Алиби

Действующие лица:

КЛАВДИЯ – роковая женщина
КОНСТАНТИН - сотрудник таможни в аэропорту
ВАДИК – дальнобойщик, в прошлом вундеркинд
ШУРА – многодетная мать, трижды замужем
АРКАДИЙ – актер, которого узнают на улице
ВАЛЯ – подружка Аркадия
НИЧЕЙ ГОЛОС – говорит, когда все молчат, появляется из ниоткуда и исчезает в никуда
БАРАБАНЩИКИ НА БОЧКАХ – барабанят без спроса, но по делу

Действие первое и единственное

На сцене декорация чулана в средней школе. В чулане стоит древняя парта. На полках разложено и на стенах развешено разнообразное и разноцветное школьное барахло: старые карты, чучела зверей, череп, колбы, учебники, плакаты и многое другое. Скелет без руки в углу чулана. Ведра, швабры.
В углу сцены, на краю стоят три, расписанные граффити металлические бочки.
Слышна музыка, возбужденные голоса, смех.
За партой сидит Клавдия. Перед ней бутылка виски. Она прихлебывает его из мензурки. Морщится.
КЛАВДИЯ – Нет ничего противней теплого пойла! Хотя, нет. Гораздо хуже, когда выпивка вовсе отсутствует, даже такая.
Появляются Барабанщики. Они начинают отбивать ритм на бочках.
Распахивается дверь. В кладовую буквально врываются Аркадий и Валя. Они двигаются в ритме барабанов, танцуя степ. Аркадий тащит Валю в угол. Прижимает к стене. Целует. Она вяло сопротивляется. Они не видят Клавдию.
Барабаны затихают.
АРКАДИЙ – Ну… Ну, что ты?
ВАЛЯ – Постой! Аркаша! Не надо! Могут войти!
АРКАДИЙ – Что значит, не надо, если мне приспичило? Да и кто сюда войдет?
ВАЛЯ – Но, не здесь же?
АРКАДИЙ – Какая разница?
КЛАВДИЯ – Действительно, какая разница, если ему приспичило?
АРКАДИЙ – Клавка, ты?
КЛАВДИЯ - Не стесняйтесь! Продолжайте свои брачные игры. Можете считать, что меня здесь нет.
АРКАДИЙ – Клавка! Клавка! Сколько зим, сколько лет?
КЛАВДИЯ – А еще вёсен и… Как будет правильно? Осеней?
АРКАДИЙ – Как же я рад тебя видеть! Клавка, это правда, ты? С ума сойти!
КЛАВДИЯ – Что встали? Вон, там на полке мензурки. Берите и присаживайтесь. Выпьем за встречу.
Аркадий берет пару мензурок и вместе с Валей пристраиваются за партой.
КЛАВДИЯ – Аркашка! Может, представишь свою подругу? Я, честно говоря, не приучена пить с незнакомыми людьми, даже такими симпатичными.
АРКАДИЙ – Пить со знакомыми не так интересно.
КЛАВДИЯ – Зато комфортней. Так как, милая девушка, вас величать?
ВАЛЯ – Валя!
КЛАВДИЯ – А я Клавдия!
ВАЛЯ – Между прочим, так звали одного римского императора.
КЛАВДИЯ – Я в курсе. Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик. Четвертый римский император. Но, увы! Мои родители не были столь образованы, как вы, Валентина и, поэтому назвали меня не в честь этого достойного мужа, а в честь безмерно любимой ими певицы, Клавдии Шульженко. Вы о такой, наверное, и не слышали?
ВАЛЯ (поет) -  Синенький скромный платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты говорила, что не забудешь,
Нежных и ласковых встреч…
КЛАВДИЯ (подхватывает) - …Порой ночной, мы повстречались с тобой.
Белые ночи, синий платочек,
Милый желанный родной.
Кончилась зимняя стужа, даль голубая ясна.
Сердце согрето, верится в лето
Солнцем ласкает весна…
АРКАДИЙ – Браво! Так, что? За встречу!
Он берет мензурку. Все чокаются. Пьют. (Гур-Гур)
На сцене из ниоткуда появляется Ничей Голос.
НИЧЕЙ ГОЛОС – Когда-то давно, лет двадцать тому назад, Клавдия была в этой школе старостой десятого «Б». Нынче здесь проходит, редкий по нынешним временам, вечер встречи одноклассников разных лет. Клавдия еще месяц тому назад разослала всем своим одноклассникам приглашения на вечер, всем, кого помнила. И, надеялась, что явятся все или почти все, но пока пришел только Аркадий, прихватив с собой свою подружку, Валентину. Интересно, думала Клавдия, неужели, кроме Аркашки никто не придет? Жаль, если так! Хотелось бы увидеть, какими стали её старые… Старые плохое слово, спохватилась она, скорее старинные друзья?
Ничей голос исчезает в никуда.
Появляются Барабанщики. Они начинают отбивать ритм.
Дверь в чулан распахивается. В ритме степа появляются, Константин, Вадик и Шура. Клавдия и Аркадий встают. Валя остается сидеть. У Константина в руках полные пакеты. У Вадима, переброшенный через руку плащ.
Ритм затихает и Барабанщики уходят.
Раздаются восторженные возгласы. Все обнимаются. Целуются.
ВАДИК – Клавка! Какая же ты молодчина! Открываю почтовый ящик, смотрю, письмо! Не ждал, не гадал! И, нате вам! Администрация школы номер такой-то, приглашает вас, Вадим свет Сергеевич на встречу выпускников. Подпись, Клавдия Тарасова. Честное слово, дни считал!
ШУРА (целуя Клавдию) – Выглядишь на все сто! И прекид у тебя, закачаешься! (Еще раз, целуя Клавдию) Если бы не ты, так бы и померли, ни разу не встретившись!
КОНСТАНТИН – Кто, про что, а ты Шурка, все про «померли»!
ВАДИК – Точно! Кто громче всех орал, «ой, девочки помираю со смеху»? Шурка!
ШУРА – А еще я до смерти боялась контрольных по математике и физике.
АРКАДИЙ – А про опыты на химии забыла?
ШУРА – Как вы все это помните? Чего-нибудь хорошее, тут же из головы вылетает, а всякая ерундовина в голове застревает крепко-накрепко. Да, я не про вас, со мной тоже самое случается.
КОНСТАНТИН – Я смотрю, вы уже празднуете! (Нюхает горлышко бутылки) Согласен! Напиток  вы потребляете не дурственный. (Начинает доставать из пакетов бутылки и свертки) Но и мы, братцы, не лыком шиты. Кое-что и нами припасено.
ШУРА – У тебя припасено, не кое-что, а аж на целую роту! Ребята! Я всего на полчасика заскочила. На вас посмотреть, да и себя любимую показать. У меня же, сами знаете, семеро по лавкам.
КЛАВДИЯ – Откуда нам знать, сколько у тебя по лавкам? Мы же сто лет не виделись!
ШУРА – Ой, это целая эпопея. Будет минутка, расскажу.
АРКАДИЙ – Мы все здесь не до утра собираемся обретаться. Выпьем по чуть-чуть, поболтаем и, разбежимся. Мы, дяденьки и тетеньки уже взрослые, у всех или дела, или как у тебя Шурка, семеро по лавкам. Кстати, (показывает на Валю) прошу любить и жаловать! Мой самый близкий друг! Валентина!
ВАДИК – Очень приятно! Вадим!
КЛАВДИЯ – Вадик! Ты бы, куда-нибудь свой плащ пристроил! Маловероятно, что сию минуту дождь ливанет?
Вадим смотрит, куда бы повесить плащ. Накидывает его на стоящий в углу скелет.
КОНСТАНТИН (о плаще) – Это надо ж, какая удача! Скелетону плащ твой в самую пору! Будто по нему шили. Ну, так, что, поехали?
Он разливает вино по пластиковым стаканам и мензуркам.
ШУРА – Ой, ой! Мне чуть-чуть.
КОНСТАНТИН – Я и так всем понемногу накапал. 
АРКАДИЙ – За встречу!
Все пьют.
ВАДИК – Хорошо-то как!
КЛАВДИЯ – Точно! Будто старые, добрые времена вернулись. Я, между прочим, первый раз это зелье именно здесь, в этом чулане отведала. Аркашка! Помнишь, как это было?
АРКАДИЙ – Вроде припоминаю. Только не помню, по какому поводу?
ШУРА – Ну, ты даешь! Ведь мы тогда по твоей милости пьянствовали. Ну! Вспоминай!
АРКАДИЙ – О чем вспоминать?
КЛАВДИЯ – Ты в этот день на городском конкурсе чтецов-декламаторов первый приз получил и, по этому поводу раскошелился.
ВАДИК – Было! Точно было, в девятом классе. Аркашка притащил какую-то дешевую кислятину. Мы сюда втихаря забрались и в усмерть нализались. Помнишь, Клавдия?
КЛАВДИЯ – Про нализались, не помню. Помню, только, что у меня три дня живот болел после этого банкета.
ШУРА – Аркашка, признавайся! Ты, ведь в нашем классе единственная знаменитость! Звезда большого экрана! Тебя, небось, поклонники и поклонницы, одолели? На улице пристают!
КОНСТАНТИН – Действительно! За одним столом, с самим Аркадием Шмаковым запросто алкоголь потребляем! Кому скажешь, не поверят. Аркашка! Только честно, слава, она, как, бодрит? Призывает к ответственности? А?
АРКАДИЙ – Да, бросьте вы! Какая там слава? За столько лет снялся всего ничего, в нескольких ролях. И роли так себе, почти второстепенные. И говорить о них, да и обо мне тоже, не стоит!
КОНСТАНТИН – Что значит второстепенные? Для кого-то, они может быть и второстепенные, а для нас, твоих школьных товарищей, вовсе не второстепенные. Ты наша гордость! Я когда телик включаю и, твою физиономию лицезрею, впадаю в полнейший и бесповоротный восторг. Это же надо, мой товарищ, который у меня списывал алгебру и, не побоюсь этого слова, геометрию, стал всенародным любимцем и звездой первой величины! Иди ко мне лицедей! Я тебя в сахарные уста облобызаю!
АРКАДИЙ – Брось глумиться! Я что могу и как могу, то и делаю!
КЛАВДИЯ – Ты, Костенька, как я погляжу, нынче больший лицедей, чем Аркашка! Чем тебе его актерство не угодило?
КОНСТАНТИН – А, я против Аркашкиного творчества ничего не имею. И, все, что сказал, истинная правда. Если желаете, перекрещусь? (Крестится) Другое дело, что по ящику круглые сутки крутят. Вот к этому у меня отношение особое.
ШУРА – Тебе, что, больше не о чем поговорить, как о ящике?
ВАДИК – Действительно, Костя, дался тебе этот ящик!
КОНСТАНТИН – Я, вообще, про телик слова не сказал. Чего вы ко мне прицепились?
АРКАДИЙ – Все! Забыли! Давайте, еще по одной! За наших любимых и преданных одноклассниц!
КЛАВДИЯ – Отчего ж, только за одноклассниц, тем более любимых и преданных? Пили б за нас за всех! Тем более, здесь Валентина присутствует, а она не имела счастья быть вашей одноклассницей.
ВАЛЯ – Ничего, ничего! Я тут вроде, как бы с боку, с припеку. Почти случайно. Мимо проходила.
ВАДИК – За любимых женщин!
Все пьют.
АРКАДИЙ – Эх! Сейчас бы гитару!
КЛАВДИЯ – А ты пошарь среди вон того, музейного барахла! Кто знает, может быть, там рояль в кустах завалялся?
АРКАДИЙ – Сомневаюсь!
Аркадий направляется к полкам. Перебирает сложенные кое-как предметы.
ШУРА – Кстати, Вадик! Коль ты о любимых женщинах вспомнил, как у тебя самого на этом фронте?
ВАДИК – Как? Обыкновенно. Женат. Жену зовут Лариса. Что еще?
КЛАВДИЯ – Давай, не скромничай! Рассказывай!
КОНСТАНТИН – Колись, Вадим!
ВАДИК – О, чем рассказывать?
Аркадий приставляет лестницу к полкам, лезет по ней вверх в поисках гитары.
КЛАВДИЯ – Обо всем! Ты же в нашем классе был самым, что ни наесть отличником. Пятерки на тебя так и сыпались! А, после школы пропал. Говорили, чуть ли не за границу укатил учиться и, вдруг узнаю, ты в дальнобойщики подался. Прямо скажу, не поверила! Ты и дальнобойщик?
КОНСТАНТИН – Да, занятный с тобой, Вадик оверкиль приключился!
ВАЛЯ – Оверкиль? А, это, что такое?
КОНСТАНТИН – Никогда не слышали? Это, милая девушка, когда корабль вверх тормашками опрокидывается, а вернее сказать кверху килем.
ВАДИК – Это не про меня! Я вверх тормашками не переворачивался!
КЛАВДИЯ – Тогда не интригуй! Рассказывай все по порядку! Закончили мы школу. Выпускной. И, все такое. А дальше нет тебя! Исчез. Куда? Зачем? А, главное, каким образом ты водилой оказался?
На верхней полке Аркадий под тряпками находит гитару.
АРКАДИЙ – Есть! (Слезает с лестницы) Надо же, и вправду, рояль в кустах! Древняя, но, кажется цела?
ШУРА – Ты пока её настраивать станешь, Вадик о себе расскажет.
Аркадий настраивает гитару.
ВАДИК – После школы поступил на физмат в университете. Отучился, как  положено, даже красный диплом получил. Взяли меня в самое крутое НИИ по моей специальности, через год лабораторию дали. В школе, ты Клава сказала, на меня пятерки сыпались. В первое время в этом НИИ, пятерки, десятки, а то и тысячи на меня посыпались…
КОНСТАНТИН – В рублях или валюте?
ШУРА – Не перебивай!
ВАДИК – Я об оценках! А, что? Предмет свой я назубок знал. И не просто знал, а мог лет на десять вперед заглянуть и, туда свою драгоценную науку двинуть. Засуетился я, ручками, ножками засучил. Не подумайте, не ради денег или славы, мне бы только дело с мертвой точки столкнуть, посмотреть, что там впереди, за горизонтом. Но… В школе все проще было, человечней, что ли? Вот, скажите мне, только без лукавства, кто-нибудь из вас мне завидовал?
КЛАВДИЯ – Не поняла вопроса, чему было завидовать?
ВАДИК – Пятеркам! Учителя, опять же, во мне души не чаяли. Скажите, для меня это важно!
КОНСТАНТИН (громко смеется) – Только без обиды! Ты, что, с ума сошел? Мы, все прямо-таки тебе обзавидовались! Ты, слава Богу, был в классе единственным придурком! Тоже мне, гордость школы!
КЛАВДИЯ – Какой школы? Поднимай выше! Всего района, а то и города! Каждую Олимпиаду по математике выигрывал!
КОНСТАНТИН – Пока мы в футбол гоняли, ты, как Папа Карло пахал! Да, чтобы я, свои молодые, бесценные годочки на твои пятерки променял, на Олимпиады твои гребаные? (Опять смеётся) Да, провалиться мне, если это так, на этом месте!
АРКАДИЙ (продолжая настраивать гитару) – А я, чего греха таить, Вадику завидовал!
КОНСТАНТИН – Ну, ты и мерзавец! Кто бы мог подумать?
АРКАДИЙ – Я, ведь, о чем? Пока мы все футбольный мячик пинали, Вадим науку постигал, учился! Я только потом понял, что на все в жизни, свое индивидуальное время отпущено. Упустил время, мячик погонял, с приятелями по клубам да дискотекам проболтался и, все, время впустую ушло, будто вода в песок!
КОНСТАНТИН – Ну, так про это мы в Священном писании читали! Время разбрасывать камни и время их собирать. Время любить, и время ненавидеть.
АРКАДИЙ – К тому же, время учиться и время отдавать знания! В молодые годы надобно учиться, и не столько ради отметок или сладких пряников и, не из-под палки, а что б головенку пустую знаниями заполнить, да еще маломальской культуркой. В противном случае, она так и останется пустопорожней.
КЛАВДИЯ – Или невежеством загаженной. А завидовал ты чему?
АРКАДИЙ – Усидчивости Вадькиной, целесообразности его. Завидовал, а себя превозмочь не мог! Силенок не хватило. Слаб я был в коленках, в чем, не стыдясь, и признаюсь! Ну, что друзья мои, гитара готова.   
КОНСТАНТИН – Так сбацай, что-нибудь!
АРКАДИЙ – А, как же Вадим? Он же только начал дозволенные речи.
ВАДИК – Ничего, ничего я потом дорасскажу.
АРКАДИЙ – Дамы, а вы не против?
КЛАВДИЯ – Дамы не против. Петь-то ты, что собираешься?
АРКАДИЙ – Романс! Сообразно моменту.
КЛАВДИЯ – Вадим! Будь любезен! Там, на полке свечка. Принеси.
Вадик идет за свечкой. Дает её Клавдии. Клавдия чиркает зажигалкой. Свечка загорается. Константин выключает свет в чулане.
АРКАДИЙ – Пожалуй, и, вправду, так гораздо лучше.
Аркадий устраивается удобней и начинает петь романс, аккомпанируя себе на гитаре.
АРКАДИЙ - Я встретил вас – и всё былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое, время золотое –
И сердцу стало так тепло...

Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенется в нас, –

Так, весь обвеян дуновеньем
Тех лет душевной полноты,
С давно забытым упоеньем
Смотрю на милые черты...
Из ниоткуда появляется Ничей Голос. Романс звучит чуть тише. На его фоне мы слышим Ничей Голос…
АРКАДИЙ - Как после вековой разлуки
Гляжу на вас, как бы во сне, –
И вот – слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне...

Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, –
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..
НИЧЕЙ ГОЛОС – Все слушали романс и мысленно переносились туда, в их уже совсем далекое и невозвратное золотое время. Клавдия думала о своем. О том, как хорошо все-таки получилось, что они собрались, как когда-то в их беспечной юности. В эти минуты она не жалела ни о чем, ни о прошлом, в котором было много всего и хорошего и не слишком. Она не хотела думать и, о своем настоящем. Ей было хорошо здесь и сейчас и это ощущение показалось ей похожим на счастье, которое она никогда не испытала.
Ничей Голос уходит в никуда.
КОНСТАНТИН (включая свет) – Аркашка! Ты молодчина! Ничего не скажешь – артист!
ШУРА – И не просто артист! А с большой буквы! Романс лично меня до самой сердцевины достал. Тебе бы на сцену, с концертами! Не пробовал?
АРКАДИЙ – Спасибо на добром слове! С концертами выступать не приходилось. Пару раз пел на встречах со зрителями. Принимали хорошо. Клав! Ты бы свечку задула! Что ей зазря гореть?
Клавдия задувает сечку.
КЛАВДИЯ – Ты смотри! Талант свой не пропей! Говорят, ваш брат артист водочку, да коньячок без меры потребляет.
АРКАДИЙ – А, куда деваться-то? Бывает, так на съемках ухайдакаешься, что сил ни на что не остается. Единственное средство, что бы в себя придти рюмка – другая.
ВАЛЯ – Аркадий меру знает.
КЛАВДИЯ – Так и, слава Богу! Жалко было бы такой голос и талант потерять!
ШУРА – Вадик! Мне скоро убегать, но, жуть как охота твою историю дослушать.
КОНСТАНТИН – Ты, что-то про зависть говорил? Что там у тебя произошло?
ВАДИМ – Все так банально, обыденно. Не знаю, как у других, а в науке, в порядке вещей, чем лучше, эффективней ты работаешь, тем хуже к тебе относятся.
АРКАДИЙ – В кино точно так же! Если тебе сверху гением не назначили, то особо не развернешься. Чуть высунешься, тут же коллеги твое место укажут. А место твое, как известно, у параши.
ВАДИМ – Вот, вот! Ты правильно заметил, у параши. Короче, руководство НИИ потихоньку-полегоньку начало помещения в аренду сдавать. Под конторы, под склады. Начальство, разумеется, не о науке пеклось, а о собственном кармане. Однажды пришел к нам в лабораторию заместитель директора и приказал сотрудникам и, мне в том числе, все работы свернуть и в бессрочный отпуск отправляться, разумеется, без сохранения содержания. Сам, такой лощенный, здоровье из него так и брызжет. Тоже, между прочим, физик! Кто-нибудь знает, что такое отпуск без сохранения содержания…
КОНСТАНТИН – …Пошли все вон! Вы нам коммерцию мешаете делать!
ВАДИМ – Именно так! И, что примечательно, всюду так. Куда бы, я не совался, со своим красным дипломом и, почти законченной диссертацией, везде одно и то же – вместо лабораторий конторы да склады. Начальники разговаривают вежливо но, в глаза не смотрят. Клянутся, что через пару-тройку месяцев позвонят и пригласят для серьезного и перспективного разговора и, все! Тишина. Безнадега! Проболтался я так пару лет, без толку. Обнищал до крайности. А тут, встречаю своего приятеля Лешку Потапенко. Он на химфаке учился, когда я на физмате. Лешка диссертацию уже защитил, в Англии стажировался. Химик от Бога. Ситуация у него точно такая же, как и у меня, его химия всем до лампочки. Так он оказался проворней меня. Плюнул на науку и в дальнобойщики подался. Лешка мне говорит, ты Вадим перестань дурью маяться, плетью, говорит, обуха не перешибешь, а от голода и тоски запросто сдохнешь. Давай, говорит, ко мне на фуру в сменщики, вторым водителем. Благо права у тебя имеются, а со своим хозяином я вопрос улажу. Только, чур, о науках не слова! У меня, говорит, при слове «химия» рвотный рефлекс образуется. Вот, так, вот!
КЛАВДИЯ – Ты, наверное, сильно переживал? Мучился?
ВАДИК (с улыбкой) – Переживал? Да, ты, что? Ведь, не я её науку бросил, а она меня. А, кроме того, когда мы, вместе с Лешкой начали по стране колесить, я понял, что такое настоящая жизнь! Без интеллигентских соплей и комплексов. Страну посмотрел, людей!
АРКАДИЙ – Про сопли интеллигентские ты бы помолчал! Для наших соплей и слез, утирка имеется, а у каждого кулика свое индивидуальное болото. У меня свое, у тебя тоже свое. Хочешь, ругай его, а не хочешь ругать, хвали!
ВАДИК – За сопли простите! Сгоряча ляпнул. Клавдия спросила, переживал ли я? Нет и, еще раз нет! Но злость меня крепко прихватила. Давеча вы говорили о времени, когда камни собирать следует, когда учиться и когда ненавидеть. Вот, и мое время пришло ненавидеть!
КЛАВДИЯ – Ненавидеть? Мощно сказано!
ВАДИК – Да! Ненавидеть! Бездарей, ненавидеть и дилетантов, которые из всех щелей выползли. Откуда их столько? Почему именно они правят бал?
КОНСТАНТИН – Почему, почему – по кочану! Умники, вроде тебя образованы и воспитаны. Вы к хамству трамвайному не приучены, локотками толкаться не умеете, вам это занятие генетически противопоказано. А те, которые ушлые и нынешних высот достигли, науками и культурой не обременены, они при слове «культура» за пистолет хватаются. Они, таких, как ты и Аркашка лютой ненавистью ненавидят. Спросите почему? Да, потому, что им до вас, с вашими умением и талантами, как до Луны. Вот, и гнобят они умников, чтобы на их фоне идиотами не казаться.
АРКАДИЙ – Доводилось мне несколько раз на всяких мероприятиях выступать. Подобную публику развлекать.
КОНСТАНТИН – На корпоративах?
АРКАДИЙ – Что-то, вроде того! Ну, так вот, насмотрелся на их манеры, на то, как они куражатся! Тошно, честное слово! Ведь, что получается? Если ты, разбогател, не важно, каким образом, потрать хотя бы часть на собственное окультуривание. Стань хотя бы на ступеньку выше, себя прежнего! Ан, нет! Они как считают, что их успех… Нет, не правильно, их деньги должны всем остальным в глаза бросаться! Помню, подошел один такой ко мне на тусовке, деньги сует, спой, говорит мою любимую, а мы с друзьями спляшем! Хотел я ему его деньги в лицо швырнуть, зря удержался! А он, видно, что-то почувствовал, понял, как я его за плебейство презираю, отошел, не стал ко мне приставать. Но на завтра у меня серьезные проблемы начались. Год на съемки не звали. Помнишь, Валентина?
ВАЛЕНТИНА – Да, помню! Мы тогда квартиру снимали. Деньги мгновенно кончились. Пришлось к друзьям на дачу перебраться. Жуть! Зима. Домик летний. Холодрыга. Аркаша воспаление легких подхватил. Еле выходила. До города далеко. Лекарств никаких. Слава Богу, у хозяев просроченные таблетки нашла и банку большую с малиновым вареньем.
АРКАДИЙ – И низкий тебе поклон, Валентина за заботу и ласку твои безмерные! Если б не ты… Да, что говорить, за то я тебя люблю и безмерно уважаю! 
КОНСТАНТИН - Китайцы народ древний и изощренный и ругаются они изощренно, как им и положено. Одно их ругательство даже очень нашему времени соответствует - «Чтобы тебе жить в эпоху перемен!» У нас этих перемен вагон и маленькая тележка. Куда не плюнь, везде реформы или перемены.
КЛАВДИЯ – Вадик! Ты что приумолк? 
ВАДИК – Я слушаю. А, вообще, до сих пор понять не могу, прав ли я, что именно так, а не иначе, юностью своей распорядился. Костя меня придурком обозвал, за то, что я пахал как Папа Карло. Так я понятия не имею, придурок я на самом деле? Да! Именно так! Пахал, когда вы бесились от переполнявших вас молодости и здоровья! Или все-таки, не совсем придурок? И, честно говоря, я вам должен завидовать, а не вы мне!
КОНСТАНТИН – Ты, вот, что! Ты это брось! Тоже мне, шоферюга, а истеришь, как кисейная барышня! Разве ты или кто-либо другой могли знать загодя, как все у тебя или у меня, или у неё в жизни сложится? Ты, что себя винить должен, что история как волчок крутится? То туда, то сюда! Еще вчера нужны были головастые парни вроде тебя, а сегодня головастых задвинули. Вон, Аркашка и он сетовал, что в его лицедействе те же проблемы – чуть высунулся, тут же по темечку получаешь! Зри в корень! Главное, что ты себя настоящего не растерял, не размазал по стенке, в ногах у начальства не валялся и задницы им не облизывал!
КЛАВДИЯ – Браво Костя! Вот это есть самое оно!      
АРКАДИЙ – Братья японцы утверждают, что не бывает ничего страшней, потери лица! Ты, Вадька время возможно и потерял, но личико свое сохранить исхитрился, за что тебе честь и хвала!
ВАЛЯ – Вы уж простите меня, дуреху, но могу ли я вмешаться в ваш, содержательный разговор?
КОНСТАНТИН – Вмешивайтесь, милая девушка! У нас все запросто, по-свойски.
ВАЛЯ – Сижу, слушаю вас и, никак не уразумею, жить, это удовольствие или муки мученические?
АРКАДИЙ – Ну, ты даешь! Вопрос прямо-таки на засыпку.
КЛАВДИЯ – Что за манера перебивать?
ВАЛЯ – Вы все взрослые уже люди, многое повидавшие и, надо предположить, состоявшиеся, а, послушать вас так, все, что лучшее в вашей жизни случилось, случилось в детстве. А дальше? Кончилось детство, юность и начались вечные и бесконечные мучения?
АРКАДИЙ – Валь! Ты не правильно вопрос ставишь!
КОНСТАНТИН – Погоди, Аркашка! Вопрос, как раз правильный, по делу вопрос. Вы, Валентина из чего такой вывод сделали?
ВАЛЯ – Из всего. Из того, о чем вы только что говорили. По-вашему, выходит, талантливые люди никому не нужны? Но, талантливый человек, обязан быть талантливым во всем, а не только в своем деле. Разве не так?
КЛАВДИЯ – Положим, что так! Но, есть одна крошечная, почти невидимая, так сказать закавыка.
ВАДИК – Наша беседа принимает интересный оборот! Это, что ж получается, моя история оказалась хрестоматийной, теперь её школьникам изучать придется? Предмет должен звучать так – «Из грязи в князи, а затем назад в грязи»!
КЛАВДИЯ – Вадик! Ты, прямо-таки мои мысли читаешь. Я, как раз именно об этом хотела выступить. Есть всего одна проблема в нашей взрослой жизни…
КОНСТАНТИН – Всего одна? Ну-ка, ну-ка.
КЛАВДИЯ – Проблем, конечно же, больше. Сколько их не счесть. Только есть одна единственная, которая определяет все остальные. Вадик вроде бы пошутил про «Из грязи в князи» и о том, что эту тему в школе надо изучать? А ведь прав он, на все сто процентов прав! В классе мы, какие предметы осваивали – дважды два четыре, Волга впадает в Каспийское море! А про жизнь, её сложности, её извивы,  характеры людские и многое другое, этого нам, что, знать было не положено?
КОНСТАНТИН – Эк, ты загнула! Что мы тогда во всем этом уразуметь могли? Глупы были по малолетству, да и сложно это для неокрепших извилин.
ВАДИК – А, ведь точно! Знай, я с детства многие истины, которые знать положено, не пришлось бы мне их на бегу осваивать, когда времени в обрез. Действительно! Что я мог знать, о взрослой жизни? В неё меня после школы бросили, как мальчишку посреди реки – плыви, мол, как сможешь, а не сможешь, твоя печаль!
ВАЛЯ – А, родители тогда на что?
АРКАДИЙ – Родители, они поначалу рожают, потом кормят и одевают. Но, что бы кормить и одевать, им работать требуется, а после работы, в себя приходить, очухиваться. Кроме того, они ведь тоже в школу ходили и, те же самые дважды два постигали. Им, старикам нашим, как и нам, никто про жизнь и её удовольствия не преподавал. До всего, они самостоятельно, своим умом доходили. А, уроки не всегда усваивали. Многие, да, что многие, большинство, считают жизнь сложившейся, если денежка капает, если домик на природе имеется, квартирка не в хрущебе и четыре колеса у подъезда. Не в этом же, суть!
ШУРА – А, в чем тогда? (Гур-Гур)
Из ниоткуда появляется Ничей Голос.
НИЧЕЙ ГОЛОС – Валентина слушала Аркадия и понимала, что тот лукавит. Ему тоже, как и всем хотелось иметь и домик с видом на озеро, и машину, но взять их было неоткуда, потому что все деньги уходили на погашение долгов, в которые они залезли, купив маленькую квартиру на окраине города. Она думала, что им опять придется тащиться на автобусе через весь город, потому что такси они не могли себе позволить. Ни такси, ни многого другого. Валентина была не глупой девушкой и, поэтому ни разу, ни одним словом не упрекнула Аркадия, понимая, что после этого, она может навсегда потерять человека, которого безмерно уважает.
Ничей Голос исчезает в никуда.
АРКАДИЙ – Мне, к примеру, мои старики вечно твердили, что я не тем делом занят. По их разумению, я должен был на юрфак поступать. Потом в адвокатуру пристраиваться. Солидно, ничего не скажешь! А, актер, что это такое? Шантрапа! Перекати поле! А, то, что я на своем месте, что кураж на съемках ловлю, живу ролью, жизнями своих персонажей, этого старикам моим, никогда не понять!
КОНСТАНТИН – Если к этому еще и слава прикладывается и, нелюбимые тобой монеты…
АРКАДИЙ – Да, причем тут слава? Слава пыль, туман! Ветерок подул и, нет их, ни пыли, ни тумана! За славой гоняются те, кто не способен большего познать! Для них барабанный бой важнее всего!
ШУРА – Аркашка! Что, по-твоему, большее, чем слава? Я не спорю и не иронизирую, мне действительно интересно.
АРКАДИЙ – По-моему, и я, подчеркиваю, это только мое, персональное мнение! Большее, чем слава, это быть востребованным, а, следовательно, нужным.
ШУРА – Кому нужным?
АРКАДИЙ – В первую очередь, себе любимому! «Возлюби ближнего своего, как самого себя!» Мудрейшие слова! Вот, чему учить и учиться надо в первую очередь! Себя любить! Искренне и в полный рост!
КОНСТАНТИН – Ну, ты сказанул! По-твоему выходит, глядючи в зеркало на себя любимого, следует, лично себе в любви объясняться? Это же явный признак умопомрачения!
КЛАВДИЯ – Дурак, ты Костя! И уши у тебя холодные от дурости твоей!
КОНСТАНТИН – Попрошу на личность не переходить! Я, ведь и ответить могу! Мало не покажется!
КЛАВДИЯ – Не в зеркало требуется смотреть, в душу свою глянуть!
ВАДИК – Если она имеется.
КЛАВДИЯ – Душу свою разглядишь, поймешь её, душу свою полюбишь, тогда и чужие придутся по сердцу!
ШУРА – Ой, Клавка! Как же я тебя обожаю! Ты с первого класса для меня была примером, светом в окошке! Ведь, как ты правильно сказала, надо к своей душе присмотреться, тогда и чужую можно будет понять. Вот, к примеру моя история… Хотя, нет! Давайте, ребятушки собираться! Время уже позднее, я и так лишнее пересидела. Влетит мне по первое число.
ВАДИК – А, как же твоя история? Интересно, ведь!
ШУРА – Я вам её по дороге расскажу.
Все, кроме Клавдии начинают собираться.
КОНСТАНТИ – Что за спешка? Могли бы еще посидеть.
АРКАДИЙ – Нам с Валентиной на другой конец географии пилить. Еще, не известно поймаем такси или придется автобуса дожидаться?
ВАДИМ – Я бы еще посидел, но я как все!
КОНСТАНТИН – У меня машина внизу, мест на всех хватит. Так, что не волнуйтесь, всех без исключения до подъезда доставлю! Я, вот, что предлагаю, давайте напоследок спляшем! Аркашка! Помнишь, чему ты нас перед самым выпускным научил? Потом вся школа обзавидовалась!
Аркадий ногами делает несколько движений в стиле степа.
КОНСТАНТИН – Точно!
Он присоединяется к Аркадию, а за ним все остальные, кроме Клавдии.
Появляются Барабанщики. Они отбивают бешеный ритм.
Все танцуют с криками и молодецким посвистом.
Барабаны затихают. Танец прекращается. Все берут свои вещи.
КОНСТАНТИН – Есть еще порох в пороховницах! Особая тебе, Аркашка благодарность! Я грешным делом временами, сам с собою отплясываю. Ну, так, что, двинулись?
Все направляются к  двери. Клавдия продолжает сидеть.
ВАДИМ – Клав! А, ты, что сидишь? Идем!
КЛАВДИЯ – Я еще немного посижу.
КОНСТАНТИН – Нет! Так дело не пойдет! Что значит, посижу? Идем! Я же обещал всех по домам развезти.
КЛАВДИЯ – Не обращайте на меня внимание! Идите! Счастливо, вам ребята и спасибо, что пришли!
АРКАДИЙ – Это мы тебя должны благодарить. Ты же нас всех собрала.
Шура присаживается к Клавдии. Заглядывает ей в глаза.
ШУРА – Ты, что, не хочешь домой идти? Что случилось?
Все обступают Клавдию.
КЛАВДИЯ – Да, что вы ребята, честное слово, как маленькие? Желает человек один побыть, что в этом такого? Идите! Время позднее. Тебя, Шура, дома заждались.
КОНСТАНТИН – Ну-ка, быстренько, рассказывай, что у тебя стряслось? Из дома выгнали? С кем не бывает? Так мы сейчас всей нашей гоп-компанией к тебе отправимся и извергу твоему морду начистим! Будет знать, как нашу дорогую и, не побоюсь этого слова, любимую Клавдию обижать!
КЛАВДИЯ – Спасибо, Костенька! Но ехать, никуда не надо! Все не так просто!
КОНСТАНТИН – Что значит, не просто? Если желаешь, мы ему и морду бить станем не просто, а максимально усложним процесс воспитания!
АРКАДИЙ – Кость! Ты точно нас развезешь, а то мы с Валюхой на последний автобус опоздаем?
КОНСТАНТИН – Сказал, отвезу, значит отвезу!
АРКАДИЙ (Клавдии) – В таком случае, рассказывай!
КЛАВДИЯ – Идите, ребята! Нечего мне вам рассказать!
АРКАДИЙ – Тем более рассказывай!
ШУРА – Клав! С нами-то чего тебе стесняться? С кем тебе еще поговорить? Не тяни, рассказывай, что у тебя произошло?
Шура присматривается к лицу Клавдии. Протягивает руку к голове. Клавдия отстраняется.
ШУРА – А, это, у тебя что?
КЛАВДИЯ – Ссадина! Сама видишь. На днях сдуру башкой о притолоку треснулась!
Константин смотрит на Клавдию.
КОНСТАНТИН – Сдается мне, что эта притолока больше на кулак похожа! На днях, говоришь? Врешь, ты все! Ссадина свежая!   
КЛАВДИЯ – Ну, хорошо! Сами напросились! Вам, как коротко и ясно или длинно и бестолково?
АРКАДИЙ – Хорошо бы, конечно коротко, но когда бестолково больше обнаруживается подробностей.
КОНСТАНТИН – Что верно, то верно. Давай, как сможешь! Хочешь длинно, хочешь коротко.
КЛАВДИЯ – Познакомилась я со своим благоверным девять лет назад. Не могу сказать, что я сходу в него втрескалась, но интерес у меня к нему был. Еще бы! Молодой, здоровый, не глупый, короче говоря, было к чему приглядеться, да и подумать о некоей перспективе. Кто знает, а вдруг отношения сложатся, во что-то более серьезное? Кстати, Вадик! Он, как и ты на физмате учился, лет за пять до тебя. Встречались около года. Он мне все ближе становился, я все больше и больше к нему привязывалась. Да, забыла сказать, что сам из себя он тоже хорош был. Куда не пойдем, бабы сначала на него зыркают, а потом на меня. В глазах у них злость и зависть, мол, вот, сука, у самой ни рожи, ни кожи, а какого кобеля отхватила! А ему нравилось женское внимание, самолюбие его тешило. Мне бы еще тогда насторожиться, вывод определенный сделать, а я, дура, все больше и больше чувством проникалась, влюбилась в него по-настоящему, что называется, в полный рост влюбилась! Время идет. Стали вместе жить. Я в порядке, он тоже. Как-то так сложилось, что у него дела в гору пошли. С каждым днем все лучше и лучше. Поначалу строительный рынок, пиломатериалы. Ничего не скажешь, работал он конечно на износ. Днями и ночами. Потом магазинчик продуктовый. Еще один. Через год или два мы деньги перестали считать. Честно могу сказать, ни в чем не нуждались. Квартира, машина, не супер, конечно, но и не барахло. Дальше, больше. Супермаркет открыл. Правда, вместе с партнерами. Все, вроде бы нормально развивалось, как и положено. Мужик он был хотя и не семи пядей во лбу но, с напором. И, потом, как сейчас говорят, харизма у него была мощная. Я про баб не говорю, те просто отпадали, но и на мужиков его харизма впечатление производила. Тянулись они к нему как к вожаку. Так в конце концов и случилось, стал он вожаком стаи.
АРКАДИЙ – Здорово ты своего милого живописуешь! Мне такого слышать не доводилось!
КОНСТАНТИН – Мало ли, что тебе слышать не пришлось! Ведь, услышал, наконец.
АРКАДИЙ – Клав! Ты, вот, что! Бросай все свои глупости и садись писать! Все равно, что! Роман, пьесу, сценарий! И пиши теми словами, какими сейчас нам рассказываешь. Здорово у тебя выходит! Я тебе, как профессионал советую.
ШУРА – Может, оставишь её в покое? Она же не кино пересказывает, а жизнь свою бабью! У тебя, Аркашка терпежа не хватает? Обязательно нужно встрянуть?
КЛАВДИЯ – Да, я не в обиде! Роман, говоришь? Так у романа финал должен быть! Хорошо или плохо, но закончить его надо! А, в моем романе финала нет! Хоть, тресни, нет и все!
ВАДИМ – Что дальше-то было!
КЛАВДИЯ – Дальше? (Поет) Все, что было. То, что было, то давным-давно уплыло!.. Дальше, больше! Он стремительно вверх поднимался и, так же стремительно от меня удалялся… (Задумывается) Нет, скорее я от него! Вы всё хотели знать, так, мне стесняться, вроде, как не положено. Потому все вам вываливаю, как на духу! Ночью, однажды проснулась и услышала запах его. Стал он по-другому, ни как прежде пахнуть. Как-то по звериному, что ли? Я еще подумала, вожак так и должен пахнуть, жестокостью, безразличием, безудержным азартом игрока. Вожак, может и должен, а мой мужчина нет!
ШУРА – Ой! Как верно ты сказала! Мы, женщины, супруга своего носом определяем. И, ни тогда, когда от него перегаром несет или, прости Господи, не нашим парфюмом, а тогда, когда он чужим становится, совершенно посторонним. У меня, точно так же с первым муженьком произошло. Не родной запах, а значит и человек чужой. Прохожий! Я тут же с ним порвала, ни минуты не сомневалась, правильно ли я поступаю!
КЛАВДИЯ - Надо было и мне уходить! Убегать, надо было! Но куда? Концы я все обрубила. Мосты в свое время сожгла. Решила, любовь до гроба. Что делать, куда бежать, понятия не имела. 
КОНСТАНТИН – Я, где-то читал, что старик Фрейд, тот, который психов изучал, как-то сказал. Точно не помню, но примерно так – «Я тридцать лет исследовал женскую душу, но до сих пор не могу понять - «Чего хочет женщина?»». Я тоже, как и Фрейд, не уразумею, какого рожна вам надо? Аромат вам наш, видите ли, не угодил! А еще, не дай Бог, не так на вас посмотришь, не с таким выражением на физиономии. Или ляпнешь, что-нибудь сгоряча! И, тут же Шекспир! Страсти-мордасти! Ты же сама говорила, как сыр в масле каталась? Чего еще тебе надо?
АРКАДИЙ – Так, давно известно. Женщина из ничего может сделать три вещи – шляпку, салат и трагедию!
КОНСТАНТИН – Точно!
ШУРА – Мужланы вы неотесанные! Фрейда вспомнили! Он хоть книжки писал, наукой занимался, ему простительно! А вы? В чем вы расписываетесь? В том, что не можете в нас, в женщинах разобраться? Нашу сущность понять? Натуру нашу тонкую? Неучи вы! Такими и помрете, олухами небесными! Стыдоба-то, какая!
(Гур-Гур)
Из неоткуда появляется Ничей Голос.
НИЧЕЙ ГОЛОС – Даже сейчас, рассказывая свою историю, Клавдия не могла признаться самой себе, что сама, своими руками создала своего мужа таким, в кого он со временем превратился. Он, несмотря на свое университетское образование, был действительно, не семи пядей во лбу. И Клавдия, с присущей ей смекалкой и врожденной предприимчивостью, время от времени подсказывала ему, как поступить, каким образом выйти из той или иной ситуации. Её муж, убедившись на опыте в правоте Клавдии, советовался с ней по любому поводу и, преуспевал. Клавдии некого было винить кроме самой себя в том, что, в конце концов, произошло.
Ничей Голос исчезает в никуда.
КОНСТАНТИН – Клавка! Короче говоря, твоя ситуация и выеденного яйца не стоит! Я за твоего муженька не заступаюсь, но особых причин для рыданий не вижу.
АРКАДИЙ – Милые бранятся – только тешатся!
ВАДИМ – Я считаю, вы, ребята, с плеча рубите! Наверняка все не так просто? Клав! Сдается мне, ты не все рассказала? Ты, что-то важное не договариваешь? Он, что, руки распускает?
КОНСТАНТИН – Ладно! Пошли!.. Вадик! Я тебя умоляю, не напрягай ситуацию! Время позднее! Мне, еще по всему городу вас развозить! Поэтому считаю, дискуссию законченной!
ШУРА – У самих, небось, рыльце в пушку, поэтому и сбежать норовите?
АРКАДИЙ – Ты же сама целый вечер твердила – «Мне пора, у меня семеро по лавкам!»
ШУРА – Клав! Если ты сегодня не хочешь домой возвращаться, едем ко мне! Квартира у меня приличная. Место для тебя найдется. Завтра выходной. Я своих в кино спроважу. Посидим. У меня коньячок припасен, с восьмого марта остался. Всласть потреплемся.
КОНСТАНТИН – Все! По дороге договорим! Я вперед пойду! Машину прогрею! Догоняйте!
Он направляется к двери. Оборачивается, уже приоткрыв дверь.
КОНСТАНТИН – Клав! А, как твоего благоверного кличут?  Может, я его знаю?
КЛАВДИЯ – Василием зовут, а по батюшке Петровичем!
КОНСТАНТИН – А фамилия? Фамилия у него, какая?
КЛАВДИЯ – Ермаков!
Константин возвращается от двери. Все отходят от парты, на которой сидит Клавдия. Смотрят на неё.
КОНСТАНТИН – Ермаков, говоришь? Василий Петрович? Знаю такого! Да, лучше бы и не знать! Года три назад приходилось сталкиваться. Я не говорил, ведь я, на таможне служу в аэропорту. Грузы разные на контрабанду проверяю, товары всякие. Все на службе в курсе, меня уговорить на, что-нибудь левое невозможно. Уговаривай, не уговаривай, денег не возьму, сколько бы, не сулили. Так я устроен и, менять свой принцип не собираюсь. Ну, так, вот! Приходит груз. Явно левый! В бумагах написано запчасти, а на поверку комплекты бытовой электроники. В разы дороже. Приезжает один хмырь меня ублажать. Я ни в какую. Другой приезжает. Та же картина – о чем говорить, если груз явная контрабанда? Товар на несколько миллионов подлежит конфискации, с дальнейшей реализацией в пользу государства. Наконец, приезжает он, твой ненаглядный! Правильно! Ермаков! Вэ, Пэ! Вежливо разговаривает, прямо-таки ласково! Печется о промышленности нашей, загнивающей без комплектующих деталей, о народе, который может на улице оказаться, без работы! Денежку мне предлагает и, не маленькую! Это попервоначалу! А когда я  ему на дверь показал, он так же вежливо меня предупредил, служить мне теперь придется, до конца биографии, где-нибудь на самом Крайнем Севере. На таком, что крайней не бывает. Проходит день, другой. Начальство меня к себе призывает. Иду. Поздравляем, говорят, тебя с повышением! Повезло тебе несказанно! Приказом из главного управления ты назначаешься начальником таможенного поста в приморский город Тикси! Это тот, что за Полярным кругом, спрашиваю? А мне так весело отвечают, именно там, дорогой ты наш и всеми уважаемый Константин Тимофеевич, именно там, на южном берегу Ледовитого океана! Вы и представить себе не можете, сколько я сил и здоровья потратил, что бы этот приказ отменили! Отменили его, все-таки. Только в управлении мне объяснили, что второго такого приказа, о моем повышении по службе, ждать мне до пенсии не придется и, что из списков на счастье меня вычеркнули навсегда.
ВАДИМ – Василий Петрович Ермаков? Помните, я вам рассказывал, как моя карьера физика-энтузиаста приказала долго жить?
АРКАДИЙ – Неужели, тот хлыщ, который твою лабораторию прикрыл, Клавин муженек?
ВАДИК – Он самый! Замдиректора НИИ. Если бы не Лешка Потапенко, который меня в дальнобойщики пристроил, конец бы мне наступил! Этот момент, я до конца жизни помнить буду, когда Василий Петрович в лабораторию заскочил, что бы сообщить нам «радостную» новость, что все мы должны расслабиться и больше не думать о проблемах науки.
АРКАДИЙ – Это ж надо! Нет, такого совпадения не бывает! Клав! Слышишь? У тебя не муж, а какой-то злой гений!
КЛАВДИЯ – Я, честное слово, не знала!
КОНСТАНТИН – Не знала? Сомневаюсь! Муж, как говорят, и жена - одна сатана! Ведь, что-то ты знала? Не могла же не знать?
КЛАВДИЯ – Конечно знала! Отпираться, а тем более оправдываться не стану! Но, про вас, первый раз слышу!
АРКАДИЙ – Так, послушай еще! И, я о Василия Петровича, как об булыжник  споткнулся. Рухнул и едва поднялся! Ведь, это он, именно он, на том злосчастном банкете мне деньги совал! Я рассказывал вам, что после этого произошло, когда я отказался! Ты, Вадька его до конца жизни помнить желаешь, а я хотел бы забыть, да не могу! Он мне в бреду мерещился, когда я на даче с температурой за сорок валялся. Я от него отползаю, а он за мной с деньгами своими идет погаными. Спой, говорит и, спляши нам на потеху!
У Аркадия в глазах слезы.
ВАЛЯ – Аркаша! Не волнуйся ты так! Ты же знаешь…
АРКАДИЙ – Знаю, что ты скажешь! Мне лишний раз волноваться вредно, после той болячки сердчишко пошаливает. Так я, от чего психую? Мне тебя бесконечно жалко! Сколько ты со мной натерпелась и, ради чего? Что бы на автобусе со мной по городу кататься? У тебя лишнего платья нет, лишних башмаков! Бьешься со мной, с бездарью, как рыба об лед! Ты молодая, красивая, зачем тебе все это?
КОНСТАНТИН – Напрасно ты, Аркашка нервы свои рвешь! Поберег бы себя! Мы еще не древние старцы, чтобы концы в одночасье отдать!
КЛАВДИЯ – Прости, Аркаша! Я ведь, ни сном и ни духом…
АРКАДИЙ – Ты-то тут причем? Хотя, дело хозяйское! Если за собой вину знаешь, ну, что ж тогда, Бог простит!
ВАДИК – Выходит, действительно, не готовы мы были к взрослой жизни, ни обучены с ней обращаться! Об одного и того же мерзавца все споткнулись! Прямо мистика какая-то!
КОНСТАНТИН – Мистика, не мистика, а ты, Вадька прав! Слабы мы в коленках, оказались и, тут уж ничего не попишешь! Можно, конечно тумана напустить. Мол, не мы виноваты, как я давеча ляпнул про историю, будто она как волчок крутится и, мы все вместе с этим волчком вертимся. Куда он туда и мы! Чушь, это все! На то мы и человечками обзываемся, чтобы не история нами вертела, а мы ею! В противном случае, такие, как Ермаков Клавкин историю будут курочить по их разумению, а мы на южном берегу Ледовитого океана загорать!
АРКАДИЙ – Одна радость! Не все об Василия Петровича споткнулись! Вон, Шурку нашу, сея печаль миновала. Семеро по лавкам, да приличная квартирка, прямо завидки берут! Ведь, так, Шура?
ШУРА – Погоди радоваться и завидовать!
КЛАВДИЯ – И ты?
КОНСТАНТИН – Быть того не может?
ШУРА – Может! И, еще, как может! Помнишь, Костя в десятом классе ты ко мне неровно дышал?
КОНСТАНТИН – Не то, чтобы…
ШУРА – Бегал, бегал за мной, не отпирайся! То в кино позовешь, то на танцульки. А я все отказывалась – дела у меня мол, то, да, се. Ну, так, вот, влюбилась я тогда, до умопомрачения в студента с третьего курса физмата…
КЛАВДИЯ – В моего Ермакова?
ШУРА – В него, в него незабвенного! Но, ты-то его в то время не знала! И был он тогда не твой! Или, постой! Знала?
КЛАВДИЯ – Откуда?
ШУРА – Хорошо! Ну, так вот, пролюбили мы друг дружку месяцев пять, а потом… Той весной я месяц пропустила. Может, кто помнит? Нет? Ну, да ладно! Короче, залетела я! Сколько мне тогда было? Шестнадцать! Представляете, как мои предки на все это посмотрели и как со мной они разбирались? Моей матери тогда, столько же лет было, как и мне сейчас и, могу себе представить, что она пережила! Поболи моего! Я девчонка сопливая, здоровая, как лошадь ломовая. Мне, что, а, вот ей каково пришлось? Да и отец, после этого года четыре меня в упор не видел! Не уважал за тупость мою безразмерную! Короче, из доверия я у них вышла! После аборта осложнения начались. Доктора мне так прямо и сказали – дура ты набитая! Поторопилась ты со своей дурацкой и преждевременной любовью и, детей собственных ты теперь иметь не сможешь. Поскольку организм твой нарушен и детородность тебе с этого момента противопоказана. А любовничик мой, Васенька Ермаков, как о беременности узнал, так за горизонтом и скрылся, ни разу меня в больнице не навестив. Больше я его никогда и не видела. Разве что по телевизору, как он свой новый универмаг открывает.
КЛАВДИЯ – Козел!
ШУРА – Ты не думай, Клава! Я на него, а уж, тем более на тебя не в обиде. Сама во всем виновата и жизненная философия или образованность тут не причем! Что с шестнадцатилетней девчонки взять? Гормоны играют, все в диковинку! В первый раз мужика попробовала. Гордилась даже этим. Да и было чем! Я ведь первой в нашем классе теткой стала. Остальные вроде девчонки сопливые, а я уже взрослая и, мне все нипочем! Мать и отца, действительно, жалко! Им я жизнь подпортила и, еще как! Эта чаша их не миновала!
АРКАДИЙ – А, как же твои «семеро по лавкам»? Если ты детей не могла иметь?
ШУРА – Чем ты слушаешь? Своих не могла! О чем, конечно же, жалею! Детей люблю до умопомрачения! У меня их трое!
КОНСТАНТИН – Да, друзья мои! Ну и вечерок нам выпал! Встреча, так встреча! Лучше бы, конечно, без неё обойтись! Меньше знаешь – крепче спишь! Спасибо тебе, Клавдия за приглашение, да и за мужичка твоего, низкий тебе поклон!
ВАДИК – Что ни говори, а личность он серьезная! Такому количеству народа жизнь испоганить, это ж исхитриться надо! Жаль мне тебя, Клава! Не знаю, как, не знаю чем, но и тебя их превосходительство достанет!
АРКАДИЙ – И мало тебе тогда не покажется! Поймешь, каково нам пришлось! Не раз и не два слезами умоешься!
ВАЛЯ – Не прав, ты Аркаша!
АРКАДИЙ – Что значит, не прав?
ВАЛЯ – Не прав и, все тут! И, все вы не правы, что Клавдию вините!
КОНСТАНТИН – Это ж надо?
ВАЛЯ – Вы же сами разговор завели, что в школе вас жизни не научили! Разве не так?
АРКАДИЙ – Положим, что так!
ВАЛЯ – Вы все вместе учились. Одновременно школу закончили. Так и Клавдия вместе с вами. И она, точно так же, как и вы, о взрослой жизни представления не имела.
КЛАВДИЯ – Спасибо конечно, Валентина! Но, я уж как-нибудь сама за себя отвечу. Понимаете…
В этот момент замигал и, вдруг погас свет. В чулане стало темно.
КОНСТАНТИН – Что это такое?
АРКАДИЙ – Администрация балуется! Намекает, что пора на выход.
ШУРА – Безобразие! В темноте, ведь можно ноги переломать!
ВАДИК – Клав! У тебя вроде под рукой свечка была?
КЛАВДИЯ – Сейчас зажгу!
Клавдия несколько раз чиркает зажигалкой. Зажигает свечку. Когда свеча загорается, видно, что в чулане никого кроме Клавдии нет. Она сидит за партой. Перед ней все та же бутылка виски. Она пьет из мензурки. На скелете без руки, остался висеть кем-то забытый плащ.
Из ниоткуда появляется Ничей Голос.
НИЧЕЙ ГОЛОС – Клавдия сидела в чулане одна. Она не посылала приглашения своим одноклассникам, потому что посылать их было некому. Константин служил на таможенном пункте, где-то далеко, далеко на востоке, у Тихого океана. Она давно потеряла из виду Аркадия, который давно не снимался и работал в каком-то заштатном театре. Вадим десять лет назад умер, так и не став дальнобойщиком. Шура, третий раз, выскочив замуж, укатила с мужем и с детьми в Аргентину, где, вероятней всего, была вполне счастлива. Клавдия сидела и размышляла о том, как все хорошо и удачно сложилось. Накануне вечером, а если точнее, в девятнадцать часов, восемнадцать минут, она, тремя выстрелами в упор из пистолета застрелила своего мужа Василия Петровича Ермакова. Она знала, что её ищут по всему городу и обязательно найдут, но ей нечего было опасаться. Ведь у неё имелось АЛИБИ! Она провела весь вечер здесь, на встрече одноклассников со своими самыми близкими людьми, с друзьями, которых она знала с детства!
КЛАВДИЯ - Нет ничего противней теплого пойла! Хотя, нет. Гораздо хуже, когда выпивка вовсе отсутствует, даже такая.
Появляются Барабанщики. Они начинают отбивать ритм на бочках.
С криками и удалым посвистом на сцене появляются все персонажи пьесы. Все с азартом танцуют степ.

ЗАНАВЕС

© Валерий Яковлев

7 марта 2010 г.