183 письма с Севера. 1978 год. Главы 4-6

Глава 4

     На фото: я — сварщик.

     *****

     Когда я устроился в КММУ, вскоре в конторе узнали, что у меня есть музыкальное образование. Каждая контора гордилась, если у неё в актовом зале или красном уголке бренчал какой-либо оркестрик. Начальник управления Береславский Александр Моисеевич (по прозвищу БАМ), слыл большим любителем музыки. Через месяц после моего трудоустройства он вызвал меня к себе в кабинет. Я зашёл и увидел крупного, с азиатско-мексиканским лицом в оспинках, человека. БАМ пригласил меня присесть, потом без предисловий сказал, что было бы неплохо организовать в управлении музыку, и спросил:
     — Что нужно для ансамбля? Какие инструменты?
     — Для начала необходима ударная установка, то есть, набор барабанов, — уверенно стал перечислять я, — потом три гитары с усилителями, и по возможности, нужна органола. Это что-то вроде небольшого электропианино. Ну, и музыканты нужны...

     Береславский внимательно посмотрел на меня, потом, чуть поразмыслив, сказал:
     — В конце декабря готовьтесь в командировку в Тюмень. Найдём возможность выделить средства на приобретение инструментов. А музыкантов попытайтесь найти на наших строительных участках — там много молодёжи. Если возникнет необходимость, можете  пригласить молодых музыкантов из соседних организаций.

     25 декабря меня вызвали в бухгалтерию, выдали командировочное удостоверение, деньги на проезд и чековую книжку с кругленькой суммой для покупки аппаратуры. О поисках культбазы в Тюмени, о приобретении там аппаратуры и доставке её в аэропорт я рассказывать не буду, дело было утомительным, хлопотным.

     В те времена в Тюменском аэропорту Рощино кроме пассажирских перевозок существовали и грузовые (спецрейсы). Грузы для отправки в Надым и другие северные города комплектовались в так называемых базах, расположенных метрах в двухстах от пассажирского аэровокзала. Я без особого труда нашёл базу КММУ — вагончик и немного территории, огороженные забором, — и привёз сюда ящик с барабанами, ящик с органолой, гитары в целлофановом мешке и капроновую канистру с пивом. Дело было уже перед новым годом, и я переживал, как бы не застрять на этой базе на длительный срок. 29 декабря просидел в вагончике целый день, попутного рейса не было, диспетчер сказал, что должен быть на следующий день. Переночевал в городской гостинице. На базу приехал пораньше, и снова началось томительное ожидание. На улице стояла пасмурная ветреная погода, шёл снежок, температура — около 15 градусов мороза.

     С горем пополам удалось моему диспетчеру записать мой груз на Надым, а меня оформить как сопровождающего. Наконец, ближе к вечеру я погрузил свои вещи в старенький двухмоторный АН-24 и стал ждать вылета. В салоне самолёта сидениями служили жёсткие скамейки, расположенные по-над стенами, а все вещи находились по центру. Здесь кроме моего груза стояли ещё какие-то коробки и ящики, пахло яблоками и мандаринами. В кабину самолёта прошли три человека экипажа, один из них приостановился около меня и сказал, что скоро вылетаем в Надым и будем там через четыре часа. Я понял, что кроме экипажа и меня в самолёте никого не будет. «Крейсерская» скорость «лайнера», на котором я должен был лететь, меня не беспокоила — самое главное, это то, что я в самолёте, и рано или поздно буду дома.

     В Надым прилетели за полчаса до полуночи. На улице ни ветринки, но стоял туман. Я удивился: зимой — и вдруг туман. Вытащив свой багаж на лётное поле, побежал к вокзалу, который, благо, находился недалеко. В порту пустынно, ни человечка. С большим трудом уговорил я откуда-то случайно взявшегося водителя грузовой вахтовки подвезти меня к городу (расстояние 12 километров). Водитель, спасибо ему, помог мне загрузить ящики в будку, а когда я стал брать гитары, целлофановый мешок вдруг захрустел и развалился на куски. Кроме гитар в мешке лежали ещё барабанные палочки, пачки с запасными струнами — всё это рассыпалось по снегу. Пока сгребал их в кучу, страшно замёрзли пальцы на руках. Я не мог понять, в чём дело. Водитель высунулся из кабины:
     — Давай, паря, быстрей, а то отопление в кабине прихватывает — не май месяц.
     — Всё, всё, я готов, — сказал я и полез в будку, чувствуя, что начали мёрзнуть ноги.
     — К какому дому везти-то тебя, паря?
     Я назвал адрес.
     — Может, в кабину сядешь?
     — Нет, присмотрю за своими вещами, чтобы не побились, — вежливо отказался я.
     — Ну, ты терпи, паря, — там, в будке, отопления нет.

     Через три минуты пути я пожалел, что не сел в кабину — у меня появилось ощущение, что пятки вот-вот примёрзнут к подошве сапог. Еле доехал. У Лёвиного дома быстро сгрузили аппаратуру, и машина исчезла в тумане. В окнах квартиры света не горел — не думали родственники, что Лёня объявится среди ночи. Пришлось будить брата. Затащили с Лёвой весь груз в квартиру, ящики поставили в прихожей, гитары охапкой в спальню к Юре, а пиво на кухню. При виде канистры у Льва заблестели глаза.
     — Ну-ка, жёнка,  тащи малосол, будем пить пиво! — оперативно распорядился он.
     Из комнаты, накинув халат, вышла сонная Люся:
     — Лёвик, я хочу спать, пейте сами.
     Но распластанного муксунчика с холодильника достала и согласилась посидеть.

     Когда я открыл канистру и начал наливать пиво, оно не лилось.
     — Заморозил, брат, пивко, — иронично заметил Лев.
     — Как заморозил? Оно было на улице всего минут тридцать!
     — А ты знаешь, сколько градусов на улице?
     Я молча уставился на Льва, ожидая, какую цифру он назовёт. Про себя подумал, что, может быть, чуть пониже, чем в Тюмени, градусов эдак двадцать пять.
     — Сорок восемь! Минус! Иди, посмотри на градусник, если не веришь.
     И тут меня осенило:
     — А я-то думаю, чего это рассыпался целлофановый мешок в порту! Вот это да!
     — И пиво стало кашей, — добавил Лев, и мы расхохотались.
     — Так что, Лёнчик..., — хотела чем-то попугать меня Люся, но Лев её перебил:
     — Бывает здесь такая температура, бывает и ниже, но живут же люди, и никто ещё не замёрз. Редко когда мороз стоит долго, обычно актировка* бывает дня три-четыре.

     Мы набрали в ванну из батареи отопления немного тёплой воды, положили туда канистру и уже через двадцать минут начали ночное застолье. Должен сказать, что пиво в Надыме раньше в торговле отсутствовало, его просто по каким-то коммунистическо-экономическим соображениям сюда не привозили. Вдоволь пива северяне напивались во время отпуска, и часто как гостинец привозили с собой. Если ты был, допустим, в отпуске или в командировке и не привёз с собой пива, тебя могли посчитать приличным поросёнком. Мне было приятно, что доставил удовольствие брату.

     Как я уже упоминал, довольно громоздкие ящики с барабанной установкой и органолой мы со Львом разместили в прихожей, которая служила простым коридорчиком размерами метра полтора на два. Чтобы пройти из квартиры к двери, требовалось протискиваться по-над ящиками. Утром, а это было воскресенье 31 декабря, мы все спали кроме Люси, которая собралась в продуктовый магазин. Она надела свою дорогую цигейковую (такую ещё называли мутоновой) шубу, и когда начала пробираться к двери, подкладкой шубы зацепилась за гвоздь, торчащий из ящика. Хоть и спали мы крепко, но под необычный треск сразу проснулись. В установившейся тишине Лев из зала сонным голосом спросил:
     — Люсь, чо случилось?
     — Чо, чо... Чрез плечо... Шубу порвала, — донёсся раздражённый голос Люси. Праздничное настроение у нас сразу испортилось. Я и сам уже не был рад ящикам, которые загородили проход, чувствовал себя виноватым.


Глава 5


     Новый год Лёва с Люсей встречали в семье своих друзей — Гали и Гриши Гнедых. Я идти с ними отказался и остался дома с Юрой. Квартира Льва находилась на втором этаже, а друзья их жили на пятом. В разгар веселья Лев с Люсей спустились домой, и уговорили меня подняться к Гнедым. Там находились ещё пять или шесть человек. Лев представил меня гостям, они, будучи уже навеселе, шумно загалдели, с интересом поглядывали на меня, тут же потеснились и усадили за стол. Пили шампанское. Вскоре, когда включили музыку и компания пошла в пляс, я потихоньку ушёл домой. По телевизору шёл новогодний концерт, а Юрик посапывал в своей комнате.

     Не прошло и полчаса, как в дверь кто-то позвонил. Я открыл и увидел улыбающуюся, полноватую, спустившуюся от Гнедых, даму, которую видел там среди гостей. Звали её, кажется, Валя. Сама хмельная, с раскрасневшимся от танцев лицом.
     — Можно войти?
     — Пожалуйста, пожалуйста, — учтиво ответил я, пытаясь сообразить, по какому поводу явилась с визитом приятельница семьи моего брата.
     Она вошла и пока, наклонившись, снимала туфли, нечаянно задела рукой свои бусы. Чёрные шарики разлетелись по всей прихожей.
     — Надо же, какая я неуклюжая, — смутилась гостья, лицо у неё стало просто пунцовым.
     — Я сейчас помогу собрать, — успокоил я её, и с рвением пылесоса принялся выискивать бусинки, часть из которых закатились под ящики с барабанами.
     — Я смотрю — все танцуют, а вас нет, праздник ведь только начался...
     — Не люблю танцевать, да и за племянником надо присмотреть, одного нельзя оставлять, — лепетал я, по идиотски радуясь найденным бусинкам.

     Пока собирали бусы, прошло, наверно, с полчаса. Тут дверь квартиры резко распахнулась, и на пороге появились Лев со своим приятелем Сашей Вдовиным. Количество выпитого наверху позволяло им обоим шумно смеяться, балагурить, отпускать в адрес Вали колкие двусмысленные шутки. Саша хитро поглядывал на меня. Я смутился и не знал, как себя вести, но успокоился, когда заметил, что поведение мужчин для знакомой им дамы было не более чем обычным явлением в часы веселья.
     — Пошли, брат, наверх, немного попоём, — предложил мне Лев голосом, не требующим возражения (я знал эту волевую манеру брата, особенно когда он находился навеселе). Он взял с собой гитару.
     — И попьём, фули нам, — добавил Саша, про которого я уже успел узнать, что, во-первых, он работал шофёром в АТК-1 и, во-вторых, был приличным матерщинником.
     — Ну что ж, праздник продолжается, — сказал я и, не заставляя себя долго упрашивать — это было бы в данном случае неуместным, пошёл к Гнедым. И не пожалел.

     Петь компания любила, пели так, как будто находились на генеральной репетиции казачьего хора. А когда я взял гитару и стал аккомпанировать, то и вовсе распалились. Хозяйка квартиры Галя и её сестра Лида по национальности украинки, поэтому, когда я запел «Черемшину» и «Тэче вода коломутна...» они пришли в восторг. Вернулись мы домой далеко за полночь. Было тепло и уютно, с трудом представлялось, что на улице мороз под 50. Насчёт же Вали мне Лев после со смехом говорил, что он и Сашка специально отправили её тогда ко мне, чтобы меня немного развеселить и развеять мою тоску. Услужливые ребята, нечего сказать...


Глава 6


     «Здравствуйте, дорогие мама и сестрёнки!
      С приветом к вам Леонид. Несколько задержался с ответом, но вы уж простите меня, занятого «северянина». Сегодня 8 января, получил от вас поздравление с Новым годом, которые вы отправили 24 декабря, и получил письмо и открытку от Любы, которые она отправила 20 декабря. Вот ведь надо же, сколько времени шла почта. От Любы долго не было вестей, я даже расстроился. А почта шла, видать, пешком.

     Несколько о себе. У меня всё нормально, что можно считать нормальным на Севере. Работаю уже два месяца, сварщиком. В КММУ-4, где я  работаю, решили организовать эстрадный оркестр. С 25 по 30 декабря я ездил в Тюмень (был в командировке) за аппаратурой. Купил барабанную установку за 800 рублей, три электрогитары и др. Усилители к ним есть в конторе. Тюмень мне не понравилась. Перед новым годом все суетятся, бегают, тащат ёлки. Я кое-как прилетел в Надым. Прихватил из командировки с собой канистру пива, вот уж Лев был рад (в Надыме пиво не продаётся).

      Живу я пока у них. На днях, числа 10-11 января, переселюсь в общежитие. Общежитие 9-этажное, современное. На «материке**» такое не часто увидишь. СтоИт оно прямо в центре, от него до работы мне всего 700 метров.

     Новый год встретил в кругу своих родных. Дни летят очень быстро. Вот уже 8-е. На улице стоят трескучие морозы. На Новый год и два дня назад температура опускалось до -54 градусов. Сейчас стоит  -45. Ветра нет, только морозный туман. Плевок замерзает на лету, и во рту от мгновенного замерзания слюны словно иголочки. Поневоле вспомнишь свой «солнечный» Казахстан.

     Я работаю в цехе, поэтому для нас актированных дней нет. А Лев машину не заводил, дня два находился дома, сидел с Юриком: мальчуган где-то простудился, собственно, при такой температуре на улице это немудрено. Я вот сейчас пишу письмо (10 часов вечера), Юрик укладывается спать, при этом сильно кашляет. Люся пошла вскипятить ему молока. А Лев лежит на диване, читает газету. В квартире тепло, +20.

     Мама, я сильно скучаю по Ермаку, родина, все-таки. Скучаю по семье. Очень. Как они там? С жильём (для семейных) в Надыме очень плохо, совсем нет. А без семьи, ну сколько можно протянуть? Заработки, если судить по земным меркам, неплохие. В месяц у меня вышло 360 рублей. Из них четвёртая часть — в Белоруссию, на Владика. Сама знаешь.

     Хожу в шубе и унтах. В эти выходные ходил в баню. Баня городская, двухэтажная. Напарился. Шёл по городу, на улице -50, а от меня пар валит. Лев баню не любит, моется в ванной. С декабря горячую воду в домах отключили, так он набирает её в ванну прямо из батарей отопления, здесь так многие делают. Вода, правда, очень рыжая, говорят, в ней  много железа. Вот в баньке — чудесно!

     Мама, напиши, как у вас там идут дела, как на работе, как у сестрёнок Оли, Тани. Была ли у вас Люба или кто из вас у неё? Какие новости у родни? Что нового в Ермаке? Как твоё здоровье, не болеешь ли? Не сломался ли у тебя телевизор? Пиши обо всём. Передавай привет всем родным от меня и от семейства Льва. Обнимаю. Леонид. 8.01.79».

     *****

     До самого Рождества в Надыме стояли лютые морозы, а потом понемногу начало отпускать и на Старый Новый год «потеплело» до семи градусов мороза. После сильных новогодних морозов показалось, что наступила оттепель. Народ большими толпами бродил по городу, детвора с визгом каталась с горок. Мы тоже пошли гулять. Потом Люся, прихватив Юру, пошла готовить ужин, а мы со Львом остались на улице.

     Вдруг откуда-то появились две подвыпившие женщины с санками (Лев, похоже, их знал) и они привязались к нам, чтобы мы их покатали. Лев запрягся, я ему стал помогать. Под женским весом санки запарывались в снег и тормозили. «Тяжеловаты кобылицы», — шепнул я брату, на что он лишь усмехнулся. Со смехом и шутками кое-как докатили мы их до нашего дома, потом всей толпой завалились в квартиру. Люся этих тёток в упор не знала, поэтому на нас рассердилась, больше, конечно, на Льва, но водочкой всех угостила. Когда женщины ушли, мы над этим случаем посмеялись и сели ужинать.

____________
*Актированные дни — время, когда по метеоусловиям работать на улице не рекомендуется (ниже –42).
**«Материком» и «землёй» северяне обычно называют более южные районы.

     *****

     Продолжение воспоминаний здесь: http://www.proza.ru/2010/08/21/1082