Всему своё время. рассказ в трёх эпизодах

Отчётливо и ясно я помню наш дом на углу улиц Чкалова(Большая Арнаутская)и
Пушкинской.Двухкомнатную квартиру в коммуналке на третьем этаже,тот снежный день и оконные стёкла,щедро разукрашенные мастером по имени Мороз.
                Зимние каникулы.Отец и мама на работе.Дома я с бабушкой.Она сидит у окна в первой комнате и что-то шьёт или штопает.Я же,во второй комнате,сижу склонившись над столом и пишу в блокноте для рисования.Бумага рыхлая и пористая.Чернила быстро расползаются,доставляя мне большое огорчение,но я не сдаюсь,продолжая увязывать буквы в слова,а слова в предложения.Квартира окунается в звенящую тишину.Тишина эта насторажевает бабушку и она окликает меня:
-Что ты там делаешь!?
-Пишу.Отвечаю я.
-Что пишешь?
-Книгу про войну пишу.
-Книгу?! Опять спрашивает она и тут же появляется в дверном проёме со своим шитьём в руках.
-Книгу,книгу. Утвердительно повторяю я и отрываю лицо от блокнота.
Бабушкина левая бровь взмывает вверх,а уголок рта опускается вниз.Она устремляет свой взор в пространство и говорит то ли обращаясь ко мне, то ли к самой себе:
-Книгу?Это надо уметь делать!
Прошло сорок пять лет и я стал писателем.


                ДЖЕФ ХАЗАН
                02-19-2007Гг.
                Бруклин, Нью Йорк





















                Всему своё время.
                (эпизод второй)

Моя мама - модница и красавица, врямя от времени вспыхивала яростным гневом по поводу тех «ужасов» и«уродств»свирепствовавших в индустрии массовсго пошива. Сама же все эти «кошмары» она избегала при помощи жен моряков дальнего плаванья, людей получающих посылки из -за границы и ателье индивидуального пошива. Иногда случалось, что она обрушивала свой гнев и на мой юношеский гардероб.

 
- Посмотри во что он тебя одевает! Возмущалась она. (Он - это мой отец с которым она была в разводе.) Это всё уже вышло из моды ещё до войны!
             
           И тогда она вела меня в тканевой магазин, где долго и терпеливо перебирала рулоны, мяла углы материй, подносила к свету, переговаривалась с продовцами и наконец остановив свой выбор и купив отрез спрашивала меня: «Тебе нравится?»

Нечто такое было и в тот раз о котором я и хочу сейчас рассказать.
Выйдя из тканевого магазина с двумя отрезами на рубашки мы пошли в пошивочное ателье на улицу Ласточкина(Ланжероновская). Там, за маленьким прилавком, стоял старый, седой еврей-закройщик, больше похожий на профессора философии, чем на портного.Отработаным профессиональным движением он развернул пакет и выкинул его содержимое на прилавок. Затем ,чуть прищурившись, он пощупал отрезы и в знак одобрения склонил голову набок, поинтересовавшись размером и получив нужную информацию,снял с шеи традиционый «сантиметр» все перемерил собственноручно и лишь после этого спросил: « Ну и что это мы будем делать?» Мама быстро заговорила, мешая понятные для меня слова с не понятными,а старик живо стал зарисовывать в свой блокнот. Потом он развернул блокнот к маме и спросил: «Так?» Мама глянула на эскиз, что-то поправила и согласилась. Старик подозвал меня взмахом ладони и стал обмерять своим «сантиметром», внося в блокнот полученные данные. Окончив мерку он выдал квитанцию. Мама уплатила задаток и старик упёршись согнутыми указательными пальцами о края прилавка произнес,глядя
в тёмносинюю тьму осеннего вечера сквозь стекло витрины: «Какая разница сколько? Много-мало… Всё! Честно говорю. Всё отдал бы , что у меня есть. Ну, оставил бы себе пару сорочек на сменку, а так всё, только,что бы мне было как ему!» И он наклоном головы указал в мою сторону. Мама заулыбалась, они перекинулись ещё несколькими словами, мы попрощались и вышли в ноябрь одесской улицы.               
              Тогда смысл слов портного был для меня прост и понятен- старый человек хочет стать опять молодым и отдал бы за это все деньги которые у него есть. Вот и всё.               
               Прошло много, очень много лет и уже давно нет на свете старика- портного,как и нет больше моих родителей да и родная мне Одесса, по слухам и публикациям в прессе, стала совсем другой. Я около двадцати лет живу в Америке у меня взрослые дети, а у них уже есть свои дети и вдруг ,совсем недавно, память вернула меня в далёкий осенний вечер на Ланжероновскую улицу и слова старого закройщика зазвучали для меня, более глубоким смыслом.
               По истине - всему своё время!

                Джеф Хазан.

                26 сентября- 6 октября 2008г.
                Бруклин Нью-Йорк.
               







                Всему своё время.
                (Эпизод третий)

          В нашей коммуналке на третьем этаже ютились четыре семьи.
Когда-то,до революции,якобы,вся квартира принадлежала одной семье,а в наше время в ней было тринадцать,а позже четырнадцать человек.На весь коллектив приходился один туалет,один умывальник,и один электрический счётчик.Если в обыкновеном разговоре никто из взрослых представителей коммуны не позволил бы усомниться в умении производить,безошибочно, все арифметические действия,то во время снятия показаний c электросчётчика и распеделением частей оплаты,каждый раз кто-то ошибался и почему-то только в свою пользу,что образовывало очень не- приятную атмосферу.Ссоры и скандалы вспыхивали чуть-ли не каждый день и поводов к этому было более чем достаточно.Ужасным было каждое утро,так как уход всех членов коммуны на работу и учёбу был сопряжён с посещением туалета, надобность пользовать этот вид коммунальной услуги проявлялся у каждого по разному.Кто-то забегал на минутку,а кто-то злоупотреблял отпущеным ему временем.Переменаясь с ноги на ногу человек стоящий снаружи мог спросить с нервом в голосе:”У вас там совесть есть?!”И получал ответ:”Есть,есть не беспокойтесь“.”Тогда выйдете уже оттуда наконец!”.
“Да?!А что я буду делать со своей совестью?!Вы бы лучше мне не мешали,а вместо того,чтобы стоять над душой пошли б и помыли руки.”
Да!? Отвечали ему-Сейчас я возьму большой разгон и буду мыть руки до туалета,когда все нормальные люди делают это после.
А вы помойте до и после.Уверяю Вас ,что руки Ваши от этого грязнее не станут.
Ругань вспыхивала из-за очерёдности в графике на помывку полов в кухне и коридорах,за места на бельевых верёвках,на которых,постоянно,сохли чьи-то простыни,пододеяльники,наволочки,женские бюстгальтеры,а также трусы обоих полов.Женщины обвиняли друг друга в таких вещах,что сейчас даже неприлично об этом упоминать.
Как-то раз ,выйдя в коридор,я увидел медленно плывущую мне навстречу соседку-физкультурницу,выпускницу пединститута.Её голова была обёрнута в белое махровое полотенце,тело туго обтягивал фиолетовый спортивный костюм,сквозь который выпирали  небольшие,но очень привлекательные груди.В руках она несла большое блюдо накрытое перевёрнутой вверх дном тарелкой, из-под которой вырывались клубы ароматного пара.Эффектно поигрывая упругой попкой она удалялась в глубь тёмного коридора, оставляя за собой шлейф из запаха свежеприготовленной пищи и совершенно нецензурных выражений.Войдя на кухню я застал соседа-прораба в позе памятника.Его левая рука была далеко выброшена в сторону.а оттопыреный указательный палец чуть нервно подрагивал.Он поймал меня бешенством своих голубых глаз и громким тенором трижды изрёк:”Вот!Вот!Вот!”.Потом развернулся на 180 градусов и глядя в сторону кухонного окна произнёс угрожающе:”Ничего,ничего,ещё время изменится и мы посмотрим…!”.После он быстро скрылся за дверкой своего чуланчика,где каждый вечер на электрической плите жарил холостяцкую колбасу и лакомился недорогим сухим вином,которое время от времени привозил из Бессарабии.
За стеной у нас жила семья из трёх человек.Муж-зубной техник,жена-врач рентгенолог и сын-ученик 5-го класса.Жена была высока,худосочна,сутула,а глаза имела большие и водянистые.Нос её неудачно украшала большая костистая горбинка.В конце пятидесятых в лексикон современников вошло словосочетание”пластическая хирургия”и она,как человек стоящий вплотную к медицине, решила испробовать на себе чудотворные свойства этой отрасли.Горбинка на её носу была вдавлена во внутрь чудо-мастерами своего дела.Нос заметно стал длиннее,но зато приобрёл довольно ровную форму.Наша врач-рентгенолог стала появляться на кухне по любой мало мальской причине и очень часто без причины вообще.Она с озабоченым видом сновала от кухонного столика к умывальнику,от умывальника к окну выходившему во двор,а от окна опять к столику,но женщины,постоянно находившиеся на кухне и не разговаривавшие по-доброму друг с другом годами,проявляли удивительную корпоративность.Как только врач-рентгенолог приближалась к одной из соседок, та мгновенно отворачивалась в другую сторону.Дело было весной.Повинуясь законом природы, весну сменило лето,лето уступило место осени,а осень зиме.И вот где-то к концу осени её нос стал”выкидывать коленца”.То есть, с понижением температуры он стал приобретать фиолетовый цвет.Возвращаясь с улицы она была похожа на особу всунувшую свой нос в чернильницу.Через два три часа в условиях тёплого помещения фиолетовость менялась на яркосочную розовость,что его-нос вовсе не украшало.На кухне она стала появляться крайне редко,но и этих нескольких посещений было достаточно,что бы соседки дружно, с прищуром, рассматривали кончик её носа.Позднее она повела себя ещё более странно.В её квартире появилась гитара,конец грифа которой она украсила яркокрасным бантом.Вслед за красным бантом появился учитель танцев и,по всей вероятности,игры на гитаре.И всё бы было ничего,но танцы становились всё темпераментней от чего сотрясались стены не только их квартиры но и нашей.И в один,совершено не прекрасный день, одна из двух терракотовых тарелок с горельефами изображающими сцены великосветской жизни Франции 18-го века,упала и разбилась.Эти тарелки принадлежали моей бабушке.Глядя на осколки,она сложила руки на груди и со слезами на глазах сказала:”Господи и ради этого нужно было пройти через всё…,а теперь даже пожаловаться некому!”
                Муж врача-рентгенолога из кожи лез,что бы быть со всеми в хороших отношениях.Как упоминалось ранее,он был зубным техником и в своей кладовке изготовлял протезы для клиентов,переплавляя золотые монеты царской чеканки.И вся коммуна,без исключения,знала об этом,а действия подобного рода,по законам того времени,были предусмотрены,как минимум двумя статьями уголовного кодекса.
Появляясь на пороге кухни,в неизменой майке-сеточке,он оглядывал ссутулившихся над своими примусами и керогазами женщин которые, время от времени,поворачивали свои головы,выплёвывая обидные замечания в адрес друг друга,поднимал свои тёмнокарие глаза к закопченному кухонному потолку и говорил с мольбой в голосе:”Неужели никогда не придёт время когда все это закончится!?”Затем он быстро скрывался в своей кладовке.Золотые монеты ждали своего мастера.
                - Вообще-то ,лично,я к твоей маме ничего не имею.Твоя бабушка очень тяжёлый человек!
Говорила соседка-медсестра-Но она всё-таки…
Произнося эти слова соседка разворачивала ладонь в сторону потолка и делала и поступательные движения.А твоя мама!!!Это ты меня извини!И она разворачивала ладонь ребром вниз и делала отгоняющие движения.Твой отец-это высокопорядочный человек,уважаемый,ветеран…Но и с ним я не разговариваю и разговаривать не буду.Потому что он поддерживает их,а это неправильно!Конечно, семья-это одно целое,но, всётаки принцип должен стоять выше всего!Изливая мне свою душу она чистила грецкие орехи,так как свято верила,что если каждый день натощак съедать определённое колличество орехов,запивая их тёплым молоком,то морщины на лице никогда не появятся.Колола она эти орехи  перед рассветом,зажимая между дверью и дверной коробкой,за что неоднократно получала проклятия от некоторых членов нашей коммуны.
        Набрав необходимое количество орехов в алюминиевую кружку она повернула лицо в мою сторону и серьёзно спросила:”Ты меня понимаешь?” Я энергично,в знак согласия,опустил голову.Мне было очень приятно,что человек лет на сорок старше меня разговаривает со мной на равных.
              Эти мои с ней добрососедские отношения несколькими годами позже принесли очень хорошие плоды.
                Дело было так.Мать одного из моих товарищей,после того ,как мы с ним в очередной раз вытворили,что-то примечательное,решила удовольствием, полученым от нашей проделки, поделиться с моей матерью.Узнав, где я живу, она пожелала нанести ей визит.Поэтому её появление перед нашей дверью не было для меня очень приятным.Звонила она долго и настойчиво,а я ещё дольше и настойчивее ей не открывал.Тогда она стала стучать и на этот её стук вышла соседка-медсестра.Спросив  в чем дело и величественно выслушав жалобщицу сказала:”Я всё выясню и если он виноват,то ответит за это!”.И тут же перед её носом резко закрыла дверь.Всю эту сцену я наблюдал из глубины нашего тёмного коридора.С освещённой дневным светом лестничной клетки меня не возможно было увидеть, но мне было видно всё.
                Спустя много лет,я уже давно не жил в их коммуне,она совсем старенькая,сгорбленная,в туфельках на высоких каблуках-стопочках,приходила ко мне на работу и я доставал ей дефицитные рыбные консервы по государственной цене-большая редкость для того времни.Эти две три баночки “Шпрот“,”Лосося” или “Сайры” она с достоинством вкладывала в свою сумочку,такие сумочки уже тогда можно было найти только в театральных костюмерных и на складах киностудий,защёлкивала замочек,устраивала ремешок на согнутой в локте руке,смотрела на меня взглядом полным благодарности,чуть склоняла голову и гордо удалялась с видом человека день которого удался.
                В самом начале шестидесятых умерла моя бабушка.Кто-то из соседей,“с доплатой выменялся на большие квадраты”.Мой отец разошелся с моей мамой и ушел в квартиру,предоставленную ему организацией на которую он работал много лет.Кто-то из соседей получил квартиру в новостройках юго-западного массива.Мамин брат после демобилизации из армии вскоре женился и ушел на жилплощадь своей жены.В конце семидесятых моя мама эмигрировала в Америку и ,конечно же ,кто-то из соседей вселился в её комнаты.
                Теперь уже многих из них нет на свете,но тем кто ещё есть,их детям и внукам,где бы они ни были,я от всей души желаю жить в мире и согласии с окружающими.Ведь сказано же” Всему своё время”.
                ДЖЕФ ХАЗАН
                Сентябрь 20-21-22-09г.
                Бруклин Нью-Йорк.