Серое утро

Двигатель заглох минут десять назад.
ПО-2, ночной бомбардировщик, неуверенно раскачиваясь, медленно планировал к земле.
«Бензопровод перебило, наверное, - сказала Ната – до линии фронта дотянуть бы и всё будет хорошо. Правда, Ксюша?»
Но бортстрелок молчала.
Ната обернулась и ничего не увидев в темноте, едва слышно вздохнула.
Снизу ударил прожектор, вспыхнули две осветительные ракеты и тут же по самолёту немцы открыли огонь из автоматов.
Линия фронта.
Самолёт опустился совсем низко.
Стрельба усилилась.
Ната пошарила в подседельной сумке. "Вот точно с такой же клеёнчатой сумкой - подумала она - мама, её маленькую, до войны посылала в магазин за продуктами". Нашла на самом дне лимонку и, открыв плексигласовый фонарь, со всего размаху бросила её вниз.
Видимо, неудачно, граната разорвалась совсем близко.
Самолёт встряхнуло и он, что-то ломая под собой, упал на землю, зарывшись носом и шасси в рыхлый снег.
Озорив всё вокруг, сзади взлетели ещё несколько осветительных ракет.
Стрельба не прекращалась ни на минуту. К автоматным очередям присоединился пулемет.
«Нейтральная полоса. Ну, и чего сидеть, надо как-то выбираться и идти вперёд. Там наши, свои» - подумала Ната.
Привстав, и сбросив фонарь, она, как в воду, головой вперёд нырнула по фюзеляжу вниз. Обдирая кожу ладоней остановилась, зацепившись за какую-то железяку.
Немцы стреляли без остановки.
Кое-как удалось забраться под крыло самолёта.
Правая рука горела, была мокрая и вся какая-то липкая. Кровь.
В добавок ко всему, она совсем не чувствовала ног.
Решила попробовать ползти.
Упираясь локтём левой руки в грязный снег, она подтягивала туловище, затем немного передохнув снова выбрасывала руку вперёд, опять упиралась локтем и снова подтягивалась. И так раз за разом.
Ползти таким образом было неудобно и очень больно.
За полчаса она смогла отползти от самолёта метра на три.
От очередной осветительной ракеты загорелся самолет. Он полыхал, как хороший костёр.
На ней задымился комбинезон. Стала кататься по снегу.
Устала. Затихла. Страшно мутило, хотелось пить и спать.
«Наверно, много крови потеряла» - безразлично подумала она о себе.
Комбинезон продолжал тлеть.
Стрельба затихла.
Впереди, метрах в сорока, проходила траншея, вырытая в полный рост.
Чуть поодаль, в окопчике боевого охранения сидел совсем молоденький солдатик. Стараясь особо не высовываться, он наблюдал за происходящим.
Несколько раз солдатик собирался было перелезть через бруствер и помочь летчице, но что-то его всё время останавливало.
Костер уже догорал, когда к нему в окопчик пробрался младший сержант, командир отделения.
«Ну, чево тут у вас?» - шепотом спросил он.
«Сначала тихо было. Потом, как с неба упадёт, я аж испужался, думал Архангел Чёрный. Потом немец стал стрелять – мотнув головой в сторону горящего самолёта, сказал – самолёт это. Потом из него выскочило. Немец не перестаёт, всё стреляет и стреляет, и ракеты пущает…».
«Баба, кажись, товарищ младший сержант, энтот лётчик» - подумав, продолжил он.
«И где она сейчас?» - спросил младший сержант.
Солдатик не вставая, ткнул пальцем в предрассветную серость.
Самолёт догорел, рядом с ним на серой прогалине чернел труп.
Стрельба прекратилась.
«Дурак ты, Ваня, - с сожалением глядя на солдата, сказал младший сержант – совсем дакладать не умеешь».
Сморкнувшись в ладонь и чему-то матерясь, младший сержант полез обратно в траншею.
Через час рассвело окончательно.
Начинался новый день этой нескончаемой войны.