Царь и попрошайка - долгая басня

ЦАРЬ И ПОПРОШАЙКА (прикол)

«Цветите, юные, и молодейте телом…» так напевая, шел себе вперед бродяга в поношенной одежде, едва спасавшей от ветра и дождя его иссохшую и жилистую плоть.


Часть первая.  Преамбула.Преобладание сиреневого тона.


Царь  объезжал владения.  Пути
под долгий шум дождя и ветра вой
сошлись с тропинкой, где не разойтись.
Там некто  шел с поникшей головой.
Царя кивком прохожий тот почтил.

Царь на прохожего дивится.

Забыл ли,  или умысел имел:
шагнув вперед, тот встречного толкнул.
 - Да ты, несчастный, что-то больно смел!
В себя прийти тебе поможет кнут.
Иль сослепа царя не разглядел?

Царь свиту отстранил. Бродяга ждал.

Сума, тюрьма – давно ему  ничто.
И если бы не кот, который с годами
не поспевал за столь неторопливыми,
сколь сохранившими размашистость шагами
бродяги, то и  от сумы избавиться бы мог,

но поселился в заплечной сумке кот.

Их нищета им не была тюрьмой – 
условием существованья.  И то,
что всех пугает, тревожить перестало,
или  чего боятся люди? смерти?
Бродягам горше –  мысль о бессмертии.

Да. Безусловно, бессмертья  кара.

Амнистии не им предполагать.
К чему мозг изнурять проблемой,
что без него давно предрешена?
Но царь? Нимало не изведал боли ––
обширным  знанием  своим  - наукой, 


изъятой из либеральных книг,  доволен…

Его  щедроты,  доброта, хоть   лишены
проверки личным опытом страданий,
к себе народы  целые влекли … Но
не бродягу иль  искушённого  кота.
Повел тот было носом, чуть приоткрыл

фонарь зеленый глаза, но тотчас вновь


от непогоды,  от причуд  дорожных,
от предсказуемых надежд порожних
укрылся  в сон – вот истинное благо,
да за спиной горячей, под сердца ритмы,
в непромокаемом брезентовом дому!


Тут юный властелин вопросами увлёкся:

Не может быть, чтоб протекала жизнь
без благ и перспектив, ему знакомых!
Зачем тропа  бежит в иную даль?
Что можно обрести в местах пустынных?
Дары какие? Как многие цари,

он новых впечатлений не чурался.



Часть вторая.  Архетип. На сиреневый фон накладывается позолота, возникает намёк на древо жизни, что вечно зеленеет.

Тут царь, от хлебов своих отщипнув горсть, широким жестом нищему подал.
А тот не спешил наброситься на еду, хотя щеки его запали  и хлеб не мог не дразнить  обоняние. К слову, и кот не выразил восторга. Царь удивлен: отчётливо  он   видел, как нищий у такого ж бедняка, как  сам,  просил и не получил подачки,  тот  только указал рукой  за поворот.  Следующий встречный  -  похлопал по плечу, да в сторону свернул,  а третий – столкнул с тропы, чтоб поскорей пройти вперед.
- Чего ж ты ждешь?  Пока четвертый  поднимет на тебя руку?
Вот пища. Утоли свой голод.
- Спасибо, царь.  К такому не приучен, и стар уже менять свои пристрастья. Твой дар приму от сердца. Но, поверь,  не этого хочу.
- Чего же?  Проси,  и дам. Мой экипаж наполнен до краев. В тюках – так  много месяцев пути, а мне уже наскучила дорога: запасы  мне станут скоро не нужны. Тебе они еще послужат для удовольствия.
- Излишки, царь, раздай детишкам из ближайшего селенья: дары для них игрушкам подобны.  А я – возьму у ровни, когда такого встречу…
- Да ты никак мечтатель! И сочиняешь?
- Догадлив ты.
- Так обменяемся!  Что дашь за золото мое?
- За золото? – так с дерзким тоном не совпадала горькая гримаса нищего… - Вот ты и признался, что ничего не понял. Четвертым,  значит, будешь ты.
- Комедиант!  Изображать пророка или быть им –  усилия напрасны.

И царь уехал, наскучив долгим объяснением с упрямцем.
А нищий попрошайка огляделся вокруг,  нет ли кого из  тех, кто говорит на языке его, и  кто подаст  - надежду.

Он, слухи ходят, где-то среди нас: хоть нет у нас царей носящих имя,  бессмертны как коты, так  спутники их – попрошайки. И тот, и тот…

Не спрашивайте, чур, при чём здесь кот.