Ночь Степана Куролесова

Степан Куролесов, невысокий плешивый мужичок с сухим испитым лицом, поставил чайник на плиту, достал из пачки сигарету и закурил. Взгляд его пустых серых глаз устремился на грязный кухонный стол в поясках пепельницы, и, не найдя ее там, тупо уставился в окно, за которым, по причине наступившего вечера, царила непроглядная темнота. В голове у Степана хороводом кружили невеселые мысли, неустанно преследующие его в последнее время.
- Тяжело жить стало, - пробормотал Степан, выпуская изо рта облако едкого дыма.
Дым поднимался вверх, растекаясь по потолку, постепенно заполняя собой всю кухню. Вдруг     Куролесова посетило тревожное чувство, что он что-то забыл, что-то очень важное. Степан нахмурился, и тут же вздрогнул от возникшей в голове догадки. Он же обещал… Обещал ей ни когда не курить дома… ЧЕРТ, СЕГОДНЯ ЖЕ ЕЕ ДЕНЬ…  Степан судорожно открыл кран и сунул под струю сигарету.
- Прости, дорогая, - он швырнул мокрый окурок в мусорное ведро и пошел на балкон докуривать новую.
Кое-как раздвинув балконный хлам, Степан уселся посередине на хромую на одну ножку табуретку и вновь задымил.
- Вот так-то, Коля… - вздохнул он, а из его правого глаза по щеке потекла слеза.
В минуты подобного отчаяния, Степан всегда обращался к Коле, своему покойному другу. В бога Куролесов ни когда не верил, его ему сейчас заменял Коля Иванов, отравившейся насмерть в прошлом году паленой водкой, и оставивший тем самым Степана без верного товарища, с которым можно было бы поделиться переживаниями в трудную минуту.
- День-то какой сегодня, Коля… - Степан ни когда не заканчивал свои фразы, когда разговаривал с Ивановым, полагая, что покойник и так прочтет его мысли, а начало, сказанное вслух, должно было лишь привлечь его внимание. – Помнишь ее? Хорошая она у меня была… - Степан почесал небритый подбородок и откашлялся, - любила меня… Ее день сегодня… День ее рождения…
На улице возле подъезда пили пиво два пацана. До Куролесова долетали обрывки их разговора:
- Нет, сейчас на работу, вот так просто, *** кто возьмет, опыт нужен. Надо идти устраиваться в какую-нибудь контору. Хуй с ним, что за копейки, за то потом заебись можно устроиться с опытом-то.
- Да ну, я **** за копейки горбатиться, мне и так нормально.
- Чего тебе нормально? Это ты пока учишься, тебе бабки родаки дают, а потом все, ****ец, самому надо!
- Вот тогда и буду думать.
- Сейчас надо думать! Ик, бля, заебала икота.
Небо потихоньку затягивало грозовыми черными тучами. Свежий весенний ветер-предвестник ливня, ворвался на балкон. Степан вздрогнул и потушил сигарету. На кухне уже вовсю свистел, закипевший  чайник…
    Подъезд. Тусклый свет лампочки падает на мрачные, исписанные бог знает чем, стены, облупившиеся погнутые перилла вместе с заплеванной серой лестницей, уходят в темноту первого этажа, ветер врывается в разбитое подъездное окошко. Степан, стараясь не шуметь, крадется вниз, щурясь и напрягая слух, прислушиваясь к всевозможным шорохам, пытаясь понять, стоит ли кто-нибудь там внизу в темноте. ОНА НЕ УСЛЫШАЛА ИХ… НЕ СМОГЛА ДОГАДАТЬСЯ…ЕЕ ДЕНЬ СЕГОДНЯ… Убедившись, что никого нет, Степан спускается на первый этаж, а там уже на ощупь в кромешной тьме пробирается к двери на улицу.
   Пацаны, пьющие пиво возле подъезда, замолкают, при его появлении, и настороженно разглядывают Куролесова.
- Зем, закурить есть?
- Д-да, - безуспешно подавляя в себе чувство тревоги, робко произносит Степан, - вот, держите, - стараясь не смотреть в их лица, он протягивает им пачку «Святого».
- Бля, Святой, - морщится пацан, - а получше ни чего нет?
- Н-нет… - сложенный перочинный нож, средство обороны, выпирает из кармана его потертой куртки, Степан кладет на него руку.
- Ладно, *** с ним, пойдет и Святой.
  А У НЕЕ ТОЖЕ ЧТО-ТО СПРОСИЛИ? ИЛИ СРАЗУ… СУКИ… Опустив голову, Куролесов шагает прочь от них. Фонари во дворе дома не горят, лунный свет, иногда пробиваясь из-за туч, отбрасывает на асфальт причудливые тени. Несмотря на темноту, жизнь на улице бьет ключом. То и дело раздаются пьяные вопли, взрывы смеха и звон бьющихся бутылок. Все это смешивается с воем авто сигнализации. Поминутно вздрагивая и оглядываясь, Степан, наконец, выходит на освещенную улицу. Впереди ночной магазин, окруженный припаркованными машинами, везде куча народу, все пьют пиво, кто-то выясняет отношения в стороне, до Куролесова долетают крики:
- Ты, сука, в глаза мне смотри, гнида конченая! Ща уебу, будешь мне тут ****ить, уебок!
Слышаться шлепки ударов. Степан нервно сглатывает слюну и кладет руку в карман.
- Тяжело жить стало, Коля, страшно… - едва слышно бормочет он.
Затаив дыхание, Куролесов протискивается через плотные ряды пьяной молодежи на крыльцо магазина и поднимается  вовнутрь. Внутри магазина тоже многолюдно. Уставшие с опухшими глазами кассиры монотонно пробивают выпивку, покупатели поспешно засовывают бутылки в фирменные пакеты- майки. Проходя через турникет, Куролесов задевает плечом молодую девчонку, похоже, еще школьницу, из рук которой незамедлительно падают на пол две бутылки «Балтики». Одна бутылка тут же разбивается вдребезги, орошая своим содержимым его ботинки, вторая катится по полу, шипя и пенясь из-под пробки.
- Смотри, куда прешь, пень старый! Блииин, все ж разбилось на ***! – вопит девчонка.
- Так, что тут у нас? – подлетает администраторша, копна ее белых крашеных волос торчит в разные стороны, вызывая ассоциации с побывавшей в зубах у собаки мочалкой.
- Этот упырь выбил у меня бутылки, - девчонка тычет в Куролесова пальцем и в ярости надувает щеки.
- Я заплачу, - пятясь от нее, смущенно бубнит Степан.
- Конечно, заплатите, кивает администраторша. А вам, девушка, есть восемнадцать, что б пиво покупать?      
- Есть.
- Как на счет паспорт предъявить?
- А ты кто такая, что б я тебе паспорт предъявляла?!
- А почему вы мне тыкаете?
- А чего ты мне выкаешь? Лучше вон с этим разберитесь, который пиво разбил!
- Ну ка, пошла отсюда, коза, что б я тебя больше тут не видела!
- Сама ты, пошла!
- Я могу идти? – подал робкий голос Степан.
- Да иди уже! – рявкает на него администраторша и тянет девчонку за руку к выходу. Степан поспешно ретируется в коридор винно-водочной продукции
Купив бутылку водки и два сырка, Куролесов выходит на улицу и переводит дух. Ветер усиливается, луна уже совершенно не показывается…
   Одинокая сырая лавка у последнего подъезда старой пятиэтажки. Темно. Фонари не горят. Шум от ночного магазина почти не долетает сюда. Степан сидит на лавке, ежится от пронизывающего ветра и делает большой глоток прямо из бутылки, закусывает сырком и закуривает. Домой он не пошел. ДОМА ВСЕ НАПОМИНАЕТ О НЕЙ… Я УСТАЛ… НЕТ БОЛЬШЕ СИЛ… СУКИ, ЧЕРТОВЫ СУКИ…  ЗА ЧТО?.. Водка растекается теплом по телу, и Куролесов уже не чувствует холод, только в груди давит какой-ту груз, щемит сердце.
- Ну как ты там, Коля? – тихо бормочет он. – А я, видишь, сижу… Устал я, Коля… Страшно мне, одиноко без нее. Ты же все знаешь… Кто, Коля? Кто ж это сделал-то с ней? За что, Коля? – слеза чертит кривую на его щеке, сзади раздается топот шагов и девичий смех.
СДЕСЬ… ОНИ ГДЕ-ТО СДЕСЬ… Я ЖЕ ВИДЕЛ ИХ УЖЕ… Я ВИДЕЛ, НО КАК УЗНАТЬ?.. КТО… ОНИ…
Проходит полчаса, прежде чем Куролесов встает и нетвердой походкой бредет дальше. Дождь все ни как не начнется. То тут, то там из темноты возникают неясные силуэты, но Степан не обращает на них внимания. Его глаза широко открыты. В них нет ни страха, ни какой бы то ни - было осмысленности. Только пустота…
  Незнакомый двор в незнакомом районе. Пошатываясь и шаркая ботинками, Степан бредет между двумя домами.
- Эй, мужик, слышь? Иди сюда, - резкий голос от куда-то справа. Степан не обращает внимания. – Слышь, ты, сюда иди, тебе говорят! – Куролесов поворачивает голову на звук. В темноте возле лавки, заставленной пивными бутылками, стоит компания, двое парней и две девчонки. Один из парней машет ему рукой. – Сюда иди, ебте!
Не двигаясь, Степан вглядывается в темноту. НЕТ… МНЕ… ПОКОЯ… НЕТ СИЛ ЖДАТЬ… От лавки отделяются две фигуры и не спеша подходят к нему. Степан молча, опустив голову, смотрит на свои ботинки, парни, тоже молча, смотрят на него. Взмах руки, удар в подбородок, и Куролесов падает на землю.
- Ты че, урод, глухой что ль? – один из парней наклоняется к нему, и, прищурившись, смотрит ему в глаза, второй закуривает.
- Нет, я не глухой, - говорит Куролесов, чувствуя, как опухает подбородок.
- Деньги давай тогда.
- Хорошо, сейчас, - Степан приподнимается на локтях, потом встает на колени и протягивает руку, - помоги подняться.
- Сам давай, - хмыкает парень.
- Ребят, ну вы скоро там? – доносятся с лавки нетерпеливые девчачьи голоса.
- Ага, сейчас.
Превозмогая головокружение, Степан встает. КАК УЗНАТЬ?...  КТО… ОНИ… ОНИ… ОНИ… Рука, совершенно не повинуясь его воли, залезает в карман и достает разложенный после нарезки сырка нож. Хулиган как затравленный кролик во все глаза глядит на блестящий металл лезвия. КТО… ОНИ… ОНИ… Я… НЕ… МОГУ… БОЛЬШЕ… ПРЯТАТЬСЯ… НЕ… МОГУ… ТЕРПЕТЬ...
- Держи, - Степан вонзает нож ему в шею. Лезвие легко входит в плоть, не встречая на своем пути каких-либо препятствий. То же самое, что и сыр разрезать. Степан выдергивает нож, хулиган падает замертво, второй в ужасе наблюдает, как Куролесов вытирает окровавленное лезвие о брюки.
- Ты че, падла творишь?! – в истерике визжит он.
Я… ВАС… УБИВАЮ… СУКИ…
Ветер хлестает Степана по лицу. В висках пулеметной очередью строчит пульс. Куролесов бежит, не разбирая дороги, то и дело, натыкаясь на деревья или на какое-нибудь строение. Позади два трупа и крики девчонок. ДАЛЬШЕ… ОТ СЮДА… ПРОЧЬ… ПРОЧЬ… Степан старается не останавливаться, но силы уже практически покинули его. Пробежав еще несколько дворов, он попадает в частный сектор. По обе стороны от него кривые, покосившиеся домики, кое-где лают, предчувствуя бурю, собаки. Степан переводит дух и идет дальше. Он уже достаточно далеко, и его ни кто не преследует, но страх продолжает гнать его вперед. Частный сектор заканчивается, и, продравшись сквозь плотные ряды колючего кустарника, Степан выходит к городскому пруду. Здесь тихо. Черная гладь воды практически невидна в царящем вокруг сумраке. Куролесов не спеша идет по серому влажному песку мимо погнутых «грибков» и заброшенных «переодевалок». Наконец, впереди, он видит одинокую лавку. Степан  садится и обхватывает голову руками. Ему тяжело дышать, тяжело думать.
- Плохо мне Коля, - одними губами произносит он.
Проходит несколько минут, и Степан слышит, что кто-то идет позади него, неторопливо перебирая ногами по песку.
- Добрый вечер, - скрипучий стариковский голос заставляет его подпрыгнуть от неожиданности. Степан резко оборачивается и смотрит выпученными глазами на незваного гостя. Древний старик в драном и грязном пальто неопределенного цвета стоит позади него и хитро улыбается. Его длинная седая борода развевается на ветру, а весь его облик недвусмысленно дает понять Куролесову, что перед ним обыкновенный БОМЖ. – Разрешите, - кивает старик на лавку.
- Садитесь, - Степан двигается, освобождая ему место.
Дед плюхается на лавку и достает из кармана пальто пластиковую полулитровую бутылку с мутной желтоватой жидкостью.
- Будешь? – говорит он Степану.
- Нет, спасибо, - трясет головой Куролесов.
- А я, с вашего позволения… - дед делает глоток. – Николай, - выпив, протягивает он руку Степану.
- Степан…
- Ну, будем знакомы, - Николай выпивает еще и достает из кармана смятую папиросу. – Спичек не будет?
- Держи, - Степан протягивает зажигалку.
- А я вот иду себе и думаю, сидит человек один тут ночью, надо подойти, может, случилось чего, может помощь какая требуется.
- Да нет, все в порядке.
- А, ну тогда ладно…
Какое-то время они молча смотрят на воду. Дед задумчиво дымит папиросой, Степан пытается вообще ни о чем не думать.
- Какой- то ты мрачный, - вновь заговаривает дед.
- Какой есть, - пожимает плечами Степан.
- Нет, ты не подумай, что я тут тебе в душу влезть пытаюсь, но может все-таки что-то случилось? 
- Все нормально, дед…
- Я смотрю, у тебя штаны в крови, убил что ли кого?
- Убил,- вздыхает Степан, удивляясь проницательности своего собеседника.
 - Можешь рассказывать, - дед едва заметно вздрагивает, - я ж, это самое, все равно, что Бог, не видно и не слышно меня, да и меня ни кто не слышит и не послушает.
Подумав, Степан начал рассказывать, и, спустя несколько минут, рассказал все. Дед слушал его молча, не перебивая, только иногда бесшумно делал глоток из бутылки.
             - Знаешь, Коль, был у меня раньше друг один, тоже Коля звали, умер он…  До того, как она… как они это сделали с ней… - соленая слеза упрямо ползла по щеке Степана. – Хороший был человек…
            - Хорошие люди уходят, плохие остаются… - задумчиво пробормотал дед, проведя ладонью по бороде. – А что теперь, Степ? Что будешь делать дальше?
            - Не знаю, - вздохнул Степан, - ни кого и ничего у меня не осталось. Все ушло…
            Раскат грома прогремел прямо над ними. Яркая молния прочертила свой зигзаг на темном небосводе, и первые крупные холодные капли начали падать им на головы и на песок. Они сидели и молчали, и ни что не нарушало хода их мыслей.