Желаемое и действительное

Однажды много лет назад один друг мне вместо долга перед уходом в армию отдал свой саксофон как гарантию того, что когда-нибудь он принесет за него денег.



Саксофон лежал на шкафу завернутый в кубинский мешок из-под сахарного песка и иногда сползал к краю и падал на кого-нть. Тогда жена моя сказала, что она не может с опаской подходить каждый раз к шкафу за ее же вещами, чтобы не бояться быть пришибленной замечательным, но диким инструментом, и саксофону разрешили спуститься на пол.



Мой сын принял его в круг своих игрушек с музыкальным уклоном: он наказывал непослушных медведей методом втыкания их в инструмент.

Как-то раз ко мне в гости пришел один музыкант-бизнесмен, освободил очередного медведя от наказания и сыграл кусочек из веницианского капритчио Чайковского (ему было все равно на чем играть и что играть – он перекладывал музыки сразу). А потом спросил меня, почему я сам не играю. Я сказал, что могу играть только зорьку на пистон-корнете или горне. Он заверил меня, что на саксе примерно также, только больше места для импровизации и размышлений.

Короче, одним летним вечером, когда все родные были на даче, я взял мундштук в губы.



Звук получался довольно надрывно-зурновым, как на грузинских похоронах. Но мне он нравился.

На звук пришел сосед - Гаврош, которого токо что выпустили из тюрьмы по состоянию здоровья. Пришел он не один а со своей губной гармошкой, и мы стали играть блюз.

Нельзя сказать чтобы я был настолько самонадеян чтобы не понимал, что музыка наша требует дальнейшей отточки, но все равно успешно сублимировал качество звука «душевностью» и был доволен результатом.

Мы собирались с Гаврошем все то лето на наши джемы по 3 раза в неделю.

Гавроша на лестнице все боялись, поэтому даже участковому никто не жаловался.

Одним вечером он привел своего кореша, который токо вернулся из зоны, а баба того за  время отсидки скурвилась и разогнала его из когда-то их общей комнаты.

Кореш умел играть на струнных. Он сказал, что поживет у меня недельку и согласен платить четвертак за ночь (ему токо что вернули его долю за отсидку).

Вещей у него не было совсем, но он не унывал и пользвался моими.

Днями он спал поздно, а потом читал Диккенса и курил на раскладушке.

Он то и сообщил мне однажды, что я играю на саксофоне крайне плохо. Я принял новость как и полагается мужчине. Однако, Гаврош отнесся к ней мягко говоря болезненно. Они сцепились с корешем в физической схватке, а я, бледный, подсчитывал урон домашнего имущества.

В конце концов все обошлось. Я попрежнему люблю саксофоны, но на них больше не играю. Та история подучила меня, как не стоит выдавать желаемое за действительное. Все ведь могло кончиться не просто ломкой мебели и битьем посуды