Запах снега. Продолжение - 2

                ВАЛЕНТИНА

                (продолжение)      

                Но однажды ей стало не по себе.  Был обычный день, оба вернулись с работы, и Валентина крутилась на кухне, соображая ужин.  А Григорий завалился с книжкой на диван. Ужин был почти готов,  Валентина начала собирать на стол, заглянула в хлебницу.
- Вот, досада! Как я про хлеб-то забыла!
- Гриша, сходи, пожалуйста, за хлебом, - попросила она мужа, заглянув в комнату.
          Хлебный магазин находился по соседству, но Григорий никак не отреагировал, продолжая читать.
- Гриша? Ты меня слышишь? Оторвись, выйди за хлебом. Сейчас ужинать будем!
          Григорий нехотя оторвался от книжки, посмотрел на Валентину и посоветовал занять у соседей.
- Какие соседи? Магазин-то во дворе? – все еще не понимала Валентина. – Или без хлеба будем ужинать! – пошутила она.
 -  Давай без хлеба…
               Последние слова Григорий произнес с раздражением, будто от назойливой мухи отмахнулся.  Валя молча оделась и сама пошла в магазин, все еще надеясь, что Григорий догонит ее и отберет сумку. Купила злосчастный хлеб, вернулась. Позвала ужинать.
                Григорий, как ни в чем не бывало, съел ужин и даже не поинтересовался, откуда взялся хлеб.
                На другой день, словно, осознав свою вину перед ней, Григорий к ее приходу разогрел ужин, чего не делал уже давно, купил букетик любимых ею садовых ромашек. Весь вечер был внимателен, весел и Валентине вдруг стало стыдно за свою обиду на мужа.
- Какая я мнительная стала, - подумала она. – Это все беременность. А Григорий у меня такой добрый, заботливый…
                Время спустя, перебирая события их совместной жизни, Валентина никак не могла забыть истории с хлебом, считая ее чем-то вроде дурного предзнаменования.
                Свое положение она переносила хорошо, почти не страдала, как другие женщины, приступами дурноты, и, вероятно, поэтому не требовала к себе особого отношения.
                Ей нравилось думать о будущем ребенке,  и она не понимала, почему Гриша не поддерживает такие ее разговоры, хоть уверяет, что с нетерпением ждет их сына.
                Время от времени Валентина заводила разговор с мужем о своем будущем. Не век же ей сидеть со средним образованием! Вначале совместной жизни они как будто решили, что осенью она будет поступать в институт культуры, на библиотечное отделение, но постепенно идея стала забываться.
               А потом Григорий сказал, что он ее и так любит, необразованную. Когда выяснилось, что она ждет ребенка, всякие разговоры об учебе и вовсе прекратились. Григорий сказал, что теперь ей надо думать о ребенке. А не об институте.
               Это была первая серьезная обида на мужа. Она-то надеялась, что он не только поддержит ее мечту, но и поможет.
- Ребенок тут не помеха, - часто уверяла она сама себя, мысленно споря с мужем.- Ведь учатся же другие…
               Во время декрета Валентина начала читать учебники, но делала это скрытно, только если мужа не было дома. У нее вдруг появилась от него тайна, и это мучило ее, словно делала она что-то нехорошее.
               Очень скоро Валентина поняла, что увлечение изоискусством не было у Григория серьезным, и потому быстро прошло, как  проходили и другие его «страсти». От них остались кляссеры с марками, книги по нумизматике, теннисная ракетка. Муж объяснял их широтой своих интересов.
             Они прожили вместе уже полтора года, и внешне как будто все оставалось по-прежнему. У Валентины кроме того случая с хлебом, претензий к мужу не было. Но не было и желания просить его о чем-нибудь. Она не хотела признаться, что просто боится снова получить отказ.
            Время шло, но ближе они не становились. Григорий рано уходил и поздно возвращался с работы, прихватывая для производства и выходные дни. Времени на разговоры почти не оставалось. Да и о чем говорить, она не знала. В свои дела муж ее не посвящал, а на попытки Валентины рассказать о домашних заботах, снисходительно улыбался и советовал больше отдыхать, беречь себя.
           До родов оставалось около двух недель. Приданое новорожденному давно было приготовлено, куплена по случаю деревянная кроватка. Еще перед выходом в декретный отпуск, Валентина взяла на работе книгу об уходе за новорожденным, да закрутилась и так и не прочла.
            В тот день, проводив мужа на работу и сготовив обед, она вспомнила про книгу. Поискав глазами на полке, заметила ее между  какими-то справочниками по строительству. Книги стояли так тесно друг к другу, что достать нужную оказалось непросто. Когда попыталась извлечь ее, стиснутые книжки  полетели на пол.
            Досадуя на свою неловкость, она принялась собирать упавшие книги. Под последней книжкой  лежал конверт с письмом. Откуда он выпал,  Валя не знала и, уже собираясь выбросить в мусор, машинально взглянула на обратный адрес.  Письмо было из города, где когда- то учился муж, но ни улицы, ни дома не было. А подпись стояла неразборчивая.  Письмо было адресовано Григорию «до востребования».
-  Какой-нибудь институтский товарищ по старой памяти написал, - подумала Валя. – Но почему же «До востребования»? А пришло недавно, - вслух размышляла она.
            Гриша и раньше изредка получал письма от сокурсников, всегда радовался им, читал вслух и комментировал, рассказывал о прежней жизни в институте. Но об этом письме Валентина не знала.
            Она продолжала стоять с конвертом в руках, не зная, что предпринять, непроизвольно постукивая им о книжную полку. И неожиданно из конверта выпала небольшая фотография.
             На фотографии, сделанной, видимо в городском ателье, сидела симпатичная молодая женщина с мальчиком лет трех. Женщина улыбалась, и на щеках ее были заметны ямочки. Мальчик держал женщину за руку и тоже улыбался. Его сходство с Григорием бросалось в глаза.
- Может, Наталья с сыном, - с надеждой подумала Валя.
             Сестру мужа,  Наталью, она никогда не видела, но о ее существовании знала. Знала и то, что у нее есть маленький сын Бориска. Теперь Валя держала фотографию незнакомой женщины, боясь перевернуть.
             Непонятно отчего, изнутри навалилась какая-то тяжесть. Ей стало нехорошо. Валя отложила фотографию в сторону и вышла в кухню. Приготовила чай, но пить не стала. Снова вернулась в комнату и перевернула снимок. Никакой подписи не было. Тогда Валя достала письмо и стала читать. Оказалось оно совсем коротким, всего несколько строк. Обращаясь к Григорию, незнакомая молодая женщина просила ее простить.
- А это наш сын Виталик, - писала незнакомка. - Сначала я решила никогда не сообщать о сыне, чтобы ты не знал о его существовании, но не смогла. Мальчику уже три года, и он спрашивает об отце. Что ему ответить?
             Руки у Валентины мелко дрожали, строчки прыгали перед глазами, и она с трудом дочитала до конца. Под письмом стояло – Джалина.
             Подпись ни о чем ей не говорила, Григорий никогда не упоминал это имя, хоть и не скрывал своих прежних увлечений.
- Почему он скрыл от меня это письмо? – мучительно думала она. – Видно, из-за ребенка…
          Не зная, что делать, Валентина бродила по комнате, перекладывая вещи с места на место. Тревога за себя, их будущее и будущее еще не рожденного ребенка, будила самые нелепые подозрения. Она стала припоминать поведение мужа в последнее время, и оно показалось ей неестественным. Каждое слово, каждый жест наполнились теперь особым смыслом.
- Задержки на работе, командировки…- конечно, он ездит к сыну, - ревниво подумала Валя.
          Немного успокоившись, она решила оставить все как есть, и ничего не говорить о своем открытии мужу. Письмо положила в одну из его книг, надеясь, что Григорий не заметит ее оплошности. Так и случилось. Григорий, как будто, ничего не заметил.
          Вскоре родился Олежка, и заботы о сыне заглушили мысли о сопернице. Григорий был по-прежнему увлечен работой, помогал ей мало, но с сыном гулял по выходным с удовольствием. Ему нравилось, что мальчик спокойный, не кричит и не мешает. На прогулку он брал книгу или газету, совмещая приятное с полезным.
           Летом они поехали в отпуск к родителям Григория.

                ( продолжение следует )