Гиены

Мы были неразлучны. Даже в самые сумрачные и безрадостные времена наш путь освещало по-весеннему ласковое солнышко. Вся жизнь для нас двоих была удивительная дорога за руку. А как трогательно протягивала она мне свою маленькую ладошку. Всегда с каким-то немного робким видом, но в тоже время, будто доверяя мне самую большую ценность. Жаль, Вы её не знаете, поэтому просто не можете представить, какая она в эти моменты была милая. А какая у нее улыбка. Вы бы знали. У нее какая-то совершенно безусловная, безумно трогательная улыбка, и она беззастенчиво, хоть и невольно, влюбляет в себя весь мир. Я шутил, говорил ей, что просто жестоко так поступать, почти бесчеловечно. А она только смеялась мне в ответ, как всегда смеялась над моими идиотскими шутками. И я упивался этим смехом, этим страшным наркотиком. Я был готов сколь угодно долго играть роль шута, лишь бы Лили было не скучно в моем обществе. Да, её звали Лили. Даже имя у нее как цветок. На всей планете не нашлось бы человека, который любил бы эту девочку больше, чем я, и не только её, а вообще не нашлось бы никого, кто до такой же степени отдавал другому себя. А тем более делал бы это для своей сестры. Лили – моя младшая сестренка. А вы что думали? Стал бы я рассыпаться подобными комплиментами ради сторонней барышни.
- Принц, почитай мне вслух! Ну, пожалуйста!

Я уже и не помню, когда она присвоила мне этот титул. Так это было давно. Наверное, сразу, как дочитала «Маленького принца», так и стала звать. Смешная. Но я ей все позволял, и раздачу титулов в том числе. Мы весело вдвоем проводили время, нам, в общем-то, никто и не был нужен. Когда Лили было два годика, умерла мама, отец пропадал на работе, чтобы обеспечить нас, а мне была поручена забота о сестре. Так и получилось, что, по сути, мы были единственной семьей друг для друга. У нас был свой собственный мир, в котором из года в год очень мало что менялось. И даже такой пустяшной в сущности «традиции», как чтение на ночь сказок, мы не изменяли, хотя моей «розе» и было уже четырнадцать лет. Вот и сейчас, разве мог я отказать ей, сказать, что она уже слишком большая и сама может читать себе на ночь книги. Нет, не мог. Посему безропотно извлек из книжного шкафа зачитанные до дыр «Сказки Англии» и сам с большим интересом заново стал переживать приключения Питера Пена. Я читал, пока не услышал тихое, ровное сопение сестренки – заснула.

И так всегда – только расчитаешься, а она уже спит и третий сон видит. Я убрал книгу и погасил свет. Интересно, что ей сейчас сниться?
Вы, наверное, думаете какой я хороший. А вот черта с два! Сволочь я распоследняя. Сволочь и трус. Не буду вам всего рассказывать, но так получилось, что я по состоянию здоровья не могу заниматься физкультурой, и, вообще, очень тощий и хрупкий вырос. Другие ребята меня не принимали, пару раз избивали. И я забросил попытки свести с ними дружбу. А чтобы не помереть от тоски дома, поместил всю свою привязанность в сестру. И еще часто заявлял ей, чтобы она ничего не боялась, мол я рядом всегда – смогу защитить тебя от всего на свете, а сам трясусь при одном виде даже ровесников – они меня пальцем перешибут, если что. Но все равно продолжал рисоваться. Вот такая я скотина.
Но, по-видимому, за любые слова приходится когда-то отвечать. Я вам сейчас расскажу все, как было, без утайки, а вы не судите уж слишком строго. Это было в августе, четырнадцатого числа, кажется. На улице была чудесная погода, рано утром прошел дождик, и из окна так и тянуло этой чудесной, пряной свежестью. Мы пошли в парк, пока погуляли, пока уток покормили, как-то незаметно стемнело. Наш дом находится в глубине дворов, там сам черт ногу сломит, коли не знать точно, как идти. Но мы то могли найти дорогу хоть с завязанными глазами, поэтому шли, не глядя по сторонам, чересчур громко смеясь и переговариваясь, хотя тогда мы этого и не замечали. Неожиданно перед нами, словно из под земли, выросла огроменная черная тень, на которую мы и налетели, увлеченные разговором. Тут же, как черти из табакерки, со всех концов детской площадки к нам стали подтягиваться другие тени, на поверку оказавшиеся парнями, ходившими в местную подвальную качалку.

- Смотри, куда прешь, малявка, - гаркнул тот, на которого мы налетели.
- Ой, да это же наши недотроги, - взвизгнул другой и как-то подло засмеялся.
Я наивно попытался спасти положение и улизнуть:
- Ребят, вы что-то хотели? А то мы домой торопимся.
- Ну, нет. Уж снизойдите до нас. Постоим, поболтаем за жизнь.
А сами гадко скалятся и все сжимают кольцо. Я предпринял последнюю попытку сбежать и, покрепче сжав руку Лили, попробовал прорваться между двумя верзилами.
- Ты слышь чё, совсем оборзел в натуре. Будут еще всякие сявки тут пихаться. Все, надоел уже. А вот сестричка ничего твоя. Можно повеселиться.
В следующий момент я уже лежал на земле и последнее, что увидел, был летящий в лицо носок ботинка. Я на мгновение потерял сознание. А когда очнулся, услышал только удаляющиеся крики сестры. Я попытался встать, но не смог, да и что я мог сделать. Больше я никогда не видел Лили.
Сейчас, я могу вспомнить только две вещи - смех этих ублюдков, что гоготали как гиены, паршивые трупоеды. И бессилие. Бессилие, которое переполняло меня, когда я лежал на мокрой земле, глотал злые слезы с кровью и трусливо сжимал кулаки.