Собачий сын

  Предупреждал ведь Жора, хозяин  кривоногой шавки - добрых собак не бывает. Они бывают снисходительными. В зависимости от иерархи в стае. Нет, полез целоваться с Пулькой. «Девочка ты моя вислоухая, сарделичка усатая». А она хвать за палец. Если бы просто куснула, вцепилась, словно нильский крокодил. Еле отодрали. Жора сказал, что собаки не выносят оскорблений, предложил водки. Какая водка! Петя Грибов уже десять месяцев не брал в рот спиртного, чем очень гордился. Не разрушать же самоуважение из-за этой хвостатой твари. Вожаком себя возомнила! Взять бы и растереть на ладошке. А пыль по ветру.
   Но так он думал сгоряча. Петя обожал собак, потому что сам был похож на печального, одинокого пса. Поджарого, неухоженного, со слезящимися глазами. Кто на кого похож, тот того и любит.
   Грибов вышел из дома за картошкой, но теперь пришлось изменить маршрут. Заглянул в аптеку. Фасадная витрина была завалена витаминами и презервативами. Между яркими пачками - замысловатый приборчик. «Глюкометр». Количество глюков, что ли в башке измеряет?- озадачился Грибов. Напряг зрачки. Нет, показывает уровень глюкозы в крови. Жаль. Вот бы такой аппаратик, чтобы дурь человеческую показывал. В нашей стране он бы постоянно зашкаливал.
-Чего вам?- недобро взглянула на Петю коренастая провизорша. Ее роговые очки держались на самом кончике носа и приветливости лицу не добавляли.- Настойка боярышника закончилась. 
   Петя засмущался.  Неужели у меня такая пропитая  физиономия! Год не употребляю, чуть меньше. Никакого уважения к человеку. Хотя настойка боярышника.… Да, были времена. Наберешь с приятелями флаконов двадцать, и понеслась душа по закоулкам. Дешево и сердито. В горбачевскую эпоху ветки боярышника можно было изображать на гербе, вместо колосьев.
   Просунул в окошко окровавленный палец.
-Собака покусала. Йоду и пластыря. И что еще у вас там  есть при подобных неприятностях.
   Провизорша дернулась всем телом, будто ее подключили к розетке. Очки свалились на контрацептивны.
-Бегите в травмопункт, немедленно. Собака, возможно, бешенная. Neuroryctes rabid.
Гидрофобия не лечится. 100% смертельный исход.
   И отпрянула от прилавка, словно на лице Грибова появились первые признаки бешеной болезни.
-Зачем же тогда бежать?- ухмыльнулся Петя.- Все равно каюк.- Мысль, что он смертельно болен, почему-то позабавила. Смешно, в самом деле. Много было героических возможностей сыграть в ящик, а скончаюсь от глупого спаниеля с пятого этажа. Так и напишут на могиле: «Помер от покусов собаки Пульки.Neuroryctes rabid». Смешно? Не очень. Хрена вам всем с тертым луком. Сами околевайте. Может, и правда Жорина псина бешеная? Он сам чудной. Намедни перекрыл в подвале горячую воду всему дому. В знак протеста против повышения цен на ЖКХ. От вентиля эмчеэсники отдирали. А пятого дня залез в помойный контейнер и вел оттуда антиправительственную агитацию.  В чем-то Грибов был с ним солидарен, но зачем же переходить к экстремизму. С правительством и так все ясно.
   Надев одноразовые перчатки и марлевую повязку, аптекарша прямо через окошко забинтовала Пете палец.
-Теперь двигай отсюда, горемычный, не оглядываясь.- В ее лице читался испуг напополам с иронией.- Еще покусаешь кого-нибудь. Обожди-ка.- На прилавке появился пузырек со светло-коричневой жидкостью.- Так уж и быть, возьми.
   Петя сжал в кулаке ненужный ему флакон с настойкой боярышника и вдруг оскалил прокуренные, неровные зубы. Нагнулся к стеклянной амбразуре, громко, от души тявкнул.
-Сейчас милицию вызову,- пообещала аптекарша.- Ишь, бешеных собак развелось.
   Октябрьский ветер разгулялся  от души. Мотал, будто прыгалками троллейбусными проводами, носил над землей  мусор, обрывки газет. Грязная бумажка прилепилась к Жориному уху. «Живой труп» - была озаглавлена колонка в какой-то газете. Скомкал обрывок, для чего-то сунул его в карман. Поднял воротник, опустился на лавку. Неужели и в самом деле, конец? Тетка сказала, что бешенство не лечится. А сорок уколов? Для чего же тогда делают по сорок уколов в живот, чтобы перед смертью помучить? Да как не лечится! Не может такого быть. Кажется, уже со СПИДом научились бороться, а тут Neuroryctes rabid какой-то. Будь он не ладен. Ну, а если все же генюк дас аллес, неотвратимый финиш?- допытывался внутренний оппонент. Представить, конечно, трудно и тем не менее! Был Петя Грибов, а вот его уже и нет. И ничего в мире не изменится. Как рос здесь этот корявый тополь, так и будет расти, как писала под него Пулька, так и будет продолжать в том же духе. И Жора не перестанет бегать за пивом в угловую бендешку, и даже Луна не свалится на Землю. Грустно. Отвратительно. Двигай в больницу, дурак, пока не поздно.
   У кабинета травматолога сидели и спорили две бабки. Толстая, как азербайджанская помидорина больная, держала загипсованную ногу на двух перекрещенных костылях. Смачно вытирала уголки губ, чесала под правой грудью.
-Не знаешь, так и помалкивай,- гнусавила она на худую соседку об одном костыле. - А я у санитаров возьми и спроси, когда они Семеновну выносили. Отчего, мол, Семеновна померла? Они и признались - инсульт миокарда.
-Нет такой болезни,- мотала головой худая гражданка. Она тоже почесывалась, но под гипсом на руке. Нога и у нее  была перебинтована, только левая.
-Тебе откудова знать, грамотея!
-Матушка фельдшером практиковала.
   Помидорина затряслась всем телом, под ногой запрыгали костыли.
-Ой, не могу, фельдшером! При Иване Грозном что ли?   
-Нет такой болезни,- упиралась щуплая пациентка,  крепче затягивая узел на головном платке.- Инсульт случается в голове, а  миокард располагается в сердце.
-Грамотея! У тебя, может, и там, а у нормальных людей, где положено,- она покопалась в носу, выдернула волосину.- Раньше таких болезней и не знали. Нет. Бывало, выйдешь утром  Маньку доить, а воздух чистый, звонкий. Хорошо! Попьешь из ручья, на весь день здоровья наберешься. А теперь что, одна гарь кругом. Манька-то от бешенства околела. Собака больная покусала. Силантий Парфенович, председатель наш, и псину ту, и Маньку из ружья прихлопнул. Как я по ней убивалась! На пустыре зарыли.
   Петя вытер рукавом моментально вспотевший лоб. Припал плечом к чахлой пальме в пластмассовой кадке. Язык  зашевелился сам собой: 
-Неужели и теперь бешенство не лечится? В смысле, у людей.
   Знал, что обсуждать эту тему с глупыми бабками бесполезно да  свои болячки никогда не дают покоя.
    Толстуха поглядела  на Грибова, как на старого знакомого.
-Какое там!- переложила она сломанную ногу на пол.
-Наука все же развивается. Новые лекарства, вакцины,- неуверенно сказал Петя.
-Что твоя наука! Только тараканов с лягушками скрещивать. Или людей в железных бочках в космос отправлять. Висят они там, слезьми обливаются - ни покурить, ни выпить.  А вчера по телевизору сказали, что человек похож на земляного червяка. Какие-то там гены  на 99 процентов совпадают. Наука! Сравни меня и червяка. У меня две ноги, а у него одно пузо.
- Не знаю, как насчет генов,- заметила худая,- а сходство действительно есть - и мы и они всю жизнь землю носом роем.   
   Пропустив философское замечание мимо ушей, толстая сощурилась на Петю.
-Вы для чего это, гражданин, интересуетесь? И палец у вас забинтованный. Покусал кто? Не иначе бешенство подхватили. Теперь все бешенные. От врачей толку не жди. Вон в этом кабинете,- она указала костылем на дверь травматолога,- только один умный врач и есть - Моисей Абрамович. А два других - бездари. Но, по правде сказать, и Моисей Абрамович  дурак. Зачем, спрашивает вам гипс, когда кость уже срослась?  Я-то знаю, коль в животе ноет, значит, еще не срослась. А он - рентхен!  Ставь, говорю, а то министру напишу. Поставил.
   Из двери выглянула кучерявая голова в антикварном монокле. Петя сразу понял, что это и есть Моисей Абрамович.
-Будете ругаться, больная,- сказал он,- я вам все конечности загипсую.- Вы с чем, сударь?- обратился врач к Грибову.
   Петя поднял покусанный палец.
-Порезались?
- А…
-Подождите немного.
    Врач выпустил из кабинета мужика, с синим, баклажанным носом, пригласил бабку в платочке. Петя остался в холе наедине с помидориной.
-От врачей толку не жди,- повторила она.- Залечат. А тебя заколют. Так что, милок, лучше сразу завещание пиши. Тебе по - любому пропадать.
   А ведь  старая  перечница права, загрустил Петя. Может, сразу и не заколют до смерти, а возьмут анализы, проверят и разведут руками: ничего не поделаешь, сударь, Neuroryctes rabid. Короче, крышка вам от рояля, с медным тазом в придачу. И что тогда? Грибов отчетливо представил себе  трагический момент врачебного откровения, зажмурился. Стало страшно. Где-то здесь, в коридорах,  пропахших нашатырем и карболкой, прячется его смерть. Уже заточила свою ржавую косу. Ржавую? А коли коса ржавая, чего ее точить-то? И так срежет, не переломится. Запрыгает моя дурная голова по ступенькам, закатится черте куда и никто о ней на следующий день не вспомнит. Разве что Жора запьет по такому удобному случаю и в очередной раз залезет в мусорный бак. Да, не весело, если не сказать, что тоскливо. Был Грибов, и нет. Испарился. Одно мокрое место осталось. Стоп! Это вы обождите. Как это мокрое место - а квартира двухкомнатная, а машина? Кому это все достанется, государству, то есть никому?
  Двухкомнатная жилплощадь перешла  Пете от родителей. Царство им небесное. Автомобиль «Жигули» пятой модели купил сам, когда в смутные постсоветские времена открыл с приятелем Славой кооператив. Бизнес вели незатейливый. Покупали на подмосковной фабрике люстры и за более высокую цену сбывали через хозяйственный магазин, директором которого была Славина родственница. Потом занялись мороженным.  Даже цех в Гуманитарном университете арендовали. Но студенты оказались охочи до мороженного. Сжирали все. Уж и замок на дверях вешали и милицией грозили, ничего не помогало. Приходили утром, а в баках одни крысы. Остатки долизывал Слава: «Мороженное с похмелья - первое средство». Словом, дело развалилось, но на подержанную машину Грибову хватило. И на женитьбу тоже.
   Петя  любил свою Люсеньку. Любил и в тоже время ненавидел. Такое часто бывает. И долгое время Грибов не мог понять, какие чувства в нем преобладают. Любил за доброту, отзывчивость, чистосердечие, непосредственность. Но Люсенька его постоянно «сдавала». Будь то на службе или в быту. Грибов когда-то работал  с женой в одной редакции. Шепнет ей на ушко, что под шумок сваливает домой, а начальство уже в курсе. «Ты сказала?». «Я». «Зачем?!». «Но ведь собирался же». «У-у-у, дура!» Или в магазине схлестнется Петя с наглыми торгашами, Люся всегда на их стороне. Сощурится, зардеется, как медный пятак в жаровне, расплывется в смущенной улыбке и давай наезжать на мужа, будто он недоумок последний. И укорял ее, и ругал, однажды даже кулаком приложился. «Муж и жена - одна сатана. Должна поддерживать, помогать, а ты чуть что - во вражеские окопы. Ты неправа, даже если я был неправ». Скуксится Люсенька от обидных слов, вытрет набежавшие слезы, а потом  все снова-здорово. Еще Петю раздражало, как выбирала благоверная мясные продукты. «А эта колбаска вкусненькая?» «Вку-у-уснейшая,- всегда отвечали продавщицы,- пальчики оближешь». Ну откуда эти бабы с золотыми фиксами знают, что это за колбаса или по утрам от каждого батона откусывают? Даже если и дрянь полная, никогда не сознаются. Нет, каждый раз одно и тоже - «вкусненькая колбаска?». И по телефону трепалась часами. Но если Петя сядет за компьютер, сразу - «мне не хватает с тобой общения» Балансировали чаши весов на грани три года да в один прекрасный день более тяжелые гири перевесили. Петя сам подал на развод.
   Давно стерлись к Люське претензии, забылись обиды. Остались только теплые, благородные чувства. Может, квартиру ей завещать?
   «Двушка»   приватизированная, нужно только толкового риэлтера найти. А если уже поздно, если завтра разобьет паралич? Грибов клацнул зубами. Его вдруг взбесила жирная помидорина. С каким равнодушием посоветовала она ему писать завещание. Тоже мне, оракул.
   Приблизился к бабке, оскалил зубы:
- Бешенство неизлечимо. Сейчас вцеплюсь вам в ухо, вместе на кладбище поедем.
   Бабуля молниеносно выхватила из - под ноги деревянный костыль, замахнулась:
-Пойди прочь, собачий сын.       
   С  радостным повизгиванием Петя выскочил на улицу. От него в разные стороны брызнули воробьи и школьницы в коротких пальтишках.
   Зачем-то купил в палатке сразу три пакета кефира, расположился на кухне. По «ящику» рассказывали о вспышке птичьего гриппа в Орловской области. Достал из холодильника банку маринованных опят, стал закусывать ими кефир. Что же я делаю?- вдруг поймал  себя на мысли. Кажется, точно взбесился.
   Немного полежал, вроде даже вздремнул. Затем принялся листать телефонную книгу.
   «Я вас внимательно слушаю»,- раздался знакомый голос на другом конце провода. Говорят, голоса с возрастом не меняются. Общий тембр, конечно, остается прежним, но новые оттенки появляются обязательно. Так же как и сам человек. Суть его не меняется никогда! Взгляды иное дело. В Люсенькином голосе послышалось что-то жесткое, резкое, чересчур самоуверенное. «Привет». «Здравствуй, Грибов. Как поживаешь?» «Плохо». «Я так и думала». «Отчего же?» «Люди, которые добровольно отказываются от хорошего, счастливыми не становятся». «Пять лет прошло». «Хоть сто. Сам говорил - мы всегда остаемся прежними. Чем обязана?» «Помирать собрался. Думаю, кому добро завещать». «Никому. Продай и пропей, потом застрелись. Будет хоть что на том свете вспомнить».
   Петя встряхнул головой. Да, старое ворошить, будто в свалке копаться. Что-то ценное найти можно, но пахнет дурно. А действительно? Взять и пропить все к чертовой матери! Закатится в Таиланд, снять десяток гетер и прыгать сними неделю по пальмам. Потом сдохнуть в их  липких объятьях.
   Впрочем, эта идея быстро разонравилась. В начале 90-х Петя успел смотаться со Славой в Бангкок. Сгорая от стыда, продали в винной лавке двадцать бутылок водки, и «арендовали» на вырученные средства в ближайшем борделе двух куртизанок. Выбирали издали. В белых кимоно, под мягким светом, дамочки выглядели просто неземными красотками. Пете досталась - косая, Славе - рябая. И не откажешься. Денег-то жаль, а обратно не берут.
   Хрен с ним, с Таиландом, можно и в Латинскую Америку податься.
   В Южной Америке  Грибов не бывал, но почему-то догадывался, что и там ждет засада. Дома русскому человеку жить плохо, а за кордоном еще хуже. А уж помирать-то вообще отвратительно.
   Позвоню-ка я Гальке Берендеевой.
   С Галькой Петя познакомился еще до Люськи. Два года ходил к ней в гости, угощался пирогами с фасолью. Фасоли Грибов терпеть не мог, но Галька, как нарочно, готовила все из бобов - суп, салаты, лобио.  Чем очень гордилась. Отказаться было неудобно. Обидишь человека, никогда не простит. Никто никому никогда  ничего не прощает! Из-за фасоли он и сбежал от Берендеевой. А так, хорошая была девушка, чистая. Правда, глаза, как у кальмара и ножки тоненькие. Но это мелочи. Жила, помнится, с матерью и полуслепой бабкой в убогой квартирке. Вот обрадуется-то.
   Взял телефонную трубку, стукнул себя по лбу - на этот-то раз по-настоящему все происходит? Жаль, глюкометра нет. На всякий случай прикусил мизинец. Здесь я, в обычном измерении.
   Не успел Грибов сказать «здравствуйте», трубка разразилась экспрессивным монологом. Неистовала она голосом Марии Ильиничны, не состоявшейся тещи.
- Ты куда же это, проходимец, делся?!  Лобио жрал, кулебяки жрал, осетрину жрал, и пропал. Хотела на тебя в розыск подавать да Люська, добрая душа, отговорила. А так бы давно тебя в наручниках привели.
   Петя точно помнил, что никакой осетрины он у Берендеевых не «жрал». Но дело вовсе не в рыбе, чего Ильинична собачится, головой страдает?
-Позвольте,- с трудом вклинился он в поток бурной речи.- Кажется, я ничего у вас не украл.
-А невинностьренность моей дочери?
-Сама предложила. Если вы об этом…..Женится я не обещал.  У нас и разговора с Людмилой Марковной об этом не велось.
-Ну-у-у, конечно, теперь с «Людмилой Марковной». А когда детей ей строгал, по отчеству, поди, не называл. Я вот только до тебя доберусь, всю морду расцарапаю.
   За окном сверкнула молния. Посыпал  град с куриное яйцо.  Льдины отскакивали от подоконника, словно шрапнель от танка. Каких еще детей? Наигрались там без меня, понимаешь, а теперь - привет, принимайте. 
-Я… вас не понимаю.   
-Куда уж тебе, кобелю, собачьему сыну. Наблудил и в кусты.
   Одна градина проскочила через открытую форточку, шлепнулась в стакан с кефиром. Забрызгала полстола.
-Извольте объясниться членораздельно.
-В суде тебе все объяснят, проходимец.  Номерок-то телефонный отпечатался, не отвертишься. За все семь лет алименты вычтут. На стройках с гастарбайтерами спать будешь. А коли деньги есть, сам отдай, добровольно. Хочешь, счет пришлю по факсу? Ха-ха. За троих ребятишек с тебя причитается…
   Троих?! Ну, уж дудки. Троих я никак не мог произвести. При мне-то Люська не рожала.
-Подождите,  вы что-то напутали.
-Мне путать нечего, я не путана, ха-ха.- Мария Ильинична смеялась еще более зло, чем говорила.- Через девять месяцев после твоего исчезновения, Люська тройню родила. Все мальчики. На тебя похожи, словно в зеркале отпечатались. Генетической экспертизы проводить не надо. Злое семя у тебя, Грибов, собачье.
   Петя выбросил из треснутого стакана градину, налил кефира, залпом выпил. Повторил. Не может быть! Я герой-отец.  Сколько же им?  Ах, ну да, семь. Да,  припоминаю. Во время последней встречи Люська слопала банку соленых огурцов. Значит, знала и ничего не сказала. Молодец. Все бы бабы так. « Чего молчишь, Грибов?- кричала трубка.- Убытки подсчитываешь? А ты квартиру продай».
   Нажал на красную кнопку телефона. Град все стучал по подоконнику, но Пете казалось, что на кухне повисла гробовая тишина. Жизнь перевернулась одномоментно. Он папаша!
   Вообще-то, Грибов не  любил детей. А тут целая гвардия! Всем троим квартиру завещать? Через пару лет перегрызутся. Люське отписать, а она уж пусть потом сама разбирается? С детишками проблемы возникнут. Нет более меркантильных существ, чем делящие недвижимость родственники. Люська отнеслась ко мне по-человечески, а я ей свинью подложу.
   Выдернул телефонный штепсель из розетки, обхватил голову руками. Есть еще Дашка - молочница. Димка Кудреватый к ней привел. Ну не к ней, просто выпить было негде, вот и завалились в общежитие Молочного завода. Дашка была тоже ничего, покладистая. И упругая, как надувная подушка. Но лимитчица. Любовь с ней крутил Димка. Она его сметаной из рук кормила. А потом вдруг звонок на работу.     « Я без вас не могу, Петр Данилович, ночей не сплю». «А как же Кудреватый?» «В  кудрях запутался.  Приезжайте, у меня сметана свежая». Легковерные мы, мужики! Взял да и поехал на сметанку. Она действительно оказалась вкусной, хотя  и не свежей. Кажется, месяца на полтора  Грибова хватило, потом у него началось несварение желудка. В прямом и переносном смысле. Залег на дно. Дашка трезвонила ему днем и ночью, клялась в вечной любви. Однажды добралась до Главного редактора. Черт знает чего ему наплела. Шеф влетел в отдел, словно его скипидаром полили. «Совсем человеческий облик потерял?!» Петя ошарашено захлопал глазами. «Нечего из себя валаамского инока изображать. Привез девушку в Москву, обесчестил и бросил на произвол судьбы. Она теперь вынуждена на Молочном заводе нищенствовать. Навзрыд плачет».
   Грибов не знал, что и сказать. А Главный неожиданно сменил тон, присел рядом. «Нельзя так с женщинами, они ведь тоже люди. Почти. Дай ей хотя бы денег на обратную дорогу. И пусть катится к чертовой бабушке. Их много, а наши ряды тают».
   Неприятный осадок остался в душе после короткого общения с молочницей. Но теперь все позади и можно рассудить спокойно. Раз билась за него Дашка, значит, был он ей нужен. Не важно для чего. Может только для московской прописки. Теперь же Грибов не нужен никому и ни для чего. И грех так о людях. Вдруг и правда любила его Дашка искренней любовью? Время собирать камни. После общаги отдельная  квартира покажется ей раем. А если замуж вышла и уже имеет свою жилплощадь, тогда, флаг ей в руки. Овес за лошадью не ходит.
   Залез на сайт Молочного завода, выяснил телефон общежития. «Курочкина у вас проживает?» « Куда ей оглашенной деваться. Целую комнату занимает. Звоните по сотовому». «Дайте номер». «Не положено». «Федеральная служба безопасности, генерал Собакин». « Здравствуйте, товарищ генерал. Извините, не узнала».
   Дашка долго соображала кто такой Петя Грибов, а когда, наконец, вспомнила, несказанно обрадовалась.
-Тебя-то мне и не хватало.
-Правда?
-Конечно. Дети есть просят, а зарплата у меня копеечная.
-Чьи дети?
-Наши.
-И много их?
-Двое.
-Мальчики?
-Ну не девочки же.
-Ты уверена?
-В чем?
-Что мальчики от меня.
-Если рассуждать логически…
-Логически не нужно. Нужно честно.
-Вот и Кудреватый так говорил. Все вы мужики - хамы. Так что передать?
-Кому?
-Мальчикам.
-Пусть сметанку кушают. Вероятно, в ней они недостатка не испытывают.
-Этого добра хватает. Им бы мяса.
-Мясо детям вредно. Вырастут, уши шерстью покроются.
   Та-а-ак, откинулся Грибов на стуле, после того как снова выдернул телефон из розетки. Там трое, здесь еще пара. Весело. Конечно, «молочные» братики под вопросом. Недаром Дашка про Кудреватого вспомнила. Сомневается. Что же мне, Димкиным отпрыскам квартиру с машиной дарить? Хотя… мальчики. Мое семя, злое.
   Перепрыгнул через диван, из-за шкафа вынул пыльную записную книжку. Буква «с». Светка Обломова. Набрал с мобильного. Сразу взял быка за рога.
-Сколько у тебя детей?
-Четверо мальчиков,- вздохнула Светка.
-И все мои?
-У тебя запой, Грибов? В твоем возрасте или уже бросают пить, или  умирают.
-Отвечай, когда спрашивают!
-Успокойся, если и твой, то только один. А вот у Машки Селивановой…
-Причем здесь Машка?
-Забыл то 23-е февраля? Меня за шампанским отправили. А сами свет погасили. Завтра годовщина. С наступающим тебя, кстати.
   Да, что-то похожее было. Неудобно получилось. Светка  очень нравилась Пете, но Машка - это же клещ энцефалитный. Не успела подруга за порог,  сразу на шею бросилась. А разве женщине откажешь?  Ни один мужчина в здравом уме не устоит перед красивой самкой, будь он даже без ума влюблен в другую! Закон природы. Борьба за продолжение вида. А устоит, значит, бракованный.
-Короче, называй общую массу.
-Ты своих отпрысков на килограммы меряешь? Тройню принесла.
-Сговорились что ли?! Я же не пес, в самом деле!
-Тебе виднее. А в чем дело-то? К тебе претензий нет. Машка нашла себе какого-то морячка дальнего плавания. Раз в полгода ее и детей видит, но содержит исправно. У меня тоже все, слава богу.
   Волосы у Грибова шевелились. Просто невероятно. Жил себе спокойно, никого не трогал, по крайней мере, в последнее время и тут выясняются удивительные факты. А все собачка кривоногая. Кому теперь наследство оставлять?
   Не отрывая трубки от уха, залез под раковину, нащупал пакет с бутылкой водки. Такой стресс кефиром не снимешь.
  Рассказал Светке все как есть. И про собаку Пульку и Neuroryctes rabid. Та только мычала и вздыхала.
   Грибов давно хотел поменять дверной звонок. Его звук напоминал работающую советскую бормашину. Противное «тз-з-з-з»  впивалось в мозг, отдавалось в пятках. Вот и теперь Петю с ног до головы пронзило острой спицей. Он оторвал лицо от подушки. За окном хмурый день, на подоконнике клюет  снежную крупу ворона. Кого еще черт принес? Наверное, Жора, сегодня же День защитника отечества. Денег просить будет. Босиком пошлепал в прихожую. Тренировочных штанов надевать не стал. Широко распахнул дверь.  И словно молотом по голове. На лестничной площадке куча народу. Знакомого. Впереди Мария Ильинична - несостоявшаяся теща.
-С праздничком,- улыбнулась одними губами она.- Не ждал гостей-то?
   За ее спиной топтались с напряженными лицами: бывшая супружница Люська, Галька Берендеева, Дашка - молочница, Светка Обломова и Машка Селиванова. Словом, все.
-Ну, впускай в дом, смертник, наследство твое смотреть будем. А то помрешь преждевременно, как тогда разберемся. Дети, вперед!
   Откуда-то с лестницы выскочила  орава ребятишек. С гиканьем и визгом стая пролетела мимо застывшего сталагмитом Пети.
  Ильинична подтолкнула его широким плечом.  Грибов отлетел к зеркалу.  Гости разбрелись по квартире, начали деловито осматривать все углы. Кто-то спустил воду в унитазе, включил краны.
-Квартирка маловата,- заглядывала за тумбочку с телевизором мать Гальки,- но с паршивой овцы хоть шерсти клок. Тысяч на двести потянет. Евро. Ежели на всех поделить… Галька, дай ручку и бумагу. Сейчас считать будем.
   Петя позеленел.
-Погодите, граждане, я  еще живой! А ну, пошли все отсюда!
-Не кричи, психиатрическую вызовем,- пообещала Дашка - молочница,-. Сам говорил, тебе одна дорога - на кладбище. Так что не мешай. У него еще машина есть, девочки! «Жигули».
- Себе заберу, за наводку,- сказала Ильинична.- Без меня  бы вы его адрес не узнали.
-Врачебная ошибка, я не болен!
-Почему тогда пена на подбородке?- приблизилась вплотную Светка Обломова.-  Как же, не бешенный. Справку покажи. Предъяви доказательства.
-Папа, папа!- бросилась к Грибову толпа мальчиков.- Ты когда умрешь?
-Скоро,- пообещала за Петю Машка Селиванова.
-И в судорогах биться будет?
-Обязательно.
-Ух, ты! Позыркаем.
    Доказательства?- заскрипел зубами Грибов. Будут вам доказательства. Как был в одних трусах, выскочил из квартиры, кубарем покатился вниз по лестнице, на пятый этаж. Надавил на кнопку звонка. За дверью затявкала  Пулька, послышался недовольный голос Жоры:
-Чего вам не спится, полуночники?
-Утро давно, открывай!
   Защелкали многочисленные замки.
-Ну?
-Пропадаю, Жора, средь бела дня грабят. Справку давай.
-Какую еще справку?
-Что бешенством не страдаете. Ты прививки делал?
-От пьянства кололся.
-Да я не про это. Вы, часом, не носители Neuroryctes rabid?
-Ничего мы не носим. Я накануне в магазин сходил, до вечера хватит. Раз теперь утро.
-Пулька твоя бешеная?
-Бешеная. И ветеринар сказал, когда она его за нос укусила.
-Понимаешь, тут такое дело,- сбавил обороты Петя.- Вчера меня тяпнула твоя псина. Помнишь?
-Нет.
-Не важно. Я подумал, вдруг она бешенная, а гидрофобия не лечится. Раз помирать, нужно кому-то квартиру оставить. Обзвонил своих прежних, а оказалось, что у них  куча детей. Хм, непонятно от кого.  Все скопом явились. 
-Надо же,- хитро заулыбался сосед,- «непонятно от кого». Молодец. Только я здесь причем?
-Справку дай, что твоя Пулька не больная. Пропади она пропадом. Собака здоровая,  значит,  и я  здоровый.
-Так бы сразу и сказал. Сейчас напишу.
-Тьфу! Да не от тебя справка требуется, от ветеринара. Имеется такая?
-Книжка ветеринарная есть. Там число стоит, когда вакцину делали.
-Так, значит, кололи,- облегченно выдохнул Петя.
-Конечно. Я свою Пульку уважаю. Раз в полгода, как положено, вакцинируемся. Только тебе это не поможет.
-Почему?
- Бабы все равно с тебя не слезут. Есть только один выход. Отпиши квартиру на меня. Покажешь им бумагу- все, мол, улетела жилплощадь, до свидания. Гол как сокол и алименты платить нечем. Вмиг отлипнут. А я, как честный человек, завтра бумагу тебе верну.
-Точно! В нотариальную контору нужно бежать.
-Не надо,- жестом остановил Грибова Жора и за трусы втянул  в коридор.- В крайнем подъезде Михал Иваныч живет, нотариус. За 3000 рублей в миг все оформит.- Жора окинул взглядом голого соседа.- Я заплачу, потом вернешь. Тащи паспорт и свидетельство на собственность.
   Когда Петя вернулся в свою квартиру, дамы не повели и бровью, настолько заняты были осмотром. Схватил портфель с документами, штаны, пиджак.
   Через полчаса все было готово.
-Ну, так-с,- потер руки Жора,- пойдем обрадуем твоих гостей.
    Вломился в квартиру первым, по-хозяйски, сразу провозгласил:
-Прошу очистить помещение, иначе милицию вызову.
   Потряс заверенную нотариусом бумагу. Бывшие любовницы и тещи слетелись на документ, как мотыльки на лампочку. 
- Проходимец,- прошипела Люська.
-Леший рогатый,- добавила Светка.
-Собачий сын,- изрекла Мария Ильинична.
-Давайте его с балкона скинем,- предложили детишки.- Нет, лучше в ванной утопим. Хоть посмотрим, как пузыри пускать будет.
   На Петю навалилась страшная усталость.
-Ну, вы тут ругайтесь, а я вздремну.
    Направился в маленькую комнату, развалился на кушетке…
 
  Опять эта адская бормашина. Оторвал тяжелую голову от подушки. Нет, кажется, не звонят. Просто в мозгах зудит. И чего эта гадкая ворона повадилась на подоконнике  всякую пакость клевать? А теперь совсем тихо, будто в банковском сейфе. Тихо и покойно.
   Сполз с кушетки, надел тапочки. Кругом порядок, никакого присутствия посторонних. Приснилось что ли все? Палец забинтован. Пулька кусала, это точно, а остальное…Неужели глюки? Нужно было в аптеке глюкометр купить. Ха-ха.  Значит, никому я не звонил, никто не приезжал. А бумага, заверенная нотариусом? Тоже бред. Определенно бешенством заразился. Хм, есть же способ проверить - в  мобильнике все номера телефонов сохраняются.
   Бросился к трубке. Она не подавала признаков жизни. Поставил на подзарядку. Через некоторое время высветился неизвестный номер. Дашки-молочницы? Светки или Машки Обломовой? Волосы зашевелились. Стоп, без паники. Звонить-то звонил, но нашествия «пришельцев» не было. Конечно! Хватит, пора завязывать с благотворительностью. Даже на смертном одре никому квартиру не отдам. Тоже мне, родственнички. За долгие годы  даже не поинтересовались, жив ли Петр Данилович Грибов. Ильинична,  старая выхухоль,  в розыск хотела подавать. Чего же не подала? Не иголка я в стоге сена. Захотели бы нашли.
   Первым делом к Жоре, потребовать Пулькину ветеринарную книжку. Не имеется, насильно в клинику отвезу. Пусть осмотрят.
   Зачем-то надел костюм с галстуком, начистил ботинки, побрызгался лаком для волос. Под ноги попалась пустая бутылка из-под водки. Отфутболил ее за шкаф. Откуда взялась?
   Жоры дома не оказалось. Опять по двору шляется. Столкнулся с соседом у его любимого помойного контейнера.
-Извини, Петя, за Пульку,- первым начал Жора.- Она хорошая, но стервь редкостная. Как все бабы.
-Чего уж там,- опустил глаза Грибов и так же вежливо продолжил беседу.- Позволь поинтересоваться, твоя собачка не бешенная? Знаешь, не хочется по врачам ходить, уколы,  всякие делать, процедуры.
-Не веришь, могу  ветеринарный паспорт показать. Чиста, как новорожденная.
-Хорошо.  Верю. Значит, будем жить.
-Конечно.
-Тогда пока.
-Всего доброго.
    Окрыленный и счастливый Петя зашагал  в сторону аллеи, в конце которой находился овощной базар,  картошки вчера так и не купил. Уже у ворот его окликнул Жора:
- Чуть не забыл. У тебя  маленькая комната сколько квадратов?
-А-а-а…что?
-Жена шкаф новый на пять секций  присмотрела. Вот думаем, войдет или нет.
   В голову Пети, будто выстрелили из дробовика. Боже мой! Отписал вчера квартиру Жоре и бумаги он теперь, конечно, не вернет! Уже мебель покупает. А мне теперь куда? Один путь, на кладбище.
   Сорвал галстук, ничего не ответив, помчался прочь со двора. Водку из горлышка пил прямо в магазине. Где его носила нелегкая, никто не знает. Вечером, залез в кусты напротив дома. Завыл по-собачьи. «Не человек, собачий сын,- ворчали консьержки.- Надо бы  кипятком ошпарить».
   Откуда-то из мрака появился Жора. Поднял с земли.
-Давай домой отведу.
-Нет у меня дома.
-Как так?
-Подарил квартиру.
-Кому?
-Тебе.
- Разве можно водку в угловом магазине покупать?
-Сам говорил, что жена шкаф уже присмотрела для моей квартиры.
- Мы через неделю в четвертый подъезд переезжаем. Там квартира двухкомнатная в точности как у тебя. Надоело в однушке маяться. Дети помогли.
-Правда?
-Кривда.
-А Михал Иваныча на новоселье пригласишь?
-Какого Михал Иваныча?
-Нотариуса.
-Не знаю я никакого нотариуса.
   Радостный Петя подхватил Пульку, крепко поцеловал в черный нос. Она изловчилась, куснула за ухо. Подумаешь, все равно не бешенная. И это главное.
-У меня детей двадцать штук. Припрутся, со свету сживут.
-С чего взял?
-Звонил бывшим  любезницам. Вот,- Петя протянул соседу сотовый телефон, нажал на кнопку.- По этому номеру.
   Жора устало вздохнул:
-Это  мой номер, чудила. Ты, видно, уже вчера квасить начал.
-Только кефирчик грибами закусывал.
-Если грибочки у метро покупал, не удивительно.
   Точно, даже зажмурился от радости Грибов, подосиновички-то у подземки приобрел! Ну поймаю я эту непромытую товарку, все усы повыдергаю. И Пульке бы тоже усы общипать. Сколько переживаний из-за этой кривоногой шавки. Хотя пусть живет, собаки прекрасные существа, по крайней мере, чужих квартир не требуют.
Нет, господа, живите долго, и никогда не общайтесь с теми, кто вам больше не нужен! Прошлое годится лишь для предупреждения- не делай так больше, опять в яму попадешь.
   Утром на кухне зазвонил телефон. Петя прильнул к трубке мыльной щекой:
-Говорите быстрее, на работу опаздываю.
-Здравствуй, собачий сын,- затрещала мембрана.- Как поживаешь?
   Тембр звука удивительно напоминал голос Марии Ильиничны, несостоявшейся тещи Пети Грибова.