самолюбию.
Приближалось время отъезда, и разлука грозила стать вечной.
Он должен был ехать учиться дальше, мне надлежало оставаться и работать, вернувшись к прежней жизни.
Надо было спасать любовь, и путь был только один - сдать экзамены, поступить в институт, стать студенткой и жить в одном городе с ним.
Но как?
Для того, чтобы быть допущенной к сдаче экзаменов, надо иметь как минимум аттестат зрелости об окончании 10 классов и, конечно, необходимые знания в пределах десятилетнего образования.
Кроме того, учитывая нехорошую болезнь, именуемую еврейской национальностью, знания должны значительно превосходить средние.
У меня же было 7 классов образования с соответствующими знаниями и выраженные симптомы еврейской болезни как то: имя и фамилия, не оставляющие сомнений и такое произношение буквы Р., которое при такой фамилии и психбольничной анкете не наводило на мысль, что я недавно приехала и Парижа.
Таким образом, возможность поступления в институт во имя спасения любви (признаюсь честно, что мной двигали не соображения карьеры)
сводилась практически к нулю.
И кто же меня спас?
Мой ненаглядный спаситель Никита Хрущёв!
Для меня вожди советского государства вообще имели огромное значение.
Они все бесконечно занимались моей персоной.
В двух словах легко это проследить:
Подонок и садист Сталин сделал меня в пять лет государственной преступницей и упёк на 13 лет в Сибирь.
Милейший Никита Хрущёв - царство ему небесное, выпустил меня из Сибири и открыл дорогу в институт производственникам, куда я бойко юркнула.
Почти выживший из ума, Брежнев погрузил всех на 20 маразматических лет в угарный от пьянок летаргический сон со всеобъемлющим государственным воровством и угробил мне 20 лучших лет жизни.
Шутник и умница Горбачёв, который мог бы вывести эту растленную страну и морально ограбленный народ на достойный путь, наковырял дырочек в ржавом железном занавесе и в одну из них я, бочком-бочком, просочилась на свободу.
Пришедший после него на готовое, беспринципный Иуда и марионетка, устроил маленький заговор маленькой кучки негодяев, которые как вонючие крысы разложили огромного слона и отдали всё, что от него осталось на разграбление разномастным ничтожествам, и запахом гниения и разложения отравили весь мир, превратив одну шестую Земли в гнусную мясорубку, где оказались, как в западне, мой сын и сестра.
Вот так проехались по мне колёса истории.
На мой век хватило вождей! Ностальгией не страдаю. Хотя очень жаль, что за семьдесят лет правления оказалось возможным превратить столько миллионов людей в послушную толпу трижды не сумевшую воспользоваться случаем стать людьми: первая возможность - Хрущёв, вторая возможность - Горбачёв и третья возможность - президентские выборы 1996 года.
Толпа страшна тем, что она слепа, бездумна и беззащитна.
Чтобы властвовать над ней надо всего четыре вещи: ложь, страх, жестокость и мелкие подачки, чтобы не подохли с голоду... что и доказывает тысячелетиями история...
Новая история России внесла существенные поправки в этот опыт: оказывается не обязательно давать подачки, достаточно обещать и позволять грабить друг друга.
Толпа не способна анализировать, поэтому путь для диктаторов всегда будет открыт до тех пор, пока каждый человек не поймёт свою личную ценность и ни за какие обещания не пойдёт кого бы то ни было свергать и в о з д в и г а т ь!
Чтобы избежать появления диктаторов-садистов надо изучать не личные качества очередного вождя, а рабски - завистливую психологию толпы - субстрата для манипуляций.
Вожди и страны разные, но результаты диктатур одинаковые - физическое и моральное истязание народа, допустившего тирана.
Но я отвлеклась.
Итак, Виталий принёс мне огромный букет цветов, забрал мой адрес и сердце и отправился со справкой из электростанции о благонадежности в город на Волге Кострому продолжать прерванную учёбу.
Я снова осталась одна.
Но всё уже было иначе, я не могла больше беззаботно бегать на танцы.
Мир был серым и скучным... На работе в окружении сумасшедших.
После работы тоже не было ничего радостного.
Что делать?
Начали приходить письма от Виталия, но даже это не спасало.
Однако жизнь всегда идёт полосочками, за темной полоской следует светлая.
Я получила отпуск и...о, чудо! - Путёвку в Крым.
Письма между Черновцами и Костромой зациркулировали более оживлённо. Было решено, что по пути в Крым я на один день остановлюсь в Киеве, где меня должен был по поручению Виталия встретить и проводить его друг Беня.
Каждый из нас получил письменный портрет другого, чтобы не разминуться в вокзальной суете.
Поезд плавно подкатил к перрону и самым красивым молодым человеком на нём (на перроне) оказался Беня.
Не думаю, что я была самой красивой девушкой в поезде, но тем не менее, Беня тоже сразу же меня узнал.
Он был чудный парень! Водил меня целый день по Киеву и показывал этот южный чудо - город.
К вечеру мы были влюблены друг в друга и в Киев, укутанный белыми кружевами цветущих каштанов.
Беня повёз меня к себе домой и познакомил со своими родителями.
С его мамой мы были тезками, и она смотрела на меня добрыми, ласкающими глазами.
За две минуты до отхода поезда Беня засунул меня в вагон, и крикнул вдогонку, чтобы я писала Виталию тоже, как будто между нами что-то уже есть или будет.
Я ни о чём не думала и не мечтала (а жаль!) Я была счастлива, что, наконец-то и у меня есть друзья, где всё просто и красиво и никто не тянет меня в постель.
Отдых в Крыму (на фоне таких событий) не оставил никаких воспоминаний.
Перед отъездом я получила из Киева телеграмму, где значилось, что я должна по пути домой остановиться в Киеве.
Под телеграммой красовалась Бенина подпись.
Я была несколько озадачена.
Стоя на подножке, подъезжающего вагона, я увидела сияющего Виталия и почти на ходу спрыгнула в его подставленные руки.
Он устроил мне сюрприз, подписавшись Беней.
Но в отличие от Бени, с родителями не познакомил, сказав, что они особые.(Увы, я в этом позже убедилась.)
Он устроил меня жить к одной знакомой девушке. Тогда это мне показалось не столь важным.
Теперь я знаю, что могла действительно стать счастливой, выбери я тогда Беню.
Но я на такие подвиги не способна!
Если я влюбляюсь, то надолго теряю голову и способность соображать.
Я становлюсь такой счастливой, что возношусь к небесам, становясь почти святой и совсем блаженной.
Чувства без ума!
И все же! Господи, какие это были три дня в летнем Киеве!
Почему-то описывать счастье трудно, а читать неинтересно.
Горе оно объёмно весомо и выпирает. От него трудно избавиться или укрыться, оно преследует и настигает.
А счастье нереально... Кажется, что сегодня ощутил прикосновение его крыльев, а завтра оно уже улетучилось.
Вздохи, ахи да восклицательные знаки, как ещё описать почему гуляние по городу может переполнить душу счастьем.
Не тогда ли превратится СЧАСТЬЕ из миража в реальность, когда
человечество научится описывать и понимать это состояние, свое и чужое, также хорошо, как описывает и понимает ужасы.
К счастью , у Виталия был фотоаппарат и на память остались Киев, я и платье в полосочку.
На всё это я теперь с удовольствием взираю.
Три счастливых дня - как мгновение!
И снова осень, да психбольница!
Но я теперь не так одинока.
Я пишу и получаю письма. Я живу почти реальными надеждами.
Каждый день, а иногда два раза в день, бегаю я на главпочтамт, куда приходят письма.
Это драма, это поэма, это роман в письмах!
Мне не нужны танцы, мне не интересны "кавалеры", мне никто нужен!
Я пишу и жду письма!
Его письма перечитываю по много раз, а свои пишу на черновике, и затем старательно переписываю.
Но это не всё. Свершилось, наконец.
Я всерьёз приступила к учёбе для поступления в институт.
Каждый день я остаюсь после работы и, закрывшись в ординаторской, "долблю науку". Теперь только поступление в институт может изменить мою судьбу!
Итак, что я имела:
1) Необходимый для поступления пятилетний стаж работы.
2) Образование – 7 классов + медучилище.
3) Порочащая еврейская национальность.
4)Предстоящий летний отпуск в размере 45 рабочих дней, который можно использовать, чтобы поехать и попробовать сдать вступительные экзамены.
5) Любовь - как двигатель внутреннего сгорания, толкающий меня на подвиги, т.е. на учёбу в ординаторской после работы, когда я спать хочу!
Чего я не имела:
1) Папы, готового позаботиться и помочь в решении моих проблем.
2)Денег, чтобы нанять репетиторов.
3) Квартиры, где можно нормально и спокойно заниматься.
4) Информации и системы для подготовки в институт.
5) Возможности выучить самостоятельно за несколько месяцев иностранный язык, который в семилетней школе тогда вообще не учили, но требовалось сдать экзамен для поступления в институт.
6) Возможности прочесть за короткое время необходимую литературу и критику, чтобы вложить это в Прокрустово ложе экзаменационного сочинения, которое, якобы, каждый пишет сам, но на деле надо либо выучить его наизусть, либо подготовить гармошки-шпаргалки, запрятать их в самые интимные места, чтобы пронести на экзамен, а потом, воровато косясь по сторонам, добросовестно списать.
Эти два пункта - иностранный язык и русская литература – могли стать для меня непреодолимым препятствием на пути к любви - транзитом через институт!
Но для чего же существовала такая важная спица в советском
"колесе истории" как, уже упоминавшийся, мой дорогой любимчик
Никита Хрущёв, лучший из советских вождей!
Что о нём помнят?
На родине про кукурузу, про первое повышение цен, про первое исчезновение белого хлеба и как первого свергнутого коммунистического вождя.
Здесь, за границей - только о том, что он хлопал "туфлёй"
по трибуне ООН.
Никто не знает, что если бы не он, я бы не стала врачом и не вышла бы замуж по любви, чтобы потом через 30 лет расстаться.
Никита придумал великую вещь!
Только за это ему надо простить все ошибки. (Конечно, если учесть не только моё удачное замужество, но и то, что многие из его поисков и экспериментов имели положительное значение для миллионов советских граждан, да и всего мира, потому, что это он дал понять, что ПЕРЕСТРОЙКА возможна, даже если после него придёт плебей, который отложит её на двадцать лет.)
Никита открыл производственникам дорогу в институт.
Они не должны были при поступлении сдавать иностранный язык и получали, как сказал бы мой сын, на халяву пять баллов за, не сдаваемый экзамен. Хотя, по логике, как можно сдавать, то, что не учил? Но опять же, кто до Никиты искал логику в советских законах, тем более, что она не всегда присутствует даже в законах более демократичных государств.
Пять баллов за иностранный язык!? Это круто меняло дело и сильно приближало меня к любимому, а также к диплому.
Что касается сочинения по русской литературе, то подготовкой к нему, вероятно, следует считать ещё то время в Пихтовке, когда я начала читать художественную литературу задолго до того, как пошла в школу.
Поэтому моего запаса прочитанной литературы должно было хватить для того, чтобы написать что-нибудь типа : "Луч света в тёмном царстве" драматурга...Островского или показать "Как закалялась сталь" в одноимённом произведении коммуниста ...Островского.
Главное было не написать то, что я, лично, думаю о прочитанной литературе, а написать то, что было на много лет вперёд заготовлено для нескольких поколений абитуриентов, в виде готовых мыслительных полуфабрикатов.
Это было трудно, но возможно, т.к. от радио уши не заткнёшь и поэтому примерное представление как надо мыслить и трактовать то или иное произведение знал каждый школьник ещё до того, как прочтёт его.
Чаще всего в чтении вообще не было необходимости, чтобы уметь
сложить "сочинение" из заготовок, как из кубиков.
Забегая вперёд, скажу, что мне не повезло, т.к. я планировала писать сочинение на свободную тему, где можно обойтись без шпаргалок, пользоваться которыми я всё равно не умею.
Разочарование заключалось в том, что я впервые в жизни приехала в Ленинград, а свободная тема называлась: "Люблю тебя, Петра (первого) творенье!"(Петроград)
Пришлось писать на тему "Комсомол в Великой Отечественной Войне"
Я собрала всех героев газет и советской военной классики, объединила их готовыми пропагандистками лозунгами, позаботилась, чтобы в каждом предложении были подлежащее и сказуемое и поменьше запятых, с которыми у меня проблемы в связи с семилетним образованием и подобрала такой набор слов, где точно не могло быть ошибок и получила законных пять баллов в добавление к тем пяти, которые мне презентовал любимый вождь.
Почти всю зиму я провела не выходя за ворота психбольничного забора, работала, учила, писала письма и в промежутках спала.
Однажды, придя, домой после ночного дежурства, я почувствовала себя плохо.
В течении двух часов состояние резко ухудшалось.
Температура доходила до критической, и меня госпитализировали в инфекционную больницу с диагнозом грипп в тяжёлой форме.
Я была в бреду. Это напоминало то, что я испытывала, когда однажды в больнице мне ввели морфий: что-то среднее между тем и этим светом.
Я испугалась, что могу умереть, не испытав многого, что можно испытать.
Теперь, когда я думаю о смерти, то мне просто не хочется уходить,
не хочется оставлять тех, кому, я знаю, будет без меня хуже.
Но, в общем, я готова, так как знаю все, что было и примерно догадываюсь, что будет дальше.
Теперь вопрос идёт о качестве, а не о количестве.
Немного больше, немного меньше...
Хотя, конечно, хочется как можно больше...
Но тогда я испугалась, что все оборвется на самом интересном месте, и решила, что если останусь, то буду жить так, как будто каждый день - последний!
Первым делом, думала я, если останусь на этом свете, то сэкономлю немного денег, куплю билет до Костромы и обратно, и таким образом куплю себе на Новый год несколько счастливых дней.
И когда я выздоровела, то выполнила решение, принятое в бреду.
Эти дни действительно были счастливыми.
Я узнала лучшую сторону студенческой жизни, которая отличалась от замкнутого мирка провинциального города, какими были тогда Черновцы.
Кострома тоже не была центром мировой цивилизации. Но жизнь
в каждом городе и даже деревне имеет свой особый колорит, где кипят свои большие и маленькие страсти.
Чаще всего не имеет значения, какой это город, важнее в какую попадёшь среду.
В студенческую среду я тогда попала впервые и она мне показалась легкой, интересной и весёлой.
Столовая самообслуживания, которая резко отличалась от исторического ресторана на Кобылянской, поразила меня большим количеством девушек и парней, которые обедали вместе и были запанибрата .
Студенты и студентки зубрили, рассказывали анекдоты, веселились и никто особенно не был озабочен замужеством или женитьбой.
Секс еще не отпочковался от любви в отдельное понятие, а входил в любовь как ее составная часть.
После этой поездки все человечество для меня стало делиться на две
части - на тех, кто уже поступил в институт, и на тех, кто, как я ,должен поступать.
В Костроме была настоящая зима.
В новогоднюю ночь мы были на студенческом маскараде, потом катались на саночках с горки, стояли на берегу Волги.
Потом я испытала всё, что так боялась не успеть....и убедилась, что это не такое уж плохое мероприятие.
Правда я не в обиде на зануду- девственницу, которая так долго держала меня в "ежовых рукавицах", не давая насладиться значительно раньше этим "лакомством" . Что позволило мне никогда не отделять любовь от секса и не заниматься ими по отдельности, так как в совокупности они приносят такое состояние счастья, которое я ни с чем сравнить не могу.
Эта неделя в Костроме была как награда .
В бреду иногда приходят бесценные идеи!
Когда прощаешься с жизнью, то яснее видно, что в ней суета, а что важно.
Если думать о жизни и смерти как об одном понятии, то открывается много неожиданного. Много позже, когда я училась на третьем или четвертом курсе института, мы проходили практику по патологической анатомии, т.е. мы присутствовали целую неделю на вскрытии свежих трупов.
Студенты к 3-4 курсу привыкают к трупам и смертям и свободно едят в анатомке пирожки.
Однако лично я свободно воспринимаю трупы физические, но не могу, видя труп, не думать о его судьбе, когда он еще был человеком. Я мысленно возмущалась :"Подумать только, мы жрём пирожки, а для кого-то наступил конец света"!
В ту неделю недостатка в трупах не было, и наш учитель небрежно бросил: "Ну все, пошли висельники!" Оказывается, в этом тоже есть система.
Наступает какой-то период и "клиентами" патанатомической лаборатории становятся в основном вешающиеся.
О причинах, побудивших разных людей к этому, можно было только догадываться.
Одна женщина, например, имела одну грудь, другая была
ампутирована много лет назад. Когда мы вскрыли грудную клетку, то все легкие были поражены метастазами рака.
Возможно, она каким-то образом узнала об этом и решила повеситься, не дожидаясь мучительной смерти.
Как -будто повеситься легче !
Хотя может быть она повесилась совсем по другой причине и совсем не знала, что зря поспешила, так как ей в любом случае уже были отсчитаны дни.
К нам доставили труп мужчины, вероятно, он утром позавтракал, попрощался с женой и отправился на работу . Не исключено, что она попросила его по пути домой купить хлеба, но ему не суждено было вернуться домой......
Он шел по тротуару, как до него и после него шли тысячи. Но именно в тот момент, когда проходил он, с крыши сорвалась решетка и, упав, размозжила ему голову.
Не дойдя до работы, он поступил на стол, где мы практиковались вскрывать трупы.
Для меня это была тяжелая неделя. Я не очень много научилась патологической анатомии, но приняла для себя одно решение . Я надеюсь, что судьба позволит мне сдержать его.
Меня убивала мысль, что смерть для нас стала обыденной. Кто-то принимал страшное решение прервать свою жизнь.
Что испытывал он или она в этот миг?
Кого он оставлял, какая беда довела его до такого отчаяния, чтобы головой в петлю и самому затянуть её, дернувшись всей силой или выбив стул ногой?
А мы спокойно пишем в протоколе, пожирая пирожки: "На трупе белые
поношенные трусики, на правой груди родимое пятно величиной с горошинку,"
Господи! Избавь меня от такого, - сказала я себе.
Никогда! Никогда, что бы ни случилось, я не уйду, пока не придёт мой час.
При самых трагических ситуациях, при самых больших крушениях, всегда остаётся одна возможность: оставить всё и начать сначала.
Даже если узнаёшь, что дни сочтены, то всегда есть что-то такое, что не успел за всю жизнь, чему можно посвятить оставшиеся дни.
И помоги мне Боже, не нарушить этого решения и не пошли мне таких испытаний, способных вызвать желание смерти!
Но неделя практики в патологической лаборатории была значительно позже, сейчас же речь идёт о счастливой неделе в Костроме, по окончании которой, моё желание поступить в институт превратилось в великую мечту.
Я поняла, что если поступлю в институт, то не только буду вместе с Виталием, это значит, что я уеду из ставших вдруг душными Черновиц и перестану быть барышней с главной жизненной целью, ограниченной рамками замужества.
У меня будет другая жизнь и другие цели.
Я твердила себе, что должна выучить всё, что можно выучить!
Мне предстояло научиться решать задачи по физике и химии.
Я, окончившая только семь классов, должна одолеть за несколько месяцев то, что изучается в 8-9-10 классах, продолжая работать в психбольнице, и не помешаться самой.
После работы надо было бороться с усталостью и сном, решать задачи, много учить, писать сочинения и самой их проверять.
Но было и нечто приятное. Письма!......
Поэма о любви в письмах. Господи! С каким нетерпением бегала я каждый день на почту и с каким наслаждением писала ему!
Меня больше не интересовали танцы и не волновали случайные домогатели.
Со мной была моя любовь.
Я должна была поступить в институт!
Мы решили, что я буду поступать в Ленинграде, куда он тоже переведётся в случае моей удачи.
Но всё мероприятие, в условиях Советского Союза, было до идиотизма смелое и практически невыполнимое.
Еврейка с семью классами образования, несколькими рублями в кармане, взяв очередной отпуск в психбольнице, едет поступать в столичный вуз!
Как говорится в одном анекдоте - уделаться можно! Но, как утверждает народная мудрость - риск благородное дело.
Мы разработали в письмах следующий вариант:
Он прибывает в Ленинград на день раньше меня, получает от меня на главпочтамте телеграмму с указанием времени прибытия, встречает меня, мы подаём мои документы в институт и я, как абитуриент, получаю общежитие. Он поселяется в комнате ребят,
( нелегально) помогает мне готовиться к экзаменам по физике и химии.
Я успешно сдаю все экзамены и ОК!!" Дуня в Европе".
Всё было не так.
У меня был билет на 30-е число. Не обратив внимания, что месяц имеет 31 день, я дала телеграмму, что прибуду первого.
Но он, парень с головой, (был тогда) сделал скидку на женскую логику, на мою влюблённость и импульсивность и решил приехать на день раньше и встречать меня два дня подряд.
Когда я, сияющая свалилась с подножки вагона ему на шею, то крайне удивилась, услышав от него первый вопрос: "Какое сегодня число?"
Недовольная, что вместо объятий и поцелуев меня отвлекают посторонними вопросами, я небрежно ответила: "Первое июля!"
Если бы он не был тогда столь дальновидным, мы могли бы разминуться в Ленинграде и неизвестно как повернулись бы события.
Но если бы он был таким же дальновидным последующие 30 лет, то мы бы отмечали сегодня эту круглую дату вместе, как говорят, в кругу семьи.
Однако мы встречаем её не в одном городе, не в одном доме, и даже не в одном государстве, а кроме всего, мы больше не одна семья.
Но тогда он был и дальновидным и влюблённым, и поэтому мы смогли встретиться, даже спутав дату встречи.
Убедившись в этом, мы приступили, наконец, к объятиям, поцелуям и ликованию.
Дальнейшие события ещё больше уклонялись от предполагаемого идеального варианта.
Неясно было где мы будем ночевать. Вопрос о гостинице даже не возникал.
Не обременённые ни багажом, ни деньгами, мы прямо направились в Первый Медицинский.
Я лихо устремилась в приёмную комиссию, а он остался ждать меня в скверике.
После тщательного изучения документов, меня направили прямиком на медицинскую комиссию, где велели раздеться, не оставив даже трусиков, после чего написали своё заключение, ознакомившись с которым в приёмной комиссии, мне вернули мои бумажки и сказали, что я им не подхожу.
Я стояла как столбняком поражённая, и незаметно было, что я собираюсь уходить.
Поэтому мне простым доступным языком дали исчерпывающие разъяснения, что они готовят участковых врачей, для которых важнее всего ноги, чтобы топать по этажам, делая в день по 20-25 визитов к больным на дому.
Голова, конечно, тоже неплохое приложение к ногам, но не столь важное.
Но так как у меня мол с ножками ой-ой, то извините, до свидания, их ждут другие абитуриенты, поэтому просьба не задерживаться.
Когда я появилась в скверике, то первый раз в жизни со мной случилась истерика.
Я столько готовилась, я столько страдала, я так много ждала, я была готова ко многому, но что всё кончится ещё до того как начнётся!?
Это было выше моих сил и выше моего понимания.
Я билась в истерике у него в руках и причитала: "Оставь меня, брось меня, я гадкий утёнок, я никому не нужна, я не хочу жить!!!"
А он нежно гладил меня, обнимал и говорил такие слова, которые я помнила потом все тридцать лет.
Из благодарности, что он пережил вместе со мной этот момент и говорил эти слова я готова была многое ему простить и терпела то, что мне пришлось терпеть тридцать лет.
Он говорил: "Ты самая красивая и самая умная, ты лучше всех. Я тебя люблю и женюсь на тебе независимо от того поступишь ты в институт или нет. Но ты все равно поступишь и мы все равно будем вместе!"
В связи с этими волшебными словами, истерика кончилась довольно быстро и благополучно.
Каждая женщина перенесёт любую беду, был бы только рядом мужчина, готовый уверять, что любит её!
Кроме того, лучший исход непогоды - это гроза.
Она как очищение, после которого снова ярко светит солнце.
Мне бережно вытерли носовым платком слёзы и нос, мы пожевали, захваченные из дома бутерброды и с новыми силами и надеждами направились в Ленинградский Педиатрический.
Оттуда меня отправили по той же причине, после чего я погрузилась в тихое отчаяние.
Дальше мы поплелись во Второй Медицинский Санитарно-Гигиенический институт имени Мечникова.
Виталий развлекал меня деланными бодрыми шуточками, оттягивая время, т.к. это был последний из медицинских институтов в Ленинграде, и больше надеяться было не на что.
В приемную комиссию он зашёл вместе со мной, но меня снова первым делом отправили к медикам. Ему оставалось только ждать у дверей решения нашей судьбы.
Представ перед коллегами в белых халатах, я почувствовала холодный острый скальпель у горла и затравленно ожидала, когда он плавно меня доконает.
Было хорошим предзнаменованием, что на этот раз мне, как залог удачи оставили трусики и не заставили приседать.
Слегка послушали моё громыхающее сердечко, которое каким-то чудом не плюхнулось им на стол и проверили зрение.
Как я уже отмечала раньше, санитарные врачи в Советском Союзе ходили с объёмистыми сумками, проверяли чужую работу и писали протоколы.
Для этого нужно железное сердце, которое никогда не дрогнет, и хорошее зрение.
Меня признали годной!
Но я хотела быть врачом. Я перевелась позже на лечебный факультет и таки делала по 20-25 визитов к больным своими несчастными ножками.
Но в тот момент я ошалела от счастья и как ненормальная выскочила в дверь, прямо к нему в объятия.
Таким трудным оказался путь уже на первом этапе.
Что же будет дальше?
Дальше всё пошло - покатилось...
Я получила общежитие, он нелегально поселился с ребятами и пытался помогать мне готовиться к экзаменам.
Но, Бог мой! Белые ночи в Ленинграде! Любовь после разлуки...
Открытие секса, которым, открыв его, мы занимались во всех укромных уголках Ленинградских парков, рискуя угодить в полицию за нарушение советских нравов, заклеймивших секс, как проявление буржуазной идеологии, чуждой высоконравственному советскому обществу.
Я поняла, что любовь и секс несовместимы с экзаменами и попросила его уехать в Киев, чтобы я могла отключить эмоции и включить мозги.
Тогда, если я справлюсь с этой задачей и сдам экзамены, он вернётся, чтобы перевестись из Костромы в Ленинград и мы, наконец, будем навеки вместе.
Если же я не поступлю, то он приедет, чтобы утешить меня и отправить назад работать в психбольницу, готовиться к следующей попытке и писать ему письма.
Таким образом, он уехал в Киев к родителям, а я осталась решать свою судьбу.
В критические периоды жизни хочется быть наедине с собой.
Когда приходит тяжёлая болезнь или смерть, нужны только сиделки и врачи.
Во время подготовки к экзаменам не нужен никто!
Условия у абитуриентов были неважные.
Не было даже специальной комнаты, где можно было заниматься.
Я учила по ночам в гладилке. Пила кофе, дремала и снова учила.
Я уже писала, как получила пять баллов за сочинение по русскому языку и пять баллов за иностранный язык.
Но для меня существовали ещё две преграды - это задачи по химии и физике.
Я выучила за несколько месяцев учебники, которые в школе проходили в течении трёх лет.
Но не смогла за такой короткий период обрести навыки в решении задач, потому что для этого требуется время и определённая тренировка.
Экзамен по химии прошёл нормально и я получила своих четыре балла.
Осталась физика. Я всю ночь до тошноты решала эти дурацкие задачи, чтобы, придя на экзамен и взяв трясущимися руками билет, убедиться, что готова всё ответить по билету, .......кроме задачи!
Господи! Что же будет, неужели весь этот марафон коту под хвост и опять шпулять уколы психам в ягодицы! (Прости меня, Господи!)
Я с ужасом смотрела на молодого еврея, принимавшего у меня экзамен.
- Ну, что ? - бодреньким голосом спросил он.
- Нормально, - кисло промямлила я, и вдруг, отчаявшись, начала нагло и подробно отвечать всё, что я знала, решив так ему надоесть, чтобы до задачи дело не дошло.
Но не прошло. Юморист - еврей быстро разгадал мои "маленькие хитрости" и велел переходить к задаче.
С идиотски - скорбным выражением на лице я тупо водила карандашом по чистому листу бумаги.
- Да, всё правильно, молодец - забавлялся мой дорогой сородич, лучший из всех экзаменаторов мира и, как бы размышляя, диктовал мне решение задачи, которое я смышлено фиксировала на казённой бумаге, подлежащей хранению.
Хитро улыбаясь, он выставил мне в экзаменационный лист четвёрку.
(" за красивые глаза" - надеялась я, ликуя и прыгая от небывалого счастья, свалившегося на меня.)
Очень надеюсь, что БОГ вознаградил его за такое божественное вмешательство в мою судьбу!
Я, конечно, не уверена, что он был еврей, но он был такой родной и понимающий, что я посчитала его евреем. Подумать только! Это был последний экзамен. И в руках этого человека была наша судьба.
Благодаря стечению стольких обстоятельств и моей беспримерной зубрёжке в ординаторской психбольницы и в гладильной комнате студенческого общежития на Каменном Острове в Ленинграде, в Киев полетела телеграмма: "ПОСТУПИЛА!!!!!!"
Он моментально примчался, и мы приступили к решению второй части программы.
Нам предстояло проделать тур по советским техническим вузам для его перевода из Костромского в Ленинградский институт.
Это оказалось почти невозможным, т.к. в его документах чётко и разборчиво, как клеймо, красовалось: - еврей беспартийный.
А внешность чего стоила!
Такой экземпляр едва ли был кому-то нужен.
Все отставные вояки, заведовавшие отделами кадров, шарахались и,
как будто боясь испачкаться возвращали бумаги, не читая дальше пятой графы.
Наша любовь снова зависла на волоске. Ей грозила платоническая форма на расстоянии Кострома-Ленинград!
Но нам ещё раз повезло.
В одном институте мы попали не в отдел кадров, а непосредственно к ректору - обладателю тяжёлой челюсти с непоколебимыми очертаниями.
Он бегло взглянул на столбик отличных оценок в документах и мрачно зачислил их обладателя на соответствующий курс.