ветер в кандалах

Он была кем угодно, только не человеком. Когда-то в далёком прошлом природа совершила очень большую ошибку и в тело вдохнула совершенно не душу. Скорее это был вольный ветер или солнечное тепло, или бескрайний воздух, но не душа. Человек рос и не понимал, отчего ему так плохо. Отчего он ощущает каждый шаг своего тела, будто присутствует в нём впервые. Ему всегда не хватало свободы. Тело зажимало его в тугие тиски и совершенно не слушалось. Будучи маленьким, человек часто падал. Сначала с высоких стульев, со ступенек, потом с деревьев. Он отпускал своё тело и ждал ощущения полёта, казалось бы, столь ему знакомое. Но вместо него, он ощущал только боль. Эта боль была во всём: в беге, в ходьбе, в разговоре, в смехе и даже в его дыхании. Его тело совершало столько много усилий для этих действий. Окружающие смеялись над ним, иногда боялись его, но понять никто не мог. Человек запирался в комнате, почти всегда был один, редко с кем-нибудь говорил. Родители не понимали, что происходит с их сыном, отдавали психологу, но тот ничего однозначного сказать не мог.
Часто человек подходил к людям и смотрел на них так, будто они что-то должны сейчас понять, но те лишь растерянно отводили глаза. Человек уходил с отчаяньем. Ему казалось, что все должны слышать те прекрасные звуки, которые слышал он. Это была неземная мелодия, не уловимая человеческому уху. Он слышал её внутри себя, но никак не мог выпустить наружу. Он просыпался ночами от ярких видений, его душа рвалась в бескрайние поля, ей хотелось процедить сквозь себя листья, врезаться в облака, но когда он просыпался, он ощущал, что бешено машет руками тяжёлыми, как каменные  плиты.
В десять лет отец купил ему пианино. Первые звуки привели его в восторг. Он сел и два дня безвылазно нажимал на клавиши. Ноги его тряслись, голова дёргалась, глаза были безумными, как сверкающие кометы.  Но из под его пальцев вырывались страшные созвучия. Все в доме ужасно мучились от его игры, но больше них мучился он сам. К вечеру второго дня он схватил стул и раздолбил им пианино. Потом выбежал из дому и без оглядки бросился во мрак. Он бежал так долго, как только могло позволить его немощное проклятое тело. Задыхаясь, упал он на грязную траву и потерял сознание. Немыслимые сны поражали его воображение. Он был чем-то необъятным, чем-то воздушным и свободным. Он знал истинное состояние свободы, неведомое ни одному человеку. Потом он видел, как его поймали и обтянули цепями. Он вырывался, но был беспомощен и слаб. Открыв глаза, он увидел над собой людей. Среди них узнал отца.
- что ты хочешь, сынок? Чем тебе помочь?
- я хочу летать…   (сказал он, совершив немалые усилия)
Отец сделал всё, чтобы организовать его прыжки с парашюта. Долго проходил инструктаж. Высота сначала была маленькая, потом всё больше. Но человек не ощущал того, чего хотел. Ему было даже больнее, чем без полёта. Груз парашюта тянул его обратно, грубое тело летело прямиком вниз. Он не мог уткнуться в облако, не мог пронестись над водой, всколыхав её воды. Он ничего не мог.
В это день двадцатилетний парень был счастлив как никогда. В его глазах пылал огонь не видимый ранее. Дверь самолёта отворилась и он прыгнул. В полёте открыл глаза и рот, воздух со свистом залетал внутрь. Он нащупал руками ремни на груди и достал острый нож. Им перерезал ремни и откинул в сторону опостылевший парашют. Больше не было сковывающей, тянущей назад силы.  Он раскинул руки и закричал. Пусть больно и пусть скоро будет ещё больнее, но ветер вырвется из своих оков и будет самым счастливым из всех ветров. Он ощутил истинный вкус свободы, неподвластный ни одному живому и не живому.