Голубиха

Женечка и Ева выгуливают детей.
Вдоль парковой дорожки наставлены скамейки, и голуби проходят мимо дозором, ожидая людей с булочками и семечками.
- Твой загорелый. Ты его возила на юг?- спрашивает Ева.
- Не, он от природы такой. Да я же чурка сама - отвечает Женечка. - У меня мама бурятка. Батоева.
- А? Погоди... она же преподает русский язык. Хотя да. О чем я.
- Она доктор наук - говорит Женечка. - Она знает наизусть больше тысячи русских частушек. Вот такая у меня мама.
- Хорошая мама, да?
- Да.
Пашка пытается поднять на руки строгую беленькую Марку. "Ронишь!" - отталкивает его Марка.
- Просит сестру или братика - поясняет Женечка.
- Не, моя не просит - говорит Ева. - но я бы не смогла второго. Я такая мать... сомнительная.
- Да почему - Женечка разворачивается к Еве и даже взмахивает рукой. - Она у тебя вполне счастлива! Сытая, одетая, веселая. Ты слишком требовательна к себе.
- Я дерганная. Я за Маринкины нервы беспокоюсь, потому, что я все время кричу.
- Зато ты мама.
- Но это не отменяет сказанного. Вот поэтому я и не хочу второго ребенка.

Они сходили посмотреть макеты динозавров, и теперь идут обратно.
Маринка бежит впереди Пашки. Вдруг она подворачивает сандалик, падает на дорожку, и Ева действительно кричит:
- Куда, сволочь?!
Одним длинным прыжком, словно балерина, летит вперед. Присаживается, поднимает Маринку за бока, продолжая кричать:
- Что ж ты делаешь, скотина! Вот упала, все-таки упала! Колготки измазала, дрянь! Ушиблась!!!
Прижимая дочь к груди, спрашивает:
- Больно, да?
Маринка наваливается на Еву, обнимает ее. Ева встает, с Маринкой на руках.
Пашка смотрит на Еву грозными черными глазами:
- Вы почему ее так наругали?
- Вот видишь! - говорит Ева Женечке - Видишь, вот какая я мать. Зачем я сейчас на нее наорала?!
- Да ты напугалась, ты же напугалась! Я за своего уже не так боюсь, а твоя маленькая.
- Мама, ты не плачь, мы колготки постираем - вдруг выдает Маринка.
Ева понимает, что сейчас надо плотно закрыть рот, зажмурить глаза и потерпеть. Пройдет.

Они стоят и молчат; наконец, Ева понимает, что волна ушла, угроза миновала, и теперь у нее будет почти нормальный голос. Можно поговорить с маринкой. Нужно.
- Марочка, Марочка, колготки - это ничего, мы с тобой вместе их постираем, ты скажи, ты убилась, тебе больно?
- Не - сопит Маринка. - Пусти. Я сама.

- Ты изменилась, но это лечится - говорит Женечка.
- Ага. Медитациями и валерьянкой. Я всегда была припадошная.
- Неправда. Ты всегда была... веселая и громкая. Тебе нужно подождать. Сколько с тобой... эта беда?
- Года два.
- Долго. Но ты, конечно, можешь все контролировать. Просто не думай, что ты плохая.

Маринка бежит за голубем. Голубь нагло вышагивает от нее прочь. Не пытается взлететь. То ли правда обнаглел, то ли играет с человеческим птенцом.
- Голубиха! Голубиха! - восторженно кричит Маринка.
- Голубь! - поправляет Пашка.
- Нет! Голубиха! Тетька! - настаивает Маринка.
- Я ей объяснила, что птицы и звери бывают разного пола - объясняет Ева.
Маринка оставляет голубя в покое и идет к Еве.
- Мама! Бегать устала.
- Давай посидим.
- Голубиха там - возражает дочка.
- Ну, давай вместе бегать! - соглашается Ева.

Берет Маринку, зажимает под мышкой - чуть вперед, подхватывает под пузико, и начинает носиться за голубями, крича: кыш! кыш!
Маринка хохочет и тоже кричит: "Кыш!"
- Нормальная ты мать - пожимает плечами Женечка. - Наговариваешь на себя. Псих, вот и все.
Ева ее не слышит. Они с Маринкой орут и смеются. Бегут.

- Я знаю, что со мной. То есть... Я знаю, как выглядит проблема.
- Ты думаешь, что Валерик ушел, потому, что ты была недостаточно хороша? Или ты подумала, что была недостаточно хороша... Да, так бывает, я знаю. Ты подумала, и стала... дергаться... а он повелся на это и...
- Ну Жень... - тихо улыбается Ева. - Ну я сама могу катать такие телеги. Обозами, Жень. При чем тут мой Валерик - ушел и ушел, попутного ветра. Все дело в осколке.
- Ну?
- Такое получается. Я умная, веселая, добрая. Вот я себя откровенно подзапустила, правда. Но ведь могу быть хорошенькой, как куколка. И с какого-то момента я и правда стала, как куколка. Куколка Вуду. У меня все время ощущение, что я восковая куколка с дырками вместо глаз. Условная. Мне нарисовали улыбку и все время тычут в меня иголки. Кто-то сидит в темноте, смотрит на огонь и втыкает, втыкает в меня иголки. Как-то так.
- Ничего себе.
- Я понимаю, что мне хотят помочь. Я сама себе хочу помочь. Но "Кто-то черное солнце замазал черной гуашью. И белый день замазал черной гуашью. Кто-то все не черное черной гуашью мажет".
- "Но в белой дали кто-то белой косынкой машет"!
- Ага. Но я не вижу ту косынку. Вот в чем дело. Помнишь, в "Снежной Королеве" людям в сердце и в глаз попадал осколок, и все им виделось безобразным? Вот это про меня. Разумом понимаю, что гон, психоз. А все безобразное. Ты сейчас со мной говоришь, а я думаю всякие гадости.
- А ты ищешь, где подвох?
- Я знаю, что подвоха нет! Но ничего не меняется. Я тебя слушаю, понимаю, но смысл твоих слом не имеет значения, осколок мешает.
- А если осколок растает?!
- Когда, а не если. Когда осколки растают, я стану, какой была. Но я сама не могу их расплавить. В этом и проблема.
- Ну хорошо. Сейчас мы поймаем детей и поедем ко мне или к тебе. Осколки осколками, но жить-то надо.
- Давай лучше ко мне - вздыхает Ева. - Чтобы мне не пришлось уезжать поздно. У меня, кстати, Денис поселился.
- Денис?! Он что, приехал?
- Да уже пара недель, как. Поехали, Дениска будет рад тебя видеть.