Круг... Нарисованный...

Однажды летом, после весенней свадьбы, Aлька с мужем валялись на диване во дворе бабушкиного дома. Она глядела на бездонное ночное небо, усыпанное звездами. Казалось, нет ничего красивее этих огромных мерцающих бусин, пришитых к темно-синему бархату небосвода. Какие-то из них светились немигающим голубым светом,  другие отливали серебром, третьи срывались и, мелькнув коротким шлейфом, терялись, как будто их и не было. А еще млечный путь… Он развернул свою параллель навстречу далеким мирам, рассыпав огромными горстями какие-то невероятные созвездия... Але казалось, что он подсвечивался изнутри  таким мягким светом, будто на луну набросили почти прозрачную кисею…
И еще летний и прохладно-ночной аромат роз смешивался с запахом персиков, которые изредка срывались и шмякались о землю с усыпанных плодами веток… Звучала яркая узбекская  музыка. Она  то удалялась, то приближалась – это был аккомпанемент колоритной такой азиатской свадьбы.
Когда «идиотская» музыка зазвучала громче, муж стал нервничать, даже злиться. Она не могла понять почему. Пыталась что-то сказать в защиту, но он распалялся, а у нее аргументы стали иссякать. Потом он вскочил и заявил, что усмирит сейчас эту свадьбу, и, как разъяренный тигр помчался  в темноту.  Аля пыталась его остановить, но это было невозможно. Она пошла вслед за ним к калитке, открыла ее. Кромешная темнота улицы дохнула на нее горячим еще асфальтом и придорожной пылью. Ей стало страшно. Глаза наполнились слезами. Не понимая, что происходит, она вернулась на диван, завернулась в простыню, прижалась спиной к стене и, обхватив руками  колени, зарыдала.
В доме никого не было (бабушка куда-то уехала еще вчера). Во дворе дрожали тени от виноградных листьев. Ей показалось, что все пространство наполнилось вязким таким страхом, она даже слышала какое-то дыхание из-за угла дома… Сколько она так просидела, боясь пошевелиться? И только внутреннее чувство говорило ей, что она совершенно не понимает его и не может принять ничего подобного… Ерунда? Глупость? Или что?
  Непонятно,сколько прошло времени, пожалуй не меньше часа. Хлопнула калитка, он вернулся. Аля попыталась поговорить. Тщетно.
 А утром ей захотелось уйти. Совсем... Правда, что же скажут о ней, что подумают? Так нельзя. Она стала себя уговаривать.
- Ну не рос он в детстве с матерью, только с отцом, никто не объяснил, что хорошо, а что нет…
Хоть на самом деле были у него оба родителя, которые никак не могли найти общего языка, а потому жили врозь. Мальчишка же обитал то там, то там, и только после, совсем перебрался к отцу.
 Вот здесь-то стала рождаться в Альке вместо женщины мать… А у него была тогда не то шутка, не то правда такая, которую мог сказать даже при ком-нибудь.
- Вот женился бы на женщине старше себя – любила бы, как мать родная.
А на какие-то ее возражения мог последовать ответ:
- Вот иди и поддерживай огонь в очаге. Звучало это вроде в шутку, но как-то не по-доброму, а иногда и просто унизительно.
И круг замкнулся, нарисованный... Нарисованный примерной девочкой, осознавшей тогда, что она должна с этим справиться, изменить мужа, помочь... Жаль, что не смогла понять тогда, что не в силах она, да и не в праве, никого изменить. Кроме себя. И жить стоит, не изменяя себе.