Фотография. ч. 1

ФОТОГРАФИЯ.

                «Право на смерть – привилегия живого!»
Л.Н.Гумилёв
                «Тайна человеческого бытия не в том,         
                чтобы только жить, а в том, для чего жить»
Ф.М.Достоевский

                Хочется выразить благодарность Сергею               
                Попову, чьи оригинальные мысли
                использованы в этом произведении. И
                Марине Серазидиновой, без чьей помощи
                не было бы одного из героев.

          Это  был один из самых чёрных дней в моей жизни.  Я был на кладбище. Хоронили моего друга. Старого друга Алёшу.  Мне тяжело говорить б этом. Всё как в тумане. В голове тяжесть и гул, ноги как ватные, перед глазами что-то мелькает. Давление. И этот гроб, водружённый на деревянные распорки, закрытый гроб, скрыто от всех то, что осталось от его лица после контрольного выстрела в голову.

          Были поминальные речи от городской администрации, сослуживцев, родственников, друзей. Я тоже пытался что-то сказать, но запнулся уже на второй фразе, осел, и, если бы меня не поддержали, то, наверное, свалился бы на земь.

          Потом были поминки с  глубокомысленными речами, слова утешения, обращённые к убитой горем вдове и какая-то дьявольская недосказанность в словах. Конечно, почувствовать её можно было только в том случае, если знать всю подоплёку происшедших событий.

          Потом, когда все разошлись, и я остался вдвоём с Кирой, женой Алексея, она со вздохом сказала:

          - Он с самого начала, с того первого дня, когда его назначили на этот пост, знал, что его ждёт и чем всё для него закончится… Почему ты не остановил его?
          - Разве его можно было остановить? Он был слишком честен, чтобы идти на компромисс со своей совестью… И неподкупен.

          Мы стали рассматривать старый семейный альбом. Наткнулись на фотографии, которые, собственно, напомнили нам времена юности, когда мы только познакомились на юге. Там были я, Алёша, Кира, её подруга Лена, позже уехавшая в Израиль и Оля, присоединившаяся тогда к нашей компании. Вот, мы такие молодые и счастливые, играем на пляже в волейбол, резвимся в бурных волнах Чёрного моря, тогда было волнение балла в 4, грязевое озеро в Евпатории, снимки из Севастополя и Бахчисарая. И вот пришёл черед той самой фотографии, с какой, собственно, всё и началось. Я отлично помню этот снимок. У каждого из нас он был.
         


          Они познакомились в самолёте по дороге на юг. Как люди знакомятся в большом коллективе когда, допустим, купили путёвку и отправляются отдыхать? Ведь выбор человека, с которым ты будешь жить все эти; одну, две или три недели очень ответственный момент. Как бы не прогадать и не нарваться на лишнюю проблему себе на голову. И этот ответственный шаг мы поручаем не мозгу, а исключительно чувству. И это чувство называется комплиментарность. Из тридцати человек группы мы интуитивно выбираем того, к кому чувствуем неосознанное расположение, комплиментарность ещё раз хочу подчеркнуть. И не зависит, сколько этому человеку лет, какой он внешности и какого пола, и на какой ступеньке социальной лестницы он расположился. Так и сблизились в этой толпе разношерстных туристов Алёша и Никита, и в самолёте постарались занять места рядом и дальше уже держались друг друга, и дальнейшая судьба их сложилась хоть и по-разному, но очень часто пересекаясь и в чём-то соприкасаясь.

          В Евпатории, куда, собственно, они ехали отдыхать, было тепло. Градусов 25, но чувствовали они себя  комфортно. В пути молодые люди познакомились с девушками: Кирой и Леной. Инициативу проявил Алёша, но Никита не очень сопротивлялся знакомству. Сразу было видно, что Алексею понравилась Кира. Она была очень привлекательна; стройная, среднего роста шатенка с длинными вьющимися волосами, ниспадающими на плечи. Лет ей было двадцать или чуть-чуть больше. Глаза карие, большие и очень выразительные. Она и Никите приглянулась сразу, только он не хотел в этом себе признаваться. Её подругу звали Лена. Её внешние данные были таковы, что влюбиться в неё можно было лишь за её душевные качества, а чтобы узнать эти душевные качества, сначала нужно было познакомиться поближе и подольше, поговорить, посмотреть в различных ситуациях, то есть, как говорят компьютерщики, протестировать. Две недели знакомства на юге не позволяли этого сделать в полном объёме. Да, так вот, Лена с Кирой были одногодки, учились в одном институте и решили этим летом провести каникулы вместе. Лена была невысокого роста, имела несколько избыточный вес, и лицо было самое обыкновенное, неприметное, а волосы светлые, длинные и она завязывала их в пучок или распускала по плечам.

          Их расселили в домах по-соседству и они встретились уже только в кафешке, где обедала вся группа. Никиту с Алексеем  поместили на четвёртом этаже в двухкомнатную квартиру рассчитанную на четверых. Их соседями оказались мужчина за сорок с сыном-подростком, простейшие компанейские люди, и их присутствие было не обременительно, хотя кое-какие надежды, что питал Алексей, они разбили.

          В кафе их уже ждали Кира и Лена. С ними была их соседка по квартире – Оля. Она тоже примкнула к  образовавшейся маленькой компании. Оля была типичная «пацанка». Стройная, спортивного вида, белобрысая с двумя короткими хвостиками на резинках, торчавшими в разные стороны, она в течение всех этих коротких южных дней ни разу не показалась в платье, да и носила ли она их когда-нибудь вообще? Рабочей одеждой у неё были шорты, а вечерами она надевала джинсы, тогда ещё редко носимые девушками.

          После обеда пошли знакомиться с городом и друг с другом, «а ля рандеву эт променад».
          «Я в тоске», – жаловался  вечером Никита. Город напомнил ему манную кашу, размазанную по столу. Территория громадная, а ничего стоящего внимания нет. Единственный выход к морю – городской пляж. Большое удовольствие купаться рядом с канализационными стоками! Больше нигде выходов к морю нет. Всё побережье занято домами отдыха, санаториями, лагерями. Дикому туристу некуда приткнуться. Везде заборы, решётки, калитки, запертые на замок, а где не запертые – там мордастые охранники с собаками. Ну, пускай без собак, они сами, как собаки смотрят.

          - Не там искали, – сказал Пётр Дмитриевич, сосед. – Этот город, по большому счёту, всесоюзная здравница. Сюда люди лечиться приезжают, для них и все условия. А нам, дикарям, по большому счёту, остаются крохи, но и их надо знать, где искать. Даю вам наводку: идёте направо до конца улицы, там небольшая рощица и прямо за ней грязевое озеро или лиман. Весь «дикий» народ, по большому счёту,  там отдыхает и лечится. Если от озера  налево пойдёте – выйдете прямо на берег моря.

          Пётр Дмитриевич любил поговорить. В окружении молодых людей он почувствовал себя  в центре внимания и, как он любил прибавить: по большому счёту – вожаком. Речь его лилась плавно, неторопливо, с большим количеством подробностей и красочных описаний. Слушать его было одно удовольствие, что молодые люди поначалу и делали. Но всё когда-то подходит к своему логическому завершению, так и беседа плавно перетекла в сон.


          Проснулись рано. Соседи разбудили. Не нарочно, конечно. Слишком громко они «шебуршились», собираясь на улицу.
          Светало. Первые лучи утреннего солнца проникали сквозь занавески в комнату. Царил загадочный полумрак, в котором двигались две фигуры.

          - Чего вам не спится? – спросил Алёша.
          - На разминку собираемся, и утреннюю пробежку. Вы с нами? – спросил Пётр Дмитриевич.
          - Я ещё не сошёл с ума, –  прошептал Никита и повернулся на другой бок.
          На завтрак к девяти, а кафе в двух шагах, значит, можно встать без четверти.
          Соседи уже потренировались, приняли душ, сделали все необходимые утренние процедуры и чинно сидели за столом с книгами в руках! А Алёша с Никитой только ещё прощались со сладкими тенетами Морфея.
          - И что, каждый день будете так над собой измываться? – спросил Никита.
          - Мы спортсмены. А для спортсмена главное – режим.
          - Вы спортсмены?
          - Он спортсмен, – кивнул на сына Дмитрия Пётр Дмитриевич, – а я его тренер.
          - Понятненько, ; сказал Алёша. - Значит, возвращаться они будут рано.

          Побрызгать на лицо холодной водичкой и быстро одеться, на это нужна пара минут. А вот уже и кафе. За завтраком с девчатами обсудили, куда пойдут. Они согласились на вариант молодых людей, потому что недалеко и надёжно.

          Весело, с анекдотами, проследовали до конца улицы к роще. Рощица оказалась совсем куцей, от дерева до дерева ещё с пяток можно посадить. Трава под деревьями жёлтая, сухая, вытоптанная тысячами ног. Следы человеческой деятельности попадались тут и там. Располагаться на пикничок в этой рощице при свете дня не очень-то хотелось. За рощей расстилало свои глади обширное озеро. Очень много людей, измазавшись чёрной грязью, стояло на его берегах. Много бродило по озеру. Наверное, искали грязь посвежее. Судя по всему было неглубоко. Они не увидели ни одного человека, кого вода скрывала бы выше колен. Слева за озером виднелся небольшой песчаный перешеек, а за ним, по доносившемуся шуму прибоя, угадывалось море.

          - Туда и направимся, – предложил Алёша.
          - Вперёд! – воскликнула Кира и взяла Никиту под руку.
          Никита вежливо, будто невзначай, вывернулся, наклонился к земле.
          - В сандаль камень попал, – пояснил он, снимая обувь и носки и засучивая брюки выше колен. – Пойду по водичке пройдусь. Заодно посмотрю, что за грязь.
          Оля тоже решила последовать его примеру и шла в нескольких шагах за ним.
          - А водичка тёплая, – комментировал Никита. – Как парное молоко.
          - А грязь? – спросил Алёша.
          - А что грязь? Грязь как грязь, как в Ленинграде,  – ответил Никита и захотел всем показать, какая она эта грязь. Он зацепил её ногой и ногу поднял над кромкой воды, но не удержал равновесия в скользкой грязи и рухнул с головой в воду.

          Демонстрация получилась что надо. Когда он поднялся, все очень хорошо смогли разглядеть эту лечебную грязь, потому что он был покрыт ею с ног до головы. Кто-то от души смеялся, кто-то прыснул в кулак, только Никита не унывал.

          - Заодно опробуем её лечебные свойства, – философски заметил он.
          Навстречу им в спортивных трусах и майке мчался, высоко задирая длинные голенастые ноги, знакомый подросток.
          - Э-э! Да это Димка, – воскликнул Алёша. – Димка, пойдём  с нами на пляж.

          Парень сбавил ход, но не остановился, крикнул на бегу:  «Не могу. Отец заругает. Мне тренироваться надо».
          Он бросил немного удивлённый взгляд на Никиту, но не решился ничего спросить и промчался мимо, обдав всю компанию волной жаркого, пахнущего п;том, воздуха.

          На пляже Никита, вопреки своим словам, не стал проверять лечебное действие местной грязи и сразу полез в море. Прямо в одежде. Ополоснулся, смыл ещё не успевшие засохнуть наслоения, и разложил одежду для просушки. Народу на пляже было мало, удобств никаких, и единственными ценностями здесь были солнце, воздух и вода, ну и, конечно же, мелкий золотистый песочек.

          Отдыхали, как умели. Играли в карты, разговаривали, дурачились и периодически окунались в тёплые морские воды, где уже дурачились по полной программе. Особенно отличались Алёша и Кира, так что их громкий заразительный смех был слышен издали. И если Алёшка смеялся, чтобы показать Кире, как ему с ней хорошо, то Кира смеялась громко затем, чтобы возбудить ревность у Никиты. Это она так думала, что он будет ревновать, а ему было всё равно. Море было спокойное, полный штиль и время текло незаметно.

          Темнело здесь стремительно. Сумеречного периода почти что и не было. Семь вечера, а уже темно как в Ленинграде осенью после десяти. Зато тепло, звезды на небе блещут, дрожат в черноте, бледный Млечный Путь  змеится над головой. Идёшь тёмной улицей, фонари стоят да лампочек в них нет, рядом дышат, сопят друзья и подруги, нет-нет да и дотронешься до кого-нибудь невзначай, даже вздрогнешь от неожиданности. Под ногами хрустят опрометчиво отправившиеся на ночную прогулку улитки, чмокают зрелые плоды шелковицы, здесь улицы сплошь засажены этими деревьями, и чувствуешь в душе такую умиротворённость, покой, расслабленность и любишь уже весь мир целиком и полностью. Совсем как у Кронина; «любишь всех вместе, и терпеть не можешь каждого в отдельности». 

          - А не познакомиться ли нам поближе? – предложил вдруг Никита.
          - То есть? – насторожилась Оля, а все притихли. – Что ты имеешь в виду?
          Двусмысленность фразы только сейчас дошла до Никиты.
          - Я имею в виду, - стал оправдываться он, - что у нас сложился уже маленький коллектив…
          - Крепкий коллектив, - уточнил Алёша.
          - И было бы неплохо, если бы каждый рассказал что-нибудь о себе. Так, в пределах разумного…
          - А что, толково, - успокоилась Оля. – Ты предложил – тебе и начинать.
          - Как говорят в армии, - подхватил Алёша, - инициатива наказуема.
          - Пожалуйста, - продолжал Никита. – Я окончил медицинский институт и работаю прозектором в больнице.
          - Прозектор – это кто? – спросила Кира.
          - В морге трупы вскрываю. Определяю причины смерти. Рассказать подробнее?
          - Не надо, - внезапно осипшим голосом выдохнула Лена и все её поддержали.
          - Как хотите, а…
          - А я в школе учителем работаю, - перебил Алёша.
          - Физиком? Математиком?
          - Нет, историком. История, как и литература, с моей точки зрения, дают самую большую возможность выразиться личности. Нужно только не загонять себя в рамки, рекомендуемые программой, и немножко самому думать головой.
          - А мы с Леной, - сказала Кира, - учимся вместе в Институте советской торговли. Пока даже не представляем, чем будем заниматься дальше.
          - Я представляю, - подала голос Лена. – Я буду директором универмага. Это уже решено.
          - Кем? – съехидничал Никита.
          - Я так решила. Я всегда добиваюсь того, чего хочу.
          - А я в Лесгафта учусь. Буду тренером по гимнастике, - сказала Оля, словно подтверждая первое впечатление, которое она произвела на молодых людей.
          Так, непринуждённо разговаривая, они медленно прогуливались по тёмным, тихим аллеям  этого южного городка.

         
          На следующий день поехали в посёлок Саки. Местные сказали, что там хорошие песчаные пляжи, меньше отдыхающих и выход к морю не закрыт заборами с угрожающими надписями. Они не обманули. Через полчаса поездки на электричке уже были на месте. Помимо морского пляжа можно было выкупаться в карьерах с чистейшей изумрудной водой, перейдя всего лишь через полотно железной дороги.

          Никита и Кира остались на берегу, когда остальные ушли купаться. Он уже заметил, что Кира старается быть к нему ближе и по возможности наедине. Никита сидел, обхватив колени руками, и глядел в море, мысленно погружался в него. Кира пристроилась рядом, и воздушными движениями смахивала песчинку за песчинкой с его плеча.

          - А почему грустишь? Такой чудесный тихий день. Что-то  не так? – спросил Никита.
          - Нет, всё в порядке. У воды меня всегда охватывает лёгкая грусть.
          - Почему?
          …
          - Почему? – повторил вопрос Никита. – Ну, объяснить это состояние очень легко с помощью физических законов; волновых колебаний, создаваемых морем, и воздействием их на человеческий организм. Только не хочется это объяснять, а лучше просто посидеть и погрустить.

          - Я понимаю. В таком бескрайнем океане очень легко затеряться.
          - Скорее, потерять себя.
          - Согласна. А о чём ты думаешь? Мне кажется, ты смотришь на воду, а взгляд направлен внутрь себя. Будто что-то хочешь увидеть в себе, что-то очень важное.
          - Вот сейчас ты ошибаешься. Я уже отвлёкся и реально смотрю на вещи вокруг.
          - Ну, извини. Я тебе помешала.
          - Нисколько. Нельзя же постоянно быть погружённым в самого себя. Вокруг так много интересного. Вон серфингисты по волнам на досках катаются.
          «Серфингисты для него интересны, а я нет», – подумала Кира.
          - Интересно бы их в бинокль рассмотреть, – продолжал Никита.
          - А во сколько раз бинокль увеличивает?
          - Морской ; в двенадцать.
          - А можно сделать, чтобы  увеличивал больше?
          - А зачем? За горизонт ведь не заглянешь.

          Прибежала Лена, обрызгала их мелкими холодными капельками моря, обдала свежестью охлаждённого тела, и растянулась на полотенце рядом. Весь вид её говорил о том, что ей известна одна тайна и эту тайну ей очень хочется поведать всему миру, или, хотя бы тем, кто рядом.

          - Видите вон того серфингиста на доске с белым парусом? – показывала она. – Это Артём. Он из нашего города, а здесь с другой группой отдыхает, катается на «серфе», мы с ним познакомились. Он обещал и нас научить кататься. Пойдём, – это она уже обращалась к Кире, взяла её за запястье и тянула за собой.

          Кира обернулась к Никите. Она словно ждала его реакции или разрешения.
          - Пойдём?
          - Пойдём посмотрим, – сказал Никита.

          Одного взгляда на Артёма было достаточно, чтобы понять – это женский идеал мужчины. Несмотря на то, что он был не молод, на глаз ему было лет этак тридцать пять, мужественностью от него так и веяло. Он был хорошо развит физически, что не удивительно для спортсмена, а  глаза обладали стальным взглядом, в котором не было и намёка на нерешительность, так характерную для современного инфантильного поколения мужчин. Но вдобавок ко всему, Никите представился случай в этом убедиться, Артём был умён, и высказывал свои суждения прямо и решительно, совершенно не заботясь о том, что кто-то мог быть с ними не согласен. Кажется, он даже не допускал такой возможности, что может быть не прав. Рядом с ним Никита почувствовал себя кустом волчьего лыка, выросшим у подножия могучего дуба.

          Обучение премудростям серфинга началось. Никита наблюдал со стороны. Ревность охватила его, когда он видел, какой популярностью пользуется этот уверенный в себе мужчина. Ему жутко захотелось унизить Артёма, но он понимал, что не сможет этого сделать, а если попытается, то будет выглядеть просто смешным.

         А настоящий мужчина был центром внимания и пользовался им сполна. От его едких, остроумных замечаний, злых по форме и содержанию все похохатывали, но не прекословили, напрочь подавленные харизмой этого человека. Артём обучал девчонок и, пользуясь моментом, тискал их молодые, жаждущие ласк тела, а они лишь повизгивали в ответ на его грубые и решительные  мужские прикосновения.

          - Эй, Никитка-тка! Что в стороне тусуешься? – закричал внезапно Артём. – Иди, обучу премудростям. А то так и помрёшь неучем.
          Никита подошёл.
          - А мне не нравится кататься на доске.

          - Ага! А мне нравится. Я люблю ветер. Люблю на доске рассекать волны и чтобы ветер в лицо, чтобы ощущать его силу. Я смотрю на него, и хочу его увидеть. Жаль, что он прозрачен. Ты пробовал остановить ветер? Укротить его? Если его укротить -  он станет всего лишь воздухом. А я предпочитаю ветер!
          - Я сказал, что мне не нравится кататься на доске, – повторил Никита.
          - Бывает. Кто-то победитель, а кто-то массовка! Кто-то любит переделывать людей под себя, чтобы они были правильными и удобными. Это всё равно, что остановить ветер.
Человек перестаёт нам нравиться, потому что он перестаёт быть ветром. А в человеке я люблю ветер!  Во мне ветра нет, я сам – ветер!
          - Издеваешься? ; Никита махнул рукой. Было видно, что он ничего не понял.
          - Брось дуться, – сказал Алёшка. – Попробуй разок.
          - Я сказал, нет.
          - Упрямый паренёк. Что-то из него получится.      


          Вечером сидели на маленькой кухоньке и пили чай с мёдом. Пётр Дмитриевич приучал. «Питьевой режим для спортсмена – первое дело», – говорил он. Мёдом тоже он угощал. «Не люблю я сахар, вреден он. Нет в природе  сахара. Мёд – вот естественный, натуральный и, по большому счёту, полезный продукт».

          Молча согласились, покивали, и от мёда не отказывались.
          - Что приуныл, Димка? Устал? – спросил Алёша.
          - Устал, – кивнул Дима.
          - И это хорошо. Не зря, значит, по большому счёту, день прошёл. Лучше уж так к цели стремиться, чем коровам хвосты крутить.
          - Каким коровам? – не понял Никита.

          - Это я так, образно, – ответил Пётр Дмитриевич. – К примеру. Детство я в Средней Азии провёл, в Узбекистане. Было мне вот как Димке 15  лет. Кровь кипела, а выхода, по большому счёту, пару не было. У приятеля моего батя в милиции работал и ездил на мотоцикле с коляской. Однажды в выходной мы на этом мотоцикле в рощицу поехали с девчонками. Выпили немного и тут наши девчонки испугались. Не нас, конечно, а ужей. Их там, по большому счёту, видимо-невидимо ползало. Ну, мы с приятелем стали перед девчонками выпендриваться, по большому счёту, соревнование устроили, кто больше ужей поймает. Ловили и в коляску складывали, брезентом накрывали. Десятка три поймали, а кто выиграл, по большому счёту, я уж и не помню. Девчонки подначивают: «Слабо в город отвезти и в милицию подкинуть?!» Взыграла в нас молодая кровь, но соображение ещё оставалось. Взяли на почте коробку, туда всех ужей сложили, перед милицией оставили, а сами в кустах притаились. Ждём. Быстро нашу коробочку заприметили и внутрь уволокли. Минуту, по большому счёту, тишина стояла, а потом вопли, топот и из дверей и всех окон мильтоны, как тараканы, полезли. На следующий день взяли нас за хулиганство. Как прокололись-то мы, по большому счёту? Мотоцикл оставили в гараже, а утром маманя моего приятеля собралась на базар. Батя её решил на мотоцикле отвезти. Залезла она в коляску, пристроилась и чует тут, что под юбкой что-то длинное и холодное шевелится. Такого вопля, по большому счёту, у нас в городке отродясь никто не слыхал. Приятель мой целую неделю фонарём отсвечивал, что ему батя навесил, ну и мне, по большому счёту, попало.


          Утром за завтраком в кафе Кира говорит:
          - Что же ты ушёл-то. Так интересно было. Мы почти научились на доске кататься.
          - Надоело смотреть, как он вас лапает.
          - Ревнует, – засмеялась Ленка. – Вот в чём дело-то.
          - Не лапал он нас, а поддерживал. Дружески. Лапать себя я никому не позволю. А у тебя, как я посмотрю, слишком богатое воображение.
          - Да ладно вам, ; вступился Алёша, – ссориться. Лучше давайте решать, что сегодня делать будем.
          - Так сегодня морская прогулка на теплоходе.  До Севастополя пойдём.

          Были все. Даже Пётр Дмитриевич разрешил Димке ограничиться сегодня лишь одной, утренней, пробежкой. Все приоделись, прихорошились, словно не на экскурсию, а как минимум в театр собрались. Теплоходик был небольшой с открытой верхней и нижней палубой. Заняли места согласно купленным билетам. Артём пришёл под руку с какой-то яркой, эффектной дамой. Девушки смотрели на неё с раскрытыми ртами.

          - Интересно, кто это?
          Никита поддал жару:
          - Как кто? Жена.
          - Как это! – Все возмущённо загалдели. – Не может быть!
          - Ещё как может. Надо же, какого мужика увела!

          Отчалили. Теплоходик пыхтел и кашлял, словно нахлебавшийся воды купальщик. Медленно он отошёл от причала и устремился прочь от берега, в открытое море. Вода из коричневой постепенно синела, а затем и зеленела, словно стекло от пивной бутылки. Сходству этому добавляла пена на волнах. Только запаха пива не было. Пахло свежей водой, мазутом, ветошью и иногда ветерок приносил какой-то резкий кисловатый запах. Запах этот был очень знаком, и когда в открытом море началась бортовая качка, Никита понял, что это пахнет содержимым желудка, который кое-кто из пассажиров уже стал облегчать.

          Никита оглядел  своих спутников. Алёшка держался, как и Оля. Крепкими оказались. Лена побледнела, лоб покрыли маленькие капельки испарины, глаза метались из стороны в сторону в поисках чего-то очень нужного. Кире тоже приходилось несладко. Она сидела к Никите в профиль, черты лица её заострились, вместо румянца появилась  какая-то зелень, и вся она очень напоминала вытащенного из воды мышонка. Никите тоже приходилось несладко. Но он решил проблему просто, по древнеримски. Да и Пётр Дмитриевич помог: налил стакан водки, размешал в нём столовую ложку соли,  и протянул Никите со словами: «По большому счёту, это наилучшее средство от мути».

          За столиком сидели втроём. Лена и Кира периодически приходили, но тут же убегали сначала в гальюн, а затем, когда войти в него не запачкавшись, стало проблематично, просто на корму и сидели там, перегнувшись через бортик. Чайки кружили за кормой и пикировали на воду, издавая резкие крики, словно ругались друг  с другом.

          - Мне в Крыму больше всего нравится отдыхать, – сказала Оля.
          - А ты где-нибудь ещё отдыхала? Тебе есть с чем сравнивать?
          - На Кавказе, в Прибалтике.
          - Не густо. Есть много мест не хуже Крыма.
          - Не спорю. Но пока мне здесь нравится.
          - А что здесь нравится?
          - Климат.
          - Климат скоро изменится, – вставил словечко в разговор Никита. – Учёные предсказывают лет через двадцать глобальное потепление. У нас в Питере будет как в Сочи тепло; виноград и пальмы будут расти.

          - Класс!
          - Ничего хорошего, – сказал Алёша. – Я читал книгу о чём-то подобном. Там в результате потепления растаяли все ледники, и начался всемирный потоп. Небольшая группа людей на космическом корабле спаслась. Они летали вокруг планеты, видели катастрофу и ничего не могли сделать. От безысходности хорошие, добрые, честные люди постепенно озверели, на корабле полилась кровь рекой, насилие стало нормой отношений. В итоге они перебили друг друга, а пустой корабль так и кружил вокруг пустой планеты.

          - Это западный, футурологический взгляд на мир, – сказал Никита. – Им свойственно неверие в человека, в его положительный потенциал. Если бы те люди были и вправду хорошие, добрые, честные, то и в тех тяжёлых условиях они и остались бы ими. Значит, в жизни они притворялись.
          - Хотелось бы верить в это, – сказал Алёша.
          За разговором не заметили, как к столику подошёл Артём. Никита нахмурился. Артём подсел на правах старого знакомого.

          - А где остальные? – спросил он.
          - На корме рыбок прикармливают, – ответила Оля.
          - Вчера у нас разговор не удался, – между тем продолжал Артём, обращаясь к Никите, – хотелось бы разъяснить ситуацию. Поговорить по-мужски.
          - Ну что ж, я не против.
          - Я вижу, что тебя тошнит от моего вида.
          - Не преувеличивайте. Это не так. Это морская болезнь…
          - Не надо лишних слов. Это нормально. Мы разные люди с разными мыслями и идеалами. Вот, например, ответь, как ты относишься к экстриму?

          Никита удивился.
          - К чему это?
          - Просто хочу доказать тебе, что не надо делать выводы о человеке с первого взгляда.
          - Хорошо. Моё отношение к экстриму? Если это дурость, стремление показать себя, утвердиться таким образом, подвергая опасности свою жизнь или жизнь окружающих, то я против такого экстрима. Я понятно выразился?

          - Более чем понятно. А для меня экстрим – всегда гуд! Да, меня достали хлюпики вроде тебя, твердящие, что мой экстрим для безмозглых акселератов, что нормальный мужик должен рыбачить, охотиться. Сами они это делают. Но в чём их экстрим? Чтобы замочить одного жутко опасного зайца они собираются в стаю, привлекают ох…е количество разной техники, от одного вида которой заяц сам выпрыгивает из шкуры и сигает в котелок. А над их рыбалкой я просто ржу! Они считают себя крутыми, а сами забавляются с дичью, словно кошка с мышью. Ты тоже считаешь, что кошкой быть круто?
          - Ну…

          - Круто быть мышкой! Мой экстрим – это не бегство от хищника комнатного масштаба, а борьба со стихией, которая не имеет жалости и снисхождения к слабакам. Она стремится утопить, размозжить о скалы, запугать насмерть до солёных «огурцов» из ноздрей. Победить эту стихию, доказать, что я тоже чего-то стою – вот мой экстрим! У меня есть доска и парус, а к ним мужество и стремление к победе и я каждодневно доказываю, что ещё не потерял вкус к жизни. Теперь понятно моё жизненное кредо?

          - Какое всё это имеет отношение… – начал было Никита, но Алёша его прервал. Он понял, что их антипатия друг к другу может сейчас перелиться во что-то более серьёзное, чем просто разговор на повышенных тонах.

          - Позвольте, я внесу ясность, – сказал Алёша, – потому что я вижу, что вы не понимаете друг друга. Всё дело не в оценке правильности или неправильности жизненных ценностей друг друга. Всё дело в отношениях. Есть такое понятие – комплиментарность. Она возникает сразу же, как только люди видят друг друга и бывает положительной и отрицательной. Здесь не важно ни образование, ни цвет кожи, ни пол, ни общественный статус. Вероятно, всё дело в биологическом поле, которое есть у каждого человека. И если комплиментарность отрицательная, то людям надо просто держаться друг от друга на расстоянии. Вот и всё решение проблемы.

          - Может быть, ты и прав, – сказал Артём. – Мы ещё продолжим наш разговор, – он  встал и ушёл на нос теплохода к своей обворожительной спутнице, уже проявлявшей первые признаки нетерпения.
          - Красивая у него девушка, ничего не скажешь, – заметил Никита.
          - Это его жена, – сказала Оля. Что-то вроде зависти послышалось Никите в её голосе.


          До Севастополя дошли благополучно, если не считать, что гальюн утонул в рвотных массах и если бы не ветер, сдувавший кисловатый запах за корму, теплоход плыл бы в облаке густых ароматов.

          Всю богатую экскурсионную программу девушек водили под руку. Их мутило со страшной силой и ни одно средство не помогало. Так что, одни не слушали экскурсовода, потому что не могли, а другие – потому что не имели возможности.
          Артём с супругой наслаждался жизнью. С морской болезнью они были незнакомы.
Слушали они мало. В основном Артём фотографировал свою красавицу на фоне памятников природы и человечества.

          Девушки лишь постанывали, и было непонятно от чего больше; от мути, выворачивавшей их наизнанку, или от зависти к подруге Артёма.

          Алёша и Никита пытались их как-то отвлечь, но все их потуги были напрасны.
          Возвращались обратно на том же теплоходе. Во избежание повторения утренней ситуации, девушки даже не стали обедать в кафе перед отплытием. Никита тоже присоединился к ним. Один Алёша пообедал с аппетитом.

          - Такое впечатление, что ты служил на флоте, – сказал ему Никита. – Ничто тебя не берёт.
          - Ага, – подтвердил Алёша. – Я действительно ходил на кораблях… пустыни, верблюдах, по Чёрным и Красным пескам Средней Азии.
          - Ну и как там?
          - Нормально. Люди везде живут.
          - Чурки? Они же тупые.
          - Они не тупые. Они искренние. К сожалению, для нас сейчас такие понятия как искренность и доверчивость становятся синонимами глупости. Но это не так. Там очень хорошие и доброжелательные люди. Просто, надо вести себя с ними естественно,  и тогда они отвечают верной дружбой.

          -   Служить трудно было?
          - Как везде. С водой, конечно, тяжело. Ведь не просто воду надо пить, а с минералами. С непривычки тягостно. Бахча попадётся – тогда праздник! Однажды, вспоминаю, в степи остановились у юрты, и казашка пожалела меня, всем воды, а мне кобыльего молока принесла, кумыса по-ихнему. Выпил я, понравилось. Она мне ещё в пиалу подлила. Три пиалы осушил. Поехали. Я за рулём. Так хорошо мне вдруг стало, баранку кручу, настроение выше крыши. Комвзвода рядом сидел, подозрительно так на меня поглядывает и вдруг спрашивает: «А что ты там пил?». «Молоком угостили», отвечаю. «Ясно. Останавливай машину». Выгнал он меня из-за руля. Вот и попробовал я кумыса. Молоко молоком, а с градусами.

          Да заката ещё было далеко. Солнце нависало над краем тёмно-синего моря ближе к теплоходу всё более светлеющего и бьющегося уже зелёными волнами в форштевень. В толще вод можно было различить большое количество медуз самых разных размеров.

          Никита с Алёшей ушли на корму. Оттуда они наблюдали, как Артём с женой подошли к столику с их девушками, присели и о чём-то говорили. Затем Артём обернулся к ним и помахал рукой. Ещё через пару минут он направился  к ним.

          - Свежим воздухом дышите?
          - Допустим, ;  с вызовом ответил Никита.
          - Не кобелячься. Мужчина должен управлять своими эмоциями, а не наоборот. Я сразу увидел, что противен тебе, а ты… хм… по закону физики тела с противоположными знаками притягиваются.

          - К чему эти речи?
          - Ты хороший собеседник.
          - ?

          - Ты молчишь. Даёшь человеку возможность выговориться. Ты не представляешь, насколько это бывает важно; возможность перед кем-то выговориться. Я заметил, как вы оба на меня смотрите, когда я рядом с вашими девчонками. А меня бесит, когда я вижу красивую девчонку рядом с каким-нибудь обормотом. Я сразу же представляю себя на его месте; это ж кайф держать её за руку, дышать с ней одним воздухом, целовать… И тут я вспоминаю, что моя жена великолепная красавица и когда я знакомился с ней, то думал, что наша любовь навсегда, а потом пошла череда будней и всё куда-то ушло и я остался один на один с человеком у которого свои проблемы и свои недостатки. La fin de la com;die. Сказка закончилась и  у меня от неё уже не торчит. Ха-ха-ха! По глазам вижу, в какие аморальные типы ты меня уже записал. Допускаю, в моей голове много тараканов. Все мои недостатки это та ложка дёгтя в бочке мёда, от смешения которых получается человеческий характер. Положа руку на сердце, это продукт негодный к употреблению. Вот если б отделить эту ложку дегтя и выкинуть на фиг! Утопия? Согласен! Тогда не смотри на меня взглядом трёхлётнего мальчика, у которого отобрали любимую игрушку. Всего хорошего.

          Он ушёл, но его присутствие ещё долго ощущалось рядом. Невидимые флюиды витали вокруг парней, и никакой ветер не мог их сдуть за борт.
          - Он очень умён, но мне антипатичен, – говорил Никита. – Я не понимаю – почему, но он вызывает раздражение. Наверное, всё дело в темпераменте или в этом, как ты там сказал, в компли…
          - Комплиментарности, – подсказал Алёша.
          - Во-во. Её и имею в виду. Мне совсем не понравилось, как он говорил про свою жену.
          - Может быть, всё дело в том, что у него больше опыта в таких делах, чем у тебя.
          - Я не спорю. Больше. Только зачем так говорить о жене чужому человеку? Этого я не могу понять.