Контрастный душ

«Пусть влюблёнными лучами
Месяц тянется к земле,
Не бродить уж нам ночами
В серебристой лунной мгле»
 
Джордж Гордон Байрон

       Отношения их медленно, но верно иссякали. Молодая и красивая, интеллигентная и утонченная, хрупкая и изящная женщина, чем –то отдаленно напомнившая ему в третьей четверти жизненного пути его первое юношеское чувство, постепенно утрачивала к нему интерес, и он это ощущал по краткости её интернет-сообщений, по дежурности их содержания (фразы типа : «привет» или «какая классная погода» им трактовались именно так), наконец, по её внезапным периодическим исчезновениям. «Наверное, кто-то иной свежий и увлекающий вошел в её жизнь» - думалось ему.
Собственно, никаких отношений и не было – лишь несколько встреч поздними и сырыми декабрьскими вечерами, несколько поездок по расцвеченному манящими огнями реклам и фонарей предночному Питеру на его авто, столько же букетов тщательно подобранных желтых цветов (ей такие нравились, поскольку отождествлялись с солнцем), два-три ужина в кафе и получасовые посиделки у неё в гостях за прекрасно-приготовляемым ею кофе. Не было ни совместных путешествий, ни посещений театров и выставок, ни будоражащих предчувствием и надеждой прощальных поцелуев – всего того, что в памяти влюбленных навсегда остается как «первичный конфетно-букетный период».

Почти все знакомые женщины утомляли его своей бессмысленно-суетливой болтовнёй, а она по большей части молчала и была прекрасной слушательницей, вот он и выговаривался. Выговаривался  за многие годы вынужденной закрытости, словно наверстывая упущенное,торопливо, будто опасаясь что-то не успеть сказать, делился своими мыслями и сомнениями, знаниями и наблюдениями, воспоминаниями и впечатлениями. И, уж поверьте, чем делиться у него было, ещё как было. Будучи от природы великолепным рассказчиком и зная это о себе, он полагал её немногословность за одобрение по умолчанию, и это его воодушевляло. Скорее всего, он не ошибался , и ей с ним в начале знакомства было действительно интересно и увлекательно. Так, будучи предельно откровенен, он, слово за слово, и впустил её в свой внутренний мир очень глубоко, чего никогда никому раньше не позволял, варясь годами в собственном соку, если можно так сказать. Это , наверное, его и сгубило, ибо познав предмет до конца, или даже ошибочно считая его познанным, большинство из нас интерес к нему теряет, особенно женщины.Так что, если чувствуешь интерес женщины и хочешь её удержать, нельзя себя выплескивать сразу, себя надо тщательно, аккуратно дозировать, обрывая разговор на интересном месте, оставляя недосказанным что-то важное, интригующее, не показывая свою суть сразу со всех сторон. Именно так поступают хорошие профессиональные режиссеры приключенческих сериалов, заканчивая очередную серию неким прерванным загадочным действом. Именно так и построен культовый фильм "17 мгновений весны". Распаленное любопытство зрителя с нетерпением ждет встречи с продолжением кино, а когда фильм завершается ещё долго тоскует по нему. Так и женщина начинает стремиться и нетерпеливо желать новых встреч с заинтриговавшим её мужчиной, пытаясь познать его, но не познавая никогда до конца и в разлуке скучает по нему. От такой почти наркотической зависимости до стабильной привязанности всего лишь маленький шаг, между ними даже нет четкой границы и возможно, она сама того не заметив перешла бы её. А если мужчина вдобавок ещё внимателен к женщине и заботлив (а он-то как раз и был таковым)- шансы возрастают многократно. 
 Однако, он, хотя все это прекрасно понимал, но воплощать в жизнь так и не научился и в чувствах расчетлив не был, а потому своей к ней открытостью в сущности сам и рубил тот непрочный сук, на котором восседал и, увы, сделал это весьма быстро. Возможно, будучи сдержаннее, он бы и вызвал в ней желанное ответное чувство, но тогда он не был бы самим собой. В общем, слишком быстро прокрутил он перед ней свой отнюдь не безинтересный сериал.

Ещё он посвятил ей почти сотню стихов, очень проникновенных, искренних и, без ложной скромности говоря, написанных настоящим поэтическим слогом ( среди его далеко не средних многочисленных способностей был и такой дар), но к таянию снега в её душе они не привели, да и писались не для этого. Со всей ответственностью могу сказать, что если кто-то считает, что женщина любит ушами и может полюбить за стихи, то он – наивный глупец. Конечно, в красавице Роксане и возникло в конце концов запоздалое ответное чувство к некрасивому поэту-герою  Сирано Де Бержераку, но не забудьте, что это всего лишь талантливый художественный вымысел гениального Эдмона Ростана. Никто, абсолютно никто ни сном ни духом не ведает, за что любит женщина, даже она сама. И как знать, быть может это какая-то ещё неоткрытая электрохимическая реакция столь сокрушительно будоражит души.

В мае к его разочарованию добавилось гораздо более страшное потрясение: на Троицу ушла из жизни старушка- мать. Сначала он словно не понимал этого, но осознание настигло его очень быстро и горячая волна острой боли захлестнула и разум и душу. Даже, когда 24 года назад не стало Отца, ему было не так тяжко. Он явственно помнил, что тогда жил и смотрел на мир словно от третьего лица, как будто бы случившееся произошло не с ним и не коснулось его. Это видимо включились в психике некие Богом предусмотренные защитные механизмы, спасающие от гибели и безумия при эмоциональном болевом шоке. Он и сейчас с надеждой ожидал этого, но на сей раз таинственная защита упорно не желала срабатывать.
А может быть с годами что-то разрегулировалось в нём и механизм этот просто пришел в негодность.

Короче, всё стало валиться из его рук, работа шла через силу с большим количеством ошибок, на дороге по его вине случились несколько мелких дорожно-транспортных происшествий и даже дома, упустив воду в ванной, он умудрился залить квартиру.
Итогом всего стало его решение уйти в отпуск впервые за 9 лет и уединенно пожить в санатории в Сестрорецке, ибо именно в этом благословенном пригороде Петербурга (тогда ещё Ленинграда) прошли с родителями несколько самых солнечных и беззаботных лет его детства и юности.Вот так он и оказался на две августовские недели в комфортном отдельном 2-х местном (других не было) номере на 7-м этаже санаторного здания с великолепным панорамным видом на Финский залив.

Уже спала невиданная доселе жара 2010 года и установилась комфортная предосенняя солнечная и умеренно теплая погода второй половины августа. После городской суеты первые дни сильно хотелось спать, но он ежедневно пересиливая себя просыпался рано и в одиночестве совершал долгие пешие прогулки по сосновому парку под мелодии своей молодости, льющиеся из его навороченного телефона-проигрывателя, прерываясь лишь на посещения столовой и лечебных процедур, а к вечеру возвращался в номер физически предельно измотанный, утоляя усталость ног контрастным душем и освежающим лечебным гелем. После этого выпивал 30-50 грамм привезенной с собою водки и снова покидал свой номер, чтобы на берегу залива встретить живописный темно-розовый закат, а затем засыпал крепко и глубоко без долгого смыкания глаз и сновидений.
Так было и сегодня, но, поставив на стол водку и наполнив рюмку, он внезапно с заново проснувшейся, уже подзабытой было тоской вновь ощутил всю бездонную глубину и безысходность вдруг нахлынувшего  на него собственного одиночества. Недолго думая, он достал и наполнил вторую рюмку, рядом положил начатую шоколадку и вышел на лоджию взглянуть, какой закат его  сегодня ожидает. Уже смеркалось, с залива дул тихий, свежий ветерок, но холодно не было и легкие барашки набегающих на берег  волн издавали еле слышное шуршание. Огромное темно-красное солнце начинало погружаться за горизонт увлекая за собой по ряби залива алую дорожку, а напротив в уже мрачнеющей синеве неба медленно выкристаллизовывался гигантский силуэт полудиска растущей Луны. Нежные ажурные кружева бесплотных облачков устилали небо над водой до горизонта и тоже подсвечивались гаснущим алым огнем.
Когда он вернулся в комнату, то при  сумрачном свете бра увидел сидящую за столом Её.
Как Ты попала сюда, Оля? – спросил он, нисколько не удивившись, словно давно этого ожидал. Она пожала плечами и таинственно улыбнулась своей жемчужной улыбкой, но ничего не ответила. На ней было черное платье, чуть закрывающее колени, на плечах белая шаль.
Маленькие ступни изящных стройных лапок как будто вросли в ажурные черные лакированные босоножки на высоких каблучках, а на аккуратно ухоженных миниатюрно-детских пальчиках ног ярко-красным перламутром отсвечивал, притягивая его взгляд, маникюр. Солнечные волосы источали чуть слышный завораживающий аромат духов «Chanel mademoiselle», который он ни с чем никогда бы не перепутал. Она подняла свою маленькую рюмочку и быстро, словно белочка, грызущая орех сделав глоточек, отломила ломтик шоколада. Он же, залпом опустошив всю свою рюмку, тотчас ощутил, как долгожданное тепло вливается и растекается по жилам, снимая накопившуюся усталость.
По-прежнему молча, она пристально взглянула на него своими бездонно-карими глазами-озёрами и подошла к дверям номера. Он проследовал  за нею, и через несколько минут они уже стояли перед невысокой каменной оградой, отделявшей парк от пляжа, и смотрели на ночное море.
Затем он взял в правую руку её маленькую холодную ладошку, и они в молчании двинулись по мощеной бетонными плитами дорожке вдоль парапета в сторону отчетливой огромной снежно-серебристой Луны освещавшей залив. Воды его за время отлива отступили на полусотню метров от берега, обнажив песчаные отмели с таинственными зеркалами луж. Ветерок утих, и ровная гладь, чуть поблёскивая, темнела до горизонта, а свежий не теплый и не холодный воздух нежной живительной лаской наполнял  легкие.На ночном пляже сгрудились стаи чаек, множественные силуэты которых виднелись поодаль на сухом песке.
Он несколько раз пытался с ней заговорить, но она молчала и лишь светилась странной загадочной улыбкой в ответ. Днём солнечные, волосы её приобрели тот же оттенок, что смотревшая на них Луна и казались снежно-серебристыми. Походка её была совершенно бесшумной, несмотря на металлические набойки каблучков, и не оставляла никаких следов там, где на дорожке оказывались кучки нанесенного ветром песка.
Они дошли до конца парапета, сели на стоявшую лицом к морю скамью и пробыли так минут 10-15 , вглядываясь вдаль. В центре открывающейся панорамы горизонт стал черным, море и небо слились и граница между ними исчезла, слева же на востоке эта граница осталась видна так как её обозначала переливающаяся теплыми огнями ниточка фонарей-бус, тянущаяся вдоль трассы, соединяющей Кронштадт с материком. Сам Кронштадт светился двумя-тремя одинокими верхушками своих зданий и явственно видимый в полдень купол Собора его сейчас не просматривался , зато перед ним можно было различить темный силуэт  острова – заброшенного форта «Серая лошадь».
Насмотревшись, Она вдруг без всякого к тому повода положила свою красивую голову ему на плечо, а он, осмелев несколько раз погладил её пушистые волосы, жадно вдыхая пьянящий аромат духов. Затем Она встала и, забравшись на парапет, медленно пошла обратно в сторону санатория на запад, где в его темном корпусе ещё чуть светилось последнее не спящее окно- окно их номера (уходя, он не выключил бра). Где-то далее, уже за санаторием из береговой линии покрытой лесом пробивались нечастые огни других одиноких строений.  Набежавшие тучи спрятали Луну и стали затягивать небо, но редкие звездочки все равно умудрялись проглядывать сквозь них голубыми точками. Он шел за нею чуть позади, завороженно глядя на её отточенную ладную фигурку и стройные лапки на высоких каблучках. Напротив санатория она обернулась, и он, правильно угадав, протянул ей руки, чтобы помочь спуститься с парапета. Она к его счастью приняла помощь, спрыгнула, и он несколько секунд с учащённым биением сердца ощущал её миниатюрное упругое тельце в своих объятиях, но тут же отпустил, и они прошли обратно в здание. Санаторий после 23-х часов запирают, но он, постучавшись, извинился: «пропустите, нас, пожалуйста, мы случайно припозднились, уж такой романтичный вечер». Охранник, как –то странно взглянув на них, открыл дверь, и они поднялись наверх. При свете ламп в номере лицо её показалось уставшим и не таким молодым, как всегда. Он понял, что на ней нет привычного макияжа, и вдруг подумал, что её 47 это тоже возраст, но почему – то от этой мысли она вдруг показалась ему даже более прекрасной и привлекательной, чем раньше. Сейчас перед ним стояла самая желанная, самая хрупкая, нежная и трогательная женщина, неповторимая и единственная, которую хотелось холить и лелеять, оберегать и защищать, а при виде выражения усталости на её лице желание это усиливалось многократно. Ты устала на высоких каблучках, я сделаю Тебе контрастный душ. Она отрицательно качнула головой, но он настаивал, он прямо взмолился- не отказывайся , Оленька, я просто хочу, чтобы Тебе стало легче, не обижай меня. При этих словах легкая тень раздражения пробежала по её ангельскому лицу, но она все-таки, по-прежнему сохраняя молчание, уступила и прошла в соседнюю комнату. Там , где полагалось быть небольшой ванной находилась открытая душевая кабина, отделенная от остальной площади выложенной мелкой плиткой низкой перегородкой. Такой же плиткой был выложен и весь пол. Окрыленный Её доверием, он принес в кабину пластмассовый стул, мягко усадил и медленными движениями, опасаясь причинить ей боль, расстегнул и снял ажурные босоножки. Словно выточенные из мрамора стройные ножки её, были твердыми  и холодными, а нежные детские ступни -напротив мягкими, но тоже холодными, и он понял, что она и в самом деле устала и ей больно.
Открыв воду, он сильными попеременно теплыми и холодными струями стал обливать икры и ступни, медленно обводя вокруг них душевой насадкой.
Затем взял чистое махровое белое полотенце и энергичными движениями растер их насухо, после чего щедро намазал освежающим гелем, которым пользовался сам. С лица её постепенно улетучилась усталость, оно снова помолодело,разгладилось  и долгий пристальный благодарный взгляд пока он протирал её босоножки послужил ему наградой за проявленную настойчивость.
В номере имелась вторая постель, и без всяких плотских мыслей он прошел обратно, чтобы приготовить ей ночлег. Вообще-то где-то в самых  потаенных мечтаниях, ему иногда желалось ласкать её молодое упругое тельце, но неизмеримо больше не иногда, а всегда, хотелось ласкать её душу, однако он хорошо знал и явственно отдавал себе в этом знании отчет, что такого не может быть, потому что не может быть никогда.
Постель была застлана, он предусмотрительно налил и поставил ей на тумбочку в изголовье бокал апельсинового сока и вернулся за ней в душевую кабину, но там теперь стоял только пустой пластмассовый стул, а Оли не было. Он бросился в коридор. Никого. Оля! Оленька! Олечка! – звал он, рискуя разбудить спящий этаж. Никто не откликался. Сбежал по лестнице вниз на вахту (лифт на ночь отключали). Охранник снова как-то странно посмотрел на него и сказал, что никого не видел. После небольшой паузы охранник спросил, не плохо ли ему и не нужен ли врач. Да, конечно, нет.
Он вернулся в оставленный открытым номер, не раздеваясь бросился на приготовленную для неё постель и, уткнувшись  лицом в подушку, горько и громко зарыдал, даже не думая, и тем более не стыдясь того, что его могут услышать. Несколько мучительно долгих минут слёзы буквально душили его, но в конце концов иссякли, уступив место длительному и неспокойному, дурманящему сну.

Утром в семь сорок, как обычно мелодичный колокольный звон телефона-будильника вернул его к жизни. Несколько минут он лежал, вспоминая свой удивительный сказочный сон-мираж, а затем сел за компьютер (даже в отпуске он не расставался с ноутбуком) и в течение полутора часов записывал все, что вспомнил, а после  проследовал в санузел приводить себя в порядок к завтраку. И вот что застал он там: в душевой кабине на полу оставались не стекшие лужи, посередине стоял тот самый пластмассовый стул, рядом валялся совершенно пустой незакрытый тюбик освежающего геля для ног, а в воздухе  ощущался чуть слышный завораживающий аромат духов «Сhanel mademoiselle», который он ни с чем никогда бы не перепутал.

21 августа 2010 г.