Дружба

Ева моет посуду, с неудовольствием чувствуя, как в резиновых хозяйственных перчатках преют руки. Брызги летят на домашнюю футболку поросячьего цвета. На футболке написано "I am very sexual, the cowboy!" футболка помнит еще времена кооперативов и перестройки. Футболка оттуда родом.

В полосатом кресле сидит Василиса, выставив из-под длинного холщового сарафана босые широкие ступни.

Василиса листает каталог от "Avon", Ева моет и моет посуду, шумит вода.

На плите стоит оранжевая кастрюля. На донышке умирают остатки супа. Из кастрюли торчит поварешка.
Маринка влезла на стул играть в хозяйку. Уцепив поварешку, размешивает содержимое. Со стула далеко тянуться, Маринка стоит на цыпочках, вытянув шею, на белобрысой маковке хвостик - антенна, на хвостике азартно дрожат пластмассовые красные цветочки.
Поварешка постукивает о дно кастрюли.
Ева протирает содой предпоследний грязный стакан.

- Маринка сейчас опрокинет кастрюлю - говорит из кресла Василиса.
- Не опрокинет - отмахивается Ева. Она принимается за противную от жира тарелку. Прибавляет горячей воды.
- А я тебе говорю - опрокинет.

Маринка продолжает орудовать поварешкой.

- Ну и что? - отвечает Ева. Берет металлическую щетку. Трет пригоревшие пятна каши.
- Опрокинет - тебе убирать - настаивает Василиса.
- Уберу. Занят ребенок? Ну и пусть развлекается.

Маринка напевает что-то на своем двухлетошном языке.

- Почему ты ей позволяешь делать подобные вещи, я не понимаю!
Ева добирается до сковородки. Сковородка страшна.
- Попустительствуешь, а потом будешь каяться. Опрокинет ведь сейчас!
- Не должна.
- Ну, когда опрокинет - поздно будет каяться, ведь так?

Ева протирает содой последний грязный стакан. Все. Осталась только большая оранжевая кастрюля.
Маринка нечаянно оступается на стуле. Кастрюля летит на пол. Остатки вчерашнего супа - на плиту, на пол и на Евину футболку. Маринка испуганно хнычет. Из кресла Василиса восклицает триумфально:
- Ну я же говорила!

Ева берет ребенка, спускает на пол, тихонько подсовывает тряпочку. Потом берет тряпку побольше. Мать и дочь вытирают пол - Маринка размазывает, Ева убирает.

- Если бы ты послушала, что тебе говорят, не пришлось бы сейчас корячиться - заявляют с кресла, из-за каталога "Avon".
- Мне полезно - отвечает Ева.
- Ты такая интересная, всегда умудряешься сама создать себе проблему!

Ева прополаскивает тряпочку под краном. Маринка уходит в свою комнату.

- Очевидно ведь было, что кастрюля навернется.
- Ага.

Ева вешает тряпку на раковину и уходит в ванную застирывать футболку и переодеваться..

Вслед она слышит вопрос: "Можно, я от тебя позвоню, кстати?"

Пока Ева переодевается в ванной, Василиса звонит из комнаты, прикрыв двери. Ее все равно слышно, но она этого не понимает.
Ева прислушивается.

- Да, а я в гостях. На Торговом... Нет, у Евы. Нет, вроде, нормально, дочка у нее. Да, дочка, два года. Два с чем-то... Не знаю, почему. Ну, она же как всегда... Представляешь, сейчас ее дочка лезет в кастрюлю с супом, я говорю - опрокинет. Ева - Нет, не опрокинет. Я говорю - опрокинет! Ева - нет, не опрокинет. Ей просто лениво, понимаешь, тупо, шаг сделать и отогнать ребенка от кастрюли! Просто лениво! Ну, конечно, опрокинула. Вся кухня, вся плитка, все в супе, Ева полдня вытирает пол, сейчас вещи стирает. Всего дела было - отогнать ребенка от кастрюли.

"Нет.- Думает Ева. - Дело в том, что Марке в кайф хозяйничать и болтать в кастрюле поварешкой. Кто я такая, чтобы ей мешать. Я мою посуду, а Марка играет в супчик. Когда она опрокинет кастрюлю - она будет знать, что такое опрокинуть кастрюлю. Так зачем я должна лезть к ней под руку из-за пяти ложек подкисшего супа? Мне что, трудно вытереть пол? Но тебе это бесполезно говорить. Ты не слышишь."

- Ей очень тяжело - доносится в пол голоса из комнаты.
- Я думаю, все-таки из-за этой вот... какой-то бесхарактерности. Какой-то вот... лени постоянной. Она как рыба. Мороженая рыба. Нельзя же так себя запускать из-за мужика. Я ей говорю - ты должна себя держать во как! Конечно, я ее не бросаю. Она же немножко дура. Что она без меня будет делать?... Ну... ну позвони ей, если хочешь. Только она, наверное, тебе не обрадуется. Нет, ничего такого! Она просто никого, кроме меня не воспринимает! Да, ей надо помочь. Да, ладно, я приеду, поговорим, дорогая. Ага. Пока.

...Ева стоит в тусклой ванной комнате, ласково поглаживает никелированный обогреватель, и думает: "Почему я это позволяю? Я ведь знаю. Все понимаю. Так почему я позволяю им гадить мне на голову?! Почему я пускаю их в свой дом?"

Когда Василиса наконец-то уходит, Ева принимает телефонный звонок.