Друг Яныч. Человек, которому везло

Был у меня друг Яныч, имел фамилию жены Макаренко, вообще-то  по отцу Херштейн, румынский еврей. Так вот  читал я когда-то книгу «Очарованный странник» Лескова. Приводится необыкновенная судьба русского человека. Казалось бы. как столько могло случить всего за одну человеческую жизнь. Оказывается, может даже и больше.  И даже не обычней. Необычней это точно. Необычность и не предсказуемость  нашей жизни, для меня связывается почему-то с героями одного удивительного места в России, где, оговорюсь сразу, я никогда не бывал, с Алтаем. Взять бы хотя бы наиболее  заметную категорию людей актеров. Актеры все же  в своих ролях берут что-то от самого человека. Возьмем алтайцев: Куравлев тут и «Афоня»,  и «Живет такой парень»: выдумщик, фантазер враль. Шукшин – несколько иная тема, но думаю бесцветные роли ему не подходят и в жизни он человек цветастый. Наконец, Панкратов-Чёрный. Не знаю падал ли он в жизни  с вертолетов («Устрицы из Лозанны»), но вполне бы мог без труда упасть особенно после 0,5. Говорят, что его старший брат и поныне проживающий в алтайской деревне    еще более  яркая иллюстрация сказанного.  Да, налей хорошенько русскому человеку, а наутро расспроси о его приключениях и услышишь достаточно. Алтайцы_ потомки переселенцев, людей самых лихих, вот и  следствие. А один мой школьный друг , русский, но и вовсе не  алтаец. Хорошо принял, как это подобает на дежурстве в ДНД.  Без  этого нельзя объяснили ему соратники.  И очнулся под стеной одного секретного  завода. Соответственно, два вопроса: как я так напился и как выбраться. На первый вопрос ответа нет, а второй решился просто. Он просто перемахнул через забор  и был таков. Правда когда он уже был совсем таков выяснилось несколько неприятных вещей. 1) Что он  совершенно забыл, что напился на  заводе а в ДНД 2) Что он заснул не внутри завода , а снаружи 3) Что завод был не то что не его, а вообще ему не знаком. Исходя из всего вышесказанного, когда  в приподнятом настроении, от сознания того, как легко и просто отделался повернул за угол какого-то здания,  то был остановлен банальной и избитой командой : «Руки вверх».  Ну потом долгое разбирательство с органами и т.д. Хорошо, что они тогда еще понимали не  предсказуемость линии русской судьбы. И сколько таких историй может рассказать каждый человек. О севших не туда, заснувших не  там, что-то перепутавших. Проснувшихся в Петербурге, Одессе или Улан- Удэ. Может кто-то трагически попал так в Китай или Индонезию не знаю. Я и сам… Но об этой истории когда-нибудь после. Но не только с русскими людьми происходят странности и неожиданности.  И есть судьбы, в которые не вмешивается (вливается?) водка. А просто эти судьбы таковы какими они должны быть.
Родители Яныча были в разводе.  И отец, и дед Яныча были богатые люди. И ничего для него в жизни не ожидалось необычного. Но вдруг развелись его родители и ему пришлось жить с отцом. Мальчик сильно скучал по матери и часто у бегал к ней. Но фокус был в том, что мать  жила в Бессарабии, а отец в Румынии. И государства были надо сказать самые разные, да и общественные строи, как известно в то время разные. Вернее он однажды сбежал в Бессарабию к матери, а она вдруг и стала советской республикой Молдавией. Его, теперь вернуть стало не особенно просто, да он не собирался возвращаться, хотя вовсе не пропитался духом коммунизма, да и по малости лет вовсе не подозревал об этом духе,  просто как-то с матерью было приятнее. Перед самой войной он оказался в детской больнице и тут впервые он столкнулся самыми необычными событиями и впервые ему повезло. В больницу в  самом начале войны ворвались молдаване-националисты и стали убивать всех детей со светлыми головками для них тогда это был отличительный признак русского или украинца. Яныч был темненький и так ему впервые повезло. Был он тогда еще мал, но кто-то ему объяснил, что теперь ему лучше всего бежать с русскими войсками. Спал он прямо на лафетах, на дулах орудий. Стал сыном полка, только не встретил Валентина Катаева, чтобы записать его историю. Солдаты его любили выучили русскому языку и даже крестили в какой-то большой лужи то ли потому, что считали его нужным крестить, то  ли считали , что крещенный еврей имеет больше шансов выжить при попадании к немцам. Таков был поход Яныча на Москву. Но вот беда где-то и кому-то в то строгое военное время он сболтнул, что  вообще-то он из Румынии и из профилактических мер оказался в Даниловом монастыре, но, увы, не для молитвы, а потому что там   размешалось детское исправительное учреждение. Но  Яныч уже чуть подрос, и не так  легко было его уже удержать. Сбежал он из детской колонии  и где-то обитал в Москве. Известно мне, что ему удалось поработать на одной стройке века: на разборке неудачного строительства Дворца Советов, который пытались построить на  месте Храма Христа Спасителя. Тут очевидно, его труд хоть и не созидательный не пропал для отечества. Как мы теперь убедились, разбирать  продукты этой стройки века  оказалось весьма полезно, в отличии от того, чтобы ломать Храм Христа Спасителя, который вот он стоит сегодня невредименький. Если бы представить себе, какого-нибудь  парт работника замороженным во время его варварского  уничтожении, то можно себе представить то  как бы но удивился очнувшись через 80 лет.  Но это к делу не относится, но потом Яныч вписался так сказать в советскую жизнь и пошел, когда приспело его время служить в армию. Тогда как раз разгорелась Корейская война и Яныч как раз оказался на  Дальнем Востоке. Яныча все любили   он хорошо играл на баяне, рисовал и был к тому же комсоргом батальона. Но тут он не выдержал, вероятно, ответственности перед комсомолом и выложил, что он собственно гражданин Румынии. Командир любил Яныча и для его безопасности после этого  признания  до дембеля отправил расписывать клубы по деревням. Тут  Яныч видимо и вступил на скользкий путь, так как пристрастился к легким деньгам на  разных халтурах. Так что поступать в Петербург, тогда Ленинград, в университет он поехал в с целым чемоданом денег. В поезде Семеныч с ним и познакомился, когда ехал поступать в Кронштадтское училище. Ну, и закрутилось, дело молодое, родителей у них не было, чтобы опекать и воспитывать. Оба молодые, склонные к свободе мысли и искусству. Оказались они в Питере, сняли квартиру. Яныч научил Семеныча халтурить. Вместо учебы, стали реставрировать иконы, картины, и даже ювелирные украшение. Быстро заработали много денег и  купили даже машину – невероятная роскошь по тем временам. Но как многие молодые люди мы были недовольны советской властью и не просто были недовольны, но почувствовали фальшь советской коммунистической доктрины. Завязались знакомства. Я купил печатную машинку, стал на ней в  четыре – пять экземпляров размножать какие-то прокламации. И все это кончилось  плохо. Сначала кто-то  заложил Яныча, потом дело дошло и до меня. Яныч и тут оказался в собственном репертуаре: навыдумывал что-то про организацию в два миллиона членов. Когда его спросили, а где вы планировали взять деньги для антисоветской деятельности, Яныч после нажима «сознался», что мы собирались использовать бриллианты, который спрятаны в стенах  загородного дома. Представьте же удивление нашего соседа, когда  в один прекрасный день к нам на участок приехало  множество солдат, разобрали дом и увезли  его в неизвестном направлении. Прямо как с домиком кума Тыквы. Яныч получил 8 лет, я отделался всего  тремя  с половиной. После того как он вышел на свободу, то никак не хотел примириться с советской властью. Обида видимо взыграла и стал жить на нелегальном положении. Органам это не понравилось, но так как отношение к  диссидентом   стало, так скажем лучше Янычу предложили покинуть СССР. Так началась его заграничная эпопея. Там он выступал в роли борца за свободу был знаком даже с канцлером Шмидтом. Но в потом оказался в Америке в Вашингтоне в негритянском квартале. Нищенствовал . практически. И его не смущал контраст с нищей жизнью в СССР с машиной, драгоценностями и кипами денег. Но и нищий он оставался борцом  с… неизвестно чем, и  даже и с черной расой он смог наладить отношения. И жил даже с ними мирно. Одним из достижений советской власти считается, то, что она  научила евреев пить. Поэтому ккогда к Янычу приехали друзья евреи-диссиденты, то негритянскому кварталу пришлось затихнуть  и через пару часов после начала встречи  в окно летели блатные песни, ненормативная лексика и даже бутылки. Незнающая советского разгула  свободная негритянская сторона не знала. как реагировать. Впрочем, через достаточно продолжительное время «борцы за свободу» отрубились. Яныч  во второй стадии  наступившего состояния раскаяния почувствовал вину перед свободными народами, и чтобы вновь наладить отношения с  ними, и  не быть заподозренным в расизме, явился этажом ниже  с грязным бельем. До конца еще непознавшему свободы Янычу была не понятна реакция афроамериканцев: белье взяли, но посмотрели на него как то странно. «Это из-за того что мы нажрались»   решил бывший советский человек. Но, после все разъяснилось. Яныч, наконец, заметил, что в  прачечную  в действительности белье-то никто и не сдавал. И потом когда  полностью вошел в курс понял простую  вещь,  что здесь под вывеской прачечная  просто продавали наркотики. Ну не вещать же надпись: «Наркотики». Хотя и свобода. Наркотики  в  виду наличия еще,  в  Вашингтоне водки Янычу были не интересны, мирные отношения  восстановлены и свободная жизнь потекла своим чередом.
Если вы спросите о религиозных устремлениях Яныча, то придется напомнить,  что он был крещен сердобольными красноармейцами (вполне возможно  проявлявшими себя активными атеистами на разного  ранга ком. собраниях) в луже. Правда, действенность  этого крещения  после оспаривалась  образованными батюшками., но выводы  это имели значение  только для самого Яныча, так как ничего подобного описанному в «Некрещеном попе» Лескова с ним произойти не могло. Религиозные устремления Яныча имели  весьма ограниченный характер. Ограничены они были борьбою за всякие права, противостоянием советскому режиму и прочим.  Тем не менее, когда Яныч оказался в «свободном мире», то решил установить связь со своими родственниками, банально оказавшимися в Израиле. Хотя, кто знает, чем была вызвана эта дипломатическая попытка: стремлением к корням или  экономическими интересами. Контакта не получилось: некий раввин на вопрос  сестер о Яныче посоветовал им забыть про него. По его словам  это был отрезанный ломоть, бесперспективный с его точки зрения. Значит, крещение все-таки подействовало. Более того, даже Яныч даже посещал Русскую Православную Церковь Заграницей  и был в приходе священника Потапова. Участвовал в приходской жизни и многие даже помнят забавного человека восточной наружности, ходившего на службы и собрания в валенках. Только вот кончил он трагически. Везение, всегда бывшее с ним, оставляло  его.  Оставило весьма своеобразно. Ему повезло. Ему удалось найти Филонова,  который был ранее у него и Семеныча, но попал в чужие руки. Чужие руки попытались толкнуть его на аукционе ,и  там по ним и получили. Но беда в том, что Филонов оставил завещание, в  котором запрещал продавать свои произведения.  Бескорыстный стало быть был человек. А  Яныч  же придумал создать в США музей жертв советского режима. Есть куда потратить деньги нищему человеку! Вот и продал. Продал он его он на аукционе за 1.300.000 долларов. И зашел Яныч перекусить после этого в какую-то забегаловку,  там к нему привязался сумасшедший негр, который  банально уверял, что он – «христос». Яныч прогнал «мессию». И при выходе из забегаловке тот просто убил его камнем. Вот нелепо закончилась. Ни немцы, ни советы никто иной не смогли достать Яныча, только  негр-«мессия» сумел сделать это.