История одного привидения

warning. штучка не дописана. и, кажется, не будет дописана никогда.
вдохновение как-то резко закончилось :( :)
Но идея - мне чем-то до сих пор нравится, хотя и стилизация под (а подо что, собственно, оно стилизовано? я на уровне восприятия звука, что ли, писала этот текст) оказалась для меня довольно утомительной. но... поучительной, скажем :)

   Лето. Жарко. Впрочем, жара меня беспокоит мало. Ледяные струи горного родника стекают по окатанным за многие века камням небольшим прозрачным как слеза ручьем. Чуть выше родника грот, на гроте приделана отвратительная металлическая пластина, гласящая, что это место, видите ли, является памятником, охраняется государством; в общем все, что обычно пишут на подобных табличках там и написано. Пластина пахнет Живыми издалека. Скажу даже так - сначала я чувствую металл пластины, потом родник... Может потому, что с родником я знаком дольше?

    Да. С этим родником я знаком с детства. Мама купала меня в воде принесенной именно из него, ибо считалось, что он прибавляет сил и здоровья младенцам. Ма надеялась, что я вырасту большим и сильным, эх... Не сбылось.

    Не сбылось совсем. И не сбудется. Целую вечность я буду таким, каков я сейчас. И буду вечно ходить по месту, которое обозвано памятником. И вечно будут боятся меня Живые (мда, хоть маленький кусочек мечтаний Мамы сбылся. Я - Сильный, наверное) Или не вечность?

    Тот страшный день я помню особенно четко. Нагрянула в наши спокойные края война. И собралось под стенами Города несметное войско, и встало огромным лагерем Страшно мне было. Очень. Огоньки походных костров мигали насколько хватало взгляда. Не только стража встала на защиту родного Города, но и простые горожане Готовили камни, носили воду для огромных котлов, в которых она кипятилась, и потом, кипящая - выливалась на головы нападавших. Женщины вязали тугие пуки соломы, ее зажженную кидали вниз со стен Города. Мы бы наверное выстояли. Но нашелся в Городе изменник, и открыл он врата Города врагам. Растеклись вражьи воины по всему Городу, как разлив реки по весне. И творили вражины непотребства всякие с женщинами. И убивали детей и седых старцев, никого не щадили.

    Ворвались, наконец, враги и туда, где мы жили. Схватили Папу, уволокли куда-то Маму, а меня посадили под замок в одном из нижних храмовых помещений. Храм в зиндан превратили, ироды.

    Потом, гораздо позже, я узнал, что сталось с моими родителями - отца распяли на воротах внутренней крепости, мать скинули в бездонный колодец. Но это я узнал потом. А пока я, одинокий и несчастный, сидел под замком в Храме. Прошло сколько-то времени и мое вынужденное уединение было нарушено вторжением огромного и страшного человека, одетого не по нашему, и разговаривать по нашему умеющего с трудом.

    Он долго меня расспрашивал о каких-то богатствах, по его словам - несметных. Но я ничего ему не сказал. И не знал по малолетству ничего, а все равно, если б и знал - смолчал бы.

    Долго это страшилище меня расспрашивало - сначала спокойно, даже ласково - потом топоча ногами и брызгая во все стороны слюной. Но от его гнева, мне больше известно не стало, и желания что бы то ни было ему рассказать не прибавилось. Через некоторое время ушел он злой как собака. Позже вернулся, и сказал, что раз мне нечего ему сообщить, то завтра меня казнят, и что родители мои уже мертвы. Тоскливо мне стало от слов таких, заплакал я горькими слезами. Но слезами делу все равно не поможешь. Ночью воззвал я к Богам нашим о помощи И помогли мне Боги наши древние, наделили Силой, выломал я дверь одним ударом вышел наружу, убил стражников, поднялся на верх. Кто-то из воинов мне поперек дороги зайти пытался, но не страшны мне уже их сабли и копья были, а им для того чтоб умереть иногда просто прикосновения моего достаточно было...

    Многих я в ту ночь убил, еще больше убито мною позже было, а гнев не остывает до сих пор. До сих пор прихожу я к местам смерти родителей, к оскверненному храму хожу по останкам Города - и вскипает во мне ярость неуемная, а прошло с того времени уж много веков.

    Таково мое прошлое. Настоящее же мое тоскливо - хожу неприкаяный, иногда Живых пугаю, показываюсь им, иногда отвечаю на их вопросы, иногда даже помогаю им, учу уму-разуму. Кто-то убоявшись меня больше никогда в Городе не появляется, кто-то же наоборот, приходит часто, бывает подолгу, слушает внимательно - тех я даже, наверное, люблю, по своему. Люблю людей, которые в Город подумать приходят, сидит такой человек, никого не трогает, думает о своем, а иногда о вечном. Видоно, что человек делом занят. Праздность не люблю. И тех кто просто так шатается - тоже. Борюсь с такими, пугаю. Не уютно им в Городе быстро становится и уходят они. Правда некоторые из них упрямыми оказываются, уходят, и прихоят на следующий год, потом опять уходят...

    Те кто с делом в Город пришли - всегда довольные уходят, додумали, доделали то что хотели, отдохнули в тиши и спокойствии. Такие люди иногда с собой похожих на себя приводят. Не часто. А жаль. Те кто праздношатается - уходят помятые, с затаенным страхом внутри, с желанием убраться восвояси поскорее.