По душам

Денис давно не чувствовал себя таким маленьким.
Евин папа – это такая круглая штука с бородой. Борода седая, а глаза веселые. Курит безфильтровку, приму. Как это вообще можно курить?
Он ниже Дениса на голову. Но Денис все равно маленький.

- Ну и что у вас с дочей? – спрашивает папа Евы.
- А мы… наверно… поженимся! – говорит Денис и тут же думает: блин, это я, что ли, сказал?
Неприятно чувствовать себя идиотом. Надо тоже закурить. Елки… где они? А. Вот.
- Ну и когда будет это… счастье? – ехидно спрашивает толстый бородатый дядька, Евин папа.
- Ну… как бы… вот заявление пойдем подавать. На этой неделе.
Как бы Евку не спалить, главное – не спалить Евку!
- Я смотрю, ты и семью содержишь, вон сколько наволок – говорит папа Евы.
- Игорь Иванович, ну мы вот… как бы…
А что сказать-то?
- Как бы моя дочь всегда как бы отличалась как бы жалостью к беспризорным зверюшкам – говорит Игорь Иваныч. – Но с тобой у нее ничего нет. Так что не ерзай. Я матушке не скажу.
- Как это – ничего нет? – возмущенно вскидывается Денис.
- А так. Я что, свою дочь не знаю? И убирай носки из-под дивана. Она с Маринкой спит, а ты в зале.
- Так а… она приходит. Да.
Ой, ну пошло как-то. Похабно.
- Ага. Она приходит… Я что, свою дочь не знаю, повторяю я тебе. Нет у вас ничего. Я думаю, ты мне это сам скажи, и расслабься, наконец. Что ты у нее делаешь? Тебе переезжать некуда, или она не пускает?
- Да – говорит Денис. – Да, нет ничего. Она пускает. Но ей одной жить сейчас нельзя. Я не прижива… не альфонс. Нет ничего, но она болеет.
Евин папа говорит:
- Пока ты там болтаешься, она будет на тебе висеть, не даст жить. И сама жить не будет. Я поэтому матери и не позволяю ее домой к нам перетаскивать. И ребенка не даю забрать. Маме только волю дай – она всех расселит и сверху сядет. Деня, ты последи за дочей, но долго не засиживайся. Она сама должна. Ты не бойся, она все сама сделает. Ей помогать нельзя.
- А вы жестокий человек – говорит Денис.

Нет, идиотом он себя больше не чувствует. Стало легче.
- Я еще и отец поганый – говорит Игорь Иванович. – Но свою дочь я знаю. Я виноват перед ней. Надо было с матушкой разводиться, когда можно было. Тогда у дочи был бы нормальный отец.
- Как такое может быть?..
- Молодой ты, вот и не понимаешь. Надо было. Ладно. Короче, ты дочу побереги, но… ты понял.
Денис все равно ничего не понял, но на всякий случай кивнул.

Ева в это время растаскивает по шкафам пачки с макаронами и крупой, расставляет в холодильнике банки, засовывает в морозилку поддоны с каким-то мясом, и расхваливает Дениса. Ева довольна, как бобик. Пять тысяч и продукты! Конечно, будешь тут довольной.
Василиса по очереди присасывается к сигарете, к пиву - и поддакивает.
- Он будет хорошим мужем! – говорит она.
В голосе Василисы звучит какой-то странный надрыв. Опереточный. Ева даже зависает у холодильника.
- Ну… да. Кому-то достанется – осторожно говорит она.
- Не кому-то, а тебе! – говорит Василиса, и в ее голосе уже совсем настоящие истерические интонации.
- Чего?.. – Ева, оторопев, поворачивается к Василисе – так и есть.
Абсолютно несчастная подружка уже натрескалась до черт знает, какого уровня, и готова, видимо, заплакать.
- Почему – мне?
- Ну, у вас же… отношения.

- Ой… - говорит Ева.
Она все поняла, и срочно ищет слова.
Слов нет. Есть глупое хихиканье. Аполлон пополам с Эйнштейном? А, и Блок еще. Дурдом какой-то.

А Василиса вообще уже хороша: губы дрожат, и пиво ей уже не горькое, и глаза какие-то слегка марсианские. Марка, на тебе шоколадку и… иди, детка… тут тетеньки с ума сходят. Надо же… Аполлон. Нашелся тут.
- Я тебе не хотела говорить… - лепечет Василиса.
Василиса может говорить тихо?
- А ну-ка, ****ь, быстро! Поставила свое пиво! – орет Ева страшным голосом.
Василиса сжимается, как будто над ней занесли даже не руку, а руку с карающим мечом.
- Быстро поставила свое пиво и пошла в ванну. Под душ! Какого черта ты взяла, что я с ним живу?!
- А что, нет?..
- Под душ, кретинка, и чтоб, когда вышла – была трезвая и красивая. Ну, я его прикончу. Ты с ним трахалась?!
- Нет, я с ним… Нет.
- Нет?! Я его убью. Вот гандон же, а? Ну не мудак? Он знает?!
- Да я ему ничего…
- Он к тебе ездил? С лета? К тебе?!
- Да. Но ничего не было.
- Пришибу идиота. Вася, пожалуйста, усвой раз и навсегда. У меня с этим типом ничего нет. Как ты вообще могла решить такую глупость?
- Да вы с ним всегда… - растерянно говорит Василиса. – Еще ты первый раз была замужем, и вы… Встречались. Все знали. Ты что думаешь, никто не знал?

Ооо, проклятая тусовка, идиотов куски – в ярости думает Ева. Ну почему все так глупо? Ну почему, если люди разного пола гуляют за ручку, это обязательно ебля?
Ну и что говорить этой… Так, стоп. А его я потом убью.
Если батя сейчас не убьет. Что-то у него вид был… загадочный.

- Василиса. Я тебе со всей ответственностью заявляю. Клянусь. Целую крест, полумесяц и российский флаг. Никогда ничего у меня с ним не было, и не могло быть, и не хочу я его.
- Ты меня… ты понимаешь, что ты делаешь мне больно? – шепчет Василиса. Шепотом. Совсем плохая стала, однако.
– Ты сейчас придуриваешься, строишь из себя ангела, а у меня-то по-настоящему. Когда ты захотела его видеть – ты просто написала в Интернете на первом же форуме, где ты модеришь. И что?! Ты хоть знаешь, из какой жопы он прилетел? Ты знаешь, что он деньги занял большие, чтобы к тебе прилететь, работу бросил, все бросил!
- Какие это деньги, сколько?
- Он уже отдал. Не миллионы, но он был в Индии. Он уже отдал этот долг. Он потому и квартиру снять не может, что отдавал постепенно. Не было у вас ничего?! Ничего?!
- Васька. Не было – жалобно говорит Ева и чувствует, что сейчас расплачется.

Она чувствует, что ее сейчас разорвет от любви – к Василисе, к Денису, к отцу, к дочери. Какие все хорошие. Их нельзя обижать! Надо это запить. Ева запивает это пивом.

- Васена, я очень рада, что у вас все так… И вы…
- Не у нас! Ты сейчас – мать-одиночка, брошенка, слабая. Тебе нужно помогать! Я не могу себе позволить так тебя кинуть! Я не могу, ты понимаешь? Он, он твой шанс выжить, ты хоть понимаешь, что с тобой происходит? Я трепло, я дура, но так я тебя не подставлю, и даже не надейся, и не ври мне!
- Вась, - растерянно говорит Ева – но ты тоже мать-одиночка. Брошенка.
- Я – сильная. – Отвечает Василиса. – А тебе плохо. Отнимать у тебя мужчину, который тебя любит, даже если у вас ничего не было, я не буду.
- Ты, Вась, дура, правда – говорит Ева. – Только не Дениска. Я… не знаю, как тебе это втолковать. Иди в душ. Когда ты оттуда выйдешь – красивая и трезвая! – я тебе его вручу в подарочной упаковке. Василиса, он мне не нужен… в этом смысле. И я ему тоже совершенно не нужна. Мы просто… как это тебе сказать… Друзья.
Василиса растерянно смотрит на Еву.
- Кто?.. Друзья?..
- Иди, проветрись, протрезвей, и верь мне, пожалуйста. Ну, какой мне профит тебе врать?
- Чтобы быть хорошей – отвечает Василиса.
- Это – твои игры. Я с рождения не хочу быть хорошей. Просто поверь.

Запихав Василису в душ, Ева идет на лестницу, отгоняет от Дениса папу, который уже что-то долго и весело рассказывает, папа уходит, а Ева говорит мрачно: ну пошли, дорогой. Предупреждает у порога:
- Убивать буду.
- А что я сделал? – удивляется Денис.

На кухне он ошалело выслушивает, что именно он сделал. Садиться. Встает.
И вдруг обнимает Еву за бока, нависая над ней, как подъемный кран.
Он сжимает Еву все сильней, даже потихоньку трясет ее, а она ругает его драматическим шепотом… и тут он говорит:
- То есть, я правильно понял? Пока я торчал у нее весь август и весь сентябрь. Пока я таскал на себе Мыша… и не знал, как к ней подъехать. Пока она мне мыла мозг, что у нас с тобой любовь, и я должен тебя спасать. Она все это время… Ой. Ну, вы бабы. Ну, вы дуры. Где она?
- Она пьяная в душе – отвечает Ева. – Ты как?
- Да я вот он. Она бы хоть намекнула. Евка, а ты видела, какие у нее глаза? Это же… Она же красивая, как картина! Но дура. Точно дура. Евка, я ей намекал.
- Идиот.
- Да ты хоть знаешь, что такое эта женщина? Она же, как посмотрит – так все падает. В смысле, сердце падает, сказать ничего нельзя. Ну и бесполезно же.
- А почему ты мне не сказал?
- А я и сказал! Я сказало, что ты ее совсем не знаешь.
- Она про тебя то же самое сказала. Абстракционисты больные. А почему ничего нельзя?
- Ну а кто я? Неформал-строитель? Я думал, у меня тут подвязки нарисовались… Поработаю… квартиру сниму, и тогда… Но как сниму – тебе же плохо. Ты болеешь. Короче, я молчал. Но я намекал. С ней нельзя по углам. С ней только по-настоящему.

И он говорит еще что-то отрывистое, а сам обнимает Еву, видимо, не осознавая, что он делает. Жмет ее сильнее и сильнее, и все говорит.
Ева утыкается носом в его свитер, а свитер пахнет папкиными сигаретами. Под свитером теплое мужское тело: бьется сердце, дышит грудь. Как же я тебя люблю, хороший ты мой – думает Ева. Как хорошо все складывается! Давай, делай что-нибудь с ней, она тебе подходит.

Они пропускают хлопок двери из ванной.
И вот на пороге стоит мокрая Василиса в Евином розовом халате. У нее очень широко открыты глаза. Она кричит… Или не кричит?
Она открывает рот, но нет ни звука.
***** – мрачно думает Ева.

А Денис еще крепче в Еву вцепляется, и, видимо, совсем растерялся.
Ева кое-как выдирается из его длинных рук, подходит к Василисе, берет ее за плечи, и, не слушая, что она говорит, и что он говорит, толкает ее к Денису.
Денис перехватывает Василису, как куклу из ваты, одной рукой. Другой рукой машет Еве: выйди.
- Она останется здесь! – наконец-то Василиса обрела дар речи, это уже хорошо.
- Я вас сейчас закрываю на кухне, и подпираю дверь табуреткой – говорит Ева. – А вы тут разбираетесь. Васька, либо ты нам веришь, либо нет. Сама решай. Короче, у тебя счастливая взаимная любовь. Ночевать можете у меня.

Ева выходит, пинком зарывает дверь, и кричит через плечо:
- Люди!!! Я вас очень люблю!!! Спасибо вам!!!