Шахтёрская баня

    Я работал на шахте бурильщиком. Моя задача – бурить дыры-шпуры в подрезанном врубовой машиной угольном пласте. Затем в эти шпуры взрывники вставляют заряды и раздробляют угольный пласт так, чтобы горняки могли его перебросить лопатами на конвейер. Один цикл выемки угольной лавы длился 8-9 часов. Бурильщик должен был начать бурение нового цикла тогда, когда навалоотбойщики производят выемку угля почти в конце лавы вверху, и закончить практически вместе с окончанием цикла выемки. Я справлялся с работой примерно за два часа. Таким образом, у меня был ненормированный рабочий день: я трижды в сутки спускался в шахту и выезжал «на горА» без всякого графика.
    Путь шахтёра на работу и с работы обязательно проходил через шахтные раздевалки-бани. Сами понимаете, шахтёр, готовясь в шахту, надевал пропитанную угольной пылью робу, которая хранилась в раздевалке, а выходящий из шахты был чумазее негра. Чтобы вновь обрести человеческий облик, нужна была баня. Она находилась в смежном с раздевалкой помещении.
    В бане было два отделения: женское и мужское. Но как раз в этот период по постановлению правительства женщин перестали принимать на подземные работы, и женская баня  практически пустовала. Пересмена длилась около двух часов в мужском отделении, после чего в нём производилась уборка. Сами уборщицы, закончив работу, тоже мылись в мужской бане. Редкие горняки, выходившие из шахты в неурочное время, их не смущали.
    Зато они смущали меня. Первый раз, выйдя на горА в неурочное время, я разделся и вошёл в душевое отделение, но тут же выскочил, думая, что ошибся: там стояли под душем и намыливались одни женщины. Сзади меня раздался смех. Осмотревшись и поняв, что всё правильно, я на всякий случай крикнул:
 -  Эй, красавицы, а где же мне мыться?
 -  Заходи, заходи, не смущайся, - был ответ.
    Я вошёл, стыдливо прикрыв естество руками и отвернув лицо. Снова смех.
 -  Чего ты прикрываешься? Не бойся, не откусим.
 -  Не отворачивай глаза, не сглазишь.
    Я прошёл к дальнему душу в более тёмном углу и отвернулся от женщин. Но вскоре понял, что стесняться нечего: в душевую заходили другие горняки, становились рядом с женщинами и, обмываясь, спокойно разговаривали на бытовые темы. Иногда разговаривали на интимные темы с солёными шутками, как то:
 -  В твою … кулак пролезет, Как твой мужик в ней не утонет.
 -  У маво мужика не то, что твой …  милиционеру на свисток.
    Или:
 -  Да, завидная у тебя дубина. Я бы поменяла сваво мужика на тебя.
 -  А мне объедки не надо.
    И т.д. и т.п.
    Обычно во время «интернационального» купания я уходил в дальний угол: мой член был очень чувствительным к виду женского интима, мгновенно поднимал голову. Я этого стеснялся, приходилось осаживать его холодным душем.
    Однажды я оказался в душевой наедине с женщиной лет 35-ти. Звали её Люба (мы знали всех уборщиц по именам). Она была белокурая и грудастая. Волосы на лобке, тоже светлые, от потоков воды свисали прямыми прядями, обнажая мясистые половые губы. Картина была столь притягивающей и возбуждающей, что я не мог отвести взгляд, а мой член не обращал внимания на холодный душ.
 -  Что ты его мучаешь, - сделала мне замечание женщина, - пусть себе торчит, - на её лице расплылась ухмылка. Чуть присев и разведя ноги пошире, она начала тщательно промывать промежность, широко разворачивая при этом половые губы. Всё это священнодействие было обращено в мою сторону, и Люба бросала на меня явно приглашающие взгляды. Я понял и...
    Теперь я всё время старался выезжать на горА в середине смены, когда уборщицы купаются.