Фотография. ч 2

          Вечером опять солировал Пётр Дмитриевич. Его рассказы после ужина за круглым столом, покрытым старой уже в трещинах и порезах клеёнкой, уставленной чашками с крепким душистым чаем, с какой-нибудь немудрёной снедью на блюде – печеньем, пряниками или сухариками – и стальным трёхлитровым чайником посередине, закопченным немного по краям, но раскалённым словно только что из ада, становились уже доброй традицией, этакой сказкой на ночь для взрослых младшего возраста.

          - Собачка у нас была, беспородная, Жулькой звали. По большому счёту, нашёл я её за гаражами на железнодорожной станции.  Иду однажды вечером в гараж и краем глаза вижу, тень мелькнула от дерева в кусты. Крыс там, по большому счёту, богато было. Так рядом рынок, ларьки, продуктов навалом, отходы выкидывают вёдрами, чего им не размножаться в таких курортных условиях. Так вот, от дерева в кусты явно крысиная тень мелькнула. Дерево то уже старое было, подгнившее, корни из земли змеиными кольцами торчали, и много меж корней норок вырыто. Слышу, повизгивает кто-то, и визг этот, по большому счёту, из-под корней как раз раздаётся. Заинтересовался я, подошёл, фонариком посветил. Там, глубоко, щеночек маленький сидит и повизгивает. Ну, думаю, загрызут его крысы, не долго ему, по большому счёту, без защиты жить осталось. Еле достал его оттуда.  Целую неделю отмывал, чтобы дух крысиный отбить, чем только не поливал.  А страх в ней перед крысами и до сего дня остался. Ничего не поделать. Как жива сама-то осталась? Видно,  мать у неё на глазах крысы разорвали, там клочья шерсти везде были, а её не успели тронуть, я помешал.  С нами жила. Хорошая собачка, ласковая, с Димкой в каждой тренировке участвовала, на пару бегали, по большому счёту.

          - А с кем оставили? Тосковать, небось, будет?
          - Не будет. Нет её уже. Из-за своего характера нерешительного погибла, по большому счёту. Дорогу перебегала и заметалась туда-сюда перед машиной, не смогла правильное решение принять.
          - Не будем о грустном, – сказал Алёша. – Чай вы хорошо готовите.
          - На том стоим, – Пётр Дмитриевич был польщён. – Здесь обычный, листовой. А дома у меня каких только чаёв нет. На любых травах. Вот вернёмся в Ленинград, я вас таким чаем угощу! Вы такого чая никогда не пили. Здесь вода плохая, для чая совсем не годится, по большому счёту.
          - Если вы из плохой воды такой чай готовите, то представляю, что нас в Питере ждёт!
          С тем и завалились спать, довольные друг другом.


          Cнова в Саках. Той же крепкой компанией. Штормило. Из-за того, что было мелководье, волны поднимали со дна кучи песка и, окрасившись в грязно-жёлтый цвет, с урчанием накатывали на пляж. Несмотря на то, что по пляжу ходили спасатели и настоятельно рекомендовали не заходить в воду,  желающих искупаться меньше не стало.

          «Вот он наш экстрим в действии», – подумал Никита. 
          Вдалеке от берега скользили по малой волне серферы. Иногда, то один, то другой приближались в берегу и брали на абордаж самую большую прибрежную волну.
 
          Алёшка, Кира и Лена пошли купаться. Они резвились в набегавших волнах, пытались противостоять их напору и весёлый смех их иногда даже прорывался сквозь грохот накатывающихся волн. Алёшка подхватил Киру на руки, она крепко обвила руками его шею и они ринулись прямо на стену воды.

          Но Никита не следил за ними. Он сидел на песке и просто смотрел на разбушевавшееся море. Рядом сидела Оля. Она тоже о чём-то мечтала. Вид у неё был грустный, задумчивый, отрешённый.

          - А что случилось? Такой чудесный день, красивое море. На небе ни облачка. Что-то увидела в море или в самой себе?
          - Я думаю, почему так происходит: если брак крепкий, то только потому что один человек любит, а другой позволяет себя любить. А если любовь взаимна, то она быстро сгорает в огне страсти.
          - Ты что, влюбилась?
          - Не твоё дело.
          - Не моё. Мне так кажется, что любовь торопить не надо. Она сама найдёт тебя.
          - А если уже нашла, а любимый занят другой?
          - Так вот кого ты высматриваешь в море! Могу тебе помочь, он на берегу. Я видел его на лодочной станции.

          Ольга оживилась.
          - И его жены поблизости я не наблюдал.
          После последней его фразы оживление сменилось озабоченностью. Ольга поднялась, отряхнулась от налипшего на ноги песка, и с разыгранным равнодушием в голосе сказала:
          - Пойду, прогуляюсь. Засиделась что-то.
          - Лодочная станция там, – махнул рукой Никита.

          Ольга ничего не ответила. Она приблизилась к накатывавшим на пляж волнам и лёгкой грациозной походкой пошла по кромке воды, по пене нахлынувших волн.

          Никита некоторое время смотрел ей вслед, оценивая её стройную, спортивную фигуру, а затем переключился на море. Там продолжали резвиться Алёшка и Кира с жаркими объятиями в прохладной воде и комплиментами. Лена видела, что она там лишняя, но из вредности не уходила. Потом сидели на песке и играли в дурака: парни против девчонок.

          - И всё же, почему тебе так не нравится Артём? – снова начал старый разговор Алёша.
          - Я и сам не понимаю. Если следовать твоей теории комплиментарности, то всё очень просто – у нас разные биополя.
          - Ну, во-первых, она не моя, а Льва Гумилёва, – поправил Алёша.
          - Пускай Гумилёва. Суть от этого не меняется. Если сравнивать Артёма и меня, то, конечно, он имеет больше плюсов: он спортсмен, имеет своё мнение, сформировался как мужчина, да просто внешность у него настоящего мужика, а не хлюпика. Но вот что-то в нём есть, что мне не нравится, что-то в моём понимании аморальное. Вот он, мягко говоря, непорядочно отозвался о своей жене…

          - Ты знаешь их отношения?
          - Нет.
          - Тогда это не аргумент. Не кажется тебе, Никита, что твои слова – это детское разочарование при переходе во взрослую жизнь. Ты выстроил в своём сознании идеал, которым должен быть настоящий мужчина и всё, что не вписывается в него, вызывает твоё неприятие?

          - Не знаю. Может быть ты и прав. Времени впереди много, пообщаемся и увидим. Да, а что скажут девчонки? – спросил Никита.
          - А что, – сказала Лена. – Артём мне нравится. Он настоящий мужчина. За ним как за каменной стеной.
          - Сейчас мужчины инфантильны, – подхватила Кира. – Предпочитают, чтобы за них решения женщины принимали. А Артём не такой. Он настоящий лидер.
          - Обо мне речь? И по какому поводу?

          Они увлеклись разговором и не заметили, как подошли Артём и Оля. По виду Оли были заметно, что она счастлива. Что-то между ними произошло.
          - О жизни говорим, – ответил Никита. – Не конкретно о ком-то.
          - Ага. И какие проблемы волнуют сегодняшнюю молодёжь?
          - Проблемы всё те же: любовь, брак, семейная жизнь. Может, как старший товарищ, поделишься опытом? – съязвил Никита.
          - Поделюсь, Никитка-тка, потому что опыта-то у вас явно не хватает.

          Он уселся на полотенце между девчонок, и к их неудовольствию  рядом пристроилась Ольга, оттеснив Киру в сторону.
          - Прямой вопрос и прямой ответ, – сказал Артём. – Какая жена тебе нужна? Какие требования у тебя к человеку, с которым ты собираешься бок о бок прожить всю свою жизнь?
          - Мои требования просты, – ответил Никита. – Она должна любить меня, быть порядочным человеком, любить детей, не и… всё.

          - Что значит «быть порядочным человеком»? Это слишком растяжимое понятие. У каждого свои понятия о порядочности.
          - Ну, не врала, любила ... а, это я, кажется, уже говорил…
          - Понятно. Я тебе помогу. Ты желаешь тихого семейного счастья с толерантной женщиной без разного рода заморочек и неожиданностей. Так?
          - Ну, так.
          - А тебе что нужно от женщины? – неожиданно спросил Артём Алёшу.

          Тот не растерялся.
          - Прежде всего, я должен на неё положиться, как на себя самого, – сказал он. – Она должна стать надёжным тылом во всяческих житейских ситуациях.
          - А я выбираю борьбу! Зачем мне особь женского пола, на которую никто не претендует? Нет, пижама и домашние тапочки не для меня. Я выбираю фрак и дуэльные пистолеты! Лучше сгореть в ослепительных лучах примадонны, чем ожиреть от пирожков посредственной «телки»… Да и к чему мне сердце, которое перестанет чувствовать и бороться? Вот послушайте стихи Виктории Згибловой. Они мне близки по мироощущению:

                Гламурная сучка. Наивная дура.
                На сердце - рубец. Инфильтрат. Контрактура.
                Бездарно? Бесспорно. Прерывисто-часто.
                Упорно. Чуть порно. Притворно-опасна.
                Взрывная? Простая?! Своя и чужая,
                Среди сотен глаз лишь одни замечая.
                Бездельно. Бесцельно. Бесстыдно-постельно.
                Презренно. Сверхмерно. Призывно-поддельно.
                Меха и вуали. Ликер и бокалы.
                Беззвучно рыдали. Ругались. Ругали.
                Уйдешь и вернешься. Себе не поможешь.
                Кем хочешь, я стану! Я буду, кем хочешь!
                Возьми! Разорви! Изменись. Измени...

          - Глядите! – вдруг закричал Алёша.
          Все посмотрели в направлении его вытянутой руки.
          По шоссе в сторону посёлка Саки, между железной дорогой с одной стороны и пляжем с другой, бежал, далеко вперёд выбрасывая голенастые ноги, знакомый подросток. Сзади, на велосипеде, рулил его тренер-отец, подбадривал и давал ценные указания. Он заметил весёлую компанию на пляже и приветливо помахал рукой.

          - Во даёт! – искренне восхитился Алёша. – Ведь отсюда до Евпатории километров двадцать будет!
          - На что ни пойдёшь ради славы!
          - Кому нужна слава такой ценой? – сказал Никита.
          - Слава другой не бывает! Парня не жалеть, ему завидовать надо… Эх, Никитка-тка, как ты мне симпатичен. – Артём обнял Никиту за плечи своей сильной рукой и крепко сжал. – Вот мы собачимся с тобой и это хорошо. Зачем мне оппонент, который будет со мной соглашаться? А на тебе я оттачиваю свои идеи.

          - Вроде, как, я подопытный кролик, да? А вы манипулируете мной и остальными, – Никита захотел вырвать из крепких артёмовых рук, но это ему не удалось.
          Артём смотрел на Никиту своим пронизывающим, мефистофильским взглядом.

          - А что плохого в том, что я могу просчитывать психологию человеческого стада!?
          - Хотя бы то, что вы считаете людей стадом.
          - Людей – да, но человека – нет. Мой мир без обмана и лицемерия! Мир, где ценят мужество и доброту! Мир, в котором тебя не подведут, но и не будут с тобой нянчится! Мир красивых людей и огненный закатов! Мир, в котором надо уметь выживать. Мир, в котором счастье и горе имеют одно имя!

          - Слишком много патетики, а смысл один: я, мой, моё.
          - Да. Каждый строит свой мир, вокруг себя и когда уходит, этот мир исчезает. Настанет день, и меня заберёт мой Ангел. Я видел, как забирали моих друзей и их миры погибали. Иногда мне казалось, что и за мной пришёл Ангел. Но он видел, что я ещё не готов и уходил. Как и я сейчас уйду, мой дорогой оппонент.


          Вечером чаёвничали втроём. Димка умаялся и уже спал.
          - Марафон сегодня пробежал,  по большому счёту, – с гордостью сообщил Пётр Дмитриевич.
          - Опасно по дорогам бегать. Машина сбить может.
          - Да движение здесь никакое, – сказал Пётр Дмитриевич, но в его голосе звучали нотки оправдания. – Был один такой случай. Мужик дорогу переходил на красный свет. Нарушал, по большому счёту, и его машина сбила. Ну, по большому счёту, у нас каждый день сотни, а может тысячи по всему Союзу народу давят. В этом случае, все видели, свидетелей, по большому счёту, куча была, водитель нарочно задавил. Мог мимо проехать, так он вильнул в сторону мужика и зацепил его. И знаете, как потом он на суде оправдывался?

          - Ну?
          - «Он же нарушал, на красный свет перебегал». Представляете? Если человек нарушает, то он дичью становится, жертвой, его давить надо. Вот этого я не пойму, по большому счёту.
          - Как в анекдоте про чукчу, – сказал Никита и с характерным акцентом продолжал: – «Белый человека плохой охотник! Если бы не чукча – ушла бы!»
          Вот вам логическая задачка: человек на автобус опаздывал, бежал и в одном случае водитель его дождался, а в другом перед самым носом дверь закрыл и уехал. Вопрос: какой водитель, по большому счёту, хороший, а какой плохой?
          - Тут всё ясно, - сказал Никита. ; Тот, что подождал – хороший, а другой – сволочь.
          - Не всё так просто, по большому счёту, ;  продолжал Пётр Дмитриевич. – Дослушайте до конца историю. В первом случае, опаздывавший сел в автобусе на сиденье и помер от инфаркта. А во втором, он долго ходил по остановке и ругался, выплёскивая отрицательные эмоции. И уехал, по большому счёту, на следующем автобусе. Выходит, плохой водитель спас мужику жизнь

          - И всё же, – после небольшой паузы, во время которой все дружно прихлёбывали чай с сухим печеньем «Мария», продолжал Никита. – Оставим примеры. Зачем вы  парня юности лишаете?  Приехал на юг, так отдыхай, купайся, с девушками гуляй, а вместо этого один бег по пересечённой местности.

          - Некогда ему этими глупостями заниматься. И вы ему мозги не пудрите. Если сейчас и приходят какие мысли дурные в голову, то затем я и рядом. Потом поймёт, что для его блага всё делается… Никуда девчонки от него не денутся, – добавил он уже после паузы и даже своё «по большому счёту» забыл добавить, так задел вопрос.


          Потом была поездка в Чуфут-Кале. Медленно, но верно, приближалась точка, с которой для них начинался новый отсчёт времени. Она приближалась и географически и во времени. Экскурсия в этот пещерный город является обязательной для любого туристического маршрута по Крыму. Не миновала чаша сия и наших героев.

          Добирались на автобусе. От Евпатории это совсем недалеко, можно сказать, рукой подать. Остановились вначале в Бахчисарае. Пока экскурсовод что-то рассказывала об истории этого города-сада, Никита сбегал в маленький магазинчик, который заметил неподалёку и купил бутылку десертного вина. Зачем она ему понадобилась, он и сам не мог бы с уверенностью ответить, но она понадобилась, и очень скоро.

          Из Бахчисарая их повезли в пещерный город. Около Успенского монастыря высадили и остальной путь по ущелью они преодолели пешком. Идти было недалеко. И вот, наконец, в виду показались древние укрепления.

          Хочется сказать, что в город этот можно попасть только с одной стороны, с востока, и там возведена крепостная стена. Сам город расположен на плато, которое вздымается над окружающим ущельем метров на пятьдесят отвесными скалами, и только с востока более менее пологий, а скорее всё-таки, довольно крутой склон. По нему экскурсовод и пригласила подняться внутрь города. Здраво оценив крутизну подъёма, энергозатраты и итоговую награду, ожидающую наверху, Никита решил в город не идти.

          - Посмотрите, – сказала тут Оля. – Там альпинисты. – Она указывала в направлении отвесной скалы. Там действительно несколько человек карабкалось вверх.
          - Пойдёмте посмотрим, – предложила Кира.
          Всей компанией они пошли в направлении крепости.
          - А ведь там Артём, – вдруг вырвалось у Оли.
          - Где?
          - Не может быть.

          Но теперь всем было видно, что один из альпинистов, покорявших отвесную скалу, был хорошо им известный Артём.
          - Вот молодец! – восхищённо воскликнула Оля.
          Экскурсовод предложила всей группе подняться в город.
          - Мы его как раз там встретим. Спросим, что он чувствовал при подъёме.
          - Я не пойду в город – сказал Никита. – Я вас здесь подожду.

          У подножия, в ущелье, они как раз проходили мимо, было что-то вроде летнего кафе. Там можно было посидеть в тенёчке, перекусить мамалыгой или шашлыком, выпить пепси. Туда он и направился пока его приятель и приятельницы стали карабкаться по крутой дорожке в город.

          Было хорошо. Лёгкий ветерок остужал нагретую горячим солнцем кожу. Тень от деревьев располагала к расслабленному отдыху в удобном кресле. Такому настроению соответствовал и большой, упитанный, рыжий кот, вальяжно дремавший под лавкой на зелёной травке.

          Никита купил пару шашлыков, получил бумажную тарелку с зеленью и томатным кетчупом и придирчиво огляделся в поиске свободного места. Выбор был большой и Никита сел за длинный деревянный стол, с самого края, неподалёку от пожилого мужчины в роговых очках с мокрыми взлохмаченными волосами. Мужчина показался ему полностью погружённым в себя и Никита посчитал, что помех трапезе с его стороны не будет.
          Шашлыки были замечательные, мясо в меру прожаренное, сочное, с кетчупом и зеленью шло «на ура». Съев одну порцию, Никита вспомнил про вино, что купил в магазине. Он сходил за стаканом и штопором, достал бутылку, открыл её и налил в стакан. Вино было сладковатым и в меру терпким и отлично шло к шашлыку.

          Но тут, сидевший рядом мужчина, стал подавать признаки жизни. Он громко пропустил воздух сквозь большие, чувственные ноздри и заметил рядом с собой Никиту.
          - Отдыхаете, молодой человек?
          - Ага, – прочавкал с набитым ртом Никита.

          - Хорошее дело. А вот я сюда работать приехал. Да-с. Разрешите представиться, Николаев, Иван Ильич, писатель. Изучаю на месте крепость Чуфут-Кале. Собираю материал для своего нового исторического романа.
          - Ага, – снова прочавкал в ответ Никита.
          - Читали какие-нибудь мои произведения? – приставал писатель.
          Никита наконец-то прожевал мясо, цыкнул зубом, вытаскивая застрявший между зубов кусочек, и сказал:

          - Извините, не читал.
          - Да, в последнее время прослеживается тенденция среди молодёжи к снижению интереса к книгам. Новые времена наступают.
          Никите стало немножко неудобно. Он решил загладить вину, если она была. Для начала он предложил писателю выпить вина. Тот не отказался и налил себе полный стакан, но не выпил сразу, а стал смаковать. Вино действительно было хорошего качества. Никита же сказал:

          - Я когда книги читаю, обычно авторов не запоминаю. Может я и ваше что-то читал. Вы напомните мне, что написали.
          - Я писал детективы и воровские романы. Вот «Чёрная кошка» – это мой роман.
          - Ну, «Чёрную кошку» я читал. У нас многие в группе её читали. Классная штучка. Даже спорили: кое-кто говорил, что так написать мог только человек, который сам вор, сидел, видел эту жизнь изнутри.

          После этих слов Никиты писатель почему-то погрустнел, жалобно вздохнул и даже забыл про вино, несколько рубиновых капель которого он пролил на дощатый стол.
          - Всю жизнь меня подозревали в том, чего я не совершал. Я никогда в обычной разговорной речи не употреблял матерных выражений, а учителя в школе считали меня сквернословщиком. В институте меня считали алкоголиком, а я впервые выпил рюмку водки на Новый год в двадцать четыре года, и она оказалась для меня отличным рвотным средством. Случайно я узнал, что женский пол считает меня «дамским угодником», а у меня была только одна женщина – моя жена. Я не развратник и не сексуальный маньяк и не надо отождествлять меня с героями моих произведений.

          - Да я и не думаю так вовсе, – стал оправдываться Никита. – Ему стало жаль этого поникшего, явно потерявшего вкус к настоящей жизни человека.
          - А думать надо! – с неожиданным энтузиазмом сказал писатель. - Вот мне не трудно вжиться в любой образ, на себя примерить  «шкуру» любого человека. И если не оправдать, то хотя бы понять его. А окружающие принимают личину, примеряемую мною, за истинное моё лицо. В этом всё дело. Всегда надо думать.

          - Хорошо – решительно сказал Никита. – Вы рассказываете о себе, а сами  наблюдаете за собой со стороны. Вас тревожит, почему это происходит с вами? Почему герои ваших произведений именно такие? Может быть, это вы в подсознании? Почему вас подозревали в том, чего вы не совершали? А в каких грехах вас подозревали и кто подозревал? Вы что каждый раз доказывали, что вы этого не делали? Почему вы думаете, что окружающие принимают личину, примеряемую вами, за истинное ваше лицо? Видите, сколько у меня возникло вопросов и можете на них не отвечать, если не хотите.

          - А если хочу, но не могу? Что делать тогда? Как ответить самому себе? Как понять самого себя? Ну и разговор у нас получается: одни вопросы и ни одного ответа. Я даже эпитафию придумал себе на памятник: «Всю жизнь он провёл в героической борьбе с самим собой». И за это надо выпить!
          Писатель опять приложился к стакану. Выпить он любил. «Вино снимает внутренние ограничения, – любил говорить он. – Мысль течёт свободно, легко, и нет направляющего русла, по которому все следуют, словно по команде».

          Рыжий кот под скамьёй сладко потянулся, зевнул так, что Никита испугался, как бы он не вывихнул челюсть, лениво встал, выгнул спину и огляделся. Так как ничего вокруг стоящего внимания он не заметил, то не спеша направился к кухне, откуда истекали аппетитные запахи жареного мяса.

          - Когда начинаешь творить, – неожиданно заговорил писатель. Он всё так же сидел, уткнувшись в наполовину пустой стакан, и говорил, обращаясь к этой жидкости в стакане, а не к Никите, – кажется, что  создаёшь «нетленку». Работаешь, как вол. Иногда всё идёт на одном дыхании, иногда, тяжело даётся каждое слово. Но всё равно пашешь до конца. И вот он наступает этот конец. Конец всему. Полное опустошение. Голова пустая. А работать надо, ибо связан контрактом. И здесь лучше вот это, – он поднимает стакан и отпивает пару глотков. – Лучшее лекарство, э… нет… допинг! – вспомнил он нужное слово, - лучший допинг для сочинителя. Это я тебе точно говорю. Стимулирует фантазию… Недолго… Несколько лет и всё… Потом не поможет… ничто… ; речь его замедлялась, переходила в шепот, голова медленно клонилась к столу.

          - Ну, я пойду, – сказал Никита. – Вон и наши уже с экскурсии возвращаются. – Он как бы извинялся за свой уход.
          - Идите-идите, – махнул рукой писатель. Весь его вид говорил: «ах, отстань от меня, надоел».
          Девчонки щебетали, наперебой делились впечатлениями об экскурсии. Кира подхватила Никиту под руку и что-то быстро-быстро рассказывала ему, а он слушал и не слышал. Лена была явно не в настроении. Что-то случилось за этот час. Никите не хватило такта не спрашивать.

          - Да Артём её обидел, – ответила на его вопрос Оля. – Лена сказала, что предпочитает стильно одеваться, а Артём ей на это ответил, что стиль придумали для не красивых людей, чтобы как-то сделать их внешность вменяемой. И только по-настоящему красивый человек может не прятаться за стилем. Что он может себе позволить быть просто красивым без всякой обёртки. Вот Лена и дуется.
          - Это она зря обиделась, – сказал Алёша. – С Артёмом как: или ты с ним общайся и тогда принимай всё, что он скажет без обид, или не общайся. Третьего не дано.


          За вечерним чаем, Пётр Дмитриевич рассказывал:
          - Я ведь сам, по большому счёту, великим спортсменом не стал. Детство было тяжёлое, военное. А после войны ремесленное училище окончил, по большому счёту, и механиком пошёл работать в авиаотряд. Жил я тогда на Кольском и определили меня на аэродром, где базировалась медицинская авиация. И вот какой случай однажды приключился. Бригаду в отдалённое селение вызвали на тяжёлый случай. По большому счёту, только на вертолёте можно было там приземлиться. Полетели. Свежий инфаркт оказался. Вкололи мужичку, что требуется, погрузили и обратно полетели, по большому счёту. Лётная обстановка тяжёлая была; пурга, ветер сильный, ну и, отказал мотор и пошли на вынужденную.  По большому счёту повезло: все живы остались, только у каждого ; то рёбра, то ноги, то руки, то сотрясение. Положение аховое. Без огня и думать нечего непогоду переждать и помощи дождаться. Ну что тут делать! Тогда инфарктник встаёт, идёт в ближайшие заросли с топором, рубит дрова, тащит к вертолёту, костёрчик разводит, всех обогревает, чаем горячим поит, спас, по большому счёту. Сделал он всё это, лёг и… умер. Долго потом разбиралась комиссия, кто что не сделал и кто виноват.

          - К чему вы, Пётр Дмитриевич, нам такую грустную историю на ночь рассказываете?
          - А к тому, что возможности человека, по большому счёту, безграничны, только мы о них не догадываемся.
          - Циолковский говорил, что человек оторвётся от Земли и полетит не благодаря силе своих мышц, а благодаря силе своего разума.
          - Я считаю, что только до известных пределов.
          - Вы не верите в разум человека?

          - Вопрос не в том: верю я или нет. Человек использует свой разум не по-хозяйски. Человечество словно ещё не вышло из колыбели и все свои изобретения, по большому счёту, использует не рационально.
          - То есть?
          - Не думаем о будущем. Всё направлено на удовлетворение сиюминутных потребностей, по большому счёту, и на игры в войну для больших мальчиков. И всё это может кончиться плачевно.


          Вот и наступил тот день, разграничивший их жизнь на две не равные половины. Но они тогда ещё не знали об этом.

          Опять ехали на автобусе в сторону Бахчисарая. Экскурсовод как всегда кормила ленивых путешественников 20 века разными историческими небылицами. Слушал мало кто, все в основном были заняты своими делами.

          Никита показывал фотографии, которые он сделал ранее в Севастополе.
          - Ты хорошо фотографируешь, – сказала Кира. – Мне нравится.
          - Да, – отвечал Никита, – у меня есть художественный вкус. Вот эта, например – показывал он. – Я зову её: Между сном и явью" - Здесь несколько изображений наслаиваются друг на друга и не поймёшь, какое из них из сна, а какое уже наяву.

          Кира кивала и всем видом показывала, как она восхищена.
          - Или вот эта, – продолжал Никита. - Прекрасная, но грустная работа: умирание природы, расставание с любимой, время подведения итогов... всё это повод для грусти. Рамочка с полосками создаёт впечатление четвёртого измерения - быстро летящего времени.
          - Ну-ка, ну-ка, – кто-то бесцеремонно вырвал карточку из руки Никиты. Это был, конечно, Артём. Он неслышно подошёл, мгновение понаблюдал за «воркованием голубков», и разрушил идиллию.

          - Кошечек и цветочки фотографируем? Конечно, это нормально восхищаться чем-то второстепенным и при этом забывать о главном, о Человеке! Вы псевдохудожники и вам не дано передать красоту самого главного создания на планете. А я могу это сделать и делаю и при этом не прячусь за так называемым стилем и мне наплевать на художественность кадра, она не сдерживает полёт моей фантазии.

          - Чего ты разошёлся-то? – сказал Никита. Его возмутила тирада Артёма, для которой вроде бы и не было повода.
          - Наболело, – уже спокойным тоном ответил Артём. – Часто приходится вращаться в артистической среде, много спорить, доказывать. Толку ноль. Люди не хотят слушать друг друга, чужое мнение у них вызывает лишь позывы рвоты. Чтобы выделиться и чего-то добиться, надо наводить мосты, стелиться перед кем-нибудь, а для меня это не приемлемо. Вот, послушай, это тоже стихи Вики Згибловой.
          Он начал читать, резко и отрывисто, как лай дворовой собаки.


МНЕ НЕ НУЖНЫ МОСТЫ…

Такие не плачут. Такие не просят.
Таких ненавидят. Таких превозносят.
Такие боль прячут глубже под кожу,
Ее не увидишь, им имя дороже.
Такие уходят всегда по-английски.
Таких не удержишь когда они близко.
Такие свободны. Они одиноки.
Такие несчастны. Их раны глубоки.
Но ты не увидишь, их сердце закрыто.
Никто не забыт и ничто не забыто.
Леча свои раны стаканами виски,
Они забывают обиды и близких.
Их крылья поломаны. Жизнь опустела.
Осколки мечты впиваются в тело.
Поглубже педаль и ветер по венам.
Они не вернутся. Им нету замены.


          В автобусе раздался гром аплодисментов. Во время чтения стихов даже экскурсовод замолчала, будто поперхнулась последним словом и не могла  продышаться.
          - Не надо. Не артист, – хмуро сказал Артём и сел на своё место.
          Какое-то время в автобусе царила тишина. Все словно бы осмысливали услышанное. Затем снова заговорила экскурсовод. Всё снова  вернулось  на круги своя.

          Выгрузились в селе Соколиное. Далее к каньону пять километров шли пешком. Для молодёжи, без рюкзаков, налегке – это лёгкая, приятная прогулка. Тем более, что шли по лесу по ровной дороге и только приближаясь к каньону, дорога стала кружить; то подниматься, то опускаться а на входе в каньон всех ждал сюрприз: огромный старый дуб с дуплом.

          - В дупло можно положить записку, – пояснила экскурсовод. – В следующий раз приедете, а она будет там лежать.
          Некоторые соблазнились такой экзотикой и у дуба задержались на короткое время.
          С тропы, ведущей в каньон, уже можно было оценить величественность природного образования. А когда шли по дну каньона, вдоль речки, проложившей там себе русло (Аузун-Узень – пояснила экскурсовод), прыгая с камня на камень, величественность каньона ещё более поражала. Отвесные стены уходили вверх на сотню метров, а в особенно узких местах, где каньон сужался до двух-трех метров, и на все триста. И тогда экскурсовод предупреждала, чтобы не кричали и даже громко не разговаривали: чтобы не вызвать камнепад.

          Речка иногда расширялась и образовывала небольшие неглубокие озёра, их «ваннами» называла экскурсовод. К одной из них и вёл маршрут.
          - Это маленькое озеро называется Кара-голь, или Ванна молодости, ; поясняла экскурсовод. – По легенде его нашёл один местный житель преклонного возраста, искупался в нём и стал молодым прекрасным юношей. Вернулся он к своей старухе, рассказал ей всё и отвёл к озеру. Но старуха оказалась жадной, слишком долго плескалась она в озере, и обратно домой бывший старик нёс её на руках в виде новорождённого младенца. Так что если кто желает омолодиться, может искупнуться, но только недолго, вода в озере холодная, всего одиннадцать градусов.

          - Пойдёшь купаться, Никитка-тка? – спросил Артём с вечной своей иронией в голосе.
          - Я не любитель экстремальных развлечений.
          - Разве это экстрим? Вот если без презерватива «имеешь» мулатку на Кубе – это экстрим. Ну ладно, шучу, – закончил Артём, наблюдая скривившуюся физиономию Никиты.
          - А вон фотограф стоит. Давайте сфотографируемся  все вместе, – сказала Кира.
          - Какой-то вид у него подозрительный, – сказал Никита.
          - После разговора с Артёмом для тебя всё становится подозрительным, – сказал Алёша. – Ну не шпион же он, право. Обыкновенный караим.

          Фотографирование оказалось недешёвым удовольствием. Снимались Поляроидом, редким тогда «гостем» в Союзе, но зато каждый тут же получил цветную фотографию на память. И ещё, когда расплачивались с фотографом, он сказал странную фразу, смысл которой никто из них тогда не понял:
          - Всегда держите это фото при себе и будете знать, что с кем из вас происходит.


          Прошли годы. Река времени неумолимо несла их вперёд. Первое время они ещё встречались, а потом всё как-то растворилось в серых буднях, появились новые неотложные дела и встречи.

          Кира, окончательно убедившись, что Никита ею не интересуется, как-то очень быстро и буднично вышла замуж за Алёшу. Несмотря на это, они остались добрыми друзьями. Никита окончил институт и работал в больнице в Сосновой Поляне. Алёша преподавал историю в школе. Кира была в декрете. Лена, вопреки всем её мечтам, не стала директором универмага. Когда она окончила институт Советской торговли, как раз начался период «гласности и перестройки». Лена уехала в Израиль. Сначала они регулярно переписывались, а потом Лена надолго замолчала. Через некоторое время, до Киры дошли слухи, что Лена погибла: палестинские террористы обстреливали Израиль ракетами с территории Ливана, и одна из них упала во дворе дома Лены. Недолго погоревали ;  ведь жизнь течёт дальше. Как говорил Оскар Уайльд устами одного из своих героев: «Мне не составляет труда пережить несчастье другого человека». Что касается Оли, то она  стала тренером.

          Однажды Никита перебирал залежи старых фотографий. Наткнулся он и на те, что были сделаны в то лето, когда они отдыхали всей компанией в Крыму. Он неторопливо просматривал их, вспоминал различные эпизоды, связанные с каждой, пытался вспомнить многие уже подзабытые лица. Опознал Петра Дмитриевича и его сына-спортсмена Димку, спрятавшихся на заднем плане общей фотографии в Севастополе. Как сложилась их судьба? Димка, по всей вероятности, не стал известным спортсменом. Вспомнил рассказы и анекдоты от Петра Дмитриевича: «Сегодня на рынок ходили и в историю попали». «Что за история?» «Да воришка что-то спёр у покупателя и дёру. Димка за ним погнался. Так и не догнал». «Обижаешь, папа. Не только догнал, но даже обогнал! В парк я первый прибежал. Я ещё оглянулся, так его уже и не видно было, так отстал».  А вот фотографий Артёма не было ни одной. Но Никита и не расстроился.

          И вот очередь дошла и до той, что  они сделали в озера Кара-голь. Сначала Никита не понял, что с ней случилось. Какая-то ерунда. Испортилась от времени, что ли? На фотографии не было Лены. То место, где она стояла рядом с Кирой, положив руку ей на плечо, было пустым. Ничего там не было… то есть, был фон: с коричневатым оттенком вода, белые скалы сзади с редкими пучками зелёной травы, и всё. Лена исчезла. Никита потёр лоб. Что бы это могло быть? Стал вспоминать. О чём там предупреждал нас тогда фотограф? «Держите фотографию при себе и всегда будете знать, что с кем происходит?» так, по-моему. Никита ещё раз более внимательно стал разглядывать фото и заметил ещё одну особенность. Если фигурки Киры, Алёши и его самого были яркие, резкие, то Оля на фотографии выглядела бледновато. Если предположить, что фотография показывает возможную вероятность перехода в мир иной, то с Олей явно было что-то не так.

          Никита не стал рассказывать о своём открытии никому. У Киры он взял телефон Оли, сам он поддерживал отношения только с Алёшей, и созвонился с ней. Через несколько дней они встретились в кафе на Невском, известное как «Лягушатник». Оля была непритворно рада встрече. Прошло всего семь лет, многое уже позабылось, и тем приятнее было что-то забытое вспомнить. Оказалось, что она не была замужем, но имела ребёнка шести лет по имени… Артём. Никита чуть не подавился, когда услышал об этом. Он ненавязчиво перевёл разговор в русло беседы о здоровье. Тема эта конечно неисчерпаема среди пожилых людей, но её не касается молодёжь едва за двадцать, если нет чего серьёзного. Оказалось, не просто серьёзное. Оказывается, Ольгу уже какое-то время стали мучить боли в ногах и ночью они не только не утихали, а наоборот, усиливались. «Стало трудно на работе что-то делать. Ни одно упражнение не показать. Не знаю, как быть». Никита уже поставил диагноз, и этот диагноз был приговором. «Рентген нужно сделать. У нас в больнице рентгенолог хороший, я тебя проведу». Разговор на этом закончился. Через несколько дней диагноз подтвердился: саркома Юинга. Потом обследование на Песочной, где выяснилось, что уже есть и метастазы. Затем лечение совсем не в том объёме, что требовалось. А что сделаешь, если наступили чёрные девяностые, коммунисты оказались совсем не коммунистами и активно принялись за передел накопленных денежных средств, затем природных ресурсов и недвижимого госимущества. Сталинский наказ: «Нет человека – нет проблемы» выполнялся тогда безусловно. Всё это время Никита день за днём мог наблюдать, как изображение Ольги на фотографии медленно, постепенно сходит на нет, растворяется, исчезает и однажды, проснувшись утром, он его уже не смог разглядеть. Он позвонил в больницу и ему сообщили, что ночью Ольга умерла.

          И после этого случая Никита ничего не рассказал Алексею.
          Время шло, жизнь текла своим чередом. Вот закончилось и ельцинское лихолетье. Часто встречались, много говорили о жизни, прошлом и будущем. Алексей отличался завидным оптимизмом и под все события подводил теорию пассионарности Гумилёва, так что в конце концов Никита взял у него кое-что из Гумилёва почитать, но так и не осилил, забросил куда-то.

          Потом Алексея повысили, перевели в администрацию губернатора в помощники по образованию, он к тому времени уже директором гимназии был. С того времени и начались неприятности.

          Он выступал против политики в образовании, навязываемой стране Фурсенко. А о ЕГЭ отзывался, как о плане Запада по дебилизации России, продолжении «плана Даллеса» цель которого – уничтожение мыслительного потенциала России.

          С этого момента Никита заметил медленное, но верное изменение фотографии. Изображение Алексея становилось всё бледнее и прозрачнее, и вот однажды наступил день, когда оно исчезло вовсе. Именно в этот день был убит Алёша.


          Мог ли я двадцать лет назад предположить или даже подумать  о том, что в стране где я живу будут так просто, походя, прямо на улице среди бела дня, убивать людей? Для меня, жившего в розовых иллюзиях советского общества даже сама мысль о возможности возникновения такой мысли была невозможна. И правильно ли я поступил, что не рассказал о пророческом характере этой фотографии Алёшке, когда уже уверился в этом на все сто процентов. А это случилось после смерти Оли. А ведь я хотел рассказать, но всё как-то не находил повода. Теперь мне терзаться этими мыслями и сомнениями всю оставшуюся жизнь. А если бы я рассказал? Что изменилось бы? Неужели он изменил  бы своим идеалам? Сомневаюсь. Любимого им Гумилева я всё-таки прочитал и понял, что пассионарные люди идут до конца и добиваются своего даже с риском для жизни. Ибо идеал цели для них дороже жизни.

25 мая 2010 г.