Сон тюленьего бога. морская история

«На самом деле люди не такие плохие,
 какими хотят показаться...»




«»

 
— Жаль, что вы не хотите применить наш арктически опыт, — проговорил Юрий, — Очень жаль!
Я внутренне напрягся. Похоже, начинался очередной спор, однако Найоми Кузава промолчала и лишь грустно вздохнула.
Участия в затянувшихся обсуждениях я старался не принимать. Единого решения все не было, эксперимент затягивался, а вносить лишнюю путаницу не хотелось.
Экспедиция была сборная: группа японцев во главе с Найоми, ученые из Калифорнии и единственный русский — Юрий. Щуплый и улыбчивый парень среднего роста, сразу разбивал европейский миф о варварстве азиатов. На судне ему досталась роль миротворца между учеными и командой. Переговорщик, вот кем он стал здесь, да еще и оказался умелым спорщиком.
  — Зря упрямитесь, — продолжал он убеждать японку, — Я думаю, что отлов с помощью колпака решит вопрос намного лучше снотворного.
А Найоми молча, рисовала что-то в блокноте и лишь еще раз грустно вздохнула.


«»


Превратности. Повторяемость судеб и преемственность поколений…  Есть вещи, от которых человеку не уйти.
Среднестатистический житель планеты не совсем справедливо полагает, что проживает отмеренный срок по индивидуальному плану. Если внимательно изучить биографию предков, то на срезе поколений можно рассмотреть меридианы этой странной планеты и определить собственные координаты…
Историю о повторяемости судеб я встретил в одной книге по психологии, и причины моих наблюдений стали ясны. В прожитых отрезках и возникающих ситуациях, почти детально повторялись биографии отца и деда. Правда очередность событий разнилась, но я всегда отмечал малейшие совпадения и понимал — круг замкнётся ещё не раз.
Пращуры были китобоями, но докопаться мне удалось лишь до прадеда по материнской линии. Он бил морских котиков еще в девятнадцатом веке. К сожалению, ум человеческий короток и никто не знал о нем много. Жаль, а то бы я смог прибросить, что там у меня впереди.
Охота всегда жила и в моей в крови.
По отцовской линии нашу породу немного «ослабила» бабушка, которая меня и воспитала. Художница и поэтесса, она безумно любила деда, которого я не знал.
— Я обожаю его, — говорила бабушка, — Это феноменальный мужчин,  — и… посвятила свою жизнь ожиданию его из моря. Глядела, наверное, в окно нашего старого дома и всё гадала, когда же он придет. 
Однажды дед не вернулся.
Бабушка самостоятельно подняла двух сыновей и настояла, чтобы один стал китобоем.
Это мой отец. Сейчас он старик и живет в Калифорнии.
В море я вышел с ним уже в три года.
Никогда не забуду брызг, срываемых ветром и безумно палящего солнца над головой. Страшнее этого рыжего шара для меня был только бородатый старпом, сидящий рядом с нами в шлюпке. С тех пор я не люблю всех помощников капитана особенно не бритых.
Первое животное, попавшееся на глаза, напугало меня своими размерами еще больше. Это оказался морской слон. 
Потом их было множество: тюлени, киты, но та встреча со мной навсегда. Черные и толстые. Блестящие. Они лежали, плавали и дрались. Их карие детские глаза, и ласковые морды, так навсегда и остались в мире моих снов.
Судно отца тогда наняли ученые. Изучали сохранившиеся места обитания тюленей. Тихая оказалась экспедиция. Никто ни на кого не охотился, а отец всё шутил: мол, сейчас и вымолим прощенье у тюленьего бога. Хорошо попользовалось человечество, настало время помочь доверчивым бедолагам, а страшный бородатый помощник только смеялся и вспоминал какие-то соленые языки.
Действительно бедолаги. Назвать по-другому их было нельзя. Черные туши, на гравийном пляже Фараллоновых островов, почти не реагировали на людей и занимались своими обычными делами, лишь настороженно посматривая на нас. Настороженно смотрели, молча, но за врагов не принимали…
Это позже я узнал, как их доверчивых забивают дубинками, копьями или расстреливают из ружей, отрезая стадо от воды. Кровавая я вам скажу картинка, все пытаюсь забыть…
Первая же встреча со мною по сей день. Отец взял меня тогда в шлюпку. Болтанка была хоть куда. Бородатый помощник все кричал: «Укачает парня» и заглядывал мне в лицо, обдавая запахом жевательного табака. Вот это на самом деле оказалось противно.
На берегу, отец поднял меня на руки и пошел к животным. Тюлени почти не шевелились, а я лишь заворожено рассматривал их, спрятавшись на отцовском плече. Старпом все еще хохотал где-то за спиной, а я неожиданно увидел нашу команду глазами животных.
Не знаю, что тогда во мне произошло, но до сих пор ощущаю себя их частью.
Не буду лукавить. Пульсы охотника увели-таки и меня в море. Я знаю вкус печени и сердца тюленя. Пробовал главное лакомство — тот самый соленый язык, но все это лишь для того, чтобы, осознав — постараться прервать роковую цикличность.
Кровавая морская работа пришлась мне не по вкусу. Наверняка это гены бабушки поэтессы сделали свое дело, и позже я стал техническим специалистом по изучению тюленей в дикой природе. Не сильно востребованная профессия, но твердый оклад научного сотрудника это уже немало. Конечно, я всегда тоскую о море, и своих подопечных, так что когда мне предложили принять участие в этом походе, я не сомневался.
Все вовремя, однако, нынешнее положение дел вписалось-таки даже в мою теорию повторяемости судеб — я, как и пращуры занимаюсь морскими слонами, только теперь замаливаю наши грехи перед тюленьим богом…


«»

Спор между русским и Найоми не прекращался, но я чувствовал, что верное решение рядом. Пока же мы наблюдали. Бинокли и подзорные трубы шарили по пляжу не хуже корректировщиков артиллерийского огня. Наверняка если посмотреть на судно с берега, так оно всё сверкало солнечными бликами.
Погода была прекрасной, а море кипело черными спинами. Иногда среди них появлялись акульи плавники, и разыгрывалась очередная кровавая драма.
На борту сразу поднимался тарарам. Ученые, забывали про свои степени и сыпали проклятья на головы акул не хуже портовых матросов. Стоило посмотреть, как эта интеллигентная публика изрыгала отборную брань. Команда же только нас подзадоривала. Сами они делали ставки на акул и тюленей и подбадривали своих любимцев.
На сегодня мы выделили два слоновьих гарема, которые умудрялись несколько раз отгонять зарвавшихся акул от своего потомства.
— Проигранные ставки, — все цыкал зубом главный заводила и охотник до кровавых сцен норвежец Андреа. Он всегда играл против тюленей и за акул. — По мне хоть сам черт, но лишь бы не тюлений увалень, — кричал ещё в азарте матрос ученым.
После этих склок обе стороны, мирил и успокаивал Юрий.
— Хватит парни, — говорил он самым зарвавшимся, — Не мешайте работать, — и те замолкали. Странную власть над ними имел русский, и слушались они его как дети.   
Самцов с коротким кожаным хоботом, мы окрестили «Рейганом» и «Сталиным». Других имен не нашлось. Артистичность и деспотизм. А ещё эти главы семейств никогда не вступали в прямые конфликты.
«Политики», - все думал я, - «Настоящие чертовы политики…»
Среди девочек появились: «Берта», «Ольга» и «Леди»… С ними было сложнее, но все индивидуальности мы таки отметили.
Молодые тюлени оставались пока безымянны. Еще бы из такого количества беспорядочно снующих мальков невозможно кого-то выделить.
— Мясо, — все рычал Андреа, и делал ставки на акул.
А потом появился «Бой» или «Парень».
Первым годовалого тюленя отметила Найоми. Его спина с белым пятном, служила прекрасным ориентиром, и непрерывно мелькала по разным концам пляжа. «Парня» интересовало все: роды, любовные отношения, драки между самцами. Он не пропускал ни одного события и постоянно попадал в переделки. Однако, после очередной взбучки, спина с былым пятном снова появлялась в самых неожиданных местах.
Не дремали и акулы. Несколько раз заигравшийся «Парень» оказывался на опасной грани, но всегда успевал увернуться и, убегал, маневрируя — словно играл в «пятнашки».
Андреа его ненавидел, и все повышал ставки против, надеясь разом сорвать куш, но «Бой» всегда уходил от несущих смерть серых туш. Норвежец даже несколько раз обещал в сердцах сойти на берег и прикончить этого зловредного тюленя.
— Никак он не хочет умереть, — иногда бормотал матрос после проигрыша.
Изучение в бинокли и споры до хрипоты заканчивались. Теперь оставалось только решить: как метить группу, и что делать дальше.

Фараллоновы острова считаются необитаемыми. Так написано во всех туристических справочниках Сан-Франциско, но кто верит справочникам? Острова существуют под юрисдикцией города (если б знали обитатели моря), и предприимчивые судовладельцы устраивают сюда экскурсии для зевак из других стран.
Полюбоваться на Калифорнийских Галапагосах есть чем: колонии тюленей, многочисленные птицы и скопище больших белых акул.
Кровавое шоу начинается осенью, когда на скалах и небольших пляжах идут брачные игры слонов. Сейчас они закончились и по окончании линьки тюлени оставят молодежь подрастать, а сами уйдут на север к паковым льдам . В море они проводят почти восемь месяцев в году, отъедаясь рыбой и набираясь сил.
Акулы на островах хозяйничали. То и дело в воде разыгрывалась очередная трагедия, вызывающая на палубе крики, проклятия ученых и радостные возгласы очередного победителя на кровавом тотализаторе.
Андреа уже не играл. «Победил меня, чертов парень», — все отмахивался он от вопросов и, похоже, теперь даже за него пер6еживал. По крайней мере, когда делались ставки против, Андреа глядел на играющих слишком уж пристально.
Еще нас сильно раздражали туристы. Деляги из Сан-Франциско тащили сюда зевак со всего света и опускали под воду в металлических клетках.
Даже я потомок китобоев и наследственный убийца, в жилах которого течет кровь охотника, не могу понять до сих пор, почему кровавые, подводные сцены, так манят приезжих? Пытаясь в этом разобраться, я наблюдал за ними в бинокль.
После просмотра кто-то смеялся, а кто-то блевал прямо в клетке, судорожно срывая с себя на воздухе маску. Несколько раз зрителям становилось плохо прямо под водой. Этих поднимали на палубу и отваживались…
Андреа они тоже не нравились, но он ничего не выказывал вслух. При появлении очередного судна набитого туристами норвежец доставал свою маленькую подзорную трубу и с немым ожиданием глядел. Когда кому-то опять становилось плохо, он победно крякал и переключался на «Парня» явно за него теперь болея. 
А зеваки? Не знаю, что уж там они рассказывали дома, но из года в год их поток не ослабевал, а справочники Сан-Франциско пестрели объявлениями о Калифорнийских Галапагосах и нетронутой дикой природе.
Но кто же верит сегодня туристическим справочникам?


«»

Предложение Найоми оказалось неожиданным, и она не согласилась-таки с мнением упрямого русского, перекроив весь эксперимент. Девушка задумала отобрать молодых особей. Усыпить. Закрепить на головах датчики и отвезти на расстояние до ста морских миль.
Тюлени, полагала она, оказавшись в море, вернутся обратно на лежбище и за время перехода, всё произойдет.
Наконец-то решение было принято.
К холщовому мешку из грубой ткани прикрепили растяжки и долго скручивали старые матрасы, пытаясь сделать манекен. Матросы втихаря над нами подсмеивались, но больше занимались своими делами. Наконец все получилось, и я стал тренировать ученых. 
Колпак растягивали, учитывая ветер, и шли, стараясь резко не двигаться.  Я изображал тюленя, и тревожно поднимая манекен мордой вверх, водил им из стороны в сторону будто «принюхивался». Потом командовал. На манекен набрасывали колпак, валили на палубу, и «делали укол» снотворного.
Всё шло хорошо, когда нас отвлекла Найоми:
— Парень! — закричала она, — Парень! Акула!
Мы бросились к борту.
— Там, — тыкала пальцем за борт японка, — Там, левее грота…
Среди общего кипения тюленьих туш ничего не было видно, пока на поверхности не мелькнул острый плавник. Матросы на крик японки отреагировали сразу и на палубе опять «закрутился» тотализатор. Андреа оказался рядом со мной, и сопел над подзорной трубой пытаясь угадать, что же там в воде.
— Метров шесть, — проговорил Юрий, рассматривая аулу, — Здоровая, а где же бой? Крови-то нет.
Норвежец, при этих словах глянул на него грозно. В глазах читалось — замечание о крови пришлось ему не по вкусу, но в тот самый момент я увидел приметную спину, с белым пятном выбирающуюся на скалы. «Парень» опять увернулся.
— Вот он, — крикнул я, — На берегу.
Андреа сунулся трубой, куда я указал и удовлетворенно засопел.
— Ура парню! — орали матросы, которые успели-таки сделать ставки.
Игравшие против, ворчали не хуже чем Андреа.
— Бестия, — только и сказала Найоми и добавила ещё, — Везунчик.
А передо мною неожиданно появился образ деда и глубокомысленно кивнул несколько раз. «Давно тебя не было», — махнул я в ответ, а он все смотрел на меня и улыбался. Андреа, похоже, пытался что-то мне рассказать, но я никак не мог вырваться из своих видений, и матрос немного потоптавшись, ушел, тяжело стуча башмаками.
Только тут я услышал, как японка рассказывает, про акулу, которая напала на молодого безымянного тюленя. Оказалось, что «Парень» ее отвлекал,  играя в свои «пятнашки» и дал сородичу шанс.
— Везунчик, — повторил я слова Найоми, дослушав историю, — Молодец парень!
Неожиданно почувствовал на себе взгляд. Это оказался Юрий. Он махнул мне головой почти как пращур и стало ясно — мы опять «на одной волне».
Я прикрыл глаза. Появилась картинка, вырванная из небытия вчерашней историей русского о предках. Те осваивали Америку еще в девятнадцатом веке и самой южной точкой, до которой добрались, оказались Фароллоновы острова. Я чувствовал, что наши прадеды вполне могли быть знакомы, и так же общаться сидя на палубе китобоя.
Захотелось обсудить с русским повторяемость судеб, но не решился — приходится иногда таить некие мысли, чтобы не оказаться вдруг в роли чудака.
 
Мы тренировались еще день, и наступило время работы на берегу. Стадо могло вот-вот сняться и пойти на север, оставив на суше лишь молодых тюленей. Найоми ещё надеялась застать величественную картину «исхода», хотя это и не входило в планы экспедиции.
— Увидите как красиво, — все говорила японка, с надеждой всматриваясь в берег.
А еще, не сговариваясь, мы решили задействовать в эксперименте и «Парня».

Тяжелее всего оказалось с первым тюленем. Спокойная и грациозная девочка неплохо проиллюстрировала пословицу о тихом омуте. Провозились — недолго, а умаялись здорово. Такого количество бросков и попыток вырваться не повторил после никто. Бросала нас «Берта» и роняла что твои кегли. Даже когда разошлось снотворное, и она уснула, то все еще делала слабые движения, напоминающие броски.
«Не удивлюсь если это мамочка нашего парня», — думал ещё я, разглядывая белое пятно внизу ее спины.
«Рейган» смотрел на нашу возню подозрительно и несколько раз огласил окружающее пространство диким ревом, задирая свой короткий кожаный хобот. При этом он поразительно походил на слона раздутым в крике кожаным мешком. Однако когда мы усыпили нескольких девочек из его гарема, он не отреагировали, а лишь ещё раз презрительно взревел.
«Парня» ловить не пришлось. Любопытная морда малыша появилась около нас трижды, и мы решили « в очередь» его не ставить, накинув колпак.
«Точно мамка и сын», — решил я, когда мы закончили с молодым тюленем, и тот уснул. Воевал он с нами чуть меньше «Берты».
Слонов на шлюпках повезли к судну, подняли на палубу и уложили.
— Славно повоевали, —  гудел Андреа, — Я все видел. Дали вам прикурить парень с мамашей!
Я удивленно на него посмотрел, а тот не отрывался взглядом от спящих и в глазах его сквозило необыкновенное тепло.
«Чертов норвежец», — сказал я себе, — «Как же он заметил?»
Найоми оглядела собравшихся на палубе, улыбнулась и достала первый датчик.

«»

 
Наблюдать за тюленями, «знакомиться» и… расставаться, оказалось увлекательно.
Мы закончили крепеж приборов на головах подопытных, и судно готовилось теперь уйти за сотню морских миль от Фараллоновых островов.
На берегу остались «Рейган», «Сталин» их многочисленные подружки и суета муравейника. «Исход» так и не начался, а нам уже было пора. Специалисты Найоми готовили оборудование. Мониторы, обкатывали, наверное, час, а потом перенесли с палубы в помещение рядом с капитанским мостиком.
Начинало темнеть. Небо меняло цвет, и ритмы дня понемногу затихли. Около экранов остался лишь Юрий и проводил последние тесты, что-то записывая в рабочем журнале.
— Капитан в истерике, — сообщил он, не отрываясь от писанины, — Кричит, что не потерпит хождений мимо его каюты и обсуждает наш режим.
— Угомонился?
— Конечно! Виски свое дело знает, — усмехнулся русский и по-мальчишечьи вкусно зевнул.

Капитан Альфред Груббер руководил судном жестко. Команда трудилась слаженно, была вышколена, и единственное что выбивало его из колеи, так это научная братия. Мы вечно путались у него под ногами, появляясь в самых неожиданных местах.
«Как черти из табакерки!» — рычал иногда кэп, натыкаясь на нас.
Скорее всего, мелькнувшая в неурочный час фигурка виделась ему ленивым матросом, отлынивающим от дел, и каждый раз ему приходилось себя сдерживать. Я уверен: принадлежи судно ему, пошвырял бы он нас за борт… Но, фрахт есть фрахт — деньги собственником получены, так что даже кэпу приходилось мириться.
Ахиллесову пяту капитана нащупал Юрий. Русского все время укачивало, и он боролся с неприятностью алкоголем. Ящик отменного виски прихваченный с собой позволял ему в течении дня понемногу прикладываться к фляге.
Оказалось, что и капитан не дурак выпить. Среди команды у него понятно собутыльников не было, и Юрий стал его бессменным собеседником.
Груббер любил тот же сорт что и русский, но как шепнули по секрету, старался спиртного в рейс много не брать, да и не любил пить один. 
— Долго просидели? — поинтересовался я, представляя себе картинку застолья.
— Да, — улыбнулся русский, — мы говорили о тюленях…
«Альфред Груббер и тюлени», — задумался я.
Понятия, казались несовместимыми. Капитан долгое время ходил офицером на боевых кораблях. Во всех его движениях сквозило недовольство окружающими и постоянное желание крикнуть — «Смирно». А тут какие-то морские слоны...
Я еще рассудил, что наверное это общность интересов. Великая сила, если бы русский увлекался пинг-понгом, Груббер поддержал бы в угоду собутыльнику и эту тему…
Восемь зеленых точек лежащих на палубе не шевелились.
Я поинтересовался где «Парень» и Юрий ткнул пальцем в крайний огонек.
Слоны спали.
Где-то за кормой оставались Фараллоновы острова.
Судно двигалось, раскачиваясь на волнах, а в окна каюты уже заглянула фиолетовая ночь. Она игралась, баюкала и напевала мне мамину колыбельную.







«»


Я заснул прямо в наблюдательном пункте. Юрий укрыл меня клетчатым пледом, в кресле, где я приютился, и ушел.
Снов не было, видимо темнота забытья выдавила из моей головы все мысли и образы как пасту из тюбика, ничего не оставив
Побудку для меня сыграл капитан. Он поднимался с рассветом, и первым кого проконтролировал, оказался я.
— Как вахта? — поинтересовался кэп, явно желая меня в чем-нибудь уличить.
Открыв глаза, я увидел зеленые точки спящих тюленей и промолчал, пытаясь сообразить, как здесь оказался. В голове было пусто и сильно хотелось нырнуть еще разок в эту сладкую темноту.
А на судне начиналось движение. Такой суеты я не слышал даже днем, что-то гудело, ухало и голоса ученых, смешивались с бранью матросов
— Подходим, — коротко сообщил Груббер.
Корабль снова жил своей жизнью. Я четко улавливал в полудреме, что они с капитаном единое целое связанное невидимыми нитями и пульсами.
«Надо поднимать Найоми», — пытался я проснуться, но всё глубже проваливался в сон.
— Фил, все уже на ногах, — как-то по-отечески произнес Груббер, и я открыл глаза.
Будить японку не пришлось. Девушка уже шла по палубе в нашу сторону и, увидев меня в окне каюты, приветливо замахала рукой.
— Просыпаются? — крикнул я, приоткрыв тяжелую фрамугу.
Найоми утвердительно кивнула  и оказалась рядом через несколько секунд.
— Почти пришли в себя, — сообщила она, — Еще час и можно отпускать. Как оборудование?
— Работает.
— А почему вы так рано поднялись Фил? — поинтересовалась Найоми, удивленно рассматривая мою фигуру, старчески закутанную в плед, и пришлось покаяться, что ночь прошла в кресле.
— Общался с «Парнем» и стерег его сон, — пытался ещё отшутиться я.
Груббер хмыкнул себе что-то под нос, иронично глянул напоследок и ушел, унося с собой остатки моей полудремы.
С грохотом явился Юрий, почему-то, когда он волновался, казалось, будто окружающий мир сейчас развалится. Так произошло и сейчас. Они, видимо, столкнулись на лестнице с капитаном, а уж что или кто там грохотал — известно одному Богу.
«Русский медведь», — всегда думал я в такие минуты.
— Пора, — выдохнул он принесенную с собой эмоцию, — Бой проснется окончательно минут через десять, да и остальные уже шевелятся.
Засобирались. Моя куртка осталась к каюте, и поэтому я решил не расставаться с клетчатым пледом. Так и вывалился на палубу мимо строгого Груббера, который тревожно крутил головой, да всё цыкал зубом на эдакий бардак.
Готовились недолго. Подопечные окончательно проснулись и полеживали теперь, беспокойно рассматривая окружающих и неуклюже приподнимаясь.
Пора было отправлять тюленей за борт
Спускали их по брезентовому пологу, и первым отправился «Парень».
На прощание он лишь удивленно оглядел нашу компанию, забавно поворачиваясь всем телом. Испуга в глазах у него я не заметил.
Темные туши мягко скользили по смоченному брезенту и с брызгами уходили в воду. Даже яростная «Берта» не сопротивлялась, а «Бой»  встречал сородичей за бортом и подталкивал мордой — то ли будил, то ли интересовался о самочувствии.
Когда все закончили, я опять закутался в плед, с которым пришлось расстаться выпуская тюленей. Сразу стало теплее — сырость все-таки делала свое дело пробираясь в каждую щелочку и я плюнул на то, что снова выгляжу как погорелец
Кружили слоны недолго. Их черные спины плавно перетекали в воде, сливаясь своей неторопливостью с небольшими волнами. Каждый из них еще глянул разок на судно, словно прощался, а потом тюлени уверенно легли на обратный курс.
— Как по компасу, — закричал в мегафон Груббер искаженным голосом, —  Вот бестии!
Мы с Юрием переглянулись. Капитан менялся. Он напоминал теперь норвежца Андреа, которого наш «Парень» сначала переиграл, а потом и покорил.
 «Так глядишь, появится еще один поклонник живой природы», — думал я, и радость за Груббера сплеталась с собственными эмоциями.
Сказка продолжалась недолго.
— Хорошее мясо, — прозвучал вдруг сзади грубый голос, ломая картинку.
Я обернулся. За моей спиной стоял первый помощник Груббера Джон Смит. Он продолжил:  — Вы же китобой Фил? Пробовали соленый язык тюленя?
Голубые глаза его азартно искрились, и помощник явно ожидал ответа. Раньше он никогда не заговаривал со мной и вообще старался не подходить к ученым, ограничиваясь лишь командой.
Я молчал, и смотрел на него, понимая — это не шутка. Вспомнился бородатый старпом воняющий табаком и первый детский испуг. Захотелось врезать Смиту, да так чтобы больше не встал. Даже кулаки стали сжиматься.
Но тут помощник что-то уловил и неожиданно расхохотался без тени испуга, лишь взгляд его стал еще ярче.
— Бросьте, — сочувственно похлопал он меня как старого товарища, — Что вкусно, то вкусно, нам-то не стоит быть доверчивыми тюленями.
«О чем с ним говорить?» — разгадал я провокацию Смита, и отвернулся, сбросив его руку с плеча.
Оставшись без аудитории, тот замолчал, а через минуту уверенно зацокал прочь своими надраенными ботинками.



«»


Сегодня на вахту заступал именно Джон Смит.
То ради чего затевалась вся экспедиция — состоялось. Мы оказались первыми, кто наблюдал спящего морского слона в дикой природе. Про этих тюленей известно многое, но главный вопрос всегда оставался загадкой: — «Как отдыхают слоны, находясь более семи месяцев в море?»
Несколько лет назад, Найоми посвятила себя именно этому. Хрупкая девушка изучала и отслеживала тюленей в дикой природе, готовила команду, оборудование и разрабатывала методику. Сегодня ее проверяли на прочность.
После спуска животных большинство ученых собралось в наблюдательном пункте. Все тихо переговаривались и обсуждали эксперимент. Высказывали предположения.
Оборудование работало прекрасно. Зеленые точки неслись перед нами по экрану, меняясь местами, перескакивали на соседние мониторы, и тогда Найоми корректировала ход судна через переговорное устройство.
«Парень» был заметен и здесь. Он ярко выделялся среди стада, и подгонял просыпающихся сородичей, играя в свои «пятнашки». Я подумал, что он так проделает путь вдвое больший, и все ждал — когда же угомонится. Но ничего не менялось.
Прошел час, потом еще.
Появился капитан и уселся рядом с Юрием.
«Где наш бой?» — поинтересовался он, и русский ткнул пальцем в экран.
«Надо же какой живчик!» — неожиданно рявкнул Груббер в полной тишине и по-моему, сам напугался. Среди общего шепота он прозвучал как громовой раскат.
Ученые рассмеялись. Заулыбался и капитан, а Юрий рассказал ему историю про акул и о необыкновенной удачливости молодого тюленя.
Зеленые точки на экранах все неслись, капитан внимал, усердно кивая, а я вдруг вспомнил свои рассуждения о собутыльниках и пинг-понге… На душе стало тепло. Пожалел, что нет норвежца Андреа, но, наверняка, звать его сейчас было неправильно.
Капитан посидел в гостях ещё немного, но уйти не успел. Он конечно иногда вспоминал, что есть еще судно с командой, и беспокойно оглядывался, но зеленые точки на экране загипнотизировали бы любого.
Тут «Парень» неожиданно выписал полукруг и резко пошел на глубину.
Найоми заговорила  по-японски, и ее коллеги прильнули к аппаратуре, обсуждая что-то по-своему.
— Началось, — произнес Юрий и наклонился к экрану.
Альфред Груббер выражением своего лица еще раз напомнил мне переростка старшеклассника или усердного вечного студента. Улыбнуться своим мыслям я не успел и больше ничего не замечал.
Судно замедляло ход. Джон Смит по команде Найоми поворачивал, стараясь удержать тюленей в поле зрения. Представляю, как он ругался в рубке и крыл нас отборнейшей бранью, на которую был большой мастер. Наверняка сейчас в ход пошли его излюбленные: «Чертовы увальни» «Дети шлюхи» и сегодняшние — «Тюленьи языки»…
А зеленые точки тем временем переместились на крайний экран, и неслись вниз вслед за «Парнем».
— Пятьдесят метров, — отсчитывал Юрий, — Сто, сто пятьдесят.
Как только он произнес последнюю цифру, «Бой» прекратил активное погружение и замер вместе с остальными
Найоми увеличила изображение и нам открылась чарующая картина: морские слоны медленно погружались. Зеленые точки, раскачивались из стороны в сторону и шли вниз, напоминая падающие осенние листья. Все любовались молча. Картинка завораживала, и я даже не сообразил, что мы видим её первыми.
— Фантастика, — нарушил тишину капитан Груббер и запросил у мистера Смита глубину.
— Тысяча четыреста сэр! — браво крикнул тот, — Что дальше?
— Ждем, — ответила за капитана Найоми.
«Листья» все падали. Они уже приблизились к тысяче ста, когда «Парень» падающий первым, проснулся и пошел наверх.
— Двадцать пять минут, — подытожил Юрий.
— Они могут находиться под водой более часа, — повернулась к нему Найоми, —  Интересно другое: почему они делали первый нырок вертикально?
— Акулы?
— Пожалуй, — подтвердила девушка, — Пожалуй, да — акулы и касатки… Сто пятьдесят метров — их глубина.







 «»


Ночная вахта спокойной не ожидалась, а еще меня беспокоил первый помощник капитана Смит.
Первая «ночевка» слонов закончилась и, судя по темпу и времени, вторая могла состояться около четырех утра.
Мистер Смит днем присоединился к поздравлениям, но я чувствовал его недовольство и желание хоть чем-то насолить. Ко мне он больше не подходил, а только ехидно косился: мол, слабоват, оказался китобой, растаял, но мне было все равно.
Приближалось расчетное время. Капитан Груббер спал. Следующая вахта начиналась утром.
Тюлени плыли, как заведенные четко выдерживая вектор известный им одним.
Несколько раз мы сверяли курс и убеждались, что природный компас не врет.
Неожиданно «Парень» снова сделал свечку и пошел вниз.
— Началось, — выдохнул Юрий и крикнул в переговорное устройство, — Стоп машина!
Реакции не последовало. Я внутренне напрягся: — «Чертов Смит!»
Юрий уменьшил разрешение, превратив тюленей с небольшое пятно, и выскочил из каюты. Через минуту он вернулся. Оказалось, что Смит просто не услышал команды, наслаждаясь в наушниках плейера «Пинг Флойдом».
— Меломан, черт его дери, — ругался русский.
Картина повторилась. После ста пятидесяти метров глубины слоны стали падать на дно осенними листьями.
— Глубина двести сорок, — ожил громкоговоритель голосом Смита.
— Неужели лягут на грунт? — поинтересовался я, понимая, что эта «ночевка» будет иной, а ещё меня терзало нехорошее предчувствие.
Загрохотала лестница и в рубку ворвалась Найоми.
— Глубина небольшая, — сообщил девушке Юрий.
Японка молча прильнула к экрану.
«Еще десять метров, еще…» — отсчитывал я про себя и чувствовал — где-то там впереди опасность… Но какая?
Точка, принадлежащая парню, остановилась.
— Грунт, — тихо сказал русский.
Найоми лишь молча кивнула.
 
Картинка не двигалась минут пятнадцать, а потом началось что-то странное. Шесть точек во главе с «Парнем» стали подниматься на поверхность, а две замерли около дна.
«Бой» проскочивший треть пути развернулся и неожиданно стал погружаться.
— Заметил, что кого-то нет? — спросил Юрий в никуда.
Тюлень несся на выручку собратьям. 
Что происходило под водой — оставалось только гадать. «Парень» теперь метался между сородичами, явно пытаясь их расшевелить. Похоже, разворачивалась трагедия.
— Мистер Смит, зайдите, — попросила Найоми.

Первый помощник озадачился лишь на секунду.
— Сети, — сказал он, — Старые рыболовные сети мать их или тросы. Мы иногда поднимали запутавшихся в них китов и тюленей.
— Что делать? — резко спросила Найоми, — Им можно помочь?
— Технически да, — ответил помощник, — Но я против того чтобы рисковать дорогостоящим оборудованием ради пары тюленьих языков.
Все повернулись к нему.
Я посчитал что ослышался. Но нет, помощник смеялся, глядя на нас, и явно издевался. Глаза его задорно искрились.
— Вам придется это сделать! — твердо сообщила японка, — Корабль зафрахтован вместе со всем оборудованием.
Неожиданно Смит произнес непереводимую фразу на портовом жаргоне — обозначала она что-то вроде поцелуя в его причинные места.
Не относись это ко всем, я взорвался бы и так. В районе Сан-Франциско, где я рос, убивали за меньшее.
Но Смиту сегодня везло. Между нами оказался Юрий.
— Фил! — закричал он, ухватив меня поперек туловища, — Фил остановись!
Первый помощник рассмеялся мне в лицо и вышел, захлопнув дверь.
— Сядьте, — скомандовала Найоми, — Поднимаем капитана…
 
Альфред Груббер озадачился не меньше. Выяснилось, что Джон Смит в случае неудачи ознакомит с нюансами собственника компании.
— Потерять лебедку или триста метров троса не шутка, — сказал капитан, — Смит давно метит на мое место.
В это время в тенета попался и «Парень». Теперь три зеленые точки бессильно метались под водой.
— Осталось чуть больше двадцати минут капитан, — произнес Юрий, — Решайте, сможете ли вы спокойно смотреть на их гибель…
Капитан Груббер глянул на русского и в глазах его замелькал бесовский огонек.
— Первый помощник Смит, — проговорил он в переговорное устройство, — Готовьте лебедку с «кошкой» к спуску …


«»

 
Смит в эту ночь выпросил-таки проблем.
После команды на спуск «кошки» Груббер предложил Найоми как руководителю фрахта написать распоряжение. Девушка управилась за пару минут, но оказалось, что все это время первый помощник пытался связаться с собственником судна по спутниковому телефону и терял драгоценные минуты. Тогда капитан Груббер отстранил мистера Смита от командования, отправив его в нокаут, и встал за штурвал сам.

Лебедку размотали за десять минут. На «кошку» Найоми прикрепила один из передатчиков, и теперь болванка ощетинившаяся крючьями, приближалась зеленой точкой к обессилевшим тюленям.
За жизнь боролся лишь «Парень», а нам оставалось только гадать —  хватит ли времени?
«Тебе не может не повезти», — успокаивал его я, — «Не для того ты выскальзывал из акульей пасти столько раз…»
Юрий молча сжимал спинку стула и не отрывался от экрана. Найоми командовала. Волнение достигло предела, когда японка наконец произнесла:
— Начинаем… Вперед помалу…
Громкоговоритель удовлетворенно крякнул голосом Груббера, и мы услышали шум машин. Зеленая точка, закрепленная на «кошке», приблизилась к тюленям и… пошла между ними.
— Господи помоги, — проговорил вслух Юрий, а передо мною опять появился образ деда в обнимку с огромным морским слоном. Я понял, что с нами сейчас тюлений бог.
— Есть, — сказала по-японски Найоми, но мы ее поняли.
— Есть, — повторил я, глядя, как три зеленые точки потянулись следом за «кошкой».

«»

Первый помощник Смит оказался прав. Это действительно были сети вперемешку с обрывками тонкого троса — останки человеческой жизнедеятельности и страшного словечка — цивилизация.
Распутывали пленников прямо на палубе. Юрий, команда ученых, матросы и капитан Груббер — все были там и старались помочь, чем могли.
Отсутствовал лишь мистер Смит.
«Парню» не повезло. Корабельная кошка пропорола его одним из крюков почти насквозь. Найоми приняла решение оперировать, чем и занималась сейчас вместе с судовым врачом.
Провозились больше часа. Безрезультатно. «Парня»  не стало. 
Хоронили, зашив в саван с грузом. Юрий по русской традиции закрыл ему веки, а матросы собрались на палубе всей командой.
Стоп машина! Это были настоящие похороны!
Любители тотализатора стояли, по-детски опустив головы, а норвежец Андреа хоть и крепился, но глаза его подозрительно блестели.

Смит появился на следующий день. Ни на кого не смотрел Команда, и ученые, молча, расступились, перед помощником стараясь с ним не соприкасаться.
Сначала я подумал, он пойдет в рубку, но цокот его надраенных башмаков остановился возле каюты с мониторами. Дверь открылась.
Смит обвел нас глазами и произнес:
— Фил, госпожа Найоми, капитан Груббер, я прошу прощения за недостойное поведение.
Ответом ему было молчание, а перед моими глазами неожиданно появился еще раз тюлений бог.
Он кивнул нам круглой головой и растаял, превратившись в неистовое бирюзовое море за окном и семь зеленых точек на экране монитора.


г. Иркутск.
июль 2010 г. 18 число.