Сделал дело - рядом с нами

 Аркадий Красильщиков


 Газета «Время» (Израиль),10.01.2002, рубрика «На своей земле»



     Михаил говорит,  что пытается воспитать заказчика. Вот он приходит в контору, приветствует публику, а его никто не замечает. Ждут, когда станет унижаться, представляться и просить работу, ему же и заказанную.

     В таких случаях Михаил Тер-Казарян    просто поворачивается и уходит. Ему не жалко потерянных денег. Ему себя жалко, своих нервов,  своего человеческого достоинства.

     Михаил – человек творческий, увлекающийся, любящий свое дело. Он своего рода поэт – поэт электричества. Мастер не в обиде, что ему, человеку с высшим образованием, приходится заниматься ремонтом всякой конторской техники. Он обижается, когда в нем не видят человека  и все сводят к пошлому принципу взаимоотношений хозяина и слуги, заказчика и мастера.

     Тер-Казарян прислуживать не умеет.  Служить – пожалуйста. С техникой – компьютерами, принтерами, ксероксами, факсами, сканерами  - он на «ты». И техника отвечает Михаилу взаимностью.

     С людьми все сложнее. 10 лет назад оказали Тер-Казаряну высокую честь: приняли в один из самых отдаленных кибуцов Израиля. Электрическое хозяйство кибуца находилось в первобытном  состоянии, за несколько лет Михаил сделал все образцовым.

     Он сам для себя составил план из 43 пунктов. Для стороннего человека пункты эти покажутся скучными. Для Михаила каждое слово в списке полно высокого смысла и даже поэзии:

    1.Сконцентрировать органы управления процессами дойки и промывки на одном пульте, добиться простаты управления.

     2. Повысить надежность конструируемых устройств, тем самым сократить количество ошибок и сбоев.

     3. Максимально автоматизировать процессы, сократить количество процессов, требующих ручного вмешательства.

     И так далее, и тому подобное. Все задуманное Тер-Казарян выполнил. Создается впечатление, что в коровнике этого кибуца сами телки руководт всеми процессами. Людей там не видно – при полном порядке, чистоте и удивительной тишине.

     Скотина в этом кибуце будто  разучилась мычать требовательно или гневно. И молчание это, как говорит Михаил, самая большая благодарность за его труды.
 
     С людьми и здесь все оказалось сложнее. Никто даже не подумал доверить мастеру руководство тем хозяйством, которое он сам выстроил. Решили, что с этим  справится очередной начальствующий бездельник, а Михаилу указали на дверь.

     Сделал, мол, дело – и гуляй. Крепко тогда обиделся Тер-Казарян,    будто забрали у него родное, выпестованное дитя. Хотел даже уйти из кибуца, но прижился он в этой дикой пустыне, домишко свой полюбил, да и соседи нашлись душевные. И прежде он не хотел, и сейчас не хочет перебираться в город.

     Прав Михаил. Природа, даже самая дикая и опасная, не может оскорбить человека. Импугать способна, даже убить, но не обидеть. Вот люди в городской толчее ранят друг друга постоянно и повсеместно.

     Впрочем, и в пустыне достала мастера человеческая неблагодарность. Нашел в себе силы простить, понять, оправдать. Отладив коровник, принялся за другие задачи. Все электричество кибуца отладил до полного блеска, устроил местную телефонную связь. У ворот, к примеру, установил камеру слежения, но и эта работа оказалась не бесконечной.

     Вот Тер-Казарян и устроился мастером по ремонту. Кибуц не возражает. Свою зарплату Михаил отдает хозяйству, себе оставляет немного. Таков порядок.

     Каждое утро он отправляется в Эйлат по делам ремонта. Все бы замечательно, только воспитательная работа с клиентами далеко не всегда приносит результат. И все-таки мастер упрямо ее проводит. Он уверен, что человека можно отремонтировать точно так же  как принтер или факс. Он не желает мириться с хамством ни в каком виде.

     Михаил говорит так:

     - Уважаю тот прибор, с которым работаю. Жалею, как живое существо. Стараюсь его понять. Почему я, мастер, должен терпеть к себе презрительное, грубое отношение? Чем я хуже прибора   из железа, пластмассы и проводов? Может быть, я в чем-то даже лучше, потому что  не меня прибор ремонтирует, возвращает к жизни, а я его.

      Пробую кое-что объяснить Михаилу:

      - Тут такая психология: я даю тебе работу, значит, кусок хлеба, а потому имею право над тобой измываться. В натуре человека издеваться над слабым, а зависимый – всегда слаб.

     - Это  в натуре негодяя, а не человека, говорит мастер. – А потом, заказчик тоже зависит от моего умения, от моих знаний. Ему помочь только я могу, больше никто.

     - Стоп, - говорю я. – Заказов мало.  Мастеров много. Конкуренция. А где конкуренция    там и неизбежное унижение в борьбе за рынок.

     - Нет, - говорит Михаил. – Я берусь делать то, от чего другие отказываются. Это все знают. Я не беру лишних денег. Я человек не жадный. Только требую уважение к себе, и сам готов уважать любого.

      - Трудно жить человеку гордому и с тонкой кожей, - говорю я.

     - Ничего, улыбается Михаил. – Раньше жил, и здесь проживу.

     «Раньше» - это в Ереване (отец Тер-Казаряна – армянин, мать – еврейка).

     Были у него с хозяином бизнеса серьезные конфликты. Вел он себя всегда  незаисимо и гордо. Знал себе цену. И, в конце концов,  высокая цена его мастерства оказалась определяющим фактором.

     Михаилу «прощали» его человеческое достоинство. Дико звучит, правда? Но это так. И за этим – вечная проблема отношений в сфере наемного труда. Проблема острейшая. Одна из самых серьезных гуманитарных проблем в обществе потребления. Впрочем, всегда, везде, в любом обществе.

     Вспомнил серию рисунков Херлуфа Бидструпа на эту тему. В семье герой рисунков – хозяин. Он возвышается над женой и детьми, он грозен и силен, но по пути на работу становится все меньше и меньше, а у ног босса, под его тяжелым брюхом, превращается в скорченного в поклоне карлика.

     Тер-Казарян говорит так:

     - Я согласен уважать своего хозяина. Он отличный организатор, хорошо разбирается в людях, умеет считать деньги. Но требую уважения к себе. Я за равенство, потому что нужен своему хозяину точно так же, как он нужен мне. Я понимаю, что бизнесмен из меня никакой, но и он должен понимать, что нечего не смыслит в технике.       Мы нужны друг другу. Сотрудничество – вот принцип благодатный. Подчинение – дрянная система.

     - Ты идеалист, говорю я Мише. – За твоим хозяином главное: право на прием и увольнение работников. За этим главным сила и власть. А ты хочешь, чтобы он считал тебя своей ровней. Этого не было никогда и не будет. За силой и властью всегда стоит презрение к тем, кто от тебя зависит. Так было тысячи лет назад, и сегодня дела обстоят не лучшим образом.

     - Так  не должно быть, - настаивает на своём Михаил.

      - Знакомая песня, - говорю я. – Все бунты, мятежи, революции – от этой убежденности в несовершенстве рода людского. Но в итоге побед и поражений революционного духа ничего не менялось и ничего не изменится. Только множились страдания человеческие, становилось больше крови и боли.

     - Не могу мириться с  несправедливостью,  - упрямо повторяет Михаил. – Глобальных задач перед собой не ставлю, но мир вокруг себя хочу перестроить. И добьюсь этого.

     - Возможно, - соглашаюсь я, - в своей революции ты победишь. Ты научишь  заказчиков и хозяина себя уважать, но вот вместо Тер-Казаряна придет другой мастер, и на нем они отведут душу. Тебе поклонятся, а от него вытрут ноги. Так устроен мир.

     - Плохо устроен, - нахмурившись, говорит Михаил, и видно, что  больше разговаривать на эту тему у него нет желания,  а мой цинизм обреченности он не может принять всем своим существом.

     Тем временем мы подкатываем к стальным и могучим, автоматическим воротам фирмы,  куда вызвали Михаила по делам ремонта, Ворота эти услужливо раздвигаются перед нами, открывают дорогу.

     - Ждали, увидели, открыли. То-то же, - бормочет мастер. – Вчера приехал, стою – ноль внимания. Минуту стою, пять. Тогда и развернулся – и привет. Вечером звонят, уговаривают приехать опять. Согласился. И видишь – совсем другое дело. Можно клиента воспитать? Да, конечно. Можно и нужно воспитывать.

     Он уходит за очередным принтером. Жду Михаила, размышляя о цене мастерства, о невольной и  естественной гордости таланта, о вечной проблеме классового мира, о гордыне несовместимости между хозяином и работником.

     Казалось бы, как просто построить мир наш на уважении друг к другу, без грубости душевной, жестокости, хамства.  Но в этой простоте и полная невозможность такого мира.  Мира между разными странами и народами,  мира в семье и на работе.

     Михаил возвращается, возвращая меня на землю. Неисправный принтер бережно устраивает на заднее сиденье.  Садится за руль, включает магнитофон.

     Дети Тер-Казаряна слушают  нормальную современную попсу. Он любит песни Окуджавы, Высоцкого, Кима,  Никитина,  Долиной.  Судя по всему,  в песнях этих Михаил слышит мечту о гармонии в человеческих отношениях и надежду на справедливость.