Егоровы страсти - рассказ

Был Егор Федорович просто патологическим «везунчиком». Если бы за способность «влипать» в ситуации давали награды, то был бы он, пожалуй, полным кавалером «ордена Сутулова». Возьмем хотя бы ситуацию с женщинами. Жену свою, Любушку, он не просто любил – боготворил, можно сказать. Но при всем при том ходок был еще тот. Страдал Егор от этого безмерно, но… поделать с собою ничего не мог. «Кобель», – грустно вздыхала Любушка, но о поднятии уровня пантокрина в Егоровой крови не задумывалась ни разу и жить с ним продолжала. И когда однажды кто-то из мужиков ляпнул: «Жалко мне тебя, Любаня…», – то вылетел из квартиры с таким треском, что других «жалельщиков» больше не нашлось.

Второе место после жены среди страстей, сжигающих Егорову душу, была охота. Причем, охотился он на любую дичь, каковая к этому разрешена законом, выправлял все необходимые документы и… прямо на открытии сезона каждый год «влипал» – качественно и с чувством. Так что баек о его похождениях ходило множество. А потому как семьи наши тес-но дружили, истории эти знаю из первых, так сказать, уст.

Купил как-то Егор лодку-раскладушку. Дюралевая, легонькая, аккуратная. Посадка небольшая опять-таки, значит, через камыши идти легко будет. С нетерпением дождался конца августа. И вот вожделенный миг, когда Егор ступил на борт своего вновь обретенного судна. Плывет, гребет легонькими веслами. Лодочка, точно масло, режет темную воду, камыши раздвигает – не лодка, а песня. Тут из-под самого носа лодочки, громко захлопав крыльями, взлетают утки. Схватил Егор свою вертикалку, встал во весь рост, прицелился и… только сапоги в воздухе мелькнули, потому как стоял он поперек лодчонки, спиной к борту, вот отдачей его за борт и выкинуло. Плюхнулся в воду и, поднимая тучи брызг, завопил бла-гим матом: «Вась-Вась-Вася-а-а! Тону-у-у!!!» И уткнулся носом в чьи-то сапоги. Поднял его Василий за шиворот, на ноги поставил – по колено в том месте оказалось. Вода в конце августа – начале сентября меньше всего по температуре напоминает парное молоко. От холода да от пережитого страха колотило Егора у костра крупным бесом, пока не переоделся да не принял «на грудь». Но происшествие так ничему его и не научило, и на утренней зорьке, когда самая азартная канонада над озером стояла, утопил-таки Егор и ружье, и лодку, и все, что в ней было. Теперь пришлось нырять уже на двухметровую глубину.

Подарили как-то друзья Егору Федоровичу щенка – крохотного спаниельчика. Носился он с малышом не меньше, чем заботливый отец с горячо любимым чадом. Ухаживал, воспитывал, ворковал над ним: «Ух, ты, мой хороший, будешь мне дичь из озера носить? Бууудешь! Чудо мое ушастое…» Первой в жизни Ральфа охоты оба ждали с одинаковым нетерпением. Пес, надо сказать, умница был, отдавал принесенную добычу только хозяину и стерег ее, никого не подпускал. Вот, наконец, приехали на озерцо. Выстрел, дичь падает в воду, Ральф бросается в камыши и минут через пять появляется с чирком в зубах. «Странно», – думает Егор, – «Я ж, вроде, покрупнее что-то подстрелил». А пес положил утку и – снова в камыши… Так и курсировал часа полтора, пока всех уток, подбитых еще и соседями, с озерка не собрал. Принес последнюю, гордо положил к ногам растерянного хозяина и сидит, в глаза Егору смотрит, похвалы-награды ждет. А к утру мужики пришли, отдай, Егор Федорович, нашу добычу, говорят. Вздохнул Егор – забирайте, ребята, если кто свою опознает…
«Ну, сухопутный он человек», – скажете вы про нашего героя. Так ведь и на суше Егор Федорович умудрялся стать главным действующим лицом охотничьей байки.

Затащил как-то раз он моего отца на охоту за зайцем. Само по себе это уже было подвигом, потому как батя мой признавал исключительно утиную охоту, и на зверя у него просто рука не поднималась. Но уговаривать Егор умел. В общем, взяли они лыжи, припасы, «согревающего» и поехали. Причем, я уже говорила, что охотился Егор, свято соблюдая все каноны классической охоты, – не из окна автомобиля по зверю стрелял, а, как положено, – ножками за ним, ножками. Вот и за зайцем тем полдня они на лыжах по лесу гоняли, упарились все. Наконец, вскинул Егор Федорович ружье и, как настоящий шериф Дикого Запада, навскидку пальнул. О, чудо! Заяц упал, как подкошенный. Подошли наши измученные охотники, подняли добычу, осмотрели. Нигде на шкурке крови не видно. «Наверное, в глаз попал!» – гордо заявил Егор. Принесли косого на бивак, положили под сосенку, костерок запалили. Потные все, соленые – умыться надо. Чтобы не намочить, снял Егор часы, что любимая жена неделю назад ко Дню рождения подарила, и смеха ради зайцу на шею надел. Отошли к бережку еще не замерзшего болотца, умылись. Минут пять их с Василием не было у костра. Возвращаются – а под сосной только след на снегу остался. Ушел трофей и часы на шее унес. Кинулись по следу, думали – обронит заяц ношу. Да так и гуляет, видимо, косоглазый хитрец со своей на-градой за смекалку на шее – Егоровыми командирскими часами.
 
Но нужно отдать Егору Федоровичу должное – с пустыми руками домой с охоты он не возвращался ни разу. И пускал на это всю свою недюжинную смекалку.
Не открылась еще охота, а Егору уже невтерпеж, но закон нарушить не может. Только ведь рыбалку-то никто не запрещал! Взял Егор спиннинг, зарядил лесу покрепче, к ней «воблер» привязал (это блестящая медная рыбка с тройным крючком-кошкой) и отправился на озеро. Закинул леску в воду и тянет потихоньку. Увидела утка – в воде малек блестит, и проглотила его. Тянет Егор к берегу аккуратненько, лесу на барабан наматывает, так и достал. «И не улетела?» - удивленно спрашивают мужики. «Да куда ж она полетит, она ж домашняя!»

Может, в рассказах этих больше легкого юморного трепа, чем правды, было. Но так и запомнился мне Егор Федорович, азартно разыгрывающим в лицах на пару с моим отцом ситуации из своей охотничьей жизни. И каждый раз какие-то новые нюансики всплывали. Так что слово «охота» у меня больше ассоциируется не с трофеями, с нее привезенными, а с веселыми байками за семейным столом.

(По заказу журнала "Отдых. Развлечения. Туризм", Новосибирск, 2003 год)